Дорога к счастью или путь Златолюба

— А ты помнишь, как вы в первый раз после гор в речке купались?

Братец неуверенно кивнул.

— Я тогда ещё у костра осталась еду готовить, а вы втроём пошли. Только отчего-то вы со Жданом, как и собирались, искупались, а Злат отказался, сославшись на какие-то мелочи. Он ведь с вами так не разу и не покупался с тех пор. Ведь так?

Мальчишка озабоченно почесал макушку.

— А я тогда, как услышала, что Злат собрался прогуляться, так за ним и увязалась, поговорить надеялась о любви своей безответной.— Девушка горестно вздохнула.— Вот и поговорила. Как вышла из кустов, а он там, в воде по пояс, голый стоит, развернулся и смотрит на меня своими большими глазищами, плечиками хрупкими пожимает.

— Так что ж это он с нами купаться побрезговал?— Удивился Братец.

— Да не брезговал он вами.— Раздражённо отмахнулась от него сестра.— Да и вообще говорю же тебе не он это, а она, дурья ты башка. Не могла она с вами купаться, оттого что баба. Понял, наконец?

— А ты точно уверена?— Всё ещё сомневаясь, уточнил мальчишка.

— Ты что думаешь, что я девичьего тела от мужского не отличу? Да и поговорили мы с ней тогда, посмеялись. Я ей призналась,— девчонка смущённо покраснела,— что она мне нравилась, как парень, а Злата сказала, что и сама это уже давно заметила и всё только посмеивалась над моими ахами, да вздохами, но признаться во всём раньше не могла. Мы же с ней после этого даже ближе стали, как подруги лучшие... или как сёстры. Оттого мне и смешно было, когда на них со Жданом девки в верви висли, особо на Златолюбушку.

— А я думал, вы пожениться решили, как только деда сыщем. И всё диву давался, почему ты так спокойно в верви на красоток местных реагируешь.

— Злата меня попросила, чтобы я тайну её не раскрывала, а зачем мне её раскрывать, это ведь не мой секрет и зла никому не несёт. Не моя это тайна, так почему бы мне её не сохранить.— Пожала плечами девчонка.

— Но почему? Но зачем ей это?— Никак не мог понять неугомонный мальчишка.

— Не знаю, я особо не расспрашивала. Эта не моя привычка лезть в чужие дела.— Она, нахмурившись, взглянула на брата.

— А что сразу я?

— Ничего. Давай, вставай, попробуем их следы разобрать и подобраться к тому месту, где всё произошло. Если оно вообще где-нибудь произошло, конечно. Надо найти их и попытаться выручить из беды. Ты только представь, что за жизнь Златолюбу ожидает?— Слёзы её давно уже высохли. Сейчас для них не было место, место оставалось только для серьёзного решения.

— А если они сюда вернуться?— Неуверенно спросил мальчишка.

Сестрица взглянула на него с едва различимым презрением.

— Если они сюда вернуться, то без особого труда нас отыщут по нашим же следам. Ты уж поверь мне, трусишка.— Девчонка вдруг как будто разом стала старше, спокойней и уверенней в себе.

— Я не трусишка.— Запротестовал паренёк.

— Чего тогда дрожишь как лист трепетицы на ветру?

— Здесь просто прохладно.— Нахмурил он брови и сильнее закутался в кожух.

— Прохладно. Пошли уже, а то нам с нашими познаниями и умениями понадобиться уж слишком много времени, чтобы отыскать хоть какие-нибудь следы. Вот если бы с нами был Ждан или Злата.— Мечтательно произнесла она.

— А я есть хочу.— Вставил её брат.

— Потерпишь.— Впервые в жизни Сестрица поступила по отношению к брату со столь холодной рассудительностью. А что ей ещё оставалось? Люди, которые без труда могли спасти себя, предпочли выручить их с братом и теперь им, вероятно, угрожает серьёзная опасность. И кто же им поможет, если не всё те же горемычные Братец с Сестрицей.

Неожиданно под ногами промелькнула серая меховая шубка. Сестрица подхватила её машинально, ещё толком не сообразив, что именно она делает. Хорёк сперва не стал сопротивляться, давно привыкнув к новым людям, и видимо не сразу сообразив, что собственно происходит, а потом всё же попытался вывернуться из цепких человеческих рук, и, когда это у него не вышло, принялся, остервенело кусаться.

Девчонка, поразмыслив с минуту, сунула его в берестяной короб Златы и прикрыла крышкой. Пущай посидит, пока она придумает, как он сможет им помочь. Авось, всё же ещё и правда пригодится.

— Все руки закусал, собака.— С досадой пробормотала Сестрица, растерянно осматривая свои руки на предмет укусов.

Глава 11. Плен.

— Ну и как мне тебя теперь звать?— Ехидно поинтересовался Ждан, когда они, уже, будучи связанными, лежали чуть в стороне от костра. К этому времени заметно стемнело и зипунники вокруг стоянки выставили дозорных.

— Так и звать.— Невозмутимо пожала плечами Злата.— Златой меня друзья и родичи кличут, как я и говорила, а точнее Златолюбой. На счёт имени я тебе не врала, хотя, если хорошо подумать, я тебе вообще ни на счёт чего не врала.

— Да уж!— Буркнул Ждан.

— А что не так? Ты сам меня разве спрашивал мужик я али баба?— Безразлично спросила девушка.

— Ну, я....— Замялся наёмник.

— Вот и я тоже ну.— Зло огрызнулась Злата. Она сейчас была всем очень недовольна. Да и кому, собственно говоря, интересно понравилось бы то положение, в котором она, то есть они, теперь находились.

— Эх, коли б, знал, что баба!— Между тем расстроено повторил свою фразу её спутник.

Ждан тяжело вздохнул и посмотрел на сидевшую рядом с ним нахохлившуюся девчонку. И как только он раньше не заметил, что она девка, а не пацан. Теперь это казалось ему фактом совершенно очевидным, а тогда.... Хотя, если хорошо подумать, сама виновата, вот про Сестрицу, например, он никак не мог сказать, что она парень. Долгополый кожух, клетчатая понёва поверх рубахи под ним, бабский тёплый платок с неизменным узлом высоко на макушке, длинная девичья коса славницы. А Злат, то есть Златолюба, типичный хлопчик. Коротенький нагольный кожух, не очень высокие, ниже колен, сапоги, мужские же гащи, короткие волосы, едва не достающие до плеч, обычная меховая шапка. Вот вам и Златолюба, самый настоящий не совсем ещё взрослый, но уже вполне определенно мужичок.

— А что баба? Баба, между прочим, тоже человек.— Обиженно пробормотала Злата.

— Тоже человек, не спорю и даже больше. Тебе же детей рожать надо, а не брадвой махать, да из лука стрелять.

— Да пошёл ты!— Беззлобно выругалась Златолюба, и Ждан заметил, как глаза её заблестели, наполняясь отблеском костра.

— Не плачь, Злата. Прости меня.— Тихо произнёс он.

Девушка передёрнула плечами.

— За что? Разве ты лишил меня родителей и прошлой жизни? Разве ты заставил меня обрезать косу и взять в руки лук? Разве ты отнял у меня надежду, веру и любовь? Нет, Ждан, мне не за что прощать тебя, а тебе просить у меня прощение.— Покачала она головой.

— Но я ведь обидел тебя. Ты плачешь.— Напомнил ей наёмник.

— Не ты обидел меня, а жизнь, а, быть может, даже и я сама.

Они помолчали.

— Что теперь будет, Ждан?— Спросила Злата.— Ты должен знать. Ты ведь наёмный воин, бывал в разных передрягах.

— Раз нас не убили, значит, сделают рабами, продадут на рынке, а ещё вероятнее сами в город не поведут, сбудут какому-нибудь купцу-работорговцу по дороге.— Со знанием дела заявил он.

— Вот и закончилась твоя вольная жизнь, Злата.— Пробормотала девушка.— Здравствуй, рабство.

Ждан искоса взглянул на неё.

— Но нас ведь пока ещё не продали и не перепродали.— Напомнил он.— Так, может быть, ещё рано списывать себя со счетов?

— Дело осталось за малым.— Отмахнулась его спутница.— Вот только б всё это было не зря, и Братец с Сестрицей нашли бы своего деда. А-то как-то обидно получается, за дело взялись, а до конца его так и не довели.

Ждан вдруг неожиданно улыбнулся.

— И всё же ты истинная девица,— произнёс он,— и как только я раньше этого не заметил.

Злата, вначале собравшаяся было обидеться, вдруг улыбнулась ему в ответ. У неё была красивая улыбка, и Ждан не мог ею не залюбоваться, особенно теперь, когда стопроцентно знал, что перед ним сидит именно девушка, а ни в коем случае не парень. Наверное, недаром она с самого первого мгновения их знакомства пришлась ему по вкусу.

Их тед-а-тед и взаимная идиллия были прерваны неожиданным посторонним вторжением.

— Вон яна, баба-то, потрожь сам, коли сумневаешься.— Двое из вражеского стана стояли, уперев руки в бока, и внимательно разглядывали Злату. Они ещё какое-то время о чём-то тихо перешёптывались, но никто к их пустой болтовне особенно и не прислушивался.

Девушка гордо вскинула темноволосую голову и старалась не смотреть на них. Ждан же, напротив, весь как-то подобрался и напрягся. Всё что происходило с ними в течение последних суток, ему не очень-то нравилось, но то, что происходило сейчас, ему не нравилось особенно остро.

Один из лесных разбойников нагнулся, отстранив рукой в сторону помешавший было меч, и принялся без ложного смущения ощупывать Злату на предмет наличия у неё женских прелестей. Кричать она при том не кричала, но с ненавистью шипела и пыталась как можно дальше отстраниться от ненавистных рук.

Но всё бы ничего, да вот только поверхностного ощупывания наглецу, вероятно, не хватило и он всё так же без зазрения совести, совершенно непорядочным образом полез всей четвернёй, так как один палец на правой его руке отсутствовал, под нагольный кожух Златы, нагло при этом ухмыляясь своей кривой рожей.

— Э-э-эй, не троньте её,— закричал Ждан, силясь подняться,— не смейте к неё прикасаться. Оставьте.

Злата тоже уже не стала молчать, когда почувствовала на собственной тёплой плоти чью-то заскорузлую грязную ладонь, что доползла до желаемого через все преграды.

— А ведь точно баба!— Беззубо улыбнулся её обладатель.

Девушка вывернулась и со всей силой впилась зубами в грязное волосатое запястье.

— Ах ты, сучка!— Выругался мужик, на мгновение прижимая руку к груди, вырвав её тем самым из желанного тепла, а затем и вовсе наотмашь ударил Злату по лицу.

Изо рта девушки тут же побежала алая струйка, что смешалась с инородными потом и кровью уже находившимися во рту. Но Злата даже не вскрикнула, стойко перенеся боль. Она только презрительно усмехнулась, смотря наглецу прямо в глаза, и сплюнула наземь, ему под ноги.

— Что тут происходит? Э, я что-то не совсем понимаю или как?— Раздался уже знакомый чуть сипловатый голос.

— Она укусила меня, Медведь. Эта тварь укусила меня.— Пожаловался опростоволосившийся мужик, виновато оборачиваясь на возглас.

Его товарищ усиленно закивал головой в знак солидарности. Вот только в глазах обоих отчего-то завис скорее испуг, чем тяга к справедливости.

— Я никак не возьму в толк, что ты тут вообще делаешь. И ты тоже.— Сипло произнёс их бесспорный лидер.— Вас, по-моему, поставили спящих охранять, а не баб пленённых лапать.— Он наградил обоих весьма увесистыми подзатыльниками.— А ну-ка быстро на свои места и, поверьте мне, ещё один такой промах и тогда вам точно не поздоровиться.

— Но мы ведь ничего такого не сделали.— Заканючили мужики.

— Ещё чего не хватало.

— Но мы....

И всё же власть вождя была неоспорима.

— А ну по местам. Кто будет спины товарищей оборонять, пока вы, сволочи, будете общий товар портить?— Строго спросил Медведь.

— Но мы не портили, мы просто хотели посмотреть, правда ли баба.— Не согласился один.

— Ну, убедились?

— Ну да.— Хором промямлили братья по разуму, а судя по их схожему внешнему виду, возможно, что и не только.

— А теперь пошли прочь.— Рявкнул их неопровержимый глава.

Когда же горе — исследователи женских тел виновато удалились, вожак ещё какое-то время смотрел на Злату, а она смотрела на него, гордо вскинув голову и не отводя дерзких глаз. Тогда он наклонился к ней совсем близко, протянул руку с неимоверно большой кистью, что весьма соответствовало его прозвищу, и вытер кровь, уже начавшую было запекаться у неё на подбородке.

— А ты, девка, знай, что с этого дня уже не принадлежишь сама себе и нечего тут кочевряжиться. Честь твоя не стоит и ломаного гроша, а сопротивление твоё бесполезно. Там, куда мы тебя везём, никто с тобой особо церемониться не станет. И поверь уж мне, что лучше бы тебе засунуть свою гордость куда подальше. Не ты первая, не ты последняя, там и не таких обламывали. А слова воля для тебя больше не существует, так что впредь привыкай быть рабой, безропотной и послушной.

Он резко поднялся, так же резко развернулся и, возвратившись к костру, принялся укладываться на ночлег.

Во всё больше сгущающихся сумерках остались только Ждан и Злата и они долгие мгновения так и сидели молча напротив друг друга, связанные по рукам и ногам, продолжая всё так же безмолвно смотреть друг другу в глаза.

Глава 12. Начало.

Изредка так случается, что люди рождаются не в своё время и не в том месте, где следовало бы. Им бы, может быть, должно родиться в прошлом или, быть может, наоборот, в будущем. А может, просто им нужно было появиться на свет человеком противоположного пола? Или напротив, быть может, всё это нам только кажется и то, что заставляет нас так думать, сотворила с ними сама судьба, столь безвозвратно изменившая их жизни?

— Утро выдалось солнечным. Ничто не предвещало беды. Мы с бабкой тогда по ягоды пошли. Ягод же в лесу в ту пору было не счесть. А когда уже возвращались, крики услышали и лязг металла. Сначала, наоборот, к печищу своему припустили, а когда увидели, что там творится.... Бабка мне рот рукой зажала и в кусты оттащила. Там и схоронилися. Я и не сопротивлялась совсем, мне страшно очень было, и только слёзы всё текли по моим щекам и текли, прокладывая две мокрые дорожки, текли не переставая. Мне тогда пять лет от роду было, дитё неразумное, материнскую рубаху ещё не успела сменить на девичий венец и понёву.— Рассказывала Злата.

— Тяжело тебе пришлось.— Посочувствовал Ждан.

— А ты думал? Лёгкая судьба не заставит девку по лесу с луком лазить, да в мужской одёже, да только это же ведь ещё не конец истории. Это только самое её начало.

Я видела, как умерла моя мать. Эта боль останется со мной до конца дней моих, и никто не в силах её излечить, так как мать моя умирала не беззубой старухой, с благодарностью встречая смерть и ожидая приближение светлого ирия и не от неизлечимой болезни, что как-то разом навалилась на неё или напротив убивала медленно и мучительно, съедая по частичке её тела и души.

Моя мать умерла молодой, от вражеского меча, которым был безжалостно вспорот её живот. Надеюсь, что больше никому не придётся испытать того, что испытала я, когда мы с бабкой вошли в разграбленное и обгоревшее печище. Я надеюсь и от всего сердца этого желаю, но умом понимаю, что я не одна такая. Далеко не одна! Сколько нас, сирот, что потеряли свой род подобным образом? Наверное, много, возможно, что даже слишком много или даже больше, чем я сама могу себе представить. Конечно, по большому счёту после набега в живых не остаётся никого. Но как знать. Я же выжила, да и моя колченогая бабка тоже.

Мы сидели в кустах, затаившись, как две серые домашние мышки, загнанные за печку шустрым котом. Бабка на всякий случай держала меня за рукав и одновременно зажима рот ладонью. Но я бы по любому не закричала. Мне ведь тогда было очень страшно, по-настоящему страшно, страшно как никогда до этого!