Под гробницей обнаружили небольшую комнатку, в которой горел синим пламенем огонь.
Тор молча прикрыл глаза, досчитал до ста и принял решение вызвать специалиста. Уж очень подозрительно древней была грубая каменная чаша. А ледяное пламя действовало на нервы.
Спешно вызванный Локи отозвался с задержкой, но все же пришел посмотреть на опасную находку. После чего молча достал нож, резкими движениями нанося на обод чаши угловатые символы, отменно знакомые Тору. Чашу окружила непрозрачная черная сфера, к которой Тор не рискнул бы притронуться палкой даже длиной в полет стрелы, после чего подхватил получившуюся конструкцию, спросил что-то у Бальдра, получил согласие и отправился к себе.
А Бальдр, невменяемый от восторга, вприпрыжку умчался вооружаться, не собираясь отказываться от возможности стать сильнее.
* * *
Мысль привлечь к процессу выманивания Найлуса и последующему его развоплощению Бальдра оказалась своевременной и удачной.
Люк чувствовал через Силу, как Найлус ищет щели в защите, и счет шел уже даже не на дни.
Но он подготовился и с уверенностью смотрел в будущее, расцвечивающееся вариантами возможного исхода конфликта.
* * *
Когда галька поползла в стороны, открывая провал, Найлус равнодушно шагнул вперед. В глубине дрожал теплый огонек, манящий ситха к себе, как мотылька — свечка. Вечно терзающие его тиски голода сжались, и Найлус, не колеблясь, рванул к еде.
* * *
Когда на монохромный пейзаж Луны вывалилась фигура, внушающая ужас и отвращение, Люк только брезгливо скривился, глядя на ворочающегося в центре огромной звезды, вписанной в круг, Найлуса.
Ужас Империи и Республики представлял собой чудовищное и противоречивое зрелище. Если смотреть только на внешность — неведомым образом шевелящиеся доспехи с плащом, ржавые, дырявые, разваливающиеся на части. Если смотреть в Силе... еще хуже. Чудовищный голод и редкие искры чуть теплящегося в этом ужасе разума.
Бальдр, стоящий рядом с Люком, зашептал молитву.
По вырубленным по окружности словам пробежал белый огонь, наполняя буквы Силой. Найлус дернулся, осматриваясь, перерубленная почти пополам белая с алым маска, представляющая собой очень стилизованный череп, заворочалась в дырявых складках капюшона, уставясь на Люка провалами глаз. Ситх встал, протянул руку к границе круга, отдернул... Создавалось отчетливое впечатление, что непонятно как выползший из могилы Найлус пытается понять, где он и что происходит. Барьер затрещал, удерживая заходившего по периметру ситха, выполняя свою задачу: удержать на одном месте, не дать сбежать.
Люк и Бальдр сцепили руки, объединяясь. Они вспыхнули факелами, свет растекся в стороны, вздымаясь в небо готовящейся обрушиться на врага гигантской волной. Найлус застыл, задрав маску, рука дернулись к сейберу, покрытому пятнами, свисающему с пояса, и тоже замерла.
В источаемой ситхом голодной агонии мелькнула нота чего-то странного: то ли смирения, то ли надежды... Люк разбираться в тонкой душевной организации Найлуса не собирался. Стена Света надвинулась на круг-ловушку, окружая его... и медленно сомкнулась, превращаясь в кольцо.
Люк уж было решил, что все пройдет гладко, но тут Найлус очнулся. Тьма взревела, пробивая Стену голодными протуберанцами, ситх сделал шаг вперёд, теряя обрывки плаща, начиная лупить Силой во все стороны сразу. Люк с Бальдром утроили усилия, не давая явно пришедшему в себя чудовищу сбежать. Почва под ногами задрожала, асы разошлись в стороны, беря Найлуса в клещи, давя Светом.
Бальдр начал хрипеть, тяжело дыша, глаза князя превратились в озера кипящего серебра, ослепительно белый Свет, надвигающийся на ситха, задрожал, раскаляясь до температуры плазмы, встречая свое подобие. Люк размеренно читал про себя Литанию Света, и спину вдоль позвоночника жгло так, словно в кожу вдавили раскаленное тавро.
Найлус упал на одно колено, бросив сейбер в Стену. Клинок погас, рукоять треснула, разделившись на две неровные части, показав алый кристалл, от которого пошел дымок. Ситх взревел, Сила долбила гигантским молотом, разбивая почву, но выжженные символы оставались невредимы, не давая удрать, а Стена, превратившаяся в единый монолит, с каждым ударом сердца сжималась все больше и больше.
Удар кулаком сжег металлическую перчатку, Найлус бился смерчем, Тьма выла и ревела, но протуберанцы постепенно утончались, и древний ситх замер, стиснутый со всех сторон, неотрывно глядя в лицо Люка, пока Свет сжигал броню, ветхую одежду, а затем и самого Найлуса, которого стало видно: грязно-серый дымчатый мужской силуэт.
Наконец Стена превратилась в столб, все утончаясь, пока не рассыпалась искрами.
Люк с Бальдром одновременно выдохнули, опираясь один на меч, другой — на копье.
— Кошмар какой... — пробормотал Бальдр, по-плебейски вытирая ручьями текущий по вискам и лицу пот рукавом. — Это что такое было?
— Идиот, решивший, что самый умный и вообще крутой, — лаконично пояснил Люк, облегченно выдыхая.
— Он явно ошибся, — вяло хмыкнул Бальдр.
— Смертельно, — кивнул Люк, морщась. В позвоночник какой-то садист воткнул раскаленный прут. С шипами. И теперь расшатывал его изо всех сил. Про содранную кожу и посыпанное солью мясо и думать не хотелось, но не получалось: ощущения были именно такими. — Сейчас... проверим, и все.
Бальдр кивнул, все еще пытаясь отдышаться, радужки так и остались серебряными, не спеша возвращаться к прежнему цвету.
Тщательно проверив все вокруг, Люк утомленно прикрыл глаза, радуясь, что все получилось, подхватил брата под руку для верности и открыл портал артефактом. На большее сил не хватило, Найлус оказался именно так силен, как расписывали хроники и очевидцы.
* * *
Подводя итоги операции по уничтожению Найлуса, Люк в целом остался доволен. Бальдр, действовавший на пределе своих сил, сделал очередной шаг вперед, получив возможность стать еще немного сильнее. Ведь кто не развивается — деградирует и умирает. Найлус — отменный пример.
Сам Люк тоже остался с прибытком. Благодаря тому, что действовал он, исключительно оперируя Светлой стороной Силы, удалось выправить неизбежный перекос во Тьму, к которому Люк был склонен. Ну а боль, ожоги и вновь временно прошедшую вразнос энергетику можно и перетерпеть. Вылечится, успокоится, возьмет все под контроль.
Не в первый раз и не в последний.
А вот что ему не нравилось, так это ощущение незавершенности. Словно бой с Найлусом был разминкой, репетицией перед гораздо более важным сражением. Битвой, которую он выиграл, а теперь предстоит война.
Потому как об этом говорили и логика, и предвидение: Найлус был почти случайностью, а крупную рыбу они так и не поймали, ведь кто-то же стоял за покушениями на Одина и остальных?
* * *
Суртур молча смотрел на лавовое озерцо, лицо муспелля застыло грубо вырубленным каменным идолом.
Плата за убийство князей оказалась именно так хороша, как Суртур и надеялся. Лава постепенно приобретала все более темный цвет, с алыми оттенками, как начинающий раскаляться металл. Вот только она не остывала, просто меняла свойства.
Древний муспелль часами наблюдал, улавливая мельчайшие изменения цвета, слушая доклады, поступающие от редких, но все же имеющихся информаторов в других мирах. Их услуги стоили дорого, но Суртур не жалел ни одного слитка редких металлов, которыми оплачивал собранные для него сведения, ведь это того стоило. Так он знал, чего ожидать и как реагировать.
И с каждым появляющимся в оранжево-желтой толще бордовым сгустком он все довольнее щурил глаза, вспоминая те далекие времена, когда он и его родичи танцевали в жерлах просыпающихся вулканов, когда по поверхности планеты текли огненные реки, полные энергии, когда он был силен и свободен, не скован навязанным силой договором.
Принесенный древним гримтурсом дар был прекрасен и ужасен. Прекрасен тем, что Суртур и его подданные станут сильнее. Ужасен тем, что изменение переживут не все.
Уже сейчас огненные демоны, дальние родичи муспеллей, уменьшились в количестве. Меньше стало теней, пляшущих в отблесках огня, зато они стали плотнее и смогут воздействовать на материальный мир. И произойдет это достаточно скоро.
Суртур ждал этого момента. Он ждал тысячи лет. Подождет еще немного.
* * *
Аургельмир недовольно поскреб когтем подбородок. Прячущаяся под иллюзией обычной смертной инеистая красавица пока что не оправдала возложенных на нее надежд. Она должна была стать любовной ловушкой, но этот капкан почему-то не сработал.
Локи ею заинтересовался, гримтурс это видел четко, но завязывать более плотное знакомство не спешил, а уж хватать и тащить к себе — тем более. Так, наблюдал издали, и все. А ведь девица хороша! Хорошей крови: несколько раз правнучка его брата. Сильная: вон как легко иллюзии строит. Умная: магия поет рядом с ней. Красивая: Аургельмир абсолютно не льстил и не преувеличивал. Чего ж его сыну надо?
Переборчивый.
А ведь Сванахильта оправдывает свое имя! Истинный лебедь битвы, прекрасная и неукротимая.
Недаром он оберегал ее мать, помогая своей магией, изменяя слабую девчонку, которую дуреха хотела назвать Снежногривой, на сильную и прекрасную воительницу. Последнюю в своем роду, способную его возродить, дав жизнь могучим сыновьям и прекрасным и мудрым дочерям.
Идеальная пара для Локи.
Так в чем же проблема? Он ведь при встрече ей тоже понравился! Аургельмир не мог подойти близко, опасаясь, что его учуют и весь план пойдет насмарку, но и того, что он уловил, было достаточно, чтобы понять: замысел сработал.
Его сын, не по крови, но по магии, переделанный им по своему подобию в утробе матери, тот, кто должен был до поры до времени казаться асом-полукровкой, фальшивым сыном Лафея, этого слабака... когда он изменился? Что-то нарушило ход вещей уже в тот момент, когда усыпленный магией младенец открыл глаза в Скале завета. Аургельмир тогда ничего не уловил, но... но.
Гримтурс нахмурился, переходя из портала в портал, пока не достиг места своего рождения. Руины так и продолжали вздыматься в серое небо обломками камней, источник все так же выбрасывал пену с ледяным крошевом, и редкие солнечные лучи играли на твердом, как камень, замерзшем снегу. Он сел, машинально постукивая когтями по каменной кладке.
Мысли закружились, догоняя и дополняя друг друга.
Когда он нашел асинью, умирающую вместе с нерожденным ребенком, и план родился сам собой, Аургельмир рассчитывал на свою победу. Он помог женщине дожить до рождения, он изменил ее сына, он принял его на свои руки и сам положил в корзину, подбросив Лафею. Тот как раз погрузился в горе, потеряв ребенка, и должен был без раздумий забрать малыша, заполняя пустоту в сердце. Но что-то етуна насторожило... Конечно, план исполнился, мальчонку забрал Один, и Лафей никогда не разубеждал царя асов в его заблуждении, так почему же?
Почему он никогда не признавал его своим сыном?
Нахмурившись, гримтурс почесал основание правого рога, пытаясь понять, почему его не насторожило отличие Локи от стада отпрысков Одина, в компании которых воспитывался приемыш. Локи стал птицей высокого полета, не то что эти недоросли, наслаждающиеся своей глупостью. И пусть почти все сыновья Одина перемерли, Аургельмир не мог заявить, что это случилось благодаря Локи. Да и вообще наглый мальчишка сбежал из Асгарда и взял под свою руку планету, нагло забрав ее у фальшивого родителя!
Достойный поступок, но все же Аургельмир рассчитывал на то, что все сильнее презираемый и унижаемый приемыш решит свергнуть царя и его сыновей, силой забрав власть. А он пошел своей дорогой, и в этом виднелось чужое влияние. Неужели кто-то еще решил приложить руку к воспитанию Локи и извлечь свою выгоду?
Конечно, и сам гримтурс не то чтобы следил за каждым мгновением потомка, так, заглядывал раз в столетие, отрываясь от более важных дел, но все же, как он упустил момент, когда созданный и сделанный по определенному образцу и для определенных свершений мальчишка изменился?
А самое главное, почему он задумался над этим только сейчас?
Великан поднял рогатую голову к мрачному — оно потеряло свою лазурную чистоту после гибели Имира — небу, находя все больше и больше настораживающих мелочей, изменивших главное до неузнаваемости. Вроде, и план выполняется, но почему ж так коряво и не так?
Один мертв, половина его сыновей тоже, но на троне Тор, резко поднабравшийся мозгов, очень уважающий своего приемного брата, того, кто должен был уничтожить его, а вместо этого учит и поддерживает. Асгард процветает, а не горит в огне междуусобиц. Локи занимается не тем, что в его голову при рождении вложил Аургельмир, изменяя кровь младенца на свою. И даже Танос убился об этого мерзавца.
А еще присутствие неведомого чудовища, опаска Лафея, гибель Хель и Малекита...
Кто стал тем камнем на дороге, сломавшим колесо планов Аургельмира?
И почему он увидел это только сейчас?
* * *
Люк стоял в темноте, наблюдая за бередящей сердце красавицей, и мысленно примерял на нее корону.
Получалось красиво.
И так оно и будет... как только он открутит наглецу, решившему, что он самый умный, голову и сделает из нее пиршественную чашу.
410012741315515 Яндекс-деньги (ЮМани) на чашечку кофе и печеньку
Глава 20
