Она с трудом поднялась, нашла относительно чистый платок, старательно вытерла лицо. Пошатываясь, двинулась к двери, балансируя на норовящем ускользнуть из-под ног полу.
— Леди Танжери? — в недосказанной фразе отчётливо звучало "вы сошли с ума?", но Дилана знала, что рыцарь не станет останавливать её, какую бы глупость она ни попыталась выкинуть. Большая часть имперцев на борту этого корабля вряд ли станет лить слёзы, если императорская убийца вылетит за борт, что уж говорить о светоносце. Тот бы и сам помог... при наличии уверенности, что помощь останется никем не замеченной.
— Юрай Борох — не просто старик, — процедила она сквозь зубы. — Для меня он духовный наставник, почти как отец... а в чём-то и больше, чем отец. Я должна убедиться, что с ним всё в порядке.
— Да, я понимаю, — ухмылка арБавера выглядела насквозь фальшивой. — Вам помочь открыть дверь?
— Сама справлюсь, — буркнула она, всем весом налегая на задрайку. Та посопротивлялась пару мгновений, затем поддалась так легко, что рычаг выскользнул из ладони и вонзился ей в грудь, дыхание перехватило, вспышка боли на мгновение затуманила рассудок. — Проклятая железка... капитан, закройте за мной дверь, здесь и так достаточно воды.
Палуба встретила волшебницу шквальными порывами ветра, рвущего волосы, старательно проникающего под плотную кожу камзола, сырого и почти не сохраняющего тепло. Тут же прилетела пенная шапка, обдав Дилану колючими брызгами, сапоги скользнули по мокрым доскам, руки вцепились в обломанную мачту, срывая ногти... Обняв кажущуюся такой надёжной деревяшку, прижавшись к ней, Дилана мелко дрожала, собираясь с силами для следующего броска. Было бы мудро найти какую-нибудь веревку, обвязаться — но ничего подходящего на глаза не попадало. А чтобы добраться до бывшей каюты капитана, в которой обосновался Юрай, требовалось пересечь всю палубу, открытую ударам волн.
Дилана с трудом оторвала себя от мачты, шагнула к борту, двумя руками вцепилась в туго натянутый леер леер — канат, трос, закрепленный с обеих сторон и служащий для крепления парусов, а также как ограждение, предохраняющее от падения людей за борт во время шторма. Шаг, второй... налетела волна, появилось паническое чувство, что пеньковый трос вот-вот лопнет, но вода схлынула, а леди Танжери, мокрая с головы до пят, всё также стояла у борта, стискивая мокрый, липкий канат. Затем сделала шаг, второй — страх сменился странным чувством опьянения, уверенности в своих силах, некоторым презрением к бушующим волнам. Она дойдёт, непременно дойдёт... быть может, сам Эмнаур послал этот шторм ради того, чтобы дать ей шанс исполнить задуманное.
— Как вы себя чувствуете, отец мой?
Борох медленно поднял взгляд на незваную гостью. И в обычное время выглядящий изможденным, сейчас он казался похожим на мертвеца. Серая кожа, прорезанная глубокими морщинами, набрякшие мешки под сильно покрасневшими глазами, бескровные губы, сжатые в ниточку. Старик явно давно не спал — да и не удивительно, чтобы заснуть при такой качке, необходимо обладать соответствующими навыками. Это опытный матрос способен уснуть в любой обстановке, лишь бы ему дали такую возможность, а старый жрец привык к комфорту, когда уютная кровать не пытается выскользнуть из-под измученного тела.
— Эмнаур посылает нам испытания не для того, чтобы мы придумывали жалобы, дочь моя, — пожал он сухонькими плечами.
Дилана заметила, что руки Бороха привычно сложились в боевом жесте. Поступи так она — не миновать укоряющего взгляда, насмешливых упреков... это при условии, что старик не расценит жест как подготовку к нападению и не ударит первым. Путь Бороха к вершинам власти отнюдь не был усеян розами, и лишь Эмнаур ведает, скольких врагов, недоброжелателей или друзей он отправил на встречу с божеством. Кого — по необходимости, кого — по одному лишь подозрению. За последние годы было официально объявлено о семнадцати покушениях. Какие-то были подстроены, это несомненно. В конце концов, сам Император, отправляя на плаху неугодного ему человека, не чурается использовать это старое как мир объяснение — заговор против Короны. Был заговор на самом деле или нет — кому это интересно, если вердикт вынесен и приведён в исполнение? Желающие подать голос в защиту неправедно осужденных рискуют головой, что в Гуране, что в Инталии или где-то ещё. Тайная Стража ищет врагов Императора, но среди подчиненных Консулу бойцов немало найдётся и таких, что за благословение, небольшую мзду или просто ради установления добрых отношений сообщат безликим о неосторожных высказываниях или о преступных намерениях, имеющих отношение к Триумвирату. Да маски и сами не сидят сложа руки, сеть осведомителей у них немногим уступает Тайной страже, только вот с теми, кого подозревают в недостаточной любви к богу поступают жёстче, чем с проявившими неудовольствие в адрес светской власти.
Впрочем, исход всё равно один.
Так что замысливших недоброе в отношении Юрая Бороха ждёт не самая лучшая судьба. Другое дело, что там, где Император полагается на отточенное умение и абсолютную преданность гвардейцев, Юрай Борох вполне способен позаботиться о своей безопасности сам. Года три назад какой-то смельчак сумел убить безликого и под его личиной добраться до личных апартаментов жреца... Покои после той встречи нуждались в серьёзном ремонте, а запах горелой плоти, по слухам, выветривался не менее десяти дней. Личность наглеца сохранялась в тайне... вернее, обгоревшее тело опознать было невозможно, а сам старик если и знал, кто явился по его душу, то предпочитал хранить молчание.
Дилана осторожно подошла к скамье и села, вжавшись спиной в стену. Руки расслаблены, на пухлых губках — преисполненная искреннего сочувствия улыбка, в глазах — сострадание, всё как и положено истинной дочери по вере. "Правда, улыбками Бороха не проведёшь, — мысленно посетовала она, — он сам кого угодно проведёт. И убивать будет с печалью, что ещё один из эмнауровых детей окончил свой бренный путь".
— Эмнаур мог бы посылать нам испытания с чуть меньшим азартом, — вздохнула она.
— Кто посмеет сказать, что ему известны пути богов? — губы старика чуть шевельнулись, что должно было означать отеческую улыбку. — Но мне кажется, что это, несомненно, истинный знак, понять который несложно. Я предлагал вернуться, но мой голос не был услышан, не так ли, дочь моя?
Она кивнула.
— Гордость...
— Гордыня, — поправил Юрай.
— Да, отец мой, гордыня недостойна душ тех, кто отдал себя служению Эмнауру. Но люди слабы и маскируют слабость понятиями о гордости, чести, предназначении. Так легче оправдывать собственные поступки.
— Меня радует, что ты понимаешь это, Ди... — её чуточку покоробило от подобного обращения, сокращать имя волшебницы позволял себе лишь Император, да и то лишь в наиболее доверительные моменты. — Ты пришла, чтобы сообщить принятое тобой решение?
По спине женщины пробежал холодок.
— А вы сомневались в нём, отец мой?
— Сомнения свойственны молодости, — несмотря на явную усталость, его взгляд, казалось, пронизывал Дилану насквозь. — Старости больше подобает знание, но это твоё решение и я не хотел бы угадывать его. Произнеси то, что сочтешь нужным, а боги даруют мне силу отделить искренность от притворства.
— Боги вечны. Империя вечна, — она многозначительно помолчала. — А люди... люди смертны. Рано или поздно любой окончит свой жизненный путь. Я служу...
— Императору? — подсказал Борох.
— Идее, — возразила она чуточку резко, но сейчас эта резкость была вполне уместна. — Империи и тому пути, который указан ей богом. Не стану скрывать, отец мой, Унгарт не вызывает у меня брезгливости или ненависти, по-своему он неизменно был со мной честен, часто — добр. Только вот доброта — не лучшее качество настоящего лидера. А Империи сейчас нужен человек, умеющий видеть цель... и перешагивать через препятствия.
— Вот как?
Бороху слова Диланы понравились больше, чем если бы она начала рассыпаться в уверениях бесконечной преданности и готовности в любой момент перерезать глотку любому, от Унгарта до собственной матери. Старик неплохо разбирался в людях и понимал, что право на доверие леди Танжери пока что не заработала, но первый шаг сделан. Сейчас она выбирает сторону, за которую придётся сражаться... он был уверен, что правильно угадал ход её мыслей.
С одной стороны Император — человек, уже не раз оказывавший волшебнице покровительство, но и не стесняющийся пользоваться её услугами, в том числе и в делах, после которых перчатки не остаются чистыми. Доверенные лица правителей редко отличаются долгожительством, сумма накопленных знаний постепенно делает их опасными для господина.
С другой стороны — возможные перемены. И дело не только в перемене хозяина, куда важнее — перемена статуса. Из слуги Дилана может стать соратником, а это иной уровень. Хотя сильные соратники также могут рассматриваться как угроза, мудрый правитель понимает, что в деле управления государством необходимо на кого-то опираться, попросту невозможно держать все нити в одних руках. В своё время Император допустил ошибку — наделив Дилану изрядными полномочиями, он, в то же время, так и не приблизил её к себе настолько, чтобы считать опорой трона. Личная убийца, карающий клинок, исполнительница для щекотливых поручений, глаза и уши — всё это составляет блестящую карьеру для слуги, но мало для соратника. Император упустил леди Танжери — а ведь эта женщина хочет и, что важнее, способна достичь большего.
Поначалу она будет присматриваться, будет оценивать каждый шаг новых соратников, и не раз станет искать возможность изменить ситуацию в свою пользу, пусть и за счёт тех, кто идет с ней по одному пути. Но это преходяще... Борох понимал, что если дать этой женщине то, что она заслуживает, её верность станет непоколебима. Только глупцы и распространители придворных сплетен (кое кому из которых давно пора бы укоротить языки, по возможности — по самую шею) называют леди Танжери подлой сукой. Всё не так — она, очевидно, не образец добродетели, но склонна следовать собственным, достаточно жёстким принципам... а уж от него, Бороха, зависит, чтобы эти принципы соответствовали интересам задуманного дела.
Галера в очередной раз рухнула в пропасть меж волн, глаза Диланы округлились, тело дрогнуло, рука метнулась к губам, словно рассчитывая остановить неудержимый спазм. Резко пахнуло кислым. Борох, и без того страдающий от качки, не выдержал и метнулся к крошечной дверце, скрывавшей роскошь, почти недоступную на боевом корабле — личный гальюн. Правда, сделал это он продуманно, ни на миг не выпуская леди Танжери из поля зрения — рано для доверия, рано. Хлопнула дверь, послышались стоны и звуки рвоты.
Дилана торопливо огляделась, понимая, что в её распоряжении — считанные мгновения. Она пока что не решалась вступить в схватку со стариком, возраст накладывает известные ограничения, но ведь и огромный жизненный опыт чего-то стоит. А вот использовать другие средства... Глаза скользнули по полупустой бутылке из тёмно-синего, как его ещё называли, "императорского" стекла. Дорогое вино, старик не отказывает себе в некоторых удовольствиях, особенно если паства не смотрит ему в рот.
Синее стекло, густая пурпурная жидкость... редчайший и немыслимо дорогой напиток, "Кровь моря" — дивное творение кинтарийских виноделов. Дилана ни разу не слышала, чтобы хоть в какой-то год этого вина было изготовлено более десятка бутылок. Обычно и того меньше — три, пять... Каменный виноград, крошечные, с ноготь мизинца, ягодки собирают в Выжженной пустоши, каждая вторая гроздь оплачена кровью, каждая четвертая — жизнью. Найти лозу каменного винограда — невероятная удача, мастера, передающие тайные рецепты из поколения к поколению, платят за красно-фиолетовые ягоды равный вес золотом.
Никто не поделится таким вином. Ни со слугой, ни с другом, ни с родственником.
Волшебница торопливо выдернула пробку, вознося молитву Эмнауру, чтобы именно в эту секунду Бороху не приспичило покинуть заблеванный гальюн, и торопливо опрокинула в бутыль столь долго сберегаемую склянку с "росой вечной разлуки", последним творением Шамры-знахарки.
Когда старик, настороженно поглядывая на гостью, вылез всё-таки из своего убежища, Дилана сидела на том же месте, не изменив ни позы, ни выражения лица. Сейчас она рада была бы поскорее уйти — но делать этого не следовало. Старик слишком хитер и может что-то заподозрить, а вот долгая душевная беседа вполне может настроить его на относительно благодушный лад.
А потом останется только ждать.
Дилана с трудом разлепила веки и попыталась понять, сколько же прошло времени. Занятие довольно-таки бессмысленное — в отведенной им с Ташей каюте не было иллюминаторов, задраенная дверь не пропускала света — так что не было совершенно никакой возможности понять, день снаружи или темень. Но волшебница гордилась умением определять время в любой ситуации.
Сейчас чувства подсказывали ей, что очередная отвратительная ночь миновала и за досками, отделяющими относительно безопасное пространство каюты от разрушительного буйства стихии, занимается рассвет. По счастью, это не означало, что надо вставать и куда-то идти — чувствовала она себя отвратительно, шесть долгих суток, наполненных изматывающей душу качкой, постоянными желудочными спазмами, страхом в любой момент оказаться в воде или, что может оказаться ещё хуже, в идущем ко дну запертом гробу, именуемом "офицерской каютой".
Она скосила глаза к противоположной стенке, где, уткнувшись лицом в тощую подушку, пластом лежала леди Рейвен. Спутанные пряди волос в беспорядке разбросаны по постели, рука бессильно свисает, мерно покачиваясь. Только по лёгкому шевелению видно, что соседка ещё жива.
На этой мысли Дилана осознала, что её так беспокоило в окружающей обстановке. Именно это мерное покачивание руки, цепляющей кончиками пальцев пол при каждом движении. Леди Танжери осмотрелась — на этот раз более трезвым взглядом. И не смогла сдержать восторженного вопля... ну, может, совсем капельку походившего на протяжный стон.
— Что... случилось...? — вопрос Таша пробубнила прямо в подушку, не меняя позы и похоже, ничуть не интересуясь ответом. Просто дала понять, что в сознании.
— Качка.
— Оп-пять? — в голосе полнейшее равнодушие и смирение перед жестокой судьбой. Скажи сейчас Дилана, что принято решение лишить леди Рейвен головы, та, скорее всего, и не шевельнулась бы — мол, ну решили так решили, вам виднее, а мне уже безразлично.
— Качка кончилась. И корабль всё ещё держится на плаву.
— Это... хорошо... наверное... — глубокомысленно выдавила из себя Таша. Затем с трудом перевернулась на спину, после чего попыталась принять сидячее положение. Со второй попытки ей это удалось.
Дилана, собрав в кулак всю свою волю, уже встала — её шатало из стороны в сторону, перед глазами прыгали чёрные круги, сливаясь с пляшущими по стенам тенями, отбрасываемыми качающейся под потолком масляной лампой. Странно, что лампа не погасла... интересно, у самой Диланы хватило соображения долить масла, или позаботился кто-то из экипажа? Последнее — вернее, поскольку от вчерашнего дня, как и от ночи, не сохранилось почти никаких воспоминаний.
