-Ну почему у меня только один сын? — вопросил Гонсалес у темных туч. — Было бы хоть двое, этого я мог бы убить... Нет, мучайся теперь с таким наследничком!

-Орландо, они ведь в самом деле болели душой за людей, которым нечего есть, — напомнил я. — Полно вам злиться...

-Я не злюсь, — шепотом ответил он, — это для публики. А так... я думал, сын у меня вовсе размазня, а он — ишь ты! — народным мстителем сделался! С женушкой на пару...

-Муж и жена — одна сатана, так у нас говорят, — ввернул я.

И про себя добавил: "А мужество пола не имеет!"

-Вот-вот, очень им подходит! А еще...

Договорить он не успел: откуда-то спереди раздался странный звук, будто треснул глиняный горшок в печи у великана, а потом послышался сдержанный гул.

-Водохранилище... — проговорил Гонсалес и сглотнул. — Должно быть, с гор пошла вода, и плотина все-таки не выдержала...

-Может, часть сойдет через штольни, — сказал я. — Я слышал отдаленный грохот, может, это взрывали перемычки? Атль говорил об этом.

-Не знаю, но лучше нам никуда отсюда не трогаться, пока не станет ясно, в чем дело. — Он посмотрел на сына и мрачно произнес: — Поди переодень жену, пока не простыла! Живо, в фургон оба!

Я подождал, пока они не отойдут, посмотрел на Гонсалеса (под полями сомбреро удобно курить даже под проливным дождем) и спросил:

-Вы же догадывались, кто таков Стрелок, верно?

-Конечно, — ответил он. — Это было легко проверить, я ведь частенько говорю за столом о делах, а Рикардо все слышит и запоминает... Я не ожидал лишь участия Алехандры! Ну да что ж, два сапога — пара... Я горжусь сыном, Виктор. Пусть он еще наивен, пусть думает о глупых идеалах и порой делает ошибки, но в его груди бьется горячее сердце настоящего мужчины!

-Он сделал, что хотел, — улыбнулся я. — Все заметили проблему, не так ли? Даже те, кто об этом и думать не хотел. Вот только как быть с нанесенным ущербом? Сгоревшая мануфактура, разграбленные обозы... Но обозы еще ладно, в конце концов, провиант достался людям, а вот пожар...

-Я компенсирую убытки, — сказал Гонсалес, нахмурившись, и пожевал сигару. — Вернее, сын с женой компенсируют. У нее есть приданое, он тоже не безрукий, да и один из дядьев завещал ему капиталец. Хотел стать инженером — пускай помогает строить новую мануфактуру. Сразу все вернуть не выйдет, слишком уж будет бросаться в глаза, но участие в восстановлении уничтоженного мы примем, и самое деятельное, обещаю! Что до провианта... Ну, пусть это будет гуманитарной помощью голодающим.

-Понятно, — кивнул я. — А как быть со Стрелком? Вообще-то его нужно судить.

-Вы всерьез полагаете, что я отдам единственного сына под суд? — вскинул бровь Гонсалес. — Это не Европа, Виктор. Такие дела решаются... хм... в узком кругу.

-И что, полагаете, никто из очевидцев не проговорится? — усмехнулся я.

-Конечно, нет, — фыркнул он. — За своих людей я ручаюсь. Возницы тоже промолчат, я им хорошо заплачу. А если кто-то что-то и сболтнет, то... Сын решил пошутить надо мной, и едва не поплатился жизнью — я метко стреляю. Только и всего. Ну а настоящий Стрелок растворился в дожде, он все-таки не человек, как вы помните...

-Интересные у вас понятия о правосудии, — пробормотал я.

-Да. Могу еще выпороть Рикардо на конюшне, хотя он для этого уже слишком взрослый.

Тяжелый удар, от которого содрогнулась земля, заставил нас вздрогнуть.

-Плотина... — пробормотал Гонсалес, чуть не проглотив сигару. — Не выдержала...

Я же смотрел вдаль, туда, где с кактусового плато изливались водопады мутной грязной воды — уже завтра она уйдет в землю, а грязь с тиной станут питательной почвой для новых поколений кактусов. Большая же часть утечет по канавам, прорытым пеонами... Остатки уйдут через развалины плотины — разрозненные, одинокие струи, которые снова сольются в Инстабль, каким он был прежде. Лишь бы обошлось без человеческих жертв!

О том, что погиб только один человек — новый управляющий, — мы узнали только на третьи сутки непрекращающегося дождя, когда рискнули все же поехать на разведку. Обоз оставили на холме: припасов было полно, воды тоже, двигаться с места не имело смысла.

Инженер Атль сидел на громадном валуне, курил и с огромным удовольствием глядел, как вода обтекает разбросанные камни.

-Все живы, — проинформировал он. — Я услышал неладное и отвел людей подальше. Только Мигель, ну, управляющий, заартачился. Не силой же я его потащу? — Атль затянулся неизменной трубкой и добавил. — Инстабль принял его жертву.

-Уго, сознайтесь, взрывы в заброшенных штольнях — ваших рук дело? — спросил Гонсалес, оглядываясь по сторонам.

Долина представляла собой удручающее зрелище: залитая жидкой грязью и глиной, из которой лишь кое-где виднелись останки домов, черно-бурая, размокшая, блестящая от влаги, а уж какой тут стоял запах... Воды Инстабля постепенно пробивали себе новое русло в этой клоаке и уносили на равнину грязь и тину, и даже камни, что помельче. Дождь прекращаться не собирался, то приостанавливаясь, то припуская с новой силой, и с гор то и дело накатывались новые водяные валы. По моим прикидкам, еще два-три дня, и долина очистится если не полностью, так наполовину уж точно. Ну а дальше зарастет зеленью, в здешних краях это недолго, если есть вода...

-Конечно, чьих же еще? — невозмутимо ответил тот. — Я давно заложил там заряды, еще когда плотину только начали строить. Главное было следить, чтобы порох не отсырел, ну да это несложно. Потом оставалось только увести людей да подпалить шнур.

-И где вы взяли столько динамита и пороха? — допытывался Гонсалес.

-Списал, — фыркнул Атль. — Бедняга Мигель, царствие ему небесное, мало что смыслил в горнопроходческой работе. Я завысил расход взрывчатки в отчетах, вот и все. Сказал, что порода очень плотная. То же и с порохом. Вдобавок, его неправильно хранили, вот он и отсырел, такая незадача! А если умеючи, синьор, то много-то и не нужно. Говорю же, я умею слышать горы и знаю, где слабое место...

-Уго, я вас не арестую только потому, что вы спасли всю округу, — серьезно сказал Гонсалес.

-А что я такого сделал, за что нужно меня арестовывать? — удивленно спросил инженер. — Я просто спустил воду, чтобы выдержала плотина: у нее ведь не было предусмотрено аварийного сброса, хотя я предупреждал! Увы, построили ее совсем скверно, запаса прочности все едино не хватило.

-Ладно, будем считать, что вода сама пошла в штольни, а перемычки не выдержали ее напора, — вздохнул Гонсалес, снял шляпу, слил воду с полей и снова надел ее. — С рудниками что?

-С рудниками порядок, — ответил Атль. — Новые слегка подтопило, потому как меня не слушали...

-А вы предупреждали, — закончил тот. — Надеюсь, их можно осушить?

-Конечно. Только, синьор, в этот раз хорошо бы сделать так, чтобы работники слушались старого Атля, а не приезжего управляющего. Эти горы, — инженер указал на них трубкой, — не такие, как в других местах. Я тут вырос, как и мои предки, я их знаю, а чужакам многое невдомек...

-Я думаю, этот вопрос мы решим, — кивнул Гонсалес. — Вы останетесь тут или поедете с нами? Кстати, а где все рабочие?

-Я отправил их по домам, — ответил инженер. — Что им тут делать? Купаться в грязи? Так они не свиньи. Пускай лучше приведут свои поля в порядок, до осени еще можно успеть вырастить кое-что!

-Вас послушать, Уго, так это вас нужно ставить губернатором, — фыркнул тот.

-Нет, не стоит, — сказал Атль невозмутимо. — Слишком хлопотная должность. Приёмы, званые обеды... Я человек простой, я привык работать руками и головой. А губернатор пускай себе на балах сияет, лишь бы не лез не в свое дело.

-Разумный подход, — вставил я.

-Вполне. Губернатор Диас его и придерживался, — сказал инженер. — Потому и делалось при нем все по уму, а не так, как левой пятке его превосходительства захотелось.

-Осталось донести эту мысль до Санчеса, — протянул Гонсалес. — Так вы остаетесь, Уго?

-Да. Надо еще присмотреть кое за чем, — отозвался тот. — Сам доберусь, уж за меня не переживайте.

Мы отправились обратно, а я все оглядывался на Атля — он так и сидел, скрестив ноги, на большом валуне над бурным потоком под проливным дождем, курил и глядел вдаль. Потом стало возможно различить только его яркое пончо, ну а затем и это красное пятнышко пропало из виду.

-Спасибо, до герильи не дошло, — проворчал Гонсалес. — А так, даст бог, все наладится... Вернемся в Кампочиту, закажу мессу и поставлю сотню свечей святому Христофору. И прикажу выстроить часовню в его честь.

Я предпочел промолчать, не то с него сталось бы пообещать назвать внука Виктором! Или Христофором. Жалко ведь ребенка!

* * *

Месяц спустя я поднимался по трапу парохода — "Атлантик", брат-близнец "Океаника", отправлялся в рейс. Носильщики таскали по сходням бочонки с отменной кактусовкой и текилой, а матросы поглядывали на меня с невольным уважением. Но раз уж я оказался в этих краях, грех не пополнить запасы, тем более, я мог продегустировать напитки лично: слухи, повторюсь, тут распространялись мгновенно, и всякий рад был угостить белого шамана самым лучшим! Однажды я так надегустировался, что взялся предсказывать будущее всем присутствующим и напророчил им столько хорошего, что меня пытались качать. Спасибо, верный Диего отбил меня у благодарной публики и силой увел спать, а по пути сообщил, что Карменсита, ну, та вдова, вторую неделю ничего не ест и страдает тошнотой, но это точно не лихорадка, жара у нее нет, как сказал доктор Алонсо. От такой новости я даже протрезвел и наутро принялся собираться в дорогу.

По правде говоря, я не отказался бы задержаться подольше, но выдерживать местное гостеприимство было не так-то легко, я ведь уже не мальчик! И так уже... хм... благословил во имя святого Христофора не одну безутешную вдову (и сдается мне, минимум половина из них вдовами вовсе не были).

Днем же нужно было заниматься делами: разбираться с наследством Хуаниты, приводить в порядок бумаги... Гонсалес порекомендовал управляющего, на которого можно было положиться, и я с радостью ухватился за его предложение: он-то знал местных куда лучше и мог наверняка сказать, кто нечист на руку. Ну а Диего я определил сторожем на гасиенду. Я оставил ему мула и серого коня, а при такой должности он из босяка сделался завидным женихом, за что неустанно меня благодарил.

Тепло распрощавшись со всеми знакомыми, смутно знакомыми и вовсе не знакомыми обитателями Кампочиты, я нанес прощальный визит Гонсалесу, у которого застал все то же общество: Рикардо с Алехандрой, доктора Алонсо с супругой и инженера Атля с неизменной трубкой.

-Уезжаете? — спросил Гонсалес после ужина.

-Да, мне пора. Служба, сами понимаете, — вздохнул я. Посмотреть бы, как расцветет прерия! Уже теперь она покрылась зеленью, но цветы только-только проглядывали.

-Конечно.

-Случаев заболевания стало меньше, как только сошла вода и долина подсохла, — вставил доктор. — Правда, несколько пациентов скончались, тех, что болели тяжелее прочих, в основном старики и дети. Другие идут на поправку. Ну да, правду сказать, и комарья стало куда меньше!

-Только губернатор в ярости, — подхватил Гонсалес, — экие убытки — несколько затопленных штолен, разрушенная плотина, просто беда... Да еще Варгас куда-то запропастился, а он ведь немало знает о делишках Санчеса!

Тут он хитро покосился на меня, но я сделал вид, будто не понимаю, о чем он. Варгас в самом деле удрал в Мехико, как и собирался, это передала через Диего его служанка, неласковая Кончита. Должно быть, подальше от губернатора, хотя при желании тот сумеет разыскать Варгаса и там.

Что ж, будем считать, что губернатору тейваз выпала перевернутой — неудачи и предательства бывших соратников его преследовали. Впрочем, это было вполне справедливо — после всего, что он натворил с этой цветущей землей.

Я оставил свой адрес — вдруг кому-то захочется написать мне? — и распрощался. Инженер Атль, как и в прошлый раз, напросился со мной — нам было по пути.

-Приятно было познакомиться с вами, синьор, — сказал он, дымя неизменной трубкой, когда мы отъехали от гасиенды "Перла Негра". — Позвольте вручить вам подарок на прощанье?

-Буду признателен, — кивнул я, думая, что он вручит мне какой-нибудь сувенир или, может, индейский талисман.

Однако Атль, порывшись в седельной сумке, выудил оттуда жестянку из-под табака и вручил ее мне торжественным жестом.

Я с некоторой опаской принял дар и заглянул внутрь (с этого в высшей степени необычного человека сталось бы подарить мне змею!). Увидев, что таится в жестянке, я от неожиданности так стиснул бока серого коленями, что тот возмущенно заржал.

-Бог мой! — воскликнул я, переведя взгляд на Атля. — Откуда... откуда у вас это чудо?!

-Да так... — усмехнулся он, выбивая трубку. — Подобрал случайно. Как и вы свой аленький цветочек. Мне-то он без надобности, а вам, я вижу, пришелся по душе...

-Еще бы! — ответил я, любуясь кактусом своей мечты — еще совсем небольшим Alteya cannabis.

В горшочке грубой работы (как бы не самолепном) сидело маленькое, но соразмерное растение — целых девять стволиков расходились веером от основания, расширяющиеся в центре и заостренные у верхушки, в недлинных, изящных колючках. Это было само совершенство!

-Синьор Атль, это бесценный подарок, — искренне сказал я, налюбовавшись кактусом и бережно закрыв жестянку.

-Для вас — да, а для меня это просто колючка, — был ответ. — Такая же, как вон те опунции.

-Но вы все же подобрали ее!

-Я не привык бросать в беде живую тварь, будь то подстреленный койот или умирающее растение, — сказал он пресерьезно и посмотрел на меня в упор.

Тогда я решился и спросил наконец:

-Синьор, скажите... ведь вы не обычный человек, я прав?

-О чем это вы? — удивился он.

-О дожде. Если мне не изменяет память, ваша фамилия на местном индейском диалекте означает "вода", не так ли?

Признаться, я подстраховался и расспросил стариков в Кампочите, поскольку не был уверен, что верно запомнил это слово.

-Именно так, — усмехнулся он, и морщинки вокруг его глаз собрались в сложный узор.

-То есть дождь все-таки вызвали вы, — утвердительно сказал я. — И это вы — настоящий шаман!

-Пусть так, — спокойно согласился Атль, — что это меняет?

-В сущности, ничего, — пожал я плечами, — но я не могу понять, зачем вам понадобилось сваливать все эти чудеса на меня?!

-Ах, синьор Кин, — задумчиво произнес инженер, — посудите сами, кто поверит старому чудаку Атлю? Другое дело — великий белый шаман, победитель Многоглазого!

-Гхм... — поперхнулся я. — Это-то вы откуда взяли?

-Вижу, синьор, — улыбнулся он. — Думаете, старому Атлю полвека или около того? Нет, старому Атлю намного больше. И Многоглазого я хорошо знал. Ему, правда, хватало ума не соваться на эти земли и не трогать мой народ и тех, кто просил у меня защиты. Он заслужил свою смерть, и за это вам отдельное спасибо, синьор.

-И это вы тоже увидели? — спросил я, чувствуя, как по спине продирает мороз.