-Кто же мне позволит? Мне что-то не хочется стравливать своих полицейских с губернаторской охраной — у него и людей, и оружия побольше, чем во всем моем управлении! И это не считая охраны рудников... А если вы предложите прихватить крестьян, то это, уж простите, курам на смех. Они не знают, как за револьвер-то взяться, да и где я найду столько оружия? Купить могу, но об этом живо пронюхают губернаторские соглядатаи... А я намерен еще пожить, — серьезно сказал Гонсалес. — Мой сын женился совсем недавно, и я хочу увидеть внуков.

-Почему вы так спокойно мне об этом рассказываете? Не боитесь, что я выдам вас губернатору?

-Не боюсь, — фыркнул он, — у меня чутье на людей. Вдобавок вы даже не сделали попытки встретиться с Санчесом, хотя уже за ужином узнали много интересного, не так ли? Этого ему было бы вполне достаточно... Но у вас явно другое задание, какое, спрашивать не буду, вы все равно не ответите. Но если вы сумеете сделать хоть что-то, чтобы вернуть реку в прежнее русло — и я говорю не столько об Инестабле, сколько о жизни в этих краях, — я сниму перед вами шляпу.

-Я постараюсь, Орландо, — кивнул я. — Хотя бы поставить в известность заинтересованных лиц я могу. Но не будем о грустном! Вы, кажется, начали рассказывать о связи лошадей с кактусами?

-Ах да, — вспомнил он. — Тот мой деловой партнер рассказал мне одну легенду. Вы, быть может, слыхали, что в Аргентине разводят лошадей породы фалабелла?

-Не слыхал, — качнул я головой. — А чем они знамениты?

-Размерами, — ухмыльнулся Гонсалес. — Самый большой жеребец ростом не больше полутора футов в холке, а весит едва ли двадцать фунтов...

-А причем тут кактусы? — заинтересовался я, представив лошадку размером с собаку. Главное, не говорить о них лорду Блумберри, а то с него станется ввести новую моду в наших краях!

-Легенда гласит, что когда-то давным-давно табун диких лошадей угодил под обвал в горах и остался заперт в глубоком каньоне, из которого не было выхода, — зловещим тоном произнес Гонсалес. — Единственной их пищей были кактусы, но такой еды не хватало, и лошади всё мельчали и мельчали. Спустя много лет в этот каньон каким-то образом забрел фермер, обнаружил это диво и увел к себе, оттуда и пошла эта порода. Даже на нормальной пище лошадки не росли, так и рождались крохотными. Такая вот шутка природы.

-Как интересно! — воскликнул я, порадовавшись тому, что мои любимые кактусы помогли сохранить жизнь ни в чем не повинным животным. — Поразительная легенда, и я...

-Эт-то что еще такое? — перебил он меня, нахмурившись, и, пришпорив коня, подъехал к горстке крестьян с мотыгами. — Эй! Чем это вы заняты? Перепутали пустыню со своими полями?

-Нет, синьор, — отозвался один из них, сняв шляпу. — Мы копаем канавы.

-Зачем?!

-Синьор Атль сказал, что если пойдет вода, то Инстабль выйдет из берегов и зальет все вокруг. А потом эта земля умрет от подземной соли. Надо будет отвести воду в стороны, тогда она спокойно напитает землю, а соль ничего не отравит, — пояснил этот пожилой пеон. — А потом мы засыплем канавы и снова сможем выращивать овощи, как прежде.

-А почему вы так уверены, что вода появится? — нахмурился Гонсалес.

-Так сказал синьору Атлю белый шаман, а тому поведал об этом дух священного солнечного кактуса, — выдал пеон, а я поглубже надвинул шляпу, чтобы они не разглядели моей физиономии. — Простите, синьор, нужно копать. На полях дела нет — всё сгорело, но мы еще надеемся на лучшее! До вечера нам надо встретиться с теми, кто копает от плато...

-Ну что ж, копайте, дело ваше, — несколько растерянно ответил тот и повернул коня. — Слыхали, Виктор?

-Да, — кивнул я, — но я ведь ничего подобного не говорил!

-Значит, сказал сам Атль и свалил на вас, — хмыкнул Гонсалес. — Это очень в его духе! Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

Я обернулся, посмотрел на голых до пояса пеонов, по лицам и телам которых ручьями лился пот, упорно долбивших мотыгами иссохшую землю, чтобы вырыть ирригационную канаву, и мысленно пожелал им удачи. Что, интересно, затеял инженер? Неужто впрямь хочет тайком пробить тоннель в старые штольни и спустить воду из водохранилища? Как знать!

День прошел спокойно, но сегодня всадника видели и мы с Гонсалесом. Правда, этот неизвестный маячил в отдалении, появлялся то справа, то слева, и разглядеть его не было никакой возможности: мы видели лишь черный силуэт, и Орландо ругательски ругался — мол, нужно было взять с собой бинокль! А с такого расстояния неизвестного не подстрелишь, да еще и неизвестно, Стрелок это или какой-нибудь случайный охотник.

-Если он собирается напасть, то наверняка сделает это завтра, незадолго до заката, как за ним водится, — сказал мне Орландо, когда вечером мы расположились у костра. — Плато с кактусами совсем недалеко, и если у Стрелка там убежище, то...

-Все же хотите поймать его на живца?

-Конечно... — Гонсалес закурил. В отсветах костра его лицо казалось бронзовым и неподвижным, как у древних индейских истуканов. — Я могу понять и принять его мотивы. Неважно, движет им месть за обиженную девушку или обида на несправедливость... могу, в самом деле. Но, Иисус, до чего же бездарно он действует!

-Вы еще скажите, что научите его уму-разуму, — поддел я.

-Может, и научу, — пробормотал он и умолк.

Утро выдалось ветреным. "Не к добру, — сказал мне шепотом Диего, — и вчера солнце в тучу садилось". Серый мой мерин прядал ушами и фыркал — ему не нравились клубы пыли, поднятые ветром. Впрочем, за повозками тоже тянулся пыльный след, и я предпочел ехать чуть поодаль, да еще и платок на нос натянул, чтобы не вдыхать пыль и песок. Эти платки вовсе не для красоты, как думают многие, у них чисто утилитарная цель — защищать лицо владельца. Ну или не давать опознать его, чем частенько пользуются грабители. (Забавно, в Европе чаще пользуются полумасками, закрывающими верхнюю часть лица, а здесь в ходу платки, оставляющие на виду только глаза.)

-Синьоры, надо ехать скорее! — крикнул нам старший возничий. — Никак, гроза собирается, а впереди каньон! Надо бы пройти его поскорее!

-Какая гроза, побойся бога! — поморщился Гонсалес. — Разве что снова сухая...

Я взглянул на небо — в самом деле, сгущались тучи, и я даже расслышал далекий сдержанный рокот. В обозе кто-то негромко начал молиться богу огня и грозы Уракану, чтобы не прошел мимо и одарил землю дождем. Это, я знал, палка о двух концах: мимо он, быть может, и не пройдет, но если ветер усилится...

-Повозки в круг! — приказал Гонсалес, явно подумав о том же. — Лошадей и мулов в центр! Укрыться всем!..

Началась организованная суета, а я отъехал немного в сторону, чтобы не мешать.

-Глядите, синьор! — воскликнул Диего, следовавший за мной по пятам. — Вон там! Смотрите же!

Я пригляделся — солнце очень удачно зашло за тучу — и разглядел силуэт всадника. Тот, будто почувствовав мой взгляд, вздыбил коня и помчался к обозу.

-Орландо! — крикнул я, почуяв азарт. — Он здесь!

-Вижу! — отозвался Гонсалес, укрывшись за повозкой. — Не стреляйте, он нужен мне живым!

-Понял! — отозвался я и сделал вид, что не вижу никакого всадника, а жестом приказал Диего убраться подальше.

Выстрел, прозвучавший с противоположной стороны, заставил меня вздрогнуть.

-Стрелок! — закричал кто-то из обозников. — Вон он, синьоры, глядите!

Я развернулся: в самом деле, на фоне сумрачного неба на плато, поросшем опунциями, гарцевал еще один всадник на точно таком же вороном коне.

-Выходит, их двое... — пробормотал я, удерживая своего серого на месте. — Вот откуда сказки о том, что у Стрелка волшебный конь, мгновенно переносящий седока с одного места на другое... Но тут ты выдал себя, приятель! Диего, будь здесь!

-Понял, синьор, — ответил тот.

-Орландо! — я махнул рукой. — Я за тем, а вы...

-За другим! — азартно откликнулся Гонсалес, тоже понявший, в чем причина неуловимости Стрелка. Ясно: пока один отвлекал внимание, подельник успевал подобраться вплотную к обозу... — Н-но!..

Его гнедой взял с места в карьер. Да, конек был невзрачен с виду, но сейчас он, летящий во весь опор по прерии, напоминал охотничью собаку, выкладывающуюся изо всех сил, чтобы нагнать дичь.

Я тоже пришпорил серого: он разгонялся медленно, это я уже понял, но был на редкость неутомим, как большинство местных, не привозных лошадей. Стрелок (или его копия) мелькал впереди, вороной конь мчался что есть духу, и мне почудилось что-то удивительно знакомое в его аллюре. Я не лошадник, но я достаточно наблюдателен, чтобы подметить подобное!

-Стой! — крикнул я, перекрывая посвист ветра, и выпалил в воздух. — Стой, именем закона!

Не знаю, откуда я это взял, но прозвучало грозно.

Будто в ответ на мои слова гром грянул над самой головой, и мой непривычный к такому конь шарахнулся, правда, сразу же выправился. Стрелку не повезло больше — его вороной заартачился, явно испугавшись, но потом снова помчался вперед. Однако разрыв между нами значительно сократился, и я уже различал спину Стрелка и его развевающийся плащ.

-Стой, кому говорят! — повторил я, правда, стрелять не стал, поскольку мрак так сгустился, что я запросто мог попасть во всадника, а не в белый свет...

Вместо меня выстрелили сами небеса: оглушительный раскат грома заставил моего серого осадить на полном скаку, вороной же Стрелка, истошно заржав, встал на дыбы. Мне прекрасно было видно, как тот пытается усмирить перепуганного коня: молния подпалила высохший цереус, и факел пустыни осветил всё чуть на милю вокруг.

Я пришпорил мерина, тот заартачился было, но я оказался упрямее, и он двинулся вперед, пусть и неохотно. А вот Стрелку повезло меньше: еще один раскат грома, и вроде бы успокоившийся вороной снова вздыбился, скинув всадника, и умчался прочь — я хорошо это видел, кактус пылал, будто путеводная звезда!

Тут уж я не упустил своего, снова пришпорил серого и в мгновение ока оказался возле Стрелка, который, кажется, запутался в собственном плаще.

-Вот ты и попался! — воскликнул я в духе дешевых романов, соскочил с коня и схватил беглеца за плечо, разворачивая к себе.

Стрелок слабо вскрикнул и попытался закрыться руками, но тщетно: шляпа свалилась с его головы, по плечам рассыпались густые кудри, а глаза, сверкавшие сквозь прорези маски, я видел совсем недавно!

-Синьора Коронадо?! — выговорил я, сдернув с ее лица эту тряпку. — Вы?! Но как...

Вместо ответа невестка Гонсалеса поступила, как большинство женщин в сложной ситуации — разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Я вздохнул и стал пережидать, прислушиваясь — кажется, в отдалении раздавались выстрелы. Я искренне надеялся, что Гонсалес сдержит свое слово и постарается взять Стрелка живым, иначе...

-Второй Стрелок — это ваш муж, верно? — спросил я, когда всхлипы Алехандры сделались пореже. Она кивнула. — Бог мой, но как вы додумались до подобного?!

-Это всё Рикардо... — судорожно вздохнула она, утерев слезы платком, который я машинально ей подал, а дальше слова полились рекой. — Он сильный и храбрый, но он очень молод и никак не мог убедить отца и прочих, что нужно действовать, что мы должны защитить людей! Никакое серебро не стоит стольких жизней! Но его не слушали, и тогда я вспомнила легенду о мстителе, мне рассказывала ее кормилица...

-И Рикардо сделался Стрелком?

-Да. Сперва в одиночку. Ну а потом мы решили — лучше, если все поверят в потустороннюю природу Стрелка... Рикардо появлялся с одной стороны, я с другой... — Алехандра снова всхлипнула. — Я хорошо езжу верхом, а со стороны могу показаться юношей, и нам удавалось морочить людей...

-Но эти ваши грабежи и поджоги...

-Я не хотела, клянусь! — она прижала руки к груди. — Но как иначе было привлечь внимание властей? Грабежи — это чушь, мы же никого не убили, а это заставило людей заговорить о беде! Губернатор богател, а простые люди только голодали и болели! Разве это справедливо? Мы должны были что-то сделать, чтобы их защитить!

-Ясно... — Я помолчал. — А кони? Одинаковые вороные кони?

-У синьора Гонсалеса их несколько, — Алехандра шмыгнула носом. — Мы с Рикардо просто говорили, что едем на конную прогулку, вот и все! Обычно я ездила на Кальме, но она захромала. Мы уж думали, что ничего не выйдет, что Рикардо придется ехать одному, но синьор Родригес оставил своего Ниньо на конюшне, и я подумала, что совладаю с ним, он хорошо вышколен, только молнии испугался...

-То есть вы знали, что ваш свекор будет в обозе?

-Конечно. Мы оба знали, ведь он обсуждал дела при Рикардо, да и меня не стеснялся — что может понимать в подобном девушка моих лет!

Алехандра сверкнула глазами, и я тяжело вздохнул.

-Едем обратно, — сказал я и поднял ее на ноги. — Мой серый свезет двоих, а Ниньо, думаю, вернется сам, когда поутихнет буря...

-Ах! — воскликнула она.

-Что такое?

-Глядите, синьор! — Алехандра показывала мне ладонь. — Глядите, это же... это же дождь, вы что, не видите?! Дождь пошел! Значит, вы и вправду шаман и наколдовали его?! Ах, синьор!..

С этими словами она кинулась мне на шею, а я тяжело вздохнул. И зачем мне такая слава?

Будто в ответ на мои мысли высоко в темных тучах грянул гром, а ближние горы отозвались тяжелым гулом.

-Едем скорее, — сказал я, заподозрив неладное, и закинул девушку в седло серого.

К лагерю мы добрались уже под проливным дождем, не спасали ни шляпы, ни плащи.

-С добычей, Виктор?! — прокричал сквозь шум дождя Гонсалес. Он держал за шиворот мокрого насквозь и порядком исцарапанного сына. Должно быть, тот пытался укрыться в кактусовом лесу, а может, просто столкнулся с опунцией.

-Да, получите, — ответил я и ссадил Алехандру наземь. Она сразу кинулась к мужу. — Ниньо удрал, ну да вернется, я думаю...

-Куда он денется... — проворчал он и встряхнул Рикардо. — У, щенок! Я с тобой еще побеседую, дай только до дому добраться!

-Синьор, лучше бы нам подняться повыше, — встрял кто-то из обоза. — Слышите?

Далекий гул нарастал, его было слышно даже за шумом дождя.

-Это же у плотины! — очнулся вдруг Рикардо. — Дождь идет из-за гор, река переполнится, и если прорвет плотину... Отец, бросайте повозки, уводите людей на плато! Я покажу, где проход через заросли!

-Э, нет, — остановил я, поняв замысел инженера Атля. — Туда нельзя. Там ведь старые штольни, верно? Вот оттуда вода и хлынет, и нечего там делать! Давайте просто поднимемся на тот холм, там вода нас не достанет...

"Точно, шаман", — услышал я шепотки, когда возницы погнали мулов на возвышенность. Повозки, ясно дело, не бросили, все-таки вода и провизия лишними не бывают.

-Два идиота, говорил же, выбирай жену по уму, а не по сердцу, — отчитывал сына Гонсалес.

-Отец, я и выбрал по уму, — оправдывался тот, а Алехандра истово кивала, — ну а сердцу не прикажешь. Прости, но я не мог поступить иначе... Я должен был что-то сделать, я на все был готов, лишь бы спасти людей, а вы притворялись, будто ничего не замечаете, и... Ах, как вам объяснить?!