Затаив дыхание, Престон медленно зашагал к ним, выставив перед собой сачок, точно меч. За три шага до куста он остановился, почувствовав, что колени трясутся, а сердце стремится вырваться из груди.
Один из гаэтонов, помедлив, изящно вспорхнул и перелетел на дальний куст, а второй сложил крылышки и замер, напоминая тонкий лист дорогой бумаги.
"Сначала — правого, — подумал Престон, делая маленький шажок в сторону роз. Руки дрожали, по вискам струился пот. — Может, и левого удастся захватить, но это было бы слишком большой удачей".
Неторопливо он переставил ногу. Бабочки сидели смирно, не выказывая желания улетать. Престон тряхнул рукой, расправляя сетчатый колпак сачка. От резкого движения один из гаэтонов, тот, что сидел поодаль, встрепенулся и отлетел еще дальше. Сквозь зубы Престона вырвалось грубое ругательство. Пожалуй, услышь его госпожа Сакара, обморока было бы не миновать! По счастью, гаэтон, сложивший крылышки, даже не шелохнулся, только маленькая, с бусинку, головка потешно качнула пушистыми усиками.
Хлоп! Ломая стебель бесценной снежной розы, Престон одним ловким движением набросил сачок на красавицу-бабочку. Гаэтон затрепыхался, забил крылышками, чувствуя вокруг себя тканные преграды. Второй, испуганный судьбой товарища, взлетел и поспешил прочь, ввысь и далеко за ограду парка.
Но Престону было довольно и одного. Он бережно унес добычу в дом и торопливо, но четко совершил над ней все необходимые манипуляции: усыпил с помощью особой сладкой водички, осторожно расправил пинцетом и специальной лопаточкой крылышки и насадил тельце на деревянную подставку с помощью длинной тонкой иглы. Сооружение защитного колпака, который защитит бабочку от ветра и солнца до тех пор, пока она не высохнет, заняло еще несколько минут. Считанные дни — и гаэтона можно будет добавить в свою коллекцию. Но самое главное: его уже сейчас можно как следует изучить и описать!
Отложив промасленный колпак в сторону, Престон вооружился лупой и склонился над распяленным тельцем насекомого. Раскрытая книга — его собственная! — и перо лежали наготове.
Престон обтер вспотевшие от волнения руки о брюки, мимоходом удивившись, что ткань почему-то влажная, дождя же, кажется, не было? Молодецким движением перекинул лупу в левую руку, правой же взял перо, обмакнул кончик в чернила и тщательно вывел: "Гаэтон шестикрылый. Обнаружен в окрестностях Вусэнта, к югу от Вишневых гор"...
В дверь его комнаты резко и громко постучали. Престон вздрогнул, с желобка на конце пера сорвалась черная капля и безобразной лужицей упала на страницу книги. Его книги! Схватив с подноса, стоявшего поодаль на столе, горсть песка, он торопливо засыпал кляксу и голосом, полной скрипучей ярости, отозвался:
— Войдите, Свардак вас побери!
Дверь распахнулась. В проеме стоял Аткас с выпученными от изумления глазами. Он еще ни разу не слышал, чтобы рот дворецкого исторгал из себя что-либо, кроме вежливых слов.
— Э-э-э... Это я, господин Престон, — несмело сказал он, косясь на раскрытую книгу, засыпанную песком. Неужели дворецкий втихаря пописывает стишки?
Престон сделал вид, что у него першит в горле, скрывая за кашлем смущение. Загородив телом подставку с бабочкой, он развернул стул ко входу и напустил на лицо равнодушие:
— Да, Аткас? Чего ты хочешь?
— Сэр Эри уезжает, — сумбурно ответил молодой оруженосец. — Он велел паковать вещи и... И собираться.
— Уезжает? — растерянно повторил Престон, поднимаясь. — Но куда? Надолго?
— Он хочет догнать паладинов, — с несчастным видом ответил Аткас. — И Слэма тоже... Он намерен оспорить приказ Наместника. Если понадобится, были его слова, то он обратится к самому королю!
Престон замахал руками, не желая вдаваться в эти, как он считал, опасные политические подробности.
— Надо собираться, это я понял. Значит, сейчас приступим. Скажи, пожалуйста, не знаешь ли ты, кто будет его сопровождать?
— Я, — поторопился похвастаться Аткас. Подумать только, по пути они смогут заглянуть в Стипот! Юноша продолжил, загибая пальцы, — госпожа Сакара, конечно. Вы, господин. Дженна, кто же ее здесь оставит одну! Эста тоже согласилась поехать. Да, и еще Милина. После того визита, который наша госпожа Сакара нанесла отцу Рапену, они все-таки решили справить свадьбу в столице.
Престон нахмурился. Мальчишка многого не знает... Экроланду нельзя появляться пред очами короля, ни в коем случае нельзя! Почему вдруг он принял столь необдуманное решение? Наверное, не без помощи Милины. Будущая священница начала чудесным образом менять Экроланда с того самого мгновения, как он очнулся после страшной битвы. Куда-то исчезли нерешительность, рассеянность, а взгляд рыцаря приобрел остроту клинка.
Пожалуй, надо в оба глаза следить за ними всеми. Взрывоопасная смесь: ведьма и священница, рыцарь и незадачливый оруженосец. А бабочки... Бабочки никуда не денутся. Надо гаэтона получше упаковать, и в пути он вполне сможет заняться его изучением. А что касается Силвердаля, то там живет сам Теодор Каменик, великий ученый, который, быть может, согласится с ним побеседовать.
— Ступай, мальчик, — велел Престон. — Ступай, готовься к отъезду.
Когда Аткас уже повернулся, чтобы уйти, дворецкий добавил:
— И не забудь погрузить парадные доспехи... Они в кладовке лежат. Уверен, что Экроланду они еще понадобятся.
Эпилог
Дорога до Орлувина заняла два дня. В единственной городской гостинице случился небольшой переполох, когда тут остановился рыцарь со свитой. Понять, что приехала важная персона, можно было, уже увидев процессию, состоящую из кареты, повозки и двух всадников. В карете с комфортом расположились госпожа Сакара и невеста Экроланда, Милина. С ними же сидела и Дженна, обиженная на весь свет, что ее Снежинку впрягли в карету, словно какую-то тягловую лошадь. Повозкой правил Престон, а на облучке кареты сидела Эста, весьма лихо управлявшая лошадьми.
Экроланд предпочел ехать верхом, и заставил Аткаса скакать подле себя.
Хозяин гостиницы в Орлувине, предупрежденный помощниками, загодя вышел на дорогу и начал непрерывно кланялся, едва только конь рыцаря подъехал достаточно близко. Щурясь от слепящих бликов на доспехе Экроланда, он подобострастно сказал:
— Для нас большая честь принимать вас у себя, сэр. Лучшие комнаты для вас и ваших спутников будут готовы буквально через несколько минут. Желаете пообедать?
Рыцарь кивнул, снимая перчатки. Аткас с важным видом спешился и передал поводья подбежавшему мальчишке, подавленному великолепием кареты и важностью приехавших постояльцев. Экроланд оглянулся и со значением указал Аткасу взглядом на Стролла. Пристыженный, Аткас поторопился забрать коня и, чувствуя себя весьма глупо, повел Стролла вслед за Солемной. Мальчишка обернулся, растянув губы до ушей.
У кареты уже суетился Престон, помогая выбраться женщинам наружу. Дженна помедлила у окошка, с презрительной ухмылкой наблюдая замешательство оруженосца. "Тупоголовый идиот, — подумала она про себя. — Кажется, в последнее время он возомнил о себе невесть что. Думается мне, он уже спит и видит себя рыцарем, хотя, видят боги, ему до рыцарства еще много-много лет. И то я очень сильно сомневаюсь, что когда-нибудь он будет этого достоин".
Госпожа Сакара и тут взяла бразды правления в свои руки. Лично осмотрев отведенные им комнаты, она осталась довольна, но сочла своим долгом заглянуть также на кухню, где попробовала суп, бурлящий в котле, и пощупала готовую для жарки птицу. Тут тоже ничто не вызвало нареканий. Только убедившись, что все в порядке, она присоединилась к остальным в общей зале. Строго попеняв Дженне, что та уже пьет второй бокал вина, она расправила складки на дорожном платье и уселась на диван.
— А где сэр Эри? — осведомилась она, оглядев стол.
— Они с оруженосцем что-то обсуждают в конюшне, — спокойно ответила Милина. Дженна неприязненно на нее покосилась. Вот Милина может пить сколько угодно вина, и никто ее в этом не упрекнет! Будущая священница ответила Дженне слегка удивленным взглядом, отпила глоток из бокала и продолжила, — кажется, Эри хочет дать ему какое-то поручение, или нечто в этом роде. Он сказал, что скоро подойдет.
Хмуро уставившись на стол, накрытый нарядной кружевной скатертью, Дженна с горечью отметила: Милана не добавила перед именем рыцаря обязательного "сэр". Да, эти двое очень сблизились, но зато Экроланд необычайно отдалился от остальных, словно новые отношения возвели между ним с Милиной и остальным миром невидимую, но прочную стену. Больше всего девушка боялась, как бы рыцарь не бросил ее на произвол судьбы. Маловероятно, конечно, что такое произойдет, но страх сопутствовал ей почти все время. Рапен нехотя признал, что тот случай с Тассой Тинт был несчастным, и что на Дженне нет вины за ее смерть. Девушка ясно понимала, чего ей может стоить новая промашка, и была полна решимости ни за что ее не допустить.
Тем временем Аткас испытывал совсем иную гамму чувств. От волнения у него сбилось дыхание, глаза заблестели, и в них появилось предвкушение.
— Вот, держи, — сказал Экроланд, протягивая небольшой мешочек. В полутьме конюшни его доспехи мерцали серебристыми искрами.
Аткас протянул дрожащую руку, и в ладонь ему легла приятная тяжесть. Даже не развязывая горловину, он знал, что внутри — золото.
— У тебя есть время до завтрашнего утра, — кивнул Экроланд, тепло улыбаясь. — Навестишь мать, дашь ей денег. В Стипоте и заночуй.
Юноша опустил глаза. Нет, еще не время рассказать рыцарю о давней лжи. Он это сделает как-нибудь в другой раз, когда представится более удобный случай.
— Большое спасибо, сэр Эри, — пылко поблагодарил он. — Я подъеду даже раньше.
— Ну, раньше не стоит, пожалуй. Милина все равно встает достаточно поздно, а меньше всего на свете я хочу нарушить ее сон. Так что не торопись, побудь с родными. Передавай привет сестренкам!
— Непременно, сэр Эри.
На сей раз улыбку Аткас вымучивал, лихорадочно вспоминая, о чем еще он поведал в тот самый первый день рыцарю. Ну не идиот ли он был! Экроланд никогда бы его не осудил из-за Цилы, наоборот, то, что у них есть малыш, наверняка его бы растрогало.
Экроланд ушел в залу, улыбнувшись напоследок немного застенчивой улыбкой, а Аткас терпеливо подождал, пока Солемна поест сена, попьет, и оседлал ее.
За воротами гостиницы он почти сразу пустил лошадку рысью, а потом и галопом. Скорее, скорее! Ветер свистит в ушах, пейзаж вокруг сливается в одно зеленое пятно, и каждая минута приближает его к Циле.
* * *
И вот перед ним замелькали знакомые виды. Аткас, проезжая мимо пригородных ферм, в нетерпении подстегнул Солемну. Впереди уже показался деревянный частокол вокруг города и дозорные башни по обеим сторонам ворот, много лет как пустующие.
Но по мере приближения к городу радость таяла, как роса под солнцем. Вокруг все родное, тысячу раз виденное. Словно и не уезжал Аткас из Стипота! Родное... И такое убогое! После дворцов Вусэнта, словно перенесенных на улицы города из баллад менестреля, после Храма и Холла домишки вокруг казались такими неказистыми, хоть плачь. Впервые Аткас обратил внимание, что дороги в Стипоте не мощеные, утоптанная земля, и только. Лишь дом мэра и ратуша могут похвастаться вторым этажом, а все остальные здания приземистые и какие-то кособокие.
Только в некоторых садиках, разбитых вокруг домов, виден хоть какой-то порядок. После буйной зелени Медовых Лужаек эти садики выглядят просто смешно.
В груди у Аткаса росло странное нехорошее чувство. Он прижал руку к сердцу и склонился к гриве Солемны, прошептал ей на ухо: "Тише, девочка, тише". Когда лошадка замедлила ход, он с необыкновенной ясностью понял, что не уедет отсюда без Цилы. "Я все объясню хозяину, — решил он. — Он сможет меня понять. Я даже отдам ему деньги, лишь бы он взял ее в услужение".
Приняв решение, Аткас глубоко вздохнул и слегка поторопил Солемну. Вот уже и улица, на которой он живет. Запах, которого он раньше просто не замечал, теперь заполз в ноздри: мерзкий, вонючий, в нем различались тухлая рыба, нечистоты, и еще что-то совсем пакостное.
Юноша пытался подавить приступ тошноты и потому не сразу заметил некоторое оживление у двери, ведущей в их с Цилой подвал. Там столпились его знакомые и соседи и что-то бурно обсуждали, крича и размахивая руками.
Аткас уже было тронул сапогами бока Солемны, намереваясь подъехать ближе, как кто-то вырвал поводья из рук.
— В чем дело? — возмутился Аткас, оборачиваясь.
На него совершенно безумными глазами смотрела знакомая старуха, Тискла. Иногда она соглашалась посидеть с малышом, иногда — нет, но юноша с роду не видел у нее столь ненормального выражения лица.
— Чего тебе, Тискла? — недовольно осведомился оруженосец, до сих пор ни разу к старухе столь непочтительно не обращавшийся. Но сейчас все изменилось. У него куча денег, и он не считал нужным носиться с какой-то там сумасшедшей, как с писаной торбой.
— Ты... Ты жив! — выдохнула старуха, выпучивая бесцветные глаза. Рот, изборожденный глубокими поперечными морщинами, приоткрылся, в уголке показалась слюна.
Аткас спрыгнул с Солемны, не желая, чтобы кто-то увидел его и эту мерзкую старуху.
— Что ты там мелешь? — резко бросил он. — Разумеется, я жив и здоров! Пощупать себя не дам, перебьешься.
— А мы полагали тебя мертвым, — прошамкала старуха. — Цила все глаза о тебе уже месяц как выплакала.
— Цила?.. — ошарашено повторил Аткас, невольно прислоняясь в поисках поддержки к теплому боку лошади. — Что ты такое говоришь, Тискла? Ты что, выжила из ума, пока я был в отъезде?
— Ниоткуда я не выжила, — упорствовала старуха. — Да только Торик быстро твою зазнобу утешил. Оплакала она тебя, да и забыла.
— Я не понимаю, он что, не передавал ей денег? Я же послал с ним уйму денег для нее и малыша!
— Нет, ничего он не передавал. Мы же тебя мертвым почитали, а мертвые, они денег не передают. А что до Торика... Он разбогател, знатным купцом заделался, и частенько приезжал к Циле с богатыми дарами. Как-то ее малыш захворал, так он из Орлувина священника привез, да заплатил ему полновесными серебряными монетами.
Аткаса больно резануло по уху слово "ее", словно ребенок никаким образом ему не принадлежал, а был только Цилин. Он, словно загипнотизированный, смотрел на бледное лицо старухи. То, что она говорила, не укладывалось в голове. Должно быть, она сошла с ума. Надо срочно разыскать Цилу и посмеяться вместе с ней над этой старой идиоткой.
— Торик позвал ее замуж, — спокойно продолжала старуха, не замечая смятения, которое охватило Аткаса. — Она подумала-подумала, да и согласилась. А что? Очень хорошая партия для такой дурочки, как она. Да еще и ребеночек у ней, так что лучше ей нипочем не найти.
Аткас пошатнулся и прикрыл глаза ладонью. Еще он хотел закрыть уши, но боялся, что не устоит на ногах и рухнет, если откроет лицо и взглянет на эту улицу. Тискла же болтала и болтала:
— Хитер оказался Торик, что и говорить! Приглядел, значит, какая пригожая девка у его друга, да и хвать ее! Если б ты ее не спортил, Аткас, может, она и еще лучше бы устроилась, не госпожой, а светлостью бы стала...
