Дорога к счастью или путь Златолюба

Дорога к счастью или путь Златолюба.

Пролог.

По горным дорогам, по дремучим лесам путешествовал невысокий щупленький юноша. Одинокой песчинкой бродил он по миру в дневное время, а в ночи одинокой звёздочкой маячил вдалеке неясный отблеск его костерка. Что заставляло юношу бродить по пустошам и буеракам? Что вело его вперёд и в ясный день и в прохладу ночи и в лютую непогоду? Что побуждало его двигаться в бескрайнюю даль в самый разгар зимы? Ведь только-только миновал грудень, а впереди ещё потрескивали ледяными челюстями, ожидали своей очереди, студёны, просинец и сечень, лютые зимние месяцы, готовые с удовольствием принять новую человеческую жертву, стоило только той совершить маломальскую ошибку, оплошать или сделать хоть один-единственный опрометчивый шаг.

А дело в том, что просто в жизни его осталась лишь одна единственная цель, и этой целью была борьба. Борьба со всем миром, с самой жизнью и, самое главное, с самим собой....

Глава 1. Встреча.

В костерке весело потрескивал озорной огонёк, с завидным аппетитом поглощая свежеподброшенные сухие сучья. Паренёк привычно установил по бокам от него найденные рогатины, подвесил видавший виды котелок. Кушать и тем более варить похлёбку как-то не хотелось, а вот чайком погреться, так это сами Светлые Боги велели.

Погода нынче была самая, что ни на есть зимняя, морозец игриво покусывал голые щёки, нос и подбородок, благо, что руки большую часть пути прятались в спасительных рукавицах....

Чуть в стороне вдруг что-то зашуршало, послышалось потрескивание потревоженного наста, затем хруст сломанной подмороженной веточки.

— Похоже, к нам гости, приятель.— Пробормотал юноша, и голос его оказался слишком звонким и мелодичным для парня такого возраста.

В темноте трудно было что-либо разглядеть, да он и не пытался. Мгновение спустя паренёк тенью скользнул в сторону, и сам погружаясь в сумрак. В руках его мелькнул уже завязанный лук (И когда только успел?) с наложенной на тетиву стрелой.

— Прорвёмся.— Тихо произнёс он, растворяясь во мраке.

Он не стал далеко удаляться от костра, достаточно было уже того, что темнота поглотила его полностью, накрывая своей пеленой. Отсчёт времени между тем пошёл.

Один..., хруст повторился, видимо кто-то приближающийся к мерцающему огоньку снова наступил на сухую замёрзшую ветку. Два..., никакое животное, и уж тем более хищное, никогда не совершило бы подобной ошибки. Три..., значит это человек, но воин или разбойник, изредка эти два понятия сливались воедино, не позволил бы себе такой оплошности. Четыре...., паренёк увидел, как в стороне промелькнула чья-то неясная тень и существо, которым она непосредственно являлась, явно было двуногим. Пять..., да их же ведь двое.

Сначала в тусклом свете отбрасываемого пламени показался один щупленький человечек, и только за ним, мгновение спустя, появился и второй, что был чуть повыше.

— Тут никого нет.— Прошептал испуганный девичий голосок.

— Ну не загорелся же огонь здесь сам по себе.— Несколько грубовато ответил ему второй. По-видимому, его обладателем был мальчишка-подросток, чей голос только-только начал перестраиваться и набираться мужественности, а характер, по всей видимости, оставлял желать лучшего.

Невидимый гостями силуэт хозяина подождал ещё немного, а когда понял, что больше ждать некого, бесшумно тронулся с места.

— А может это знак Перуна, я ведь последнее время много молилась Богу Грозы.— Неуверенно предположила девчонка.

— Глупая баба!— Совсем по-взрослому сказал мальчишка и сплюнул на поломанную корку наста под своими ногами.

Ненадолго вокруг зависла тишина, нарушаемая только далёким уханьем недремлющего филина, да потрескиванием догорающих веток. Хозяин костра с раздражением подумал о том, что вода в котелке уже должно быть выкипала. А это не могло не вызвать неудовольствия. Он бесшумно проскользнул за спинами пришельцев, ничем не потревожив их слух.

— У!— Гукнул он над самыми ушами у подростков, по-прежнему сжимая в руках завязанный лук.— Я не Перун, конечно, но, может, и я на что сгожусь?

Девчонка протяжно завизжала, отскакивая в сторону и силясь сама себе заткнуть визгливый рот.

— Не подходи!— Вскричал мальчишка, мгновенно дергая дровину из костра.

Парень с ещё большим раздражением заметил, как сооружённая им ранее конструкция рухнула, котелок откатился в сторону, выплёскивая из себя жалкие остатки своего жидкого содержимого, а одну из рогатин уже с жадностью поглощает вездесущий огонь.

— Ты, пацан, палку-то брось.— Обиженно произнёс паренёк, опуская лук и возвращая стрелу в тул.— Неча являться в гости посреди ночи, чужой костёр бередить, да чаёк выплёскивать.

— А ты чо сзаду-то подкрадываешься?— Не отступал малец.

— А ты что хотел меня врасплох застать, так ещё кишка тонка.— Ухмыльнулся хозяин костерка.

— Да я....— Начал, было, мальчишка.

Девичья ладонь мягко легла мальцу на плечо.

— Брось, братец, человече-то правду молвит, чай мы гости у этого костерка и вести себя надо подобающим образом.

Мальчишка недовольно насупился.

— Ты вот что, пацан, либо давай валите отсюда подобру, да поздорову, либо дровину на место клади, да по-человечески на ночлег просись.

Девчушка тут же отпустила братово плечо и слегка поклонилась незнакомцу.

— Пусти, хозяин добрый, у костерка твоего погреться. Холодно нам одним в лесу и..., и боязно очень.— Она покосилась на фыркнувшего братца.

— Тебя, сестрица, хоть сейчас привечать буду, а вот этого огрызка не знаю даже, не прогнать ли?— Парень с сомнением приподнял меховую шапку и почесал макушку.

Девушка испуганно ойкнула. Лицо её брата при этих словах несколько вытянулось, но нужно отдать ему должное, он быстро совладал с собой.

— Сестру с тобой одну не оставлю, поганец.— Зло прорычал мальчишка.

— Это не тебя ли поганцем кличут, сорванец? Всё, нету желания мне с вами боле трепаться. Коль вы парочка неразлучная, так валите оба.— Он невозмутимо пожал плечами, подошёл к костру, подобрал рассыпавшиеся поленья и подбросил новые. К этому времени он уже успел развязать лук и упрятать его в налучье.

— Братик, ну попросись ради меня, боязно мне очень в лесу ночью.— Услышал он быстрый шёпот за своей спиной.

Недовольное ворчание сменилось тяжким вздохом, и хозяйничающий у костра паренёк понял, что чая теперь надо заваривать на три персоны.

— Слышь, ты, хозяин, можно погреться у твоего костерка и ночь провести?— Нехотя произнёс малец, но по голосу его становилось совершенно очевидно, что ему и самому не хотелось уходить от столь желанного в холодной ночи огонька. Какой ни какой, а ведь всё-таки истинный знак присутствия Светлых Богов, рождённый благодаря благословению Младшего Сварожича, что и накормит, и напоит, и обогреет, и, что хоть от зверя лютого, что от нечистой силы убережёт, очистит от скверны, и станет послухом священной клятвы.

— Ну, на первый раз сойдёт.— Согласился молодой полесовник.— Только заметьте, я не всегда такой добрый. Просто чаю давно жду, так что Перун с вами, садитесь, вместе горячительным напитком побалуемся.

Мальчишка с девчонкой заметно расслабились, не подозревая о том, что Злат, то есть вполне гостеприимный, как выяснилось, хозяин огонька, их в любом случае от костра бы не погнал. Доброе ли это дело, детишек одних в ночь выпускать, да в таком месте, где в округе за много вёрст ни одного жилья не сыскать, да в ободранном тряпье, что и одёжой-то не назовёшь, да и ни сумы у них с собой нет, ни короба, знать голодные, стало быть. Так и назрел у него первый вопрос, а точнее сказать вопросы.

— А теперь давайте разберёмся. Кто такие? Куда путь держите? И почём так далеко от жилья одни бродите?— Глухо спросил хозяин молодецким голосом.

— А сам-то....— Начал, было, мальчишка, но сестра больно ткнула его в бок локтём, и он недовольно смолк.

— Мы, добрый человек,— начала девчонка,— не здешние и лесов этих-то не знаем. А то, что одни в лесу оказались, так это....

Они переглянулись с мальчишкой, видимо не зная, что ответить, правду похоже сказать не могли, а что соврать ещё не придумали, оттого и оба сконфуженно промолчали.

— Ладно, не надобно мне ваших секретов.— Смилостивился хозяин.— Я-то вам и своих не открою.

Подростки заметно расслабились и принялись быстрее шевелить челюстями.

Да, выделенные куски хлеба они наворачивали с завидным аппетитом, да и чайком запивали, дай-то Боги, не побрезговали. Хозяин харчей заметно хмурился, видя, как быстро таит его ценный запас хлеба на несколько дней вперёд. Но, подумав, решил. Да Боги с ним, с хлебом-то. Не в хлебе-то ведь счастье, хотя и в хлебе тоже и всё же не в нём единственном, исправился он, почувствовав всю кощунственность собственной мысли.

Спать подростки улеглись рядом, крепко сплетясь конечностями, и прижавшись друг к другу, а первый наш знакомец, устроился чуть в стороне, положив под голову свою суму, а берестяной короб пристроив рядом. Спал он чутко, да и привык, что некому место ночлега сторожить, а кто сменять-то будет, когда ты один-одинёшенек путь дорогу-то держишь. Вот и сейчас о страже не озаботились. Чему быть, того, знамо дело, не миновать.

А посреди ночи почудился ему неясный шорох, но он с места своего даже не сдвинулся, лишь тихо усмехнулся, чётко уразумев, что за этим звуком последует, а и последовало же.

Громкий визг разбудил уже только девицу-сестрицу, что беззаботно спала, уткнувшись в собственную подмышку. Она вскрикнула, подскочила и стала обеспокоено озираться по сторонам.

— Ты чо орёшь? Народ честной будишь-то?— Спросил парень, поднимаясь.

— А-а-а, оно... он... на пальце. Больно-о-о.

Мальчишка выл, как сумасшедший, подскакивая на одном месте и пытаясь сбросить нечто повисшее на фаланге указательного пальца его правой руки. Это нечто крепко уцепилось небольшими, но крепенькими хищными зубками за мальчишескую ладонь.

— Ой, ай,— запричитала девица, вившись вокруг братца,— спасите, помогите.

Парень не выдержал, коротко бросил какое-то словцо, какое именно брат с сестрой не расслышали, да и не до этого было, но действие оно возымело словно особенное, наговорное. Хорёк, а это был именно хорёк, мгновенно отпустил руку мальчишки и, поймав отблеск рыжекудрого огонька на свою серую шкурку, скользнул по снегу, по ноге, затем по спине паренька и умостился у того на шее, свернувшись тесным колечком и недовольно зашипев.

— Ой, хорёк, ручной совсем.— Только и выговорила девчонка недоумённо.

— Что тебе в моем коробе понадобилось? Отвечай!— Строго спросил между тем хмурый паренёк.

Девчонка растерянно взглянула на него, не шутит ли, а затем осуждающе посмотрела на брата, обхватив ладонями зардевшиеся от стыда щёки.

— Как ты мог, братец, он же нас на ночь приютил?— С упрёком спросила она.

Ещё не рассвело, а костёр уже почти полностью потух, так что парень не мог сказать однозначно, но если он хоть что-то понимал в людях, то мальчишка густо покраснел вслед за сестрой.

— Я ничего плохого не хотел.— Застигнутый на месте преступления несостоявшийся воришка виновато опустил взор на кровоточащую руку, девочка проследила за его взглядом и тут же, вскрикнув, принялась бинтовать ему рану каким-то пожухлым тряпьём.— Короб малость скособочился, я только поправить его хотел.

— Так ты ещё и помощничек оказывается? Так может тебе ещё и спасибо нужно сказать? Ладно, с тобой потом разберёмся. А ты, сестрица, чем там руку кроешь. Заразы давно не видела? На вот, возьми.— Злат запустил руку во всё тот же короб и достал оттуда небольшую бутыль.— Руку ему снегом оботри, потом капнешь на рану каплю, но только каплю, поняла?

Девчонка послушно кивнула.

— А затем этим обернёшь.— Он кинул ей лоскут чистой тряпицы, та уверенно поймала его.— А потом досыпать. И чтоб на этот раз без приключений. А то ведь кто знает, сколько ещё козырей у меня в рукаве припасено?

Девчонка снова кивнула, но к ней-то как раз это и не относилось.

— Спасибо.— Тихо пробормотала она, вместо молчавшего набычившегося паренька.

А хозяин между тем вернулся на своё место, снова подложил суму под голову, прикрыл глаза и затих.

— Ты зачем к человеку этому в короб полез, олух.— Послышался девичий шёпот, потом лёгкий шлепок, кажется, кто-то заработал увесистый подзатыльник.— Человек к нему с добром, а он ему пакостить.

Парень незаметно улыбнулся. Громкий шёпот в ночном лесу мог не расслышать разве что только мёртвый.

— Знали бы матушка с отцом, слезами бы залились.— Продолжала между тем девочка-подросток.— А они и узнают, с небес-то на нас глядючи.

Улыбка исчезла с пухлых, почти девичьих уст. Сироты, значит, по несчастью товарищи.

— Перестань, сестрёнка, и без тебя за себя тошно.— Ответил мальчишка, а затем воцарилась тишина, ненадолго прерванная шуршанием укладывающихся на ночь подростков.

Шуршание сменилось едва различимыми всхлипываниями.

Хозяин костра мгновенно открыл глаза, прислушиваясь. Не ошибся ли?

— Тсс!— Услышал он успокаивающий девичий голос.

Но всхлипывания не прекратились, а наоборот вскоре к ним присоединились ещё одни.

Что поделаешь? Одним словом сироты!

Глава 2. Первое нападение и дальнейшее решение.

Они пришли под утро.

Упругой стрелой встрепенулся ручной хорёк, полосонул по сонному лицу своего хозяина-друга пушистым хвостом. Опасность! Берегись!

Медлить парень не привык, ведь самое короткое мгновение промедления могло стоить человеку жизни. А впрочем, что там человеку, оно могло стоить жизни любого существа, коему сейчас угрожала опасность. Поэтому парнишка резко перекувыркнулся, ткнул раскрытой ладонью прямо мордой в снег, поднявшегося было сонного гостя-мальчугана.

— Лежать, малец.

Лук, неизменный спутник, мгновенно оказался в руках, чтобы завязать его потребовалось ещё какое-то время, но для Злата это было делом привычным. И вот уже тетива натянута до мочки правого уха на полную длину стрелы. Всё как учил когда-то Учитель, привычно и отработано до автоматизма годами практики: средний палец, безымянный и мизинец натягивают тетиву, большой и указательный придерживают стрелу для более точного прицела....

Первый же прилетевший дротик встретила длинная, в половину человеческого роста, вестница смерти со срезнем на конце. Она пропела свою стремительную песню и как заключительный аккорд откуда-то из кустов, ещё скрытых предрассветными сумерками, раздался предсмертный вскрик.

Теперь противник стал вести себя куда более осторожней или враг был только один? Нет, это вряд ли. Заминка та не обманула сведущего в этом деле парнишку, засыпанные снегом остатки костра протестующе зашипели.

— Прости, Рыжекудрый Огонь.— Прошептали разом пересохшие губы.

Шансы обоих сторон несколько сравнялись. Теперь, по крайней мере, и те и другие двигались в одинаковой темноте.

— Тсс!— Злат приложил палец к губам, лицо его вынырнула прямо перед встревоженными лицами подростков, чуть не заставив их вскрикнуть.

Те понимающе кивнули, и ещё сильнее прижались и друг к другу и к снегу одновременно.

Всё так же бесшумно ступая, парень скрылся из виду, да так тихо, что даже наст не смел похрустывать под его невысокими кожаными сапогами на мягкой подошве. Серый ручной хорёк резвыми прыжками устремился за своим хозяином.

Ещё пару раз тренькнула в темноте тетива и пара предсмертных хрипов, почти неотделимых друг от друга, разорвала темноту зарождающегося утра, а затем наступила полная тишина.

Брат с сестрой ещё крепче обнялись, напуганные до предела.

— Ну что, браться кролики,— вкрадчиво произнёс знакомый голос прямо у них над самыми головами,— я так думаю, надо нам отсюда сваливать подобру, да поздорову.

Они одновременно вскрикнули и обернулись.

— Вы как, со мной?— Невозмутимо улыбался Злат.

Этот весьма своевременный вопрос спас парня от тщательно подготовленной мальчишкой тирады. Брат с сестрой промолчали и только согласно кивнули. Одним оставаться посреди тёмного страшного леса, к тому же и полного опасностей, как-то не хотелось.

Снова разжигать костёр они не стали, выходили в спешке, на пустой желудок.

— Вы вообще, куда путь-то держите? А то, быть может, нам в стороны прямо противоположные?— Спросил у подростков новый знакомец.

— Нет, нам с вами в одну и ту же сторону.— Слишком поспешно отреагировала девчонка.

Мальчишка недовольно пробурчал что-то невнятное.

— А ты почём знаешь, куда я иду?— Спросил паренёк, усмехаясь.

Девчонка смутилась, даже вроде как слегка покраснела.

— Ну, просто..., ну мы....— Замялась она.

— Ясно, пошлите.— Обречённо кивнул Злат.

А куда ж им ещё идти, сиротам никому ненужным? Да только туда, куда глаза глядят, да отколь люди добрые не прогонят.

— А теперь давайте-ка, ягнята, признавайтесь, за кем это тут волки серые ночью-то охотились?— Спросил парень чуть позже.

Братец с сестрицей испуганно переглянулись.

— А ты с чего взял, что они за нами шли?— Пробубнил мальчишка.

— Так за кем же ещё?— Удивился Злат.

— Да хотя бы и за тобой.— Дерзко ответил ему паренёк.

— Тсс!— Зашикала на него сестра.

— Э, нет,— покачал головой Злат,— я на своём пути наследить, ещё пока не успел. А вот, что вы натворили?! Или успели ограбить кого-то, у кого нет ручного хорька, но есть наёмные убийцы?

— Сестрица никогда ничего ни у кого не украла, и я тоже в первый раз попробовал.— Хмуро произнёс малец.

— И прогадал.— Добавил Злат.

— И прогадал.— Согласился братец, приподняв обёрнутую чистой тряпицей руку и критически осмотрев её со всех сторон.

— Вот что, братцы кролики,— Злат резко затормозил,— с места больше не сдвинусь, пока не расскажете что к чему. Или я в курсе всех назревающих событий, или путешествуйте одни, без меня.

Брат с сестрой испугано переглянулись.

— Ну и? Разбиваем привал или как?

Малец резко сглотнул и кивнул. Они с сестрой снова перекинулись понимающими взорами.

— Мы с сестрицей жили с матушкой и приёмным отцом, родной наш батюшка давно уже помер, когда мы совсем ещё малыми были. Но вот так случилось, что и матушка наша недавно умерла, а он..., он,— мальчишка так сжал кулаки, что аж побелели костяшки пальцев,— он стал к моей сестрице приглядываться.

Злат перевёл взгляд на девчонку, та тут же залилась густой краской, уткнувшись взглядом в снег под ногами. Видать, не брехал малец, правду ведал.

— Я его убить вначале хотел, да сестрица не позволила. Нечего, говорит, руки марать. А я бы мог, мог, рука бы не дрогнула.— Как бы стыдясь своей прежней нерешительности, вскричал мальчишка, ткнув несовершенным кулаком в собственную тощую грудь.

— Я предложила просто убежать, к деду. Вот к нему теперь путь и держим.— Внесла свою лепту в рассказ брата и девчонка.

— И далеко собрались?— Задумчиво спросил Злат.— Где деда-то своего искать думаете?

— В городе Киеве, как нам сказывали, он последнее время проживал.— Тихо ответили ему.

Злат кивнул.

— А они кто такие?— Парень качнул головой в ту сторону, откуда они только что пришли.

— Его, наверное, люди.— Удручённо пробормотал мальчишка.

— Как его люди? Так вы что из благородных что ли?— Удивился Злат.

Они переглянулись и молча кивнули.

— А я смотрю, одёжа-то на вас и, правда, не простая, неровня моему нагольному кожуху, больно дорогой материей покрыта. Понятно. Тогда всё понятно.— Пробормотал Злат.

— Что понятно?— Спросила девка.

— Что, что? То понятно, что проводить вас до места надобно, чтоб эти кабысдохи до вас таки не добрались.

— А вы нас и, правда, проводите?— Обрадовалась девчонка.

— А то? Я человек вольный, куда хочу, туда иду. В Киев, значит в Киев.

Братец с сестрицей заметно обрадовались и повеселели.

Злат поднялся мгновенно, стремительно и не ища опоры.

Мальчишка глядел на него теперь с нескрываемым восхищением, да и девчонка тоже.

Злат только ухмыльнулся и покачал головой. Дети?!

— Господин....— Мальчишка замялся.

— Меткий, зови меня Метким,— подсказал Злат,— видел, как я их всех уложил, никого не пропустил, и стрела в холостую не прогулялась. И давай без господина этого, я не как вы, не из благородных, значит.

Мальчишка кивнул, ему и самому так было проще, привык, небось, общаться со слугами и рабами.

— Меткий, а ты меня так же научишь?

— Не приставай к человеку, братец.— Пожурила его сестра.

— Это ты не приставай, сестрица.— Спокойно произнёс он.

Девчонка снова густо залилась краской и, бросив беглый взгляд на Злата, отвернулась.

Тот лишь понимающе усмехнулся и покачал головой. Девчонка! Что с неё возьмёшь? Только и мыслей что о большой и светлой любви. А этой влюблённости ведь так и предстояло остаться безответной. Эх, знала бы она только!

Мальчишка с девчонкой не называли друг друга ни как иначе, как брат и сестра, братишка и сестрёнка, братец и сестрица или какими-то другими производными от этих слов, не употребляя по отношению друг к дружке ни каких других обращений. Специально они это делали или совершенно непроизвольно, значения не имело. Даже если и специально, так что с того? Оно-то ведь и понятно, негоже перед чужими людьми свои имена открывать, тем более имена истинные, полученные при инициации. Это вам не пустяки какие-то.

Так думал и Злат, оттого и сам не сказал им своего истинного имени. К тому же они всё ещё боялись и хоть и пересказали Злату свою историю, но ни каких имён по-прежнему не называли. Вообще-то Злат уже привык и к ним и к этому их обоюдному обращению. Так что не было ничего удивительного в том, что вскорости он и сам стал называть их не иначе, чем как Братец и Сестрица, ведь обращаться друг к другу как-то надо было, а раз невольные спутники не спешили делиться с ним своими именами, то и... уж не обессудьте.

Глава 3. Путь.

Долго ли, коротко ли длилась дорога, да только куда она могла привести, если куда идти знаешь, в как до этого "куда" добраться ведом, не ведаешь. Но три хрупкие фигурки, соединившиеся молчаливыми узами согласия, по-прежнему брели вперёд, несмотря на усталость, завивающийся в лихом танце снег и непроходимую дорогу.

— Всё, привал.— Скомандовал Меткий, вздёрнув шуйцу вверх.

Мальчишка с девчонкой с облегчением тут же повалились на затвердевший наст, проламывая его тонкую корку, да там и остались сидеть, где, только что, собственно говоря, стояли.

— А ну-ка подъём.— Вскрикнул, командующий их маленьким отрядом паренёк.— Я сказал привал, а не время падать в снег и подыхать, как загнанные собаки. Это вы могли прекрасно сделать и без меня, так сказать своими усилиями. Так что поднялись быстро, да-да оба. Братец за дровами бегом, Сестрица проверь съестные припасы, что-то там у нас осталось от жидкого пайка.

Мальчишка подчинился беспрекословно. Он уже давно с нескрываемым восхищением поглядывал на молодого воина, ставшего ему достойным примером для подражания. Девчонка, тоже бросавшая на Злата восхищённые взгляды, только несколько иного характера, как обычно потупила взор.

— А что вы сами собираетесь делать?— Тихо спросила она.

Сестрица упрямо обращалась к нему во множественном числе, это смешило и несколько забавило Злата.

— Я пойду, обойду место нашей стоянки, думаю, никто из нас не захочет проснуться с перерезанным или перегрызенным горлом. Хотя о чём это я? Тогда нам уже вряд ли придётся проснуться.— Сказал Злат и скрылся в темноте, лишь лёгкое поскрипывание наста под ногами не скрывающегося на этот раз юноши, позволяло угадать направление его движения, но вскоре и оно затихло. Ветки елей, распухшие под толстым слоем снега, почти сразу же скрыли его щуплую фигуру.

Обратно он вынырнул уже без единого звука, так что Братец с Сестрицей, что уже успели развести за это время огонь, испуганно вскрикнули.

— Что, братья кролики, струхнули малость?— Он бросил слегка окровавленную тушку зайца-беляка к ногам девчонки.— Вот вам родича принёс, так сказать брата по разуму.

Парнишка обиженно нахмурил бровь. А Злат между тем невозмутимо продолжал.

— Давай, девка, учись готовить. Пора белы рученьки к бабскому ремеслу приучать, а то в своих хороминах, поди, только командовать и приходилось.

Братец всё же не выдержал, обиженно подскочил, но Сестрица примирительно положила ладонь ему на предплечье, удерживая тем самым от опрометчивого шага. Она была немного старше, менее вспыльчива и к тому же, по-видимому, могла оценить юмор, пусть и несколько колкий и обидный.

Злат только хмыкнул и покачал головой, в очередной раз убеждаясь в сестринском уме и терпении.

Но девчонка, новому знакомцу на удивление, быстро управилась с зайцем, и уже в самом скором будущем он аппетитно скворчал на самодельном шампуре, истекая собственным жирком.

Насытившись, они по-звериному зарылись в снег, уложив дно еловыми лапами. Сугробы, окружающие их, несколько сглаживали порывы ветра, но это, к сожалению, не уберегало от морозца, что, то и дело, щипал за лица, укутанные в отложные воротники, руки же спасались обшлагами рукавов кожухов, как дорогих долгополых, так и короткого, нагольного....

Днями они бродили по тёмному лесу, холодные, голодные, жаждущие обыкновенного человеческого тепла и участия. В переплетении звериных тропок путники то и дело встречали следы животных. Злат, в отличие от своих новых друзей, легко угадывал каждого зверя по следу, а там где следы множественно переплетались с другими, он рассказывал историю их обладателей и о тех событиях, что происходили здесь недавно или уже довольно-таки давно, если снег на время замирал и не стирал старые отпечатки своим ледяным прикосновением.

И Сестрица, и Братец с одинаковым восторгом слушали эти его речи, вот только причина для того у них была разная.

Но это всё было чуть позже, а пока....

На следующий день в сгущающихся сумерках ночи раздался недалёкий волчий вой.

Девчонка вскрикнула и прижала ладони, к открывшемуся было в немом ужасе, рту. Её брат заворожено слушал это протяжное тоскливое пение. И лишь Злат настороженно прислушивался.

— Ускоряем шаг, ребята.— Молвил он, и Братец с Сестрицей не заставили себя долго уговаривать.

С одной стороны они испытывали какой-то внутренний страх перед свирепыми хищниками, с другой стороны эта спешка была им непонятна, ведь надвигалась ночь, и пора бы уже было подумать о ночлеге. Но, словно предвкушая их, не сорвавшийся с губ, вопрос, протяжному вою впереди них ответил второй, к нему вдруг присоединился третий и так далее по нарастающей. Вскоре всю округу заполнило это полное тоски и печали пение, оно пугало, оглушало и в тоже время завораживало.

Злат поднял глаза к небу. На нём стояла полная луна.

Он что-то чуть слышно пробормотал, а во всеуслышание только объявил.

— Привал.

Но как следует "привалиться", они не успели. Вокруг бесшумно стали кружить серые тени.

Девчонка снова вскрикнула и больно стиснула плечи Злата, спрятавшись за его щуплой спиной.

Он досадливо поморщился и повёл плечом, но она рук своих по-прежнему не убрала. Возможно, она сейчас не разжала бы их, даже если бы очень сильно этого захотела, столь велик был её страх перед этими ночными животными.

— Не тех хищников ты боишься.— С упрёком произнёс Злат.— Бояться надо людей, а зверьё оно праведного человека не обидит.

Звери между тем подступали, насторожено навострив уши. Подойдя на расстояние нескольких шагов, они дружно остановились, как по команде. Вперёд выдвинулся матёрый вожак, с чуть поседелой шерстью.

Злат тоже сделал шаг по направлению к стае. Взгляды вожака волков и вожака людей пересеклись.

— Мы не желаем зла ни тебе, ни твоим братьям и сёстрам. И нам нечего с тобой делить. Мать Макошь не рождала нас врагами, так не будем же становиться таковыми по своей собственной воле.— Жарко зашептал Злат.

Зверь мгновение стоял неподвижно, будто осмысливая слова чужака из рода человеческого. Затем тряхнул массивной головой, словно стряхивая наваждение, вытянул шею, протяжно завыл и, окончив свою заунывную песню, повернул назад.

Стая, с достоинством, дарованным сильнейшим, снисходительно взглянула на горстку людей и повернула за вожаком. А спустя какое-то короткое мгновение последняя серая тень растаяла в сумерках, и уже оттуда донёсся всё тот же многоголосый печальный вой.

— Ты разговаривал с ними!— Заворожено прошептал мальчишка.— Ты из рода волков?

— Нет, я из рода людей, что уважают Правду лесную.— Ответил Злат, и всем стало очевидно, что на этом их разговор был исчерпан, и дальнейшие расспросы мало, что не приветствовались, но и всячески порицались.

___

А спустя ещё несколько дней им повстречались охотники, отец и два сына-подростка.

— Удачной охоты вам, люди добрые.— Слегка поклонился Злат.

Спутники последовали его примеру.

Дородный мужик лет пятидесяти окинул троицу подозрительным взглядом, но, видимо решив, что всё, что он сейчас увидел не его ума дело, ответно склонил голову в поклоне. В поклоне достаточном чтобы не обидеть незнакомца, и в то же время не настолько низком, чтобы ни в коем случае не ущемить своего превосходства над встреченным человеком по праву старшего.

— Лёгкой дороги и вам, добрые путники. Куда путь держите? И не в одном ли направлении пролегают наши с вами дороги?— Поинтересовался он.

— А идём мы в славный город Киев. Вот только лесные тропы ведомы нам не настолько хорошо как вам, истинным полесовникам здешних мест. Так не подскажете ли вы нам, добрые охотники, ближайшей дороги к городу?— В одно и то же время и ответил на поставленный вопрос и задал свой самого его интересующий Злат.

Отец постарался сдержать улыбку, и она хоть несмело и высунулась наружу, но всё ж таки скоротечно потонула в густой бороде, зато безбородым юнцам продемонстрировать столь почтенную сдержанность не удалось, да они, собственно говоря, и не пытались, оттого и лоснились теперь от удовольствия, услышав лестную похвалу в собственный адрес.

— Стольный город Киев лежит в трёх днях пути отсюда.— Старший охотник указал дланью на восток.— Но это если спешно идти.

Чуть погодя, он ухмыльнулся, но натолкнулся на суровый взгляд молодого паренька и тут же посерьёзнел. Похоже, эта молодая троица была не так проста, как оно казалось на первый взгляд.

— Спасибо и ещё раз доброй вам охоты.— Злат слегка кивнул и пошёл на восток. Сопровождающие его подростки так же, только по-прежнему молча, поклонились и двинулись за ним следом.

Охотник задумчиво пожевал нижнюю губу, качая головой, и пошёл в сторону прямо противоположную от выбранного ими направления, его сыновья при том двигались с ним нога в ногу.

Глава 4. Стольный город Киев.

Славный торговый город Киев встретил их распахнутыми настежь воротами. Стражи у ворот проверяли проезжающие обозы и одиноких путников. Ничем непримечательную троицу пропустили без вопросов, приняв лишь положенную мзду.

— Скажи, почтенный.— Обратился Злат к одному из стражников, что только что пропустил санный купеческий обоз и его место ещё не успел занять следующий. И то надо сказать в это время года торговцы с товарами были большой редкостью, основная их масса ожидала более благоприятного сезона для торговли.— Ты, наверное, всех знаешь в этом добром городе, а не встречался ли тебе некий дед Щур? И не подскажешь ли ты как нам его найти, коли знаешь такового?

— Отчего же мне не знать старика Щура, да и как найти его, может, и подсказал бы, вот только почём знать, что вы люди добрые и вреда почтенному старцу не причините?— Лукаво спросил он.

— Зла мы ему не пожелаем, оттого что родня. Я вот внуков к нему привёл.— Злат кивнул в сторону смотревших с надеждой то на стража, а то и на него мальчишку с девчонкой.

Тот понимающе кивнул, но, поковырявшись языком в зубах, многозначительно поинтересовался.

— А чегой-то я, собственно говоря, должен каждому на слово верить, на лбу-то у них не написано внуки они ему, али кто ещё.— Он покосился на подъехавшие торговые сани.

— А мы тебя отблагодарим.— Злат подкинул в воздухе сверкающую монетку и она, перекувыркнувшись, прямёхонько так приземлилась в раскрытую грубую ладонь.

Осмотрев кругляшку со всех сторон, стражник попробовал её на зуб, не подделка ли, и, убедившись в подлинности, спрятал её в карман.

— А старик этот за горы ещё осенью подался, а куда именно мне не ведомо.— Усмехнувшись, произнёс стражник, отворачиваясь к вновь прибывшему купцу, и поднимая дощечку, чтобы отметить новые подвезённые им товары.

Разговор был окончен, и в этом ни у кого сомнений не оставалось.

— За что денежку-то ему отдал, он ведь нам так ничего толком и не сказал.— Разобиделся Братец.

— А ты попробуй у него её отбери.— Ухмыльнулся Злат.

Мальчишка насупился, окинул стражника ненавистным взглядом, но промолчал, да и с места своего совсем не сдвинулся.

А Злат между тем продолжал.

— Но кое-что он нам всё-таки поведал, а кое в чём даже и помог.

— Что это такое он нам поведал, позволь узнать? И в чём его помощь заключается? В том, чтобы обобрать нас до нитки?— Проворчал вечно всем недовольный мальчуган.

— Угомонись ты уже, Братец, монетка-то не твоя была, а Златова.— Громко зашептала ему Сестрица.

Злат проигнорировал это её высказывание, а мальчишке всё же ответил.

— А помощь его заключается в том, что деда вашего нам теперь хоть в этом городе искать не надобно, чтобы мы и делали, не зная, что он его покинул ещё осенью, а-то представьте, сколько времени мы бы зря потратили на его поиски. К тому же куда нам за ним следовать, страж ведь нам всё-таки поведал.

Он замолчал, по всей видимости, высказавшись. Братца, однако, его объяснения не совсем удовлетворили, но он ничего не произнёс, лишь недовольно хмыкнул.

— И что теперь делать будем?— Тихо спросила девчонка, последнее известие, похоже, очень сильно её напугало.

— Пока останемся в городе, может, деньжатами разживёмся, а потом и в горы подадимся, за дедом-то вашим. Лучше бы, конечно, до весны повременить, да видать не придётся. За вами-то следуют по пятам, а, следовательно, и за мной тоже, раз уж вы за мною увязались, и я вас сопровождать вызвался. Что ж, теперь двигаем на постоялый двор. Пожрать надобно, да и отдохнуть я тоже был бы не прочь.— Злат развернулся и побрёл вглубь города, минуя одни деревянные постройки и представая перед другими.

Мальчишка с девчонкой понуро поплелись за ним следом.

— А откуда у тебя столько денег?— Удивилась девчонка поутру, когда Злат продемонстрировал ей несколько монет.

— Шкуры продал.

— А откуда у тебя шкуры?— Наивно поинтересовалась она.

Мальчишка только хмыкнул, поражаясь глупости собственной сестры.

— А тех зверюшек, что мы в пути кушали, не припомнишь случаем?— Напомнил Злат.

Сестрица смущённо зарделась.

— Так вот они нас по второму кругу из беды и выручают. Да и так, пяток куниц я подстрелил, ещё покудова вас не повстречал. Так что выходим в дорогу.

— Как? Уже?— Воскликнули в один голос Братец с Сестрицей.

"Не даром родичи",— невольно подумал Злат.

Конечно, он мог понять, что после всего того холода, что они перенесли в зимнем лесу, приятное тепло постоялого двора с запахом горелого мяса и лука казалось почти что ирием. Но ему самому, что холод, что жара, давно уже привык, что к первому, что ко второму. А уходить всё же надо было.

Злат не знал точно, что именно натворили там эти двое, но раз за ними по пятам идут люди с оружием, то что-то натворили это уж точно, а, следовательно, надо было уходить, пока их не нагнали, а это должно было случиться уже скоро, если только преследователи не махнут рукой на взбалмошных подростков. Вот это как раз таки произойдёт навряд ли. И Злата это обстоятельство очень уж заботило. Потому, как хотя его и не очень-то печалила их дальнейшая судьба, но всё ж таки они несколько привыкли друг к другу за несколько дней пути. А, отведав с ними общей пищи и, если так можно выразиться, разделив кров в виде ночного неба над головой, он теперь считал своим долгом помочь им выпутаться из беды, в которой они, похоже, увязли с головой. Да и оставлять в беде почти детишек как-то не хотелось.

"Вот найду их деда,— твёрдо решил Злат,— сдам с рук на руки и пойду своим путём. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон".

— А вы что думали, что мы тут будем вечно в теплоте, да сытости нежиться? Ан, нет, братцы, пора и честь знать.— Между тем произнёс он вслух.

— В горы пойдём?— Обречённо вздохнул мальчишка.

— В горы пойдём.— Согласился Злат.

— Эх, лошади нам сейчас совсем не помешали бы.— Печально произнёс Братец.

— Да, лошади не помешали бы.— Сызнова согласился Злат, более привычный следовать в дороге пешком.— Ели бы мы их, конечно, долго, да вот только нести всё же как-то тяжеловато.

Девчонка испуганно охнула, а Злат снова досадливо поморщился. Не любил он слишком уж впечатлительных баб, и Сестрица иногда определённо начинала его раздражать.

— Почему есть?— Возмутился Братец.— Я имел в виду верхом на них ехать.

— Да потому есть, что больше они бы нам ни на что не сгодились. Это же горы, дружок. Понимаешь? Го-ры. Через них просто так не проедешь, там и пройдёшь-то не везде, тем более такой зимой, как нынешняя, а по большей части нам так и вовсе придётся лезть, карабкаться, да прыгать, как горным козлам.

Мальчишка почесал макушку, обдумывая всё вышесказанное.

— Я не хочу.— Промямлила вдруг девчонка, быстрее Братца сообразив, что именно им предстоит впереди.

Злат повернулся к ней.

— А придётся,— сказал он, глядя ей прямо в глаза,— иначе мы не жильцы, точнее вы не жильцы, так как недругов ваших я долго сдерживать не смогу, а потому, сразу после вашей преждевременной кончины, спокойно отчалю, совершив подобающий обряд погребения.

Девчонка снова охнула, прикрыв раскрывшийся рот ладонью.

Злат нахмурился.

Мальчишка молча последовал его примеру.

Глава 5. Горы.

Горы встретили их.... А чем, собственно говоря, их могли встретить горы? Всё тем же снегом, пронизывающим до костей ветром, бесконечной белизной вокруг и холодом, привычным, но не ставшим от этого менее ощутимым, холодом.

Они уже несколько часов шли по проторённой, но уже заметно присыпанной снегом, тропинке. Слава Богам, лезть, карабкаться и прыгать им пока ещё не приходилось.

Одеты все трое были в тёплые меховые кожухи. Только если у мальчишки с девчонкой кожухи были длинными, долгополыми и покрыты сверху византийской парчой, хотя и изрядно потрёпанной, прорванной и потёртой, то у Злата кожух был короткий, едва прикрывающий бёдра, и был он шит кожей наружу, попросту говоря, нагольным был, но при этом имел вид совершенно нового. Лица их были по возможности спрятаны за отложными воротниками, шапки у мужской половины маленького отряда натянуты до предела, у Сестрицы же тёплый платок плотно обхватывал подбородок и шею и был завязан в узел высоко на макушке.

Так и брели они до самого вечера, пока силы окончательно не оставили их и они не решили передохнуть, забившись в первый попавшийся им тихий закуток между камнями.

Злат отказался от своей порции ужина и, свернувшись в усталый клубок, погрузился в сладостную дрёму. Подростки же, хоть и устали, но пренебрегать едой не стали, а, насытившись, завели тихую беседу. Хотя вскоре и их сон накрыл своей пеленой.

Проснулся Злат от громкого визга. "Проспал, впервые",— была первое, о чём он успел подумать, резко подскакивая и настороженно осматриваясь.

Стояло ранее утро, настолько ранее, что солнце еще только-только показывалось на горизонте, окрашивая ласковой улыбкой Зорюшки небосклон. Девчонка переминалась с ноги на ногу чуть в стороне, привычно зажав рот рукой. Но в том, что кричала именно она, Злат не мог поручиться. Уж больно крик был звериным и незнакомым, а уж как вскрикивала сестрица, он знал не понаслышке. Уже наслушался вдоволь, спасибо!

Мальчишка сидел тут же неподалёку, прикрывая голову руками, рядом с ним валялся завязанный лук Злата, тул с рассыпанными стрелами и, ярко выделяясь на белоснежном снегу, алели редкие капли крови.

Тёмная тень беззвучно взметнулась где-то в вышине и скрылась.

Злат не успел разобрать спросонья, кто именно это был, к тому же разрастающееся солнце слепило, и от этого слезились глаза.

— Что здесь произошло?— Строго спросил парень, решив для начала проигнорировать то обстоятельство, что его лук и стрелы мало того, что взяли без спроса, так ещё и кое-как худо-бедно успели завязать, по крайней мере, до полного выяснения сложившейся ситуации.

— Я не хотел, я не хотел никого убивать,— причитал тем временем мальчишка.— Я только хотел поиграть с луком, я хотел попробовать. А тут он... она... оно, не знаю. Я подумал, а вдруг оно опасное... я попробовал натянуть тетиву, а там человек оказался.... Оно уже опустилось почти полностью, и мне подумалось, а если и нам так же полетать.... Я не думал, что.... Я не хотел никого убивать.— Весьма сбивчиво объяснил он.

Смутная догадка начала зреть в голове юноши.

— Что тут произошло, Сестрица?— Злат повернулся к девчонке, надеясь получить от неё менее сбивчивые речи, и получил, но его это мало обрадовало.

— Там,— она указал в сторону неба дрожащей рукой,— была собака с крыльями и человек.

— Семаргл? Ты выстрелил в семаргла с седоком?— Закричал Злат, вновь оборачиваясь к Братцу.

— Нет, я не выстрелил, я не смог натянуть лук, очень тяжело, но стрела всё равно вылетела. Я хотел быть как ты, я хотел быть воином.

— Ты не воин, ты сопляк. Возомнил о себе не весть что, щенок, и теперь лезешь на рожон, подставляя других.— Бушевал Злат.

Мальчишка неожиданно расплакался.

— Нет, нет, нет.— Произнёс он дрожащим голосом, развернулся и бросился бежать, куда только глаза глядят.

— Зачем вы так? Он только хотел помочь. Хотел быть таким же, как вы.— С укором произнесла девчонка и припустилась за братом.

— Хотел помочь? Быть таким как я? Да он, дай Боги ему чуток побольше силы, убил бы семаргла. И ещё не известно чем священной собаке обойдётся это ранение.— Прокричал Злат им вслед.

Но после слов Сестрицы в памяти невольно всплыли воспоминая.

— Брось меч, я сказал. Твоё призвание черпаком черпать, а не каленым железом махать.— Вновь прогромыхал голос дядьки Силы, да так отчётливо, что Злат от неожиданности даже завертел головой по сторонам, в поисках его обладателя.

Но стрыя рядом так и не оказалось.

___

А ведь он и, правда, хоть парня и не зазря обидел, но всё ж таки зря, подумал Злат и припустил за братом и сестрой.

Слишком поздно заметил он природную ловушку. Видимо горы по-своему мстили за покушение на их достойных детей.

— Стойте, стойте, там обрыв.— Кричал Злат. Но разве ж в этой кутерьме кто-то прислушался к его словам, разве придал им значение и побоялся ослушания?

Громкий крик поведал Злату, что если его и услышали, то словам его всё равно не внемли, хотя, быть может, просто уже было поздно и потому послушаться его, элементарно не успели.

Сразу же после этого крика раздался знакомый девичий визг, а затем и вой.

Когда он подбежал, Сестрица сидела на коленях, раскачивалась из стороны в сторону и тихонько поскуливала, взгляд её голубых глаз потух, она скорбела об утерянном брате.

Злат заглянул вниз, через край. Скорбеть, как выяснилось, было ещё рано. Мальчишка висел, уцепившись за, чудом отросший с вертикальной поверхности неровной стены горного массива, побег.

— Живой он, живой, Сестрица.— Прокричал Злат своим не оформившимся, несмотря на возраст, голосом.

Пальцы молчавшего мальчишки между тем всё больше разжимались, а в глазах застыли страх и немая мольба.

Времени укреплять верёвку, не было, да и место, подходящее для этого, не сразу отыщешь.

На возглас Злата, Сестрица вскрикнула и снова протяжно завыла. Для неё в целом мире никого роднее брата не существовало, и Злат прекрасно понимал её тоску, когда-то и он сам чувствовал нечто подобное, вот только слёзы лить пока было не по кому (Вопрос только в том надолго ли?), а столь необходимые мгновения неуловимо ускользали от них сквозь разжимающиеся мальчишеские пальцы.

Злат схватился за первый, подвернувшийся под руку, камень и перегнулся через край обрыва. До побелевших от напряжения пальцев Братца оставалось всего ничего, но он по-прежнему не мог дотянуться до него.

— Отпусти корень, Брат, и дай мне руку.

Мальчишка поднял на него глаза загнанного зверя, он страшился смерти, но и бороться с нею у него совсем не было сил, страх полностью парализовал его волю к сопротивлению.

— Отпусти корень или он сейчас сам отпустит тебя. Протяни мне руку, я подхвачу тебя, обещаю.— Медленно, как можно разборчивей, произнёс Злат.

Братец глянул вниз.

— Не смотри вниз.— Тут же предостерёг его Злат.

— Я не хочу умирать.— Бесшумно шевельнулись бледные губы мальчугана.

Где-то позади по-прежнему выла его сестра.

Злат увидел, как пальцы Братца безвольно разжимаются, и понял, что у него остался только один единственный, последний шанс.

— Дай мне руку, докажи что ты воин.— Прокричал Злат, свешиваясь вниз настолько, насколько это было возможно, да и не возможно, наверное, тоже.

Мальчишка взглянул ему в глаза, наконец-то оторвал одну руку от трёклятого побега, а вторая тут же сорвалась и безвольной нитью махнула вдоль тела, за ней последовал и не выдержавший нагрузки корень. Вот только он так и не прекратил своего полёта, ведь не кому было его дружески поддержать, в то время как мальчишкину руку уже что есть сил, стискивали пальцы более старшего товарища.

Несмотря на холод, на лбу Злата выступили бисеринки пота. Мысли бешено копошились в его голове. Он не мог умудриться схватить руку Братца только для того, чтобы не удержать его и, выронив, потерять уже окончательно. Он должен вытащить мальца, вытащить, во что бы то не стало. Но что мог сделать он, что ростом и весом своим ненамного был весомей пацанёнка, чьи руки размером своим, несмотря на многочисленные мозоли, цыпки и шрамы, скорее напоминали девичьи, чем мужские?

Злат почувствовал, как пальцы Братца медленно, но неотвратимо выскальзывают из его рук.

— Нет.— Вскричал он и последним усилием дёрнул мальца на себе.

Случилось чудо и ему удалось вытянуть того наверх, вот только коварный обрыв не пожелал так просто расставаться со своей столь близкой жертвой и не поиметь кровавого жертвоприношения. Снег под телом Злата вздрогнул и, непонимающе моргнув, смелый воин сначала медленно поехал, а потом и со свистом полетел вниз, в самую пропасть.

Девка заверещала пуще прежнего, только на этот раз, наверное, ещё громче, чем некоторое время назад.

И только малец, которого страх уже немного отпустил, рискнул подползти к оборвавшемуся неровному краю, напоминавшему теперь тёмную рваную рану на теле бескрайней белоснежной пустыни.

Тут же под ногами путался длинный пушистый хорёк, не желавший мириться с преждевременной потерей своего ближайшего друга и хозяина.

— Он там, внизу, сестрица. Может, не убился?— Прокричал теперь уже Братец.— Ты должна мне помочь достать его оттуда.

Надо отдать девке должное, на этот раз она гораздо быстрее пришла в себя и даже попыталась подползти поближе к брату на самый край, но остановилась, так и не добравшись до места назначения. Страх перед высотой, а может быть, и элементарный здравый смысл, оказались сильнее, чем желание заглянуть за опасную черту.

Малец тем временем рискованно свесился вниз. Его взору предстала всё та же ослепляющая неземная белизна, от которой вовсю слезились глаза. Изредка это белоснежность чередовалась с острыми выступами виднеющихся то тут, то там, тёмными спинами камней. Выступы эти, где торчали наростами в виде гигантских сталагмитов, а где и выходили прямо из скальной стены, создавая тем самым своеобразную площадку, так же поросшую свежевыпавшим снегом. На таком-то выступе и лежал теперь, растянувшись во весь свой невеликий рост, Злат. Кое-где белый снег окрасился его алой кровью.

— Меткий, ты жив?— Во всё горло прокричал мальчишка и его голос откликнувшимся эхом далеко разнёсся в этой горной пустыне бесконечных снегов.

Злат неожиданно закашлялся.

— Сестрица, он жив, он жив, сестрица.— Радостно заверещал на этот раз уже её младший братишка.

— Уйди от края немедля.— Едва слышно прохрипели снизу.

— Оползень сошёл, теперь тут безопасно.— Беззаботно махнул рукой мальчишка и за эту свою беззаботность чуть не поплатился жизнью.

Ойкнув, он уцепился за край и достаточно крепко, чтобы удержаться наверху. Между тем редкие камешки, лишившиеся своей опоры, бестолково посыпались с кручи.

Сестрица привычно пискнула.

— Всё в порядке, всё в порядке.— Пояснил Братец и для сестры, и для Злата, и для себя самого.

Злат закатил глаза и покачал головой. И угораздило же его связаться с этой парочкой!

— Малец, неси верёвку, она в моей суме.— Крикнул он в пустоту над собой.— Найди достойную опору, привяжи, а второй конец ко мне сбрось, только осторожно.

Несколько минут копошения где-то наверху и перед взглядом неплохо ушибившегося Злата предстала веснушчатая физиономия Братца.

— За что привязать не ведаю.— Виновато пропищала она.

— Так ищи!— Нахмурившийся Злат передвинулся как можно ближе к родительскому камню, доверяя ему больше, чем неуверенному детскому наросту.

— Ты там сильно ушибся?— Поинтересовался мальчишка.

— Не о том сейчас речь.— Раздражённо буркнул Злат.

— А не помрёшь, как вытащим?— Не унимался Братец.

— Не дождётесь.— Тихо пробормотал парень, но его услышали. Сверху раздался несколько сдавленный смешок....

Но какую достойную опору можно найти в безжизненных горах, где нет ни одного ладного дерева? Не с кем здесь сродниться человеку, не с кем слиться воедино. Дерево оно ведь всегда помогает добрым людям, без него нам никак. А тут сплошной мёртвый камень.

Но у Братца совсем не было выбора, и он обвил верёвку вокруг голого камня, за неимением лучшего сойдёт и он.

— Сестрица, помоги.

Девчонка к этому времени, кажется, уже и вовсе отошла от испуга, несколько успокоилась и видимо поняла, что слезами всё-таки горю не поможешь. Она схватилась за край верёвки и упёрлась подошвами ярко вышитых сапожек в гладкий бок камня.

Мальчонка скинул другой конец верёвки с обрыва.

— Лови, Меткий.

Меткий, конечно же, поймал.

— Как крикну, тяните.— Предупредил он.

Свесившаяся сверху голова согласно кивнула и тут же исчезла.

— А удержите?

— А что есть другие предложения?— Лукаво улыбнулся малец.— То ли тебе и там пребывать понравилось?

— Понравилось как же.— Хмуро пробормотал Злат и стал обвязывать себя концом верёвки вокруг пояса.

Обмотав для надёжности правую руку всё той же верёвкой, он крепко вцепился в оную обеими, откинул голову чуть назад, глядя в светло-голубое небо, что, без единого облачка, с любопытством наблюдало за странными действиями людей, и громко крикнул.

— Тяни.

Верёвка тут же напряглась и медленно поползла вверх. Злат упёрся в каменную стену подошвами ног и проворно заработал и ими и руками.

Братец с Сестрицей обливались потом, таща вверх упирающуюся верёвку, но дела своего не бросали и даже не останавливались, боясь, что после передыха руки и вовсе откажутся браться за непосильную работу.

Злат помогал им, как мог, тащил, подтягивал своё щуплое тело вверх с упорством достойным восхищения, подмороженная рана на плече привыкла к работе последнего и болела уже не так сильно, выдавливая из себя при напряжении несколько капелек никак не желающей успокаиваться крови.

Мальчишка с девчонкой медленно перебирали верёвку, ведь их основной задачей было удержать повисшего на ней молодого воина, от этого зависела его жизнь. Один раз девчонка всё же совершила ошибку, держа верёвку почти за самый край, она стала перехватывать её и пальцы не успели коснуться перебираемого каната, как тот выскользнул из них и упал на вытоптанный снег под ногами. Девчонка вскрикнула, а её брат между тем грохнулся в грязь и пропахал носом заметную борозду, но верёвку из рук он так и не выпустил....

Злат почувствовал, как его стремительно понесло вниз.

"Это конец",— промелькнуло в голове. Но падение оборвалось так же внезапно, как и началось.

На конце верёвки повисла зарёванная Сестрица. Брат резанул по ней осуждающим взглядом. Лицо его было слегка поцарапано об снег и камни и изрядно выпачкано в грязи, по ходу его движения наметилась хорошо обрисованная дорожка с редким вкраплением крови.

— Прости.— Тихо прошептала девчонка, сжавшись в виноватый комок.

— Меткий, ты в порядке?— Прокричал мальчишка, отвернувшись от сестры.

— Порядок.

— Тогда продолжаем.

И Братец стал медленно подниматься, сначала на колени, а затем и в свой полный рост, продолжая при этом крепко сжимать верёвку. Он ловко перебирал её содранными руками, не обращая внимания на то, что вновь оказавшееся в его руках ужище было несколько сдобрено кровью и на нём кое-где виднелись ошмётки свежесорванной кожи. Кому именно они принадлежали, не составляло труда догадаться.

Сестрица горько всхлипывала, смотря в напряжённую спину брата, но ужа тянула исправно и с силой удивительной для девчонки её возраста и положения в обществе. Казалось такими-то руками только кресты и вышивать, а вышло вот, что не только.

Осталось совсем немного. Раз, два, три..., и рука Злата уже вынырнула из пустоты и всей пятернёй ухватилась за край горной породы.

— Меткий!— Выкрикнул мальчишка, и верёвка тут же дёрнулась вперёд. Ноги Злата заскользили по гладкому камню, и безвольно повисли над пропастью. Злат завертелся на месте, как юла. Ужище напряжённо завибрировало.

Братец с Сестрицей теперь только сами тащили наверх сопротивляющееся тело.

— Замрите!— Выкрикнул им Меткий.

Они особого смысла в его словах не услышали, но послушно замерли.

Какое-то время Злат ещё бессмысленно болтался в воздухе, не смея пошевелиться. Затем, когда взбесившаяся верёвка наконец-то успокоилась, снова упёрся ногами в голый каменный хребет.

— Тяни.— Крикнул он и медленно стал подниматься по отвесной стене.

Вынырнувшая над обрывом рука на этот раз не вызвала столь бурного восторга и Злат выбрался на ровную поверхность теперь уже без особых приключений.

— Прости.— Пришла очередь и Братца извиняться.

Злат ему ничего не ответил. Он тут же повалился на спину и глубоко вздохнул.

Братец молча опустился на колени там же где и стоял, уткнувшись лбом в обжигающе холодный снег. Руки, раскрытыми ладонями, он раскинул в стороны. Они не могли полностью распрямиться, оставаясь в несколько скрюченном состоянии. Верёвка оставила на них длинные продольные полосы, дорожки от ожогов, почти везде они прорвались, окрасив ладони сукровицей.

Девчонка сидела тут же на своей пятой точке, поджав к груди дрожащие колени и уткнувшись в них заплаканным лицом.

Так прошла минута молчания, затем Злат поднялся, окинул задумчивым взглядом ребят, площадку, некогда покрытую белоснежной зимней шкурой, а теперь всю перемешанную с грязью, кровью и щебнем, ту местину между камнями, где они провели предыдущую ночь. Затем взгляд его взметнулся вверх к далёким горным вершинам. Не обращая внимания на саднящую боль в плече, он повернулся к подросткам.

— А теперь, братцы кролики, забирайтесь-ка в нашу старую норку, а я иду исправлять ошибки одного из вас.— Нарочито весело произнёс он.

Мальчишка смутился, а девчонка только бросила на него беглый взгляд.

— Но....

— И ни каких "но", быстро укрывайтесь среди камней, где мы ночевали и чтоб сидели мне тихо, как мыши.— Прервал Братца Злат.

Он первым двинулся к их бывшему убежищу, прокладывая туда верную дорогу. Подростки, понуро опустив русые головы, последовали за ним.

Злат наклонился, поднял с земли лук, развязал его и привёл в подобающее гордому оружию состояние, собрал рассыпанные стрелы, молча уложил их в тул, лук перед тем вернул в налучье, привычно повесил его слева на поясе, один тул приторочил на поясном же ремне, только справа, второй перекинул через здоровое плечо.

— Ждите, я приду.— Бросил он тихо и, развернувшись, стал удаляться прочь от своих новых друзей.

— Когда?— Решилась выкрикнуть ему вдогонку девчонка.

— Не вернусь, когда кончатся продукты, двигайте обратно в город.— Сказал Злат и исчез за очередным выступом в скале.

— Это я виноват.— Пробормотал мальчишка, и девчонка не стала его переубеждать, только тяжело вздохнула.

Глава 6. Знакомство.

Злат вернулся только через два дня. Раны его, как не бывало, а заплечный мешок был полон харчей. И мальчишка с девчонкой, не сговариваясь, стали заглядывать за край сумы. Они проголодались. Да и что с них возьмёшь? Одним словом, дети!

Злат ни словом не обмолвился по поводу своего двухдневного отсутствия, как упрямый мальчишка не пытался его выспросить. Девчонка больше отмалчивалась, только изредка бросала на Злата любопытные взгляды. Она вообще всегда бросала на него весьма специфические взгляды, что никак кроме как влюблёнными не назовёшь, и каждый раз отводила свои ясные очи, стоило ему только их перехватить. А Злат на это только молча качал головой и закатывал к небу глаза. От невозможности этой любви ему иногда хотелось громко смеяться, но он не мог ни с кем поделиться своей тайной. Пока не мог!

Горы таили в себе много опасностей и, хотя в отличие от леса их тяготили к людям меньше обид, всё больше они сами обижали людей, то и дело, собирая кровавую жатву. Нашим путникам после того прискорбного случая, когда двое из их троицы чуть не погибли так глупо, свалившись с обрыва, теперь уж везло. Таковыми были то ли просто счастливые стечения обстоятельств, то ли за ними по пятам на своих симуранах следовали сами чудесницы вилы, оберегая их, и прикрывая незримыми крыльями....

Однажды утром, когда ещё даже не рассвело, возле самого лица Злата беспокойно завозился хорёк. Он издавал некое попискивание, знакомое только хозяину, и тот тут же настороженно поднялся.

Мальчишка, что спал подле сестры, нахмурившись, тоже стал, было вставать, но Злат приложил палец к губам и тот снова бесшумно улёгся, не прикрыв, однако, глаза.

Злат тем временем уже завязывал верный лук, какое-то мимолётное мгновение и тетива из сыромятной кожи уже готова к спуску. И ни дождь, ни снег, ни жгучее солнце не могли помешать её привычной работе. Злат сам когда-то замачивал шкуру убитого телка в холодной пресной воде, а потом сам же нарезал полоски со спиной части шкуры молодого бычка. Под неизменным присмотром Учителя развешивал их в тёмном запертом помещении, а с помощью деревянных палочек, вставленных в отверстия на свисающих концах полосок, вытягивал их и скручивал, одновременно натирая их камнем с шероховатой поверхностью. Такие манипуляции он проделывал до тех пор, пока полоска не становилась совсем ровной и круглой в сечении, более не вытягивалась и не скручивалась. Нетерпеливый Злат уже был готов использовать тетиву таковой, но только не Учитель, что всё и всегда доделывал до конца. Тот заставлял юнца ещё не единожды размачивать её и выдерживать под сильным натяжением, а затем осторожно шлифовать мягким полировальным камнем. И только потом уже пропитывать смесью жира и жёлтого воска. После таких процедур тетива уже не вытягивалась в холодную сырую погоду, а в жаркую и сухую, наоборот не сокращалась. Эту науку ученик запомнил на всю жизнь, особенно потому, что она была закреплена несколькими увесистыми подзатыльниками. Но, увидев в работе тетиву сотворённую руками Учителя и первую незаконченную свою, Злат понял правоту первого, особенно после того, как они вовремя охоты попали под дождь, и обычно верная тетива Злата вытянулась всему лесному зверью на смех. Но больше всех тогда, конечно, смеялся Учитель, радуясь, что преподал юнцу-несмышлёнышу достойный урок. А Злата больше уговаривать не приходилось, с тех пор он не забывал размачивать новую тетиву, выдерживать под напряжением, шлифовать, да пропитывать. Он понял, в конце концов, что спорить с Учителем с самого начала было глупо, и даже не потому, что тот был гораздо старше его годами, а хотя бы потому, что тот был самым известным в округе лучником, да и стрельцом надо сказать тоже был отменным.

Парень взмахнул головой, прогоняя воспоминания. Тень Учителя стояла где-то позади него, он верил в это, так как ни один учитель не бросит своего достойного ученика, так как и мать, даже после смерти, продолжает приглядывать за своим некогда нерадивым детищем.

Злат перекатил в руке берёзовое древко стрелы. Он выбрал стрелу с не самым большим и не самым опасным наконечником, он пока не видел врага и не мог оценить степень его опасности по отношению к трём уставшим путникам, расположившимся здесь на ночлег. Стоит ли причинять вред человеку или зверю, что сейчас находился по ту сторону кривого нароста горы? И уж тем более он не мыслил никого убивать без причины, этому противоречила его Правда.

Бесшумно переступив через ноги по-прежнему спящей Сестрицы, он прижался спиной к гладкому чуть заснеженному камню, сделал несколько осторожных шагов и резко выступил уже с противоположной стороны оного.

Хотя ещё не совсем рассвело, но где-то на востоке Зорюшка уже собиралась с любимым мужем Батюшкой ясным Солнышком Даждьбогом в свой каждодневный переход. К тому же снег, покрывавший всё видимое пространство вокруг, позволял видеть ночью, и уж тем более ранним утром, гораздо лучше, чем покрытое летней зеленью тело Матушки Земли.

— Ты кто таков будешь, воин?— Хмуро спросил Злат, направив наконечник стрелы в грудь мужчине, с улыбкой стоявшему чуть в стороне. Хотя об улыбке судить было тяжеловато, так как губы последнего скрывала густая борода, а вот в глазах его блестел вполне доброжелательный, даже несколько лукавый огонёк.

Братец при этих словах тут же подскочил, растолкал и Сестрицу и сам вынырнул позади Злата. Трусливая девчонка едва-едва высунула нос из-за камня и снова за ним же и скрылась.

Старший в их троице парень раздражённо поморщился, таким образом, отреагировав на слишком явственное копошение за своей спиной.

— Итак, кто ты таков? И почём за нами следишь?— Повторил свой вопрос Злат, добавив к нему и ещё кое-что весьма его интересующее.

Мужчина окинул их спокойным взглядом.

Занимательная картина предстала нашим взором. Двое пареньков с одной стороны. Тот, что повыше, сжимает напряжённый лук и говорит уверенным голосом, но и у него щёки и подбородок не покрыты даже редким леском щетины, так что уже говорить о том, что пониже. Совсем ещё мальчишка так крепко сжимает рукоять ножа, что костяшки пальцев неестественно побелели, этот будет идти до последнего себе же на погибель. А ещё это круглолицая девчонка, что умирает от страха и укрывается не только за их спинами, но и за стеной из гранита.

А с другой стороны, напротив них стоит вполне взрослый мужчина, и ухмылка не сходит с его прикрытых волосами губ. Он даже не удосужился схватиться за рукоять меча. А зачем? Если придётся, то с этими детьми он справится и голыми руками. Вот только разве что, хоть бы не пришлось. Не имеет он привычки обрывать жизнь младенцам несмышленым, а как раз ими эта троица ему сейчас и казалась. Оттого-то и стоял он, невозмутимо сложив руки на могучей груди, и не двигался с места, и не делал попытки дёрнуться в сторону или схватиться за оружие.

— Вы вот что, мальцы, оружие-то опустите, а-то не ровен час, ещё поранитесь.— Глухо произнёс незнакомец. Приятный голос, голос настоящего мужчины. Злату было чему позавидовать. Этого мужика было видно издалека, а у Злата ни на тебе, ни усы, ни борода не растут, плечи щуплые, да и голос мягкий, прямо скажем девчоночий, как бы он из себя не пыжился.

Но если Злат об этом и подумал, то виду не показал, а вот слова по поводу пораниться, тронули его за живое. Только старый Учитель мог насмехаться над ним безнаказанно.

Три стрелы, одна за другой, воткнулись вокруг ног незнакомца, причём пущены они были с такой скоростью, что в утоптанный снег вонзились почти одновременно, по крайней мере, так могло показаться непосвящённому глазу.

Братец восхищенно проследил за вынырнувшими из неоткуда стрелами и вернулся к наложенной на тетиву, уже четвёртой, и ещё с большим рвением стиснул рукоять ножа, нахмурился и свёл брови на переносице.

Мужчина посмотрел на стрелы у своих ног, и с уважением покачал головой.

— Беру свои слова обратно, ты, мальчонка, многого стоишь. Не ожидал, совсем не ожидал.— Потом он перевёл взгляд на хмурого меньшого мальца, и громко расхохотался.

Злат и Братец непонимающе переглянулись.

— Ты чо ржёшь?— Снова прикрикнул Злат.— Отвечай, кто таков или убирайся восвояси, если не хочешь, чтобы я тебя стрелами нашпиговал.

Мужчина смолк, хотя всё ещё по-прежнему весело улыбался. Он снова взглянул на подростков и махнул рукой.

— Ладно, Перун с вами, Жданом меня люди кличут, а уж верить ли вам им, это уже ваше дело, не моё. А вы кто такие?— Спросил он в свою очередь.

— Не мы к твоему костерку ночью подбирались, не нам и ответ держать.— Ответил Злат, не ослабляя натяжение лука, но и не спуская тетивы. И всё же он чуть расслабился, совсем чуть-чуть, хотя рука уже заметно устала держать любимое оружие в таком неизменном положении. Теперь этот путник не казался ему более слишком уж опасным, по крайней мере, не похоже что-то, чтобы он желал им зла.

Мужик тот напротив видно что-то заметил и кое-что да понял.

— Да бросьте вы, парни, я бывалый вояка и если бы было на то моё желание, вы бы мало не проснулись от моих шагов, но и не поднялись бы уже никогда. Интересно, с чего бы это на заснеженной земле, у меня из-под ног щебень покатился?— Дружески улыбнулся он.

Злат окинул быстрым взглядом место, где тот стоял и действительно не заметил никакого обвала, следовательно, мужик и, правда, разбудил и его самого и его хоря специально. Вскинув вверх тёмную бровь, Злат опустил лук, правда, развязывать его пока не стал и произнёс.

— Начнём сначала, Ждан. Чего тебе от нас надобно?

— Да ничего мне от вас не надобно, кроме как погреться у вашего костерка, да парой словечек с живыми людьми перекинуться. Я давно уже путешествую по свету один одинёшенек, и не везде меня по-доброму привечают, так что я истинно по человеческому общению соскучился. Ну, что, добры молодцы, да красны девки, прогоните чай от гостеприимного огня старого вояку?

Пока Злат раздумывал над словами бородача, из-за камня вышла зардевшаяся Сестрица, поняла видать намёк на счёт красных девиц, и, низко поклонившись незнакомцу, пригласила гостя к месту их ночёвки, да к тёплому костерку.

Злат по недоброму сверкнул глазами в её сторону, тяжело вздохнул, но промолчал. Да и что тут скажешь? Слово не воробей, вылетит, не поймаешь, а пригласил гостей, так отведай общих щей. А что касается Сестрицы, так что с неё возьмёшь? Одним словом, баба! А баба, она баба и есть!

Гость между тем поднял свою толстую суму, что всё то время лежала в снегу чуть в стороне, и сделал шаг по направлению к тёплому огоньку.

Меткий перехватил взгляд Братца и показал ему по-девичьи несовершенный кулак.

— Только попробуй мне.— Шикнул он.

Мальчишка возмущаться не стал, только глаза опустил и густо покраснел.

Новый знакомец Ждан тем временем опустошал свою суму, достал из неё подбитую неведомо, где птицу, да уже заранее и приготовленную, краюху хлеба и горсть крупы.

— Ну, что, хозяюшка,— он улыбнулся смущённой Сестрице,— давай готовь снедь, да потчуй хозяев и гостей.

Девчонка ещё больше покраснела, если такое вообще было возможно, и бросила влюблённый взгляд на Злата, к которому тот по-прежнему остался равнодушен. Похоже, даже соперничество не вызывало в нём ни ревности, ни отголоска ответной любви.

— Ну, а вас как люди называют, ребятня?— Спросил гость, вгрызаясь белыми крепкими зубами в птичью грудинку.

Вся троица переглянулась, а Братец даже чуть не вспыхнул праведным гневом. Злат не дал ему возможности высказаться, спокойно ответив.

— Я называю их,— он кивнул в сторону мальчишки с девчонкой,— Братцем и Сестрицей, а они меня Ловким кличут.

Брат с сестрой переглянулись, насколько они помнили, он им когда-то назвался Метким, но промолчали, подумав, что он не хочет открывать своего имени незнакомцу.

А незнакомец тем временем кивнул. Мол, Братец, так Братец, Сестрица, так Сестрица, Ловкий, так Ловкий, а я, стало быть, Ждан, так Ждан.

Все четверо заметно расслабились, и никто не ждал уже друг от друга подвоха, понимая, что такового не предвидеться. А что тут ещё понимать? Разве можно ждать зла от людей вкусивших с тобой общего хлеба? С кем поделились вы пищей и кровом, пусть и несколько абстрактным?

— Мы на ту сторону гор идём, а ты?— Спросил Ловкий.

— Я?— Ждан усмехнулся.— Я иду, куда глаза глядят, прибиваюсь к тем, кто работу предложит.

— Наёмник?— Вскинул взгляд Злат.

Ждан улыбнулся.

— Наёмник.

Злат посмотрел на своих более молодых и неопытных спутников и снова перевёл взгляд на нового знакомого. От его взора не укрылось, как его же ручной хорёк без опасений проскользнул по вытянутой ноге гостя.

"К добру",— подумал Злат и решился.

— Сколько за свою работу берёшь, наёмник?— Вдруг спросил он.

Мальчишка с девчонкой удивлённо вскинули глаза на своего друга, затем так же слаженно перевели их на бородатого мужчину.

Ждан тоже удивлённо приподнял бровь, сплюнул в снег попавшуюся ему мелкую косточку и ответил.

— Это зависит от тяжести работы, от моего желания за неё браться, от моей занятости на тот момент, от....

— Сколько, Ждан?— Прервал это его набивание цены Ловкий-Меткий-Злат.

— Слушай, малец, ты меня никак нанять хочешь? Или как?— Усмехнулся наёмник.

Братец с Сестрицей переводили настороженные взгляды с одного на другого.

— Может и так,— спокойно ответил Злат,— только пока ещё я раздумываю, по карману ли нам будут твои услуги.

Ждан вытер тыльной стороной ладони жирные губы и, немного поразмыслив, произнёс.

— Ты вот что, парень, давай так договоримся, расскажи, в чём будет состоять моя работа, а там мы уже с тобой обсудим, что почём.

Злат кивнул, соглашаясь, предложение нового знакомца пришлось ему по душе.

— Работа трудная и не трудная одновременно, это смотря, с какой стороны посмотреть. Вот этих двоих,— он кивнул на спутников,— надо к деду доставить, да при том доставить в целости и сохранности.

— Всего-то делов-то?— Растянулся в улыбке Ждан.

— Да не совсем так.— Злат почесал замёрзший нос.— Дело в том, что где дед их находится, мы толком не знаем. Был в городе Киеве, а где он теперь одни только Боги и ведают. Говорят, отправился за горы. Да и это ещё не всё, тут за ними по пятам,— он помолчал, улыбнулся и продолжил,— наёмники, вроде как, следуют. Нескольких я уже уложил, а сколько ещё в живых осталось, только Боги-то опять-таки и ведают.

— Вот, значит, оно как.— Нахмурился Ждан.— А что за наёмники? И по какому такому делу?— Спросил он мгновение спустя.

— Ну-ка, Сестрица, изложи нашему... пока ещё гостю свою историю, да без утайки, всё как раньше Братец мне твой сказывал.— Произнёс Злат и откинулся назад, завалившись на локоть.

Мальчишка снова недовольно нахмурился. Девчонка же только тяжело вздохнула, покраснела и начала сказывать всё тот же рассказ, что Злату в прошлый раз её брат поведал.

Глава 7. Обвал.

С той памятной встречи в горах, они путешествовали уже вчетвером, если не считать пятого члена их маленькой компании, вертлявого ручного хорька. Вместе было и веселее и безопаснее и надёжнее для всех, в том числе и для Ждана, а не только для Злата, Братца и его по-девичьи трусоватой Сестрицы.

Со временем сам Злат стал поглядывать на Ждана с невольным восхищением, как одновременно Братец с Сестрицей до этого на него. Только он старался скрывать эти свои взгляды, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, но ничего с собой поделать не мог.

Бородатый, чуть седоватый Ждан, чьё тело было испещрено множеством давних шрамов, свидетельством его принадлежности к стану воинов, в данном случае к наёмникам, оказался не так стар, как могло показаться на первый взгляд. Он был порядка только на пять лет старше Злата. Но это знал только Злат, так как сам он по поводу своего возраста не распространялся и все думали, что он гораздо младше тех лет, которые уже отсчитал ему его жизненный срок. Ведь все именно малым возрастом объясняли узкие плечи молодого воина, невысокий рост, щуплый общий вид, его голое лицо, тонкий голосок и маленькие кулаки.

С человеком, обогревшимся у твоего очага и отведавшим с тобой общую пищу, не следовало враждовать. Да и не было у них причины для вражды. Так что всё проходило довольно-таки тихо, мирно и спокойно. По крайней мере, пока.

Наёмник Ждан в то время находился в подвешенном состоянии, и особой работы у него не предвиделось, вот он и решил поразвлечься пока с детьми. А почему бы ему, собственно говоря, не поучить детишек уму разуму, помочь им совладать с их страхами, а заодно и блеснуть перед ними своими боевыми умениями, да ещё и копейку за это кое-какую заработать. Вот и шёл он теперь в компании двух мальчишек и девчонки, что вечно смущалась и чуть что верещала, как обезумевшая.

Ждан всегда посматривал на неё с некоторой толикой раздражения, уж больно он девок крикливых не любил. Вот пацанята были совсем ничего, особенно тот, что постарше, назвавшийся Ловким. Толковый парень! Видать далеко пойдёт на воинском поприще. Из лука метко стреляет и из любого положения, и как только умудряется его натягивать с такой-то худосочной мускулатурой, браздой в цель попадает, почти не целясь. В общем, простыми словами, ловкий парень и меткий! Только мечом орудовал похуже метких своих бросков. Но ничего не поделаешь, не во всём же теперь быть героем, они же всего лишь люди всё-таки, так что же им тягаться с всемогущими Богами.

Сестрица относилась к новому спутнику с боязливым трепетом, того душевного порыва, что вызвал в ней Меткий, Ждан в ней, по-видимому, не вызывал. Братец на бывалого воина смотрел широко раскрыв рот и восхищался им, чуть ли не больше, чем ранее самим Златом. А что касается непосредственно Злата, то он смотрел на Ждана, как на равного, но с подобающим уважением, не стесняясь выражать своё преклонение перед воинским мастерством наёмника и его не дюжий силой.

По крайней мере, если бы у него была возможность самому выбирать себе спутников, то он скорее выбрал бы Ждана, чем писклявую девку и приставучего мальчишку, и дело тут было не в умение владеть оружием, а в близости душ и простоте общения. Просто со Жданом он быстрее нашёл общий язык и уже спустя каких-то несколько дней они на самом деле стали добрыми друзьями, и уж в этой-то мужской дружбе не было замечено никакой жалости к обиженным и обездоленным.

Ждан же относился к Ловкому пареньку прямо-таки с отеческой любовью, считая его, чуть ли не в сыны себе годящимся, несмотря и на свои собственные, в общем-то, молодые годы.

— А я ведь в простой деревне вырос и отец мой обычный землепашец.— Рассказывал как-то Ждан, а Злат только беззвучно хмыкал, переводя всё услышанное и на себя тоже.— А вот только как-то поехал я с отцом в город, на торги, и увидал воинов, да не каких-то там, что в деревнях самыми задирами считаются, а самых настоящих, коим те задиры, как сосунки несмышленые показались бы. Увидал и дар речи-то потерял, а как опомнился, говорю тятьке. "Отдай,— говорю,— тять, какому дядьке воину в ученики, а не отдашь, всё одно убегу". Отец мой почесал-почесал редеющую макушку, подумал и махнул рукой. "А ступай,— говорит,— сын, можа хоть ты лучшей доли увидишь, не всё ж теперь тебе со мной всю жизнь сохатой махать. Ступай себе с миром"". Вот и ступил я, как видите.

Злат молча кивнул.

— А отец с матушкой?— Шёпотом спросила Сестрица.

Ждан взглянул на неё задумчиво.

— Помер мой отец, тем же летом и помер,— печально произнёс он.— Воины севера никого не пощадили, ни малого, ни старого, а мой отец, ведь ещё крепкий был, так что его и подавно. Хотя ... кто его знает, может, и скрутили его как, да где-нибудь теперь в чужом хозяйстве батрачит. Я ж там так и не побывал с тех пор, в селении-то своём. Вот я, стало быть, так и сберёгся, за смертью пошёл, а таким путём и смерть обошёл и в рабство не попал.

Девчонка тихонько всхлипнула. Злат поморщился, скорее бы уже найти их деда, только чтобы нюни эти днями и ночами не слышать.

— А тебе, Ловкий, есть что рассказать?— Заворожено спросил Братец.

Злат взглянул на него с нескрываемым раздражением.

Ждан перехватил этот его взгляд, улыбнулся, и перевёл взгляд на мальчугана.

— Рассказать что, есть у каждого, а вот каждому ли это должно слышать.

Парень посмотрел на своего старшего товарища с благодарностью, а наёмник только подмигнул ему и предложил.

— Ты вот что, Ловкий, подежурь-ка до тех пор, пока месяц вон туда не съедет,— он вытянул руку в сторону звёздного неба,— а потом меня добудись. Добре?

— Добре, Ждан, добре.— Злат поднялся и подкинул ещё веток в костёр, пока троица шумно укладывалась на ночлег. Тонкая меховая линия быстро вбежала по его ноге, животу и груди, привычно свернувшись в кольцо вокруг шеи. Злат погладил мягкую шкурку.— Спи и ты, дружок, спи спокойно.

Все уже давно привыкли к однообразному белоснежному пейзажу. Горы и снег, снег и горы, это ведь всё, что окружало их уже в течение нескольких дней. Вправду молвить тяжёлый им выдался переход.

Где-то дня через три после встречи со Жданом, их подстерёг обвал в горах. А ведь совсем ничего не предвещало этого коварного оползня. Снежные глыбы огромного размера едва не посыпались прямо на головы горе путников, но это было уже чуть позже....

— Что-то не нравится мне эта тишина.— Пробормотал Ждан.

— А что может не нравиться в тишине?— Беспечно спросил Братец, сверкнув веснушчатым носом.

Злат оказался более умудрённым опытом и с большей охоткой прислушался к бывалому воину и путешественнику. Он настороженно осмотрелся по сторонам, прислушиваясь к действительно слишком уж явной тишине.

— Нутро подсказывает мне, что нас подстерегает смертельная опасность, а я привык своему нутру доверять.— Безапелляционно заявил Ждан.

— Смотрите.— Дрожащим голосом прошептала Сестрица, указывая куда-то вверх.

— Волосова шерсть!— Ждан схватил за руки стоявших в основной с ним близости Братца и Сестрицу и толкнул их вперёд, прокричав на ходу.— Злат, прыгай.

Злат, конечно же, прыгнул, повинуясь более старшему товарищу, даже ещё в полной мере не осознав отчего, собственного говоря, они в данный момент убегают. Так вот прыгнуть-то он прыгнул и именно в ту сторону, куда и следовало, да только вот незадача, прыгнуть ему удалось не настолько далеко, чтобы не почувствовать сильный удар в спину и не погрузиться во всёпоглощающую темноту.

Время тянулось медленно или, быть может, оно остановилось вообще.

А когда ход его всё же возобновился, Злат почувствовал острую боль и ужасный холод, но вначале он не понял даже, что с ним всё же произошло.

— Ждан.— Позвал парень, пытаясь оглядеться, но вокруг только стояла непроглядная мгла, лишь лёгкое копошение раздавалось где-то чуть впереди.

— Он пришёл в себя.— Раздался радостный голос девчонки, где-то совсем рядом с ним.

Злат хотел сказать, что вообще-то с ним всё в порядке и спросить, что собственно произошло, но только закашлялся.

— Ловкий, приятель, ты как?

Злат улыбнулся, когда знакомая ладонь друга сжала его плечо. Он кивнул, но вряд ли это неуверенное лёгкое движение осталось хоть кем-то уловимо.

— Порядок, всё будет в порядке.— Между тем проговорил её обладатель.— Мы уже давно копаем, рано или поздно выберемся из этой западни на свет божий.

— Холодно.— Пробормотал Злат, наконец-то определившись со своими ощущениями.

— Да, мы тоже это как-то невольно заметили.— Произнёс Ждан и по звучанию его голоса Злат понял, что он с облегчением улыбается.

— Где мы?

— Нас завалило снегом. Тебе больше всех досталось, ударило по спине, но это и спасло тебе жизни.— Объяснил наёмник.— Снежный ком вперемешку с ледяным камнем втолкнул тебя вовнутрь.

— Спасибо и на том.— Мягко улыбнулся Злат, чувствуя, что в руки и ноги стало возвращаться кровообращение. Помогли умелые руки Сестрицы, что уже растирали все четыре его конечности.

— Ты подняться-то хоть сможешь? Не дело это лежать на холодном льду, да и я, если честно, без кожуха уже как-то замерзаю.

Злат только теперь с запозданием осознал, почему спине было гораздо теплее, чем ногам. Это придало ему силы, и он стал медленно приподниматься, руки друзей тут же подхватили его под мышки, помогли, и подняться, и на ногах устоять.

— Подвигайся, пошевели руками, разомни ноги.— Посоветовал Ждан, возвращая на законное место свой кожух.— Эх, хорошо-то как.— Согреваясь, пропел он.

Злат молча огляделся, но это ни в коей мере не пояснило ему того, чего он так жаждал знать. Тогда он прошёлся вдоль стены, чертя на ней невидимую линию всей пятернёй. Результаты исследования показали ему, что они находятся в крошечном углублении в горной породе, попросту говоря в пещерке, на сей раз заваленные снегом. Выход из неё был только один, как раз и являвшийся сейчас недоступным. Узнав, таким образом, все, что ему требовалось, Злат вновь присоединился к друзьям, усиленно молотившим подмёрзший снег голыми ладонями и кусками смёрзшегося льда.

Итак, они дружно вернулись к прерванному занятию, на этот раз с пополнением, к ним присоединился залежавшийся было Злат. Как уже говорилось выше, снег копали такими же ледяными глыбами, коими был завален проход или просто голыми руками, сдирая с них кожу и ломая ногти, а так же чертя на белой стене кровавые дорожки, которых-то и видно не было до поры до времени. Онемевшие кисти рук двигались теперь уже привычно и размеренно, скрюченные пальцы успели позабыть, что ещё совсем недавно умели не только разгибаться, но и вообще свободно двигаться.

Воздух под толщей снега начал постепенно не только теплеть, что приятно радовало, но и редеть, то есть дышать становилось всё труднее, что особой радости отнюдь не прибавляло. Как это не забавно звучит, но люди заключённые в недрах снежного заточения медленно начинали потеть. Пот струился редкими каплями и сползал по лбу, собирался над верхней губой и на висках, стекал по обнажённой шее, пробегал по солнечному сплетению, стремясь по одному ему только известному пути.

— Душно.— Ждан провёл рукой по лбу, стирая эти самые бисеринки пота.

— Душно.— Согласился Злат.

Братец с Сестрицей из солидарности промолчали, ведь, как известно, молчание это знак согласия.

Неожиданно сверху что-то зашуршало, затем заскрипело, и несколько комочков снега неуверенно свалилось к ногам, потерявшей было надежду, четвёрки.

— Что за...?— Выругался Ждан, поднимая вверх буйную голову.

Вся оставшаяся троица, не имея возможности проследить за его движением, однако полностью его повторила, взметнув взоры над головами.

Оттуда снова послышалось поскрипывание, что-то заскреблось, снег сверху посыпался уже уверенней, а мгновение спустя оттуда брызнул яркий солнечный свет.

Люди, заживо погребённые под коркой из снега и льда, а в том, что подтаявший на солнце снег медленно, но целеустремлённо превращался сейчас в лёд, никто не сомневался, болезненно зажмурили глаза. Слёзы выступили из них и стали прокладывать по две мокрые дорожки у каждого на лице. То были не слёзы радости и уж тем более не слёзы горя или обиды, просто глаза, отвыкшие от яркого солнечного света, яростно протестовали против нежданной негаданной встречи с таковым, попросту боясь ослепнуть.

— Батюшка, светлое Солнышко.— Прошептала девчонка и эти слова заставили всех, как одного, открыть ясны очи, и посмотреть в маленький прорубь у них над головами.

Оттуда же уже торчала светло-серая, чуть заострённая мордочка.

— Ну, вот, дружок, ты меня и нашёл.— Устало улыбнулся Злат.

Хорёк что-то пискнул на своём зверином языке и тут же спрыгнул внутрь, пробежал несколько шажков по ледяному полу и, взобравшись по одежде друга, привычно обернулся кольцом вокруг его шеи.

— Ну, теперь мы точно все в сборе.— Ухмыльнулся Ждан.

— И даже Даждьбоженька батюшка не захотел нас оставить.— Согласно пропищала Сестрица.

Ждан кивнул.

— Тогда, я так думаю, самое время перекусить и дальше в дорогу.

Все тяжело вздохнули, но согласно расселись прямо на свету, радуясь уже тому малому, что с этих пор им не придётся пребывать в полной темноте.

Сестрица быстро разобрала суму, выдала каждому его порцию и сама тут же крепкими зубами ухватилась за краюшек вяленого мяса.

Глава 8. Купание.

Выбраться им удалось только к вечеру, общими усилиями расчищая подледеневший снег перед собой. Вначале перед ними показался крошечный просвет, состоявший из осыпающегося снега, а затем впереди и засияла дыра, дававшая возможность выбраться каждому по очереди.

— Свобода!— Злат полной грудью вдохнул свежий горный воздух.

Мальчишка с девчонкой взялись за руки и, весело смеясь, принялись вприпрыжку водить весёлый хоровод.

Ждан смотрел на всё на это с уравновешенностью взрослого человека и улыбался.

Хорёк, потревоженный общим весёлым гамом, соскочил с плеча хозяина, привычно спустившись по его кожуху и штанам, и скрылся в неизвестном направлении.

Люди же, словно устыдившись своего дикого поведения и бурной радости, принялись устраиваться на ночлег и готовить ужин. Возвращаться в покинутую пещерку не стали, боясь, как бы их снова не завалило, потому и расположились на этот раз под открытым небом, на голом, проветриваемом всеми ветрами, снегу. Так было может и прохладнее, но всё же надёжнее.

Дальнейший их переход через горы прошёл без особых приключений. Они перешли-таки горный массив и спустились с другой его стороны. Куда идти дальше никто из них не знал, оставалось только разводить руками, да поводить плечами.

— Пошлите прямо,— предложил Ждан,— раз всё равно не знаем, куда идти. Прямо-то оно куда-нибудь, да выведет.

Прямо, так прямо. Было б слово сказано, будет дело сделано.

Здесь воздух был значительно мягче и теплее, да и что говорить, место, куда они попали, находилось гораздо южнее их исконной родины, к тому же и берёзозол был уже не за горами.

— Там должна быть река.— Ждан, бывавший ранее в этих местах, указал вперёд рукой.— Может, искупаемся?

— Так вода же холодная.— Смущённо произнесла сестрица, непременно краснея.

— А девчонкам это делать совсем не обязательно.— Гордо выпятив вперёд грудь, вставил её брат.— Это наше, чисто мужское веселье.

Он покосился на мужчин.

Ждан неопределённо хмыкнул.

Злат безразлично пожал плечами.

К речке они всё же направились. Оставили Сестрицу управляться с приготовлением каши, а сами отправились вниз по течению.

Злат неохотно, но всё же шёл рядом с Жданом и Братцем. Голова его при этом суматошно работала.

— Вот это место, думаю, вполне подойдёт.— Подытожил Ждан.

Спорить с ним никто не стал.

Наёмник же между тем уже принялся медленно раздеваться, обнажая крепкое мускулистое тело, покрытое множеством шрамов, и аккуратно слаживая вещи тут же на берегу. Братец сбросил одёжу стремительно и бестолково, разбросав её в беспорядке на голой земле, и уже с криком бросился в холодную воду, плескаясь и по-детски повизгивая.

Полностью обнажившийся Ждан уставил руки в бока и смотрел на это веселье по-взрослому снисходительно. Затем, почувствовав, что чего-то вроде как не хватает, он обернулся к Злату.

— Злат, а ты чего стоишь? Раздевайся, давай.

Злат стоял чуть в тени, оттого Ждан и не заметил густой румянец, покрывший щёки юноши, стоило тому только взглянуть на тугое, как натянутая тетива, обнажённое тело друга.

— Знаете что, ребята, я, пожалуй, на этот раз соглашусь с Сестрицей. После тех часов, что мы провели в ледяном заточении и после перехода через горы, я чувствую себя как-то не важно. Не думаю, что мне следует сейчас лезть в холодную воду.

— Ну, как знаешь.— Ждан безразлично пожал плечами, разогнался и резко прыгнул в воду.

Злат отчего-то смутился ещё больше и оттого удалился ещё дальше, ниже по течению.

— Пойду, прогуляюсь.— Крикнул он друзьям.

Ждан махнул рукой в знак своего полного согласия.

Сестрица, услышавшая этот последний крик, резко поднялась, поправила волосы, наконец-то освободившиеся от тёплого платка, и направилась в ту сторону, куда по её усмотрению направился Злат, юноша по которому она томно вздыхала уже несколько последних месяцев. По дороге она приблизилась к речке и сполоснула лицо холодной проточной водой, освежаясь.

Услышав лёгкий всплеск впереди, она правильно его истолковала, здраво рассудив, что по всей вероятности там копошится именно Злат. Она побежала ещё быстрее и выскочила на чуть покрытый травой бережок, плавно переходящий ближе к воде в песчаный. Тут же от неожиданности она вскрикнула и привычно прижала ладонь к приоткрытому рту.

Злат оказывается, к этому времени уже успел не только раздеться, но и по пояс войти в воду. Услышав девичий вскрик позади, он резко обернулся, демонстрируя ей своё обнажённое тело, не успевшее ещё полностью поглотиться водной гладью.

От резкого его поворота поверхность реки подёрнулась рябью и по воде разошлись неровные круги, их движением были подхвачены неуверенные редкие льдинки, которые так же поспешили убраться подобру, да поздорову.

— Меткий.— Недоумённо произнесла Сестрица, когда первое удивление наконец-то прошло, и она сумела-таки не только оторвать руки ото рта, и не просто вскрикнуть, как ей удалось это сделать раньше, но и выдавить из себя это одно единственное слово.

Злат только виновато развёл руками.

Глава 9. Пленение.

За последнее время Ловкий и Сестрица как-то очень уж сблизились, чего раньше за ними не замечалось. Братец даже серьёзно стал подумывать о том, что вскорости им, вероятно, придётся породниться, для этого им оставалось разве что только найти их деда. И то, что из взгляда сестры пропал тот потаённый огонёк, что непременно относился к Меткому, братишку её не очень-то смущало. Просто, похоже, эти двое уже всё для себя решили, так чего уж теперь стрелять глазками или как-то по-другому растрачивать свою бесценную энергию?

Вскоре им пришлось остановиться не где-то посреди леса, а в самой обычной верви. Люди встретили их с душой, не поспешили прогнать незваных незнакомцев. Как водится, накормили, напоили, и спать уложили.

Сестрица, изрядно соскучившаяся по женскому обществу, как-то сразу сдружилась с хозяйскими дочерьми и, хихикая, забилась с ними в девичий уголок.

Ждан, соскучившийся по женскому обществу не меньше Сестрицы, а, может быть, даже и гораздо больше её, только несколько в другой интерпретации, бросал на девок восхищённые взгляды. Злат отчего-то завистливые. А Братец, не войдя пока ещё в подобающий возраст, чтобы интересоваться противоположным полом, скорее раздражённые, да безразличные.

Хозяева всячески привечали молодых воинов, а вскоре на огонёк к сестрицам заглянули и подружки, соседские дочери. Каждой хотелось ненароком коснуться молодцев или поймать на себе их восхищённый взгляд. Ну, а если уж совсем повезёт, то и оставить у себя под сердцем воинское дитя, осененное милостью Богов, принеся тем самым счастье и удачу своему роду и привлекая своей плодовитостью всех окрестных женихов.

Сестрица по-прежнему только тихо хихикала, наблюдая за рьяным усердием местных красавиц, вертящих пышными задами перед Жданом и особенно перед Златом. Братец тем временем уже не один раз успел поразиться её безразличию и веселью, когда очередная красотка проходила мимо сестринского вероятного жениха, пытаясь дотронуться до него хоть какой-то частью своего непременно полного тела.

Злат же только досадливо морщился и с растерянностью смотрел по сторонам, а Сестрица при этом просто-напросто игнорировала мольбу в его глазах, продолжая, по мнению Братца, совершенно по-идиотски хихикать.

Поэтому-то растерянный таким поведением сестры мальчишка весьма обрадовался, когда на следующее утро, несмотря на разочарование всей верви, они покинули столь гостеприимно принявшие их места, не оставив здесь своего семени. Что ж, местным красавицам, видимо, придётся дожидаться других красных молодцев для продолжения своего рода, хотя вполне возможно, что ребятишки-то как раз таки в скором времени и последуют, только не имея никакого отношения к вышеупомянутой четвёрке путников, они, тем не менее, будут причислены непосредственно к потомкам двух молодых воинов....

Сестрица была щедро одарена женщинами верви. Ей подарили переносное пряслице, своё собственное она оставила дома из-за скорого побега, да и не могла она его с собой взять, так как то её домашнее, было цельное, неразъёмное. Теперь же девчонка могла вовсю заниматься своей привычной работой, продолжая между тем топать рядом. Кудель она насадила на острый верхний конец палкообразной прялки, какие были в ходу в этих местах, другой конец пряслица вставила за пояс и, придерживая его локтём, работала, таким образом, на ходу. А когда останавливались на привал, нижний конец прялки она втыкала в отверстие донца, специально вырезанной для этого доски.

Злат то и дело пытался подглядеть за работой её рук. Это выглядело несколько комично, словно он хотел познать таинство этого определённо женского ремесла, ведь мало кто знал, а если быть точным, то вообще никто, что он и сам, оказывается, с раннего детства был с ним знаком.

— Ловкий,— сказал мальчишка, когда они уже прошли достаточное расстояние от покинутой утром верви,— ты там назвался Силой. Ты уж не обессудь, но в каждом новом месте ты называешь себя совершенно по-новому, каково же всё-таки твоё имя? Ты бы, может, уже определился?

Сестра по-своему обыкновению попыталась на него шикнуть и ткнуть тем же локтём, что удерживала пряслице, но это ей не совсем удалось. Ждан взглянул с неодобрением. Но сам Злат только безразлично пожал плечами.

— Дома меня называли Златом, только посторонним это знать совсем не обязательно. Усёк?

Братец обрадовано кивнул, гордясь оказанной ему честью.

— Злат, а какова твоя история? Кто ты сам и откуда? Куда путь держал, когда мы повстречались?— Снова спросил не унимающийся подросток. Такому только дай палец, так он всю руку откусит.

— Брат.— Зашипела Сестрица.

— А что тут такого?— Удивился мальчишка.— Мы-то свою историю рассказали. И Ждан вон тоже кое-чем поделился. А о Злате мы почти ничего не знаем. А ведь у каждого есть своя история.

Ждан взглянул на полюбившегося ему более юного друга и повернулся к неуёмному мальчугану.

— Ты прав, мальчишка, у каждого из нас есть своя история.— Начал он.

Братец, получивший некоторую поддержку, согласно кивнул.

Сестрица же, напротив, с подозрением уставилась на Ждана, ожидая какого-то подвоха.

— Но, как я уже говорил ранее, не каждому дано её услышать.— Закончил между тем наёмник и повернулся к Меткому.— Злат, приятель, пошли-ка лучше, сходим на охоту, пока детишки тут костром займутся, да харчи пересмотрят.

— А я?— Встрял мальчишка.

— А ты бы лучше научился свой язык за зубами держать.— Прошипела Сестрица, которая, собственно говоря, уже давно была в курсе Златовой истории.

— А ты лагерь охраняй, да к словам Сестрицы прислушивайся. Она-то, пожалуй, поумнее тебя будет. К тому же я, по-моему, ясно выразился, когда сказал, что детишкам пока надо костром заняться, да ужин приготовить.

Мальчишка недовольно нахохлился, а его сестра тут же послушно принялась хлопотать у костра.

Хорошая она всё же девчонка, помнится, подумал тогда Злат, вот ему бы такую сестреницу, единокровную, да единоутробную.

Ждан со Златом не успели уйти далеко, как тут же вернулись.

Девчонка уже собралась, было что-то удивлённо воскликнуть, но Злат стремительным зверем метнулся к ней и зажал рот мозолистой ладонью. Сестрица опустила глаза и увидела, как Ждан тем временем затаптывал костёр и засыпал его всё ещё подмёрзающей по ночам землёй.

Братец растерянно переводил взгляд с одного на другого, потом резко обернулся и прислушался.

Из леса доносились приглушённые голоса, и они постепенно приближались, становясь всё более отчётливыми.

Ждан сплюнул себе под ноги и зло выругался.

Злат подхватил суму с провизией, свой берестяной короб, мешок Ждана и всунул всё это в руки Сестрице, достал нож из-за пояса и отдал её брату.

— Живо в кусты,— скомандовал он,— и что б мне без лишнего хруста.

Сестрицу долго уговаривать не пришлось. Она уже испуганной ланью скакнула в кусты, беззвучно всхлипывая.

— Злат, пойдёшь со мной. Попробуем их увести.— Сказал Ждан.

Злат согласно кивнул.

— Я с вами.— Вызвался мальчишка.

— Нет, Братец, останешься здесь.— Покачал головой наёмник.— Ты сестру свою должен охранять. Баба она же ведь без мужской защиты не может.

Злат поправил шапку на макушке, молча кивнул Братцу и юркнул в кусты.

Сестрица горестно всхлипнула, и мальчишке ничего не оставалось, как только заскочить к ней в укрытие и, прижав к себе, зажать рот своей же ладонью, на тот манер, что до этого проделал и Злат.

Мимо них бесшумно промчалась маленькая тень и скрылась в том же направлении, где мгновением ранее исчезли и два воина.

Спустя ещё несколько минут на поляну, с потушенным кострищем посередине, вывалило с десяток мужиков, явно разбойничьей наружности.

— Сколько их тут было?— Сипло спросил один.

— Да никак не меньше двух, может трое.— Ответил второй.

— Сколько за них выручим?— Вступил в разговор третий.

— Их надо сначала увидеть и, главное, поймать.— Сказал, как отрезал первый.

— Надо бы следы прочесть.— Предположил кто-то.

У Братца всё похолодело внутри. Если они решатся всё ж таки прочесть следы, то они с Сестрицей точно окажутся в ловушке, так как сбежать уже не успеют. По внешнему виду и речам молодцев, только далеко не добрых, он понял, что это торговцы рабами, но не те, коих можно встретить на рынках в богатых и не очень городах, а одни из тех, кто их им поставляет. Видимо, не один он об этом подумал.

За своими раздумьями он, похоже, кое-что пропустил.

Один из мужиков вскрикнул и резко упал навзничь, схватившись за горло, из которого торчало древко знакомой, как Братцу, так и Сестрице стрелы. Вторую стрелу мальчишка уже не прозевал. Он услышал, или даже скорее почувствовал её ещё раньше, чем увидел, как второй из выскочивших на поляну работорговцев, неожиданно подогнул колени и плавно опустился на них, в непонимании выпучив глаза.

— Сукины дети.

Послышались громкие удаляющиеся шаги.

Злат почти всегда передвигался бесшумно, поэтому с большим трудом верилось в то, что это убегал именно он. Но так на самом деле оно и было.

Преследователи, конечно же, тут же двинулись следом.

Брат с сестрой понимали, что всё это было сделано только ради их спасения. Двое крепких смышленых воинов без труда и лишнего шума могли уйти от лесных разбойников, но вечно хныкающая девчонка и возомнивший невесть, что о себе чуть подросший паробок, были для этого слишком уж большой помехой.

От горести осознания собственной никчёмности и от обиды расплакался даже мальчишка, что тут уже говорить о его извечно впечатлительной Сестрице.

Злат бежал, не отставая от Ждана, производя как можно больше шума на своём пути. Возможно, им бы даже удалось увести погоню от ребят и спастись самим, но они не учли одного обстоятельства. Их было только двое, а противников гораздо больше.

Шум, издаваемый ими, позволил врагу установить, в какую именно сторону они уносят ноги и, разделившись, взять их в кольцо.

Когда Злат и Ждан поняли что окружены, выхода у них уже не оставалось. Злат даже успел выпустить ещё несколько стрел, сколько точно и все ли они попали в цель, он не знал, но что, как минимум несколько не промахнулись, было слышно по вскрикам. Дальше лук был скорее уже помехой, чем помощью и Злат привычно вернул его в плоский налушник на деревянной основе, обтянутый кожей, что был прикреплён костяной петлёй слева на поясном ремне. Лук он заменил учительской брадвой, покрепче сжимая знакомое топорище.

Ждан к тому времени уже вовсю махал своим мечом, Злат же с большей нежностью относился к своему луку, но тут выбирать не приходилось.

Силы были неравны, и исход сражения был и так всем очевиден, но противник, похоже, решил не рисковать и заведомо подстраховался.

Злат то ли услышал, то ли скорее каким-то шестым чувством почувствовал звук и трепет натягиваемой тетивы.

— Ждан.— Закричал он, увидев, в кого именно была направлена стрела, но было уже поздно.

Злат метнул свой топорик и тот даже поразил цель, хотя и не принёс обидчику смерти, но стрела уже к тому времени завершила свой стремительный полёт, вонзившись в правую руку Ждана, чуть повыше локтя.

Тот незамедлительно перебросил меч в левую.

Злат, несмотря на все свои премудрости, всё ж таки отменным и бывалым воином не был, потому-то и позволил себе отвлечься ровно настолько, чтобы не заметить подкрадывающихся сзади двух воинов. Жизнь друга сейчас имела для него гораздо большее значение, чем своя собственная.

Один удар по голове и он свалился с ног.

Ждан бросил в его сторону пылающий негодованием взгляд и попытался протиснуться в сторону друга, то и дело, размахивая левой рукой, правая же безвольной нитью висела вдоль тела.

Наёмнику это даже почти удалось, и до друга уже было рукой подать, когда противники умудрились таки повязать и его самого.

Он грубо выругался и сплюнул, совершенно перестав сопротивляться, гордо вскинул русую голову и выставил грудь вперёд. Его никогда не назовут трусом. А победа это ведь не только успешный исход битвы с врагом, но и если ты с гордостью встречаешь своё собственное поражение, не выказывая и капли страха.

— Сколько вас было?— Грубо спросили его.

Ждан только снова сплюнул врагу под ноги и презрительно ухмыльнулся.

Злат, похоже, меньше уважал своё достоинство, по-своему понимал значение воинской гордости или был ещё слишком молод, чтобы так просто признать горечь поражения. Но, как бы-то ни было, он продолжал вырываться и рычать в руках сдерживаемого его разбойника. Он уже заслужил один увесистый подзатыльник, оттого шапка его и валялась теперь чуть в стороне, но это его нисколько не урезонило.

Руки державшего его разбойника-соплеменника, отчего было ещё больше обидно, а в том, что торговцы рабами были именно словенами, сомневаться совершенно не приходилось, несколько раз сначала безразлично прошлись по закутанному в тёплый тулуп щуплому телу, потом проделали это уже с большей заинтересованностью. Остановившись на груди, они облапили её уже более усердно и от растерянности своей даже чуть полностью не разжались. Но зипунник вовремя спохватился и ещё крепче прижал воинственного парня к себе. Глаза его, смотревшие на товарищей и одновременно на пленённого Ждана, раскрылись от удивления, и он тихо произнёс.

— Не понял. Так ведь это ж девка.— Объяснил он своё недоумение приятелям.

— Девка?— Этот столь удивлённый возглас принадлежал уже непосредственно Ждану. Он ещё какое-то время постоял с разинутым от непонимания ртом, совершенно опешив и не веря в услышанное, потом, видимо смирившись с новой правдой и связав некоторые прошлые странности своего боевого товарища воедино, снова сплюнул на землю, на этот раз избавляясь уже от собственной горечи.

— Эх, коли б, знал, что баба!— В сердцах произнёс он, поражаясь себе самому, что так и этак не заметил этого раньше.

Глава 10. Братец и сестрица.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу и обоюдно трусясь от страха. Становится рабом, не один из них не хотел. Они видели, как обращается со своими рабами матушкин муж и не могли себе представить, что возможно кто-то другой будет точно так же обращаться и с ними.

Но напавшие больше не возвращались, хотя и прошло уже порядочно времени. Это несколько успокаивало. А зачем им возвращаться, если хорошенько подумать? Скарба тут никакого не было, не было, вроде бы как, и людей. Так зачем же поворачивать назад, к потухшему костерку, когда добыча увела вас уже далеко вперёд. Ведь давно уже затихли крики, треск сухих сучьев, лязг металла. Ведь давно уже стояла полная настораживающая тишина.

Неизменно привлекало внимание и ещё одно обстоятельство, да враги не возвращались, но не возвращались ведь и друзья. Это как раз таки напротив очень даже пугало.

Сестрица тихо всхлипывала, прижавшись коленями к подбородку.

— Да тихо ты, перестань ныть, дурища.— Выругался её брат, пытавшийся вслушиваться в темноту леса.

Она всхлипнула ещё раз неестественно громко и вдруг затихла.

Какое-то время они посидели так в полной тишине, прерываемой лишь только их отрывистым дыханием, затем девчонка спросила.

— Как ты думаешь, им удалось убежать?

— Глупый вопрос, конечно, удалось.— Уверенно заявил мальчишка.— И даже если их возьмут в кольцо, Ждан и Злат обязательно смогут за себя постоять и выберутся. Но даже, если так получится и они станут пленниками, они никогда не станут рабами, а сбегут и обязательно вернутся за нами.

Девчонка ничего не ответила, но всхлипывания её возобновились с новой силой.

Ещё несколько часов они сидели молча, в ожидании возвращения друзей.

— По-моему, они уже не вернутся.— Неуверенно проговорил братец.

Вот когда впечатлительная девчонка заголосила во весь голос.

— Успокойся, ты, успокойся. Ты ведь нас выдашь, если они поблизости.— Разозлился Братец.

Но Сестрица всё не унималась. Когда же она несколько присмирела, то с трудом выдавила из себя.

— Ты же ничего не понимаешь, Братец. Да и что ты вообще можешь понять?— Она махнула безвольной рукой.

Мальчишка обиженно нахмурился.

— Всё я понимаю, сестра. Как тут не понять, замуж ты за Злата собралась, вот и горюешь, не зная, сбудется ли теперь. Так крепкие они парни, как-нибудь выберутся.

— Глупый ты ещё.— Прошептала сестра, ещё крепче прижимая колени к груди.— Какой там замуж?— Она тяжело вздохнула.— Думаю, хуже теперь уже не будет, если правду тебе расскажу, да вот только девкой наш Злат оказался. Девкой, понимаешь?

— Чего-о-о?

— Девка она говорю, девка и есть. Не Злат, а Злата, Любава-Златолюбушка.— По-прежнему горько рыдала Сестрица.

— Да как же девкой-то?— Опешил её младший братишка.— Что ты такое несёшь, сестра? Ошиблась ты, или это у тебя от горя девичьего в голове померклося?

— А ты помнишь, как вы в первый раз после гор в речке купались?

Братец неуверенно кивнул.

— Я тогда ещё у костра осталась еду готовить, а вы втроём пошли. Только отчего-то вы со Жданом, как и собирались, искупались, а Злат отказался, сославшись на какие-то мелочи. Он ведь с вами так не разу и не покупался с тех пор. Ведь так?

Мальчишка озабоченно почесал макушку.

— А я тогда, как услышала, что Злат собрался прогуляться, так за ним и увязалась, поговорить надеялась о любви своей безответной.— Девушка горестно вздохнула.— Вот и поговорила. Как вышла из кустов, а он там, в воде по пояс, голый стоит, развернулся и смотрит на меня своими большими глазищами, плечиками хрупкими пожимает.

— Так что ж это он с нами купаться побрезговал?— Удивился Братец.

— Да не брезговал он вами.— Раздражённо отмахнулась от него сестра.— Да и вообще говорю же тебе не он это, а она, дурья ты башка. Не могла она с вами купаться, оттого что баба. Понял, наконец?

— А ты точно уверена?— Всё ещё сомневаясь, уточнил мальчишка.

— Ты что думаешь, что я девичьего тела от мужского не отличу? Да и поговорили мы с ней тогда, посмеялись. Я ей призналась,— девчонка смущённо покраснела,— что она мне нравилась, как парень, а Злата сказала, что и сама это уже давно заметила и всё только посмеивалась над моими ахами, да вздохами, но признаться во всём раньше не могла. Мы же с ней после этого даже ближе стали, как подруги лучшие... или как сёстры. Оттого мне и смешно было, когда на них со Жданом девки в верви висли, особо на Златолюбушку.

— А я думал, вы пожениться решили, как только деда сыщем. И всё диву давался, почему ты так спокойно в верви на красоток местных реагируешь.

— Злата меня попросила, чтобы я тайну её не раскрывала, а зачем мне её раскрывать, это ведь не мой секрет и зла никому не несёт. Не моя это тайна, так почему бы мне её не сохранить.— Пожала плечами девчонка.

— Но почему? Но зачем ей это?— Никак не мог понять неугомонный мальчишка.

— Не знаю, я особо не расспрашивала. Эта не моя привычка лезть в чужие дела.— Она, нахмурившись, взглянула на брата.

— А что сразу я?

— Ничего. Давай, вставай, попробуем их следы разобрать и подобраться к тому месту, где всё произошло. Если оно вообще где-нибудь произошло, конечно. Надо найти их и попытаться выручить из беды. Ты только представь, что за жизнь Златолюбу ожидает?— Слёзы её давно уже высохли. Сейчас для них не было место, место оставалось только для серьёзного решения.

— А если они сюда вернуться?— Неуверенно спросил мальчишка.

Сестрица взглянула на него с едва различимым презрением.

— Если они сюда вернуться, то без особого труда нас отыщут по нашим же следам. Ты уж поверь мне, трусишка.— Девчонка вдруг как будто разом стала старше, спокойней и уверенней в себе.

— Я не трусишка.— Запротестовал паренёк.

— Чего тогда дрожишь как лист трепетицы на ветру?

— Здесь просто прохладно.— Нахмурил он брови и сильнее закутался в кожух.

— Прохладно. Пошли уже, а то нам с нашими познаниями и умениями понадобиться уж слишком много времени, чтобы отыскать хоть какие-нибудь следы. Вот если бы с нами был Ждан или Злата.— Мечтательно произнесла она.

— А я есть хочу.— Вставил её брат.

— Потерпишь.— Впервые в жизни Сестрица поступила по отношению к брату со столь холодной рассудительностью. А что ей ещё оставалось? Люди, которые без труда могли спасти себя, предпочли выручить их с братом и теперь им, вероятно, угрожает серьёзная опасность. И кто же им поможет, если не всё те же горемычные Братец с Сестрицей.

Неожиданно под ногами промелькнула серая меховая шубка. Сестрица подхватила её машинально, ещё толком не сообразив, что именно она делает. Хорёк сперва не стал сопротивляться, давно привыкнув к новым людям, и видимо не сразу сообразив, что собственно происходит, а потом всё же попытался вывернуться из цепких человеческих рук, и, когда это у него не вышло, принялся, остервенело кусаться.

Девчонка, поразмыслив с минуту, сунула его в берестяной короб Златы и прикрыла крышкой. Пущай посидит, пока она придумает, как он сможет им помочь. Авось, всё же ещё и правда пригодится.

— Все руки закусал, собака.— С досадой пробормотала Сестрица, растерянно осматривая свои руки на предмет укусов.

Глава 11. Плен.

— Ну и как мне тебя теперь звать?— Ехидно поинтересовался Ждан, когда они, уже, будучи связанными, лежали чуть в стороне от костра. К этому времени заметно стемнело и зипунники вокруг стоянки выставили дозорных.

— Так и звать.— Невозмутимо пожала плечами Злата.— Златой меня друзья и родичи кличут, как я и говорила, а точнее Златолюбой. На счёт имени я тебе не врала, хотя, если хорошо подумать, я тебе вообще ни на счёт чего не врала.

— Да уж!— Буркнул Ждан.

— А что не так? Ты сам меня разве спрашивал мужик я али баба?— Безразлично спросила девушка.

— Ну, я....— Замялся наёмник.

— Вот и я тоже ну.— Зло огрызнулась Злата. Она сейчас была всем очень недовольна. Да и кому, собственно говоря, интересно понравилось бы то положение, в котором она, то есть они, теперь находились.

— Эх, коли б, знал, что баба!— Между тем расстроено повторил свою фразу её спутник.

Ждан тяжело вздохнул и посмотрел на сидевшую рядом с ним нахохлившуюся девчонку. И как только он раньше не заметил, что она девка, а не пацан. Теперь это казалось ему фактом совершенно очевидным, а тогда.... Хотя, если хорошо подумать, сама виновата, вот про Сестрицу, например, он никак не мог сказать, что она парень. Долгополый кожух, клетчатая понёва поверх рубахи под ним, бабский тёплый платок с неизменным узлом высоко на макушке, длинная девичья коса славницы. А Злат, то есть Златолюба, типичный хлопчик. Коротенький нагольный кожух, не очень высокие, ниже колен, сапоги, мужские же гащи, короткие волосы, едва не достающие до плеч, обычная меховая шапка. Вот вам и Златолюба, самый настоящий не совсем ещё взрослый, но уже вполне определенно мужичок.

— А что баба? Баба, между прочим, тоже человек.— Обиженно пробормотала Злата.

— Тоже человек, не спорю и даже больше. Тебе же детей рожать надо, а не брадвой махать, да из лука стрелять.

— Да пошёл ты!— Беззлобно выругалась Златолюба, и Ждан заметил, как глаза её заблестели, наполняясь отблеском костра.

— Не плачь, Злата. Прости меня.— Тихо произнёс он.

Девушка передёрнула плечами.

— За что? Разве ты лишил меня родителей и прошлой жизни? Разве ты заставил меня обрезать косу и взять в руки лук? Разве ты отнял у меня надежду, веру и любовь? Нет, Ждан, мне не за что прощать тебя, а тебе просить у меня прощение.— Покачала она головой.

— Но я ведь обидел тебя. Ты плачешь.— Напомнил ей наёмник.

— Не ты обидел меня, а жизнь, а, быть может, даже и я сама.

Они помолчали.

— Что теперь будет, Ждан?— Спросила Злата.— Ты должен знать. Ты ведь наёмный воин, бывал в разных передрягах.

— Раз нас не убили, значит, сделают рабами, продадут на рынке, а ещё вероятнее сами в город не поведут, сбудут какому-нибудь купцу-работорговцу по дороге.— Со знанием дела заявил он.

— Вот и закончилась твоя вольная жизнь, Злата.— Пробормотала девушка.— Здравствуй, рабство.

Ждан искоса взглянул на неё.

— Но нас ведь пока ещё не продали и не перепродали.— Напомнил он.— Так, может быть, ещё рано списывать себя со счетов?

— Дело осталось за малым.— Отмахнулась его спутница.— Вот только б всё это было не зря, и Братец с Сестрицей нашли бы своего деда. А-то как-то обидно получается, за дело взялись, а до конца его так и не довели.

Ждан вдруг неожиданно улыбнулся.

— И всё же ты истинная девица,— произнёс он,— и как только я раньше этого не заметил.

Злата, вначале собравшаяся было обидеться, вдруг улыбнулась ему в ответ. У неё была красивая улыбка, и Ждан не мог ею не залюбоваться, особенно теперь, когда стопроцентно знал, что перед ним сидит именно девушка, а ни в коем случае не парень. Наверное, недаром она с самого первого мгновения их знакомства пришлась ему по вкусу.

Их тед-а-тед и взаимная идиллия были прерваны неожиданным посторонним вторжением.

— Вон яна, баба-то, потрожь сам, коли сумневаешься.— Двое из вражеского стана стояли, уперев руки в бока, и внимательно разглядывали Злату. Они ещё какое-то время о чём-то тихо перешёптывались, но никто к их пустой болтовне особенно и не прислушивался.

Девушка гордо вскинула темноволосую голову и старалась не смотреть на них. Ждан же, напротив, весь как-то подобрался и напрягся. Всё что происходило с ними в течение последних суток, ему не очень-то нравилось, но то, что происходило сейчас, ему не нравилось особенно остро.

Один из лесных разбойников нагнулся, отстранив рукой в сторону помешавший было меч, и принялся без ложного смущения ощупывать Злату на предмет наличия у неё женских прелестей. Кричать она при том не кричала, но с ненавистью шипела и пыталась как можно дальше отстраниться от ненавистных рук.

Но всё бы ничего, да вот только поверхностного ощупывания наглецу, вероятно, не хватило и он всё так же без зазрения совести, совершенно непорядочным образом полез всей четвернёй, так как один палец на правой его руке отсутствовал, под нагольный кожух Златы, нагло при этом ухмыляясь своей кривой рожей.

— Э-э-эй, не троньте её,— закричал Ждан, силясь подняться,— не смейте к неё прикасаться. Оставьте.

Злата тоже уже не стала молчать, когда почувствовала на собственной тёплой плоти чью-то заскорузлую грязную ладонь, что доползла до желаемого через все преграды.

— А ведь точно баба!— Беззубо улыбнулся её обладатель.

Девушка вывернулась и со всей силой впилась зубами в грязное волосатое запястье.

— Ах ты, сучка!— Выругался мужик, на мгновение прижимая руку к груди, вырвав её тем самым из желанного тепла, а затем и вовсе наотмашь ударил Злату по лицу.

Изо рта девушки тут же побежала алая струйка, что смешалась с инородными потом и кровью уже находившимися во рту. Но Злата даже не вскрикнула, стойко перенеся боль. Она только презрительно усмехнулась, смотря наглецу прямо в глаза, и сплюнула наземь, ему под ноги.

— Что тут происходит? Э, я что-то не совсем понимаю или как?— Раздался уже знакомый чуть сипловатый голос.

— Она укусила меня, Медведь. Эта тварь укусила меня.— Пожаловался опростоволосившийся мужик, виновато оборачиваясь на возглас.

Его товарищ усиленно закивал головой в знак солидарности. Вот только в глазах обоих отчего-то завис скорее испуг, чем тяга к справедливости.

— Я никак не возьму в толк, что ты тут вообще делаешь. И ты тоже.— Сипло произнёс их бесспорный лидер.— Вас, по-моему, поставили спящих охранять, а не баб пленённых лапать.— Он наградил обоих весьма увесистыми подзатыльниками.— А ну-ка быстро на свои места и, поверьте мне, ещё один такой промах и тогда вам точно не поздоровиться.

— Но мы ведь ничего такого не сделали.— Заканючили мужики.

— Ещё чего не хватало.

— Но мы....

И всё же власть вождя была неоспорима.

— А ну по местам. Кто будет спины товарищей оборонять, пока вы, сволочи, будете общий товар портить?— Строго спросил Медведь.

— Но мы не портили, мы просто хотели посмотреть, правда ли баба.— Не согласился один.

— Ну, убедились?

— Ну да.— Хором промямлили братья по разуму, а судя по их схожему внешнему виду, возможно, что и не только.

— А теперь пошли прочь.— Рявкнул их неопровержимый глава.

Когда же горе — исследователи женских тел виновато удалились, вожак ещё какое-то время смотрел на Злату, а она смотрела на него, гордо вскинув голову и не отводя дерзких глаз. Тогда он наклонился к ней совсем близко, протянул руку с неимоверно большой кистью, что весьма соответствовало его прозвищу, и вытер кровь, уже начавшую было запекаться у неё на подбородке.

— А ты, девка, знай, что с этого дня уже не принадлежишь сама себе и нечего тут кочевряжиться. Честь твоя не стоит и ломаного гроша, а сопротивление твоё бесполезно. Там, куда мы тебя везём, никто с тобой особо церемониться не станет. И поверь уж мне, что лучше бы тебе засунуть свою гордость куда подальше. Не ты первая, не ты последняя, там и не таких обламывали. А слова воля для тебя больше не существует, так что впредь привыкай быть рабой, безропотной и послушной.

Он резко поднялся, так же резко развернулся и, возвратившись к костру, принялся укладываться на ночлег.

Во всё больше сгущающихся сумерках остались только Ждан и Злата и они долгие мгновения так и сидели молча напротив друг друга, связанные по рукам и ногам, продолжая всё так же безмолвно смотреть друг другу в глаза.

Глава 12. Начало.

Изредка так случается, что люди рождаются не в своё время и не в том месте, где следовало бы. Им бы, может быть, должно родиться в прошлом или, быть может, наоборот, в будущем. А может, просто им нужно было появиться на свет человеком противоположного пола? Или напротив, быть может, всё это нам только кажется и то, что заставляет нас так думать, сотворила с ними сама судьба, столь безвозвратно изменившая их жизни?

— Утро выдалось солнечным. Ничто не предвещало беды. Мы с бабкой тогда по ягоды пошли. Ягод же в лесу в ту пору было не счесть. А когда уже возвращались, крики услышали и лязг металла. Сначала, наоборот, к печищу своему припустили, а когда увидели, что там творится.... Бабка мне рот рукой зажала и в кусты оттащила. Там и схоронилися. Я и не сопротивлялась совсем, мне страшно очень было, и только слёзы всё текли по моим щекам и текли, прокладывая две мокрые дорожки, текли не переставая. Мне тогда пять лет от роду было, дитё неразумное, материнскую рубаху ещё не успела сменить на девичий венец и понёву.— Рассказывала Злата.

— Тяжело тебе пришлось.— Посочувствовал Ждан.

— А ты думал? Лёгкая судьба не заставит девку по лесу с луком лазить, да в мужской одёже, да только это же ведь ещё не конец истории. Это только самое её начало.

Я видела, как умерла моя мать. Эта боль останется со мной до конца дней моих, и никто не в силах её излечить, так как мать моя умирала не беззубой старухой, с благодарностью встречая смерть и ожидая приближение светлого ирия и не от неизлечимой болезни, что как-то разом навалилась на неё или напротив убивала медленно и мучительно, съедая по частичке её тела и души.

Моя мать умерла молодой, от вражеского меча, которым был безжалостно вспорот её живот. Надеюсь, что больше никому не придётся испытать того, что испытала я, когда мы с бабкой вошли в разграбленное и обгоревшее печище. Я надеюсь и от всего сердца этого желаю, но умом понимаю, что я не одна такая. Далеко не одна! Сколько нас, сирот, что потеряли свой род подобным образом? Наверное, много, возможно, что даже слишком много или даже больше, чем я сама могу себе представить. Конечно, по большому счёту после набега в живых не остаётся никого. Но как знать. Я же выжила, да и моя колченогая бабка тоже.

Мы сидели в кустах, затаившись, как две серые домашние мышки, загнанные за печку шустрым котом. Бабка на всякий случай держала меня за рукав и одновременно зажима рот ладонью. Но я бы по любому не закричала. Мне ведь тогда было очень страшно, по-настоящему страшно, страшно как никогда до этого!

Берестяное лукошко с ягодами, опрокинутое, лежало тут же. Ягоды рассыпались и кое-где уже пустили кровавый сок, попавшись под мои босые ноги.

Когда находники ушли, побросав изувеченные трупы, не устроив им подобающего погребения и, тем самым, обрекая на вечные муки неприкаянные души, мы ещё долго сидели в кустах, боясь показать нос наружу. Потом бабка потянула меня за руку, и я подалась за ней. Мы вошли в разорённую деревню, и меня тут же вырвало. Зрелище явно было не для ребёнка. А мне по-прежнему было очень страшно!

Мы проходили мимо, казалось бы, знакомых дворов, мимо трупов близких людей, и никого и ничего не узнавали вокруг. Всё настолько изменилось до неузнаваемости. Моя хромая бабка опускалась возле каждого человеческого тела, проверяя, не случилось ли чуда, не выжил ли кто. Тела вокруг принадлежали только нашим родным и близким, свои трупы, а в наличии таковых, зная мой род, можно было не сомневаться, они предали огню, что был распален прямо посередине деревни, раненых же они забрали с собой, что и понятно.

Я бросилась к дому, который по праву считала своим. Я ведь уже знала, где лежала моя мать. Я же говорила, что видела, как она умирала. Я опустила её задранный подол, поправила и прикрыла повоем выбившиеся наружу волосы. Глаза матери смотрели на меня с каким-то немым непониманием. "Почему ты жива?"— Словно вопрошали они меня. По крайней мере, так мне оно тогда казалось. Теперь-то я понимаю, что она смотрела не на меня, а на своего убийцу. "За что?"— Спрашивал весь её взгляд. А тогда я почувствовала свою ужасную вину за то, что я жива, а мать моя лежит со вспоротым животом, братишка, так и не проснулся в своей колыбели, а у старшей сестрицы снесено пол головы. А я жива, я по-прежнему жива. Трусиха! И почему я только не выскочила тогда, не вступилась за мать и не полегла с нею рядом. Тогда мы были бы сейчас вместе и рука об руку взбирались бы по Звёздному мосту, а теперь я осталось разве что со своей колченогой бабкой, которая всегда называла меня ленивой и непутёвой. Разве этого я хотела?

Уж лучше бы телом лежать сейчас тут, а душой уже искать путь на славный остров Буян.

— Мама, я хочу к тебе.— Прошептала я дрогнувшими губами.

— Если бы мы были теперь с ними, дитятко, то кто бы помог им найти дорогу в ирий.— Проскрипел позади меня старческий голос.

Я обернулась. За моей спиной стояла всё та же колченогая бабка, которая отчего-то, казалась мне, стала теперь ещё старше и хрупче.

— Видно Боги специально схоронили нам жизни. Тебе, чтобы ты продолжила свой род на земле. А мне, чтобы мы вместе с тобой помогли родичам отыскать дорогу в светлый ирий, где впредь будут они ждать своего перевоплощения на острове Мирового древа.— Закончила между тем она.

Возможно, она была права. Мой род не должен был прекратиться, а мы вдвоём, это всё что сейчас от него осталось.

— Злата.— Послышался чей-то неясный зов.

Я встрепенулась. Неужели кто-то ещё выжил. Бабка тоже сразу подхватилась и зашарила взглядом по сторонам.

Я увидела его первая.

— Тятя.

Я подбежала к отцу вперёд его матери. Но надо заметить, что и бабка моя, что едва передвигалась, безвольно таща свою давно покалеченную ногу, оказалось рядом с ним чуть ли не вровень со мной.

— Сына, Желанушко.— Прошептала старуха, гладя отцовские светлые кудри, по морщинистым щекам её пролегли две мокрые дорожки. Бабкины нервы не выдержали такого испытания, и она дала наконец-то волю слезам.

— Тятька.— Я уселась рядом, обхватив руками ещё тёплую отцовскую ладонь.

— Мама,— взгляд его с трудом переместился ниже и остановился на мне.— Златушка, найди дядьку в Старом городе. Он стражник, ты знаешь.

К старушке матери он не обращался, так как даже ослабевающим умом понимал, что заливавшаяся слезами бабка мало, что ничего сейчас не поймёт, но и вряд ли доберётся до людей, с её-то старостью, да колченогостью.

Он крепко ухватил мою ладонь и сжал её до боли, но я тогда промолчала, только слёзы сильнее заструились по щекам.

— Найди, расскажи, отомстите....— Рука, до сего момента причинявшая мне боль, внезапно разжалась. Договорить он так и не успел.

Когда бабка моя успокоилась, сама я отчего-то была и так спокойна, на меня напала полная апатия, мы принялись стаскивать тела своих близких в одну из изб, наименее повреждённую при разгроме. Расстегнули всем пояса, поснимали кольца, чтобы не мешать душам покинуть тела и отправиться в загробное путешествие в светлый ирий. Они беспрепятственно пройдут по Звёздному мосту, и не один из них не оступится, не провалится во мрак и холод Кромешного мира. А тем, кто успел убить врага и тем самым запятнать свои руки, перейти через заветный мост поможет лохматая чёрная собака, извечный преданный человеческий друг.

Избу мы сожгли, а останки закопали землёй. Ох, и намаялись же мы тогда, таская землю и сооружая посмертный курган нашему умершему роду. Но уйти без этого мы не могли, и это понимала даже я.

Мы провели ночь здесь же, невдалеке от родных нам людей, которых мы никогда больше не увидим, пока живы, конечно. Ведь они обязательно будут нас ждать, там, за неведомой гранью.

Утром, собрав в дорогу туесок, мы отправились в Старый город. Куда идти мы, честно говоря, не особо ведали. Знали только направление, куда староста-батюшка отправлялся с товарами и данью. Но ведь и он ездил не по лесной тропе, а по вполне протоптанному тракту. Вот именно по нему мы тогда и отправились, не зная, когда придём в тот город и придём ли вообще.

Несколько ночей мы провели в лесу, ночевали под открытым небом, но нам ведь было не впервой. Я и то не раз со старшими уходила по ягоды, да по грибы, и нам частенько приходилось в лесу ночевать. Так чего уж там говорить про мою чуть ли не век прожившую бабку.

Но то были родные леса и мы всегда знали, что рано или поздно вернёмся домой, а там нас будут ждать матери и отцы. А тут мы шли в неизвестность и это страшно пугало, даже мою бабушку, не говоря уже обо мне самой. Но всё хорошо, что хорошо кончается!

Мы уже едва брели, уставшие, оборванные, обессиленные и голодные так как, несмотря на то, что еды вокруг было хоть отбавляй, но добыть её для пятилетней девчонки и ветхой старухи было делом не шуточным. В общем, наши жизни уже висели на волосок от смерти, и нам оставалось ожидать только чуда. И, не обманув наших ожиданий, оно произошло.

Нас подобрал попутный торговый обоз и, к нашему великому облегчению, никто даже и не подумал лишить жизни мою бабку, а меня продать в рабство. Это только лишний раз доказывало, что добрые люди на свете всё же есть.

Вместе с купцами и воинами-наёмниками, не зная больше усталости и голода, мы добрались-таки до города, в котором вот уже много лет проживал мой стрый. Я даже с некоторой грустью расставалась с двумя парнишками, почти моими ровесниками, что тоже были в составе того обоза, ведь мы с ними тогда успели подружиться. А дядьку своего я от рождения не видела. Он ещё задолго до моего появления на свет ушёл из рода и подался в стражники. Что же это за человек такой, что предпочёл покинуть своих родичей, всё время думала я и удивлялась, как это можно было совершить такое злодеяния и уйти из отеческого рода, бросить престарелых мать и отца, оставить братьев и сестёр. Как-то он ещё примет нас с бабкой? Не погонит ли? Город, думалось мне, и жизнь особняком, наверное, здорово меняет людей. А что если не нужна ему никакая родня?

Нашли мы его без особых проблем, выспросив все, что было нужно, у стражей у ворот. Подошли к его избе. Во дворе бегали ребятишки. Те, что помладше, всё больше играли, а старшие занимались делами по дому, да по двору.

— Сыночка, Силушка, ты мой.— Во весь голос запричитала моя бабка.

И я тут же увидела высокого статного мужика, разом выскочившего из сеней, видать признал материнский голос и после долгой разлуки.

Я ошибалась, когда полагала, что нас плохо примут в городской семье. Нет, напротив, нас сразу же признали своими, не забылись ещё видать заветы Богов и в городе. Новая моя тётка тут же заохала и пустила слезу, когда мы поведали им нашу страшную историю.

Самой старшей стрыевой дочери было в ту пору девять годков, после неё шли два брата и прочая мелюзга. Так вот эта самая старшая дщерь моего дяди и стала впоследствии моим самым верным другом на долгие десять лет, пока.... Хотя, что пока. Давай-ка лучше всё по порядку.

Приняла меня сестрейка очень хорошо и тут же взяла меня под своё крыло, под свою защиту, защищая от соседских ребятишек и от собственных младшеньких. Мы с Милушкой были, не разлей водой до самого конца. Куда она, туда и я, вот только одна беда, какой-то не правильной я, что ли, уродилась. Женским делам я, конечно, обучалась и исправно, как же без этого, только вот без особой охоты, а вот чтобы с мальчишками воображаемыми мечами помахать, да за ратным делом наших местных вояк понаблюдать, так тут я самая первая. Милушка меня корила, но больше для виду, любила она меня крепко и по-матерински ко мне относилась, хотя и была всего-то на четыре годка меня старше. Добрая девка была, ничего тут не скажешь. Такой бы жить, да жить, и женой бы справной была и хозяюшка в доме всем на загляденье, ан нет, жизнь распорядилась иначе....

Стрый мой меня всё время ругал, за мои воинские увлечения, тётка полностью игнорировала, девчонки, свои и соседские, поддразнивали, мальчишки уважали, а бабка только печально качала головой. Я стреляла из детских луков наравне с местными мальчуганами и почти всегда била в цель без промаха, биться на мечах и палках мне удавалось с большим трудом, но я не сдавалась.

Примерно когда мне было годков восемь, в нашем городе объявился одинокий воин-калека, правая нога его была когда-то подрезана чуть ниже колена, видимо была задета кость, или, быть может, она неправильно срослась после перелома, но, чтобы там ни было, теперь она у него полностью не гнулась. И всё же, несмотря на свою увечность, вскорости он заслужил всеобщее уважение. Воин тот оказался не только ратных дел мастером, но и отменным лучником. Луки, что сходили с его рук, не знали себе равных. Они били метко и на предельные расстояния, не боялись ни сырости, ни холода, ни жары. Многие мальчишки тогда просились к нему в ученики, но он только печально качал головой на все их просьбы и никого к себе по-прежнему не приближал.

Я тоже не сдержалась, подлезла к нему, когда рядом никого не было.

— Научи,— говорю,— меня, дядька, луки чудесные мастерить, метко стрелять, да другим воинским премудростям.

Он так долго на меня смотрел, смотрел, я уже думала, откажет, а он вдруг взял и спрашивает.

— А у тебя, девка, тятька-то с матерью есть?

Я насупилась и головой покачала.

— Сирота, стало быть.— Заключил он.

— Сирота, но я не одна живу,— поспешила пояснить я,— с тятькиным братом я живу, со стрыем, с тёткой, с бабкой, да с сёстрами и братьями двоюродными.

— Воно оно как!— Пробормотал воин, почесав седую макушку.— А воинское-то дело тебе на что?

— Душа к нему лежит у меня. Да и не хочу, чтоб меня саму впредь застали врасплох, как некогда моих родных. Да и жизнь свою продать, чуть что, хочется подороже.— Ответствовала я.

Подумал он, подумал, посмотрел на меня, да видно моим ответом и удовлетворился.

— Ладно,— говорит,— девка, приходи ко мне завтра на рассвете, там и посмотрим, что ты умеешь, и стоит ли на тебя время тратить.

Я, обрадовавшись, не поблагодарила его даже и не попрощалась, а с диким визгом вылетела вон, с нетерпением ожидая завтрашнего утра.

Глава 13. Здравствуй, воинская наука.

— Ну и как тебя звать?— Спросил воин, сверху вниз смотря на девчонку, что уже спозаранку стояла на его пороге. А девчонкой той как раз таки и была я сама.

— Златолюбой друзья и родичи величают.— Слегка испуганно прошептала я.

— Златой, стало быть.

Я кивнула.

— А не влетит ли тебе, Златка, что ты из дома сбежала, когда никто ещё даже не встал по хозяйству управляться и уже воинское дело налаживаешь.— Лукаво спросил он, делая вид, словно хмурится.

— А и влетит, может быть,— криво усмехнулась я совсем по-взрослому, или мне тогда просто казалось, что я сделала это по-взрослому,— коли, сестрейка Милушка прикрыть не сможет.

— Ну-ну, я вижу, ты, и лук свой принесла.

Я с гордостью кивнула, демонстрируя ему на вытянутых руках своё бесценное на то время сокровище.

— Дай-ка посмотреть.

Я протянула ему своё детище.

Он мельком осмотрел его, хмыкнул, искоса взглянул на меня.

— Точно у меня решила учиться?

Я кивнула.

— А не передумаешь?

Я отчаянно закачала головой.

Он усмехнулся, вслед мне покачал головой и, подняв чуть вверх мой лук, хрустнул его о покалеченное колено.

Мой лук, мой верный друг и товарищ во всех играх, моя гордость, разломился с болезненным треском напополам.

Слёзы тут же брызнули из глаз.

— Вы что наделали? Это же, это же был мой лучший лук.

Несмотря на моё горе горькое, он равнодушно откинул сломанную надвое кибить, с бесполезной теперь уже тетивой, в сторону. Я хотела, было побежать за моим поруганным другом, но он крепко ухватил меня за предплечье и ещё раз спросил, смотря прямо в глаза и не давая возможности вывернуться.

— Точно у меня решила учиться? Не передумаешь?

Я мгновенно замерла, прислушиваясь к его словам.

— Хочешь быть моей ученицей, будешь стрелять из настоящего лука, а не из этого позорища. Ты меня поняла? А если обиделась или о чём сожалеешь, так можешь идти на все четыре стороны, я тебя не держу, а игрушку эту я тебе оплачу. Их тут у вас,— он презрительно хмыкнул,— на каждом углу "изготавливают".

Наверное, именно это презрение в его голосе к моему прежнему оружию меня тогда и остановило. Я ведь и правда уже была готова развернуться и уйти, но я осталась.

Он больше не обращал на меня внимания, просто развернулся и вошёл в дом. Я секунду помедлила, выбирая между поломанным луком и старым воякой, и всё же последовала за последним. Наверное, именно этого он и ждал, а может, и наоборот надеялся, что я разобижусь, брошу всё и уйду, но я не стала этого делать. Не для того ведь я к нему вообще приходила.

Учитель же показал мне лук, что приготовил специально для меня. Вообще у него их было множество и уже готовых и только заготовок, но он выбрал для меня именно этот, и я тут же позабыла о своей некогда любимой плавно изогнутой дуге. Ведь этот мой новый лук не шёл с ним ни в какое сравнение. Правда и прежний лук свой я не могла так просто оставить, поэтому позже вернулась за ним, отнесла в лес и достойно погребла, как почившего друга. Этот же лук был до того сложный, что я сразу подумала о том, что до чего же светлым умом нужно обладать, чтобы изготовить такую мудреную штуковину. Сразу и не разберёшь, что тут, да к чему. Помню, я тогда ещё решила, что сама ни за что в жизни не научусь изготавливать такие луки. Тогда я ещё не понимала, что главное в жизни это время и если оно имеется у тебя в большом количестве, и у тебя есть такой мудрый Учитель, какой был у меня, то ты можешь научиться чему угодно.

В тот год произошло ещё два знаменательных для меня события. Первое это то, что моя любимая сеструшка Милушка вошла в пору, сняла детскую рубаху и надела понёву и девичий венец, что, в общем-то, не очень её обрадовало. Но женихи стали кружить возле нашего дома, рассматривая со всех сторон новую невесту, а их родители стали чаще наведываться в гости, приглядывая сыновьям выгодную партию.

В то же лето умерла и моя колченогая бабка и хоть мы с ней никогда не были особо дружны, а характер у неё был, прямо скажу, не из лёгких, но на душе у меня стало ужасно скверно. Умер последний человек, что ещё хоть как-то связывал меня с моей безвременно ушедшей семьёй. Да и заступалась она за меня все эти годы, что я осталась сиротой, вместе с Милушкой вставали они на мою защиту и всегда отстаивали перед стрыем ли, или перед тёткой, или перед ребятнёй, своей или соседской.

А тут, что-то почувствовала моя бабка, попросила сына вывести её в чисто поле и стала кланяться там на все четыре стороны, просить прощения у Матушки Земли, да у Батюшки Неба, испрашивать разрешения придти душе в их обитель, а телу упокоиться в земле. Я-то глупая, ещё не поняла тогда что к чему, а Милушка уже втихаря плакала в подушку, хотя и не гоже этого было делать. Но таковой уж была моя любимая сестреница Милушка.

Я-то всюду ходила тогда с бабкой, а понять, что за плечами стоит уже, ждёт своей очереди чёрная, не поняла.

А бабка тем временем улеглась на лавке в святом углу, ждать того, что чувствовала, уже совсем не за горами. Умыла её сыновка родниковой водицей, а единственный оставшийся в живых сын Сила разобрал над матерью дерновую крышу избы, чтобы свободно вылетела душа, чтобы не мучила старческое матушкино тело, да и чтоб в доме не вздумала остаться, не дело это мёртвым беспокоить живых.

Ребятня тем временем уже приволокла со двора повизгивающего и незнакомого с таким обращением мохнатого чёрного пса. С трудом удалось дядьке Силе и двум его старшим сыновьям протащить упирающуюся собаку сквозь дыру в крыше наружу. Так ведь как же без этого. Жизнь-то она у бабушки долгая была, может, и согрешить где успела, а верный друг лохматая чёрная Собака не даст оступиться на Звёздном мосту, не позволит провалиться во мрак и холод Кромешного мира. Жить-то оно ведь по совести надобно, а и умирать лучше, свершив всё, как положено.

А ушла душа из бабушкиного тела в светлый ирий, тогда пришла пора подумать и о телесном её погребении.

И только когда бабушки не стало, я поняла, как сильно мне её не хватало, каждый день бегала я к ней на могилу и рассказывала ей о каждом прожитом мною дне, до мельчайших подробностей. От самого начала и до самого последнего дня, когда я навсегда или просто на долгое время покинула город и дом, в котором прожила столько лет, и который так и не стал для меня родным.

Но жизнь ведь не стояла на месте, по-прежнему без устали шагая вперёд. И я всё так же, что ни день, наведывалась к своему Учителю и получала неизбежную взбучку по возвращении домой, но я, как говаривали родичи, совершенно от рук отбилась, и не было на меня управы, оттого-то каждый мой новый день и начинался по-старому. А противостоять моему Учителю боялись, человек-то он был нужный и во многих делах умелый, в общем, всеми в городе уважаемый и полезный.

Я уже со смехом вспоминала свой первый день у Учителя и ещё многие последующие, когда я ещё совсем ничего не умела. Тогда мне было очень обидно, а впоследствии от той обиды становилось только очень смешно.

— Ну, дитятко,— сказал мой Учитель в тот день, когда сломал мой первый метровый лук из упругого можжевельника,— попробуй-ка теперь, натяни свой новый лук, почувствуй разницу.

Я с гордостью вышла вперёд. Конечно, к тому времени я уже имела трёхлетний опыт общения с луком и понимала, что для того чтобы натянуть его, мне следовало применить значительную силу, но, с другой стороны, я уже давно вышла из того возраста, когда мне это не удавалось. Теперь я вполне успешно не только натягивала лук, но и попадала в цель. Другое дело, что мой старый лук разительно отличался от нового. Но тогда я не придала этому значения, а зря, ведь могла бы избежать позора....

Итак, я вышла вперёд, взяла в руки великоватый в ту пору для меня лук и, гордо выпятив грудь, попыталась его натянуть. Попытка, конечно же, не пытка, но то, что произошло дальше, было полной для меня неожиданностью. А что собственно произошло? А ничего не произошло, то есть совсем ничего. Мне не удалось натянуть тетиву. Не удалось натянуть её совсем, ни на каплю.

Я выглядела удручённой, в то время как мой Учитель, не скрываясь, потешался надо мной.

— Вот это и есть настоящий воинский лук, Злата. Я дарю его тебе, но для того, чтобы ты смогла натянуть тетиву и тем более, спустив стрелу, метко попасть ею в цель, тебе нужно ещё очень долго и усердно работать над собой и своим телом. Ты готова к этому, дочка?

Я была полна упрямства и решимости доказать всем и тем более самой себе, что я смогу добиться того, к чему стремлюсь.

— Я готова.— Уверенно произнесла я, и начало моему обучению было наконец-то положено.

Что увидел во мне тогда Учитель, что среди множества мальчишек выбрал меня, ничем непримечательную, одну единственную девчонку, возжелавшую у него учиться, я не знаю. А может, именно тем я и была для него исключительной, что на самом деле была единственной девочкой пожелавшей постигать воинские премудрости и перенимать умения старого мастера?

Об этом можно долго гадать, но теперь, по прошествии стольких лет, я с ужасом представляю, что всего этого могло бы и не быть, если бы к нам в город тогда не пришёл мой Учитель.

Глава 14. Пришла беда, отворяй ворота.

С того самого первого дня, я вставала раньше всех в доме, одевалась в рубашку и порты и бежала к своему Учителю. Я, как угорелая, носилась по лесу до полного изнеможения, прыгала через коряги, взбегала на утёс, затем прыгала в речку и плыла до того берега и обратно. А Учитель взирал на все мои мучения с видимым безразличием. Это меня, конечно же, несколько обижало. Я ведь из кожи вон лезла, только бы ему угодить и заслужить похвалу старшего товарища, а получала в лучшем случае одобрительный кивок. Но от первоначального своего решения я по-прежнему не спешила отказываться.

И когда после всех этих пробежек, мой Учитель давал мне в руки свой настоящий меч, а сам брал в руки обычную палку, да с упоением гонял меня по всему двору, я не отчаивалась, а только радовалась, если синяков в какой день у меня бывало меньше обычного. Уставшая и изрядно пропотевшая, я возвращалась домой, чтобы получить очередной подзатыльник от стрыя, гневное шипение от его жены, и ласковое поглаживание по голове от родной сестрейки.

— Не печалься, Златушка,— шептала мне на ухо сестрия,— делай то, что тебе самой надобно, а я чем смогу, тем тебе всегда подмогу.

От её милой улыбки сразу веселее становилось на душе. Я переодевалась и принималась за домашние дела, в то время как улечься на лавку и заснуть смертельным сном хотелось нестерпимо.

Но то, что я никого не слушала и делала то, что мне самой надобно было, вскоре дало свой весомый результат. Я смогла наконец-то натягивать тетиву собственного лука, а это уже было не кабы что. Радости моей не было предела. И только человек, что в жизни своей не держал настоящего лука в руках, не сможет понять меня, а только посмеётся над моей тогдашней дикой радостью. Но мне в тот момент одно это только и нужно было для счастья.

Годы между тем и не думали давать мне передышку, они стремительно неслись вперёд, унося с собой и моё детство и в первую очередь детство Милушки. И то, когда я наконец-то поняла это, обернулось для меня ещё одной большой трагедией моей маленькой жизни.

Мне тогда было четырнадцать лет, и я уже носила собственную понёву и расшитое увясло, если только не занималась в то время воинским делом с Учителем. Милушке же, сестренице моей ненаглядной, в ту пору исполнилось восемнадцать годков, загулялась она уже в девках на тот момент, всех женихов от себя спроваживала, ждала своего милого и единственного. И я была с нею полностью солидарна, как и она всегда была полностью солидарна со мной. Но, к нашему общему большому сожалению, родители Милушки считали иначе. Это и привело к той единственной трагедии в моей жизни, которая не обязана была свершиться, и при желании мы могли её легко избежать.

— Златолюбушка!— Моя двоюродная сестрица вся в слезах заскочила прямо во двор к Учителю.— Меня просватали.

— Велика беда!— Недовольный неожиданным вторжением, пробормотал лучник.

Но я не слушала его, так как в нашем с сестреницей понимании это и вправду была великая беда. Как мужику понять, что за горе для девки быть сосватанной за нелюбимого? Но кто же будет слушать нас, глупых девиц, за кого мы сами выйти желаем, ради кого обрежем волосы или заплетём их две вместо одной, да обратным плетением, наденем плачею, потом траурную фату, а затем и вовсе укроем голову рогатой кикой мужатой женщины?

— Как так, Милушка?— Всплеснула я тогда руками.

— Батюшка сказал, что устал ждать, когда я остепенюсь, да о женихах думать начну, хочет выдать меня за немилого.

Лучник кашлянул, напоминая о своём присутствии.

Но мы не обратили на него никакого внимания, кудахча о своей общей беде, как две курицы наседки.

Тогда Учитель сплюнул наземь и пошёл в сени, громко хлопнув за собой дверью.

Мы с сестрянкой вернулись домой к стрыю, попытаться отговорить его уже вдвоём. Но кто я такая, чтобы он стал меня слушать? Так, сыновица, сирота всеми позабытая, да к тому же ещё и непутёвая, что лук, топор и меч предпочитает прялке и веретену. Знамо ли дело, от такой советы слушать, от которой и от самой толку ровно никакого и сестреницу что свою с толку же и сбивает. Гнать бы эту девку за ворота. Да нельзя, родня ведь как никак, братучада. Люди осудят. А замуж отдать? Так кому ж она такая нужна. А и найдётся такой чудак, так надобно сначала старшую дочку, родную Милушку пристроить, в жизни как-то устроить, на путь истинный наставить. А то уже и младшие подрастают, своей очереди ждут, на женихов пригожих заглядываются, да на сестрины причуды хмурятся.

— Женятся ради щей, а замуж идут ради мяса. Мужику требуется домовитая хозяйка в избе, а женщине добытчик. И неча мне тут глупостями своими бабскими голову загружать.— Ответил дядюшка Сила, строго стрельнув в нас глазками. Развернулся затем и ушёл по своим делам в город.

— Нету мочи это больше терпеть, не пойду за немилого.— Взбунтовалась вдруг тихая Милушка.

— Пойдёшь, Милушка, пойдёшь, куда денешься, лада моя. Разве ж можно ж так родительской воле перечить? Да и не страшно-то ведь оно, батюшка ведь плохого мужа тебе не подберёт, дитятко. Как можно красной девке в старых-то девах засиживаться?— Принялась квохтать её мать.— А коли вообще женихи свататься перестанут, так что же, так опозоренной и помрёшь, на чужих деток-то глядючи?

— Я того, кого полюблю, дождусь.— Не уступала, упрямилась Милушка.

— Да где же ты ту любовь видала? Любовь это у меня к вашему батюшке, за кого дед твой нарёк, с тем судьбу и связала. Так спасибо ему за это большое, я же и батюшку твоего полюбила и живу за ним, как за стеною каменною.— Не отступала и мать.

— Не пойду за немилого.— Дико закричала Милушка и вся в слезах бросилась прочь из дома.

— Иди, догони дурёху, вразуми её.— Прикрикнула на меня стрыева жена.

Уговаривать меня не след было, я уже и сама во всю прыть неслась за сестреницей. Найду её родную, успокою, обогрею, но вразумлять ни в раз не стану. Права она и всё тут, думала я. А теперь вот сижу и думаю, а, может, и следовало мне тогда поступиться своими принципами, сидела б может быть сейчас рядом с Милушкой, с сестрией любимой, а не здесь....

Эх, хотя с другой стороны прожитого не воротишь, время не повернуть вспять, а предначертанного не изменить.

Милушку я, конечно же, догнала, погоревали мы с ней тогда вместе, поплакали, сидя не берегу реченьки, а потом, как стемнело, домой пошли. А спать улеглись, так я быстро уснула, а Милушке видать недобрые мысли спать не давали. Разбудила она меня посреди ночи и жарко зашептала горячими устами.

— Златушка, сестреница моя любимая, одна ты меня во всём мире понимаешь.

Я попыталась перебить её, спросить к чему это она всё, но она мне этого не позволила, только рот горячей ладонью зажала, чтоб я ей говорить не мешала, может быть, передумать боялась, решимость последнюю потерять.

— Когда твой срок подойдёт, и тебя поспешат выдать замуж за немилого, ты только не бойся и никого не слушай. Ты беги, ты сможешь, ты сильная, я знаю, и Учитель тебе, если что сможет помочь. А я слабая, я очень слабая. Понимаешь? Я бы и хотела бороться, но я не могу. Боязно мне, а ты..., ты смоги. Не хотелось бы мне тебя одну бросать, но не могу я ничего поделать, выход у меня только один остаётся, один только. Понимаешь?

— Милушка, ты о чём?— Испуганно прошептала я.

— Ты не бойся, мне ведь не страшно, мне совсем не страшно. Я буду следить за тобой и во всём тебе помогу.— Продолжала сестреница, словно и не слыша вовсе моих слов.

— Что, что ты хочешь сделать?— Не унималась и я.

— Ничего, ничего. Это я просто так разболталась, глупая я, а ты спи, родная, спи. Только слов моих теперешних никогда не забывай, никогда-никогда.

Она смотрела на меня, словно дожидаясь ответа, и я, ничего не понимая, только молча кивнула.

И тут она вдруг крепко-крепко сжала меня в своих объятьях, обжигая моё лицо горечью собственных слёз. Мне бы дурёхе понять, что за этим последует, а я только успокаивающе похлопала её по плечу. Она отстранилась от меня и в глазах её стояла безумная радость, что просвечивалась даже сквозь пелену слёз.

— Ты только будь счастлива, Златушка, а и я теперь счастлива буду.— Она поцеловала меня в щёку и, перевернувшись на бок, натянула одеяло на самую макушку.

Я ещё какое-то время недоумённо смотрела ей в спину скрытую одеялом, а потом, понадеявшись на утро, ведь утро, как водится, вечера мудренее, с рассветом, стало быть, и разберёмся что к чему, снова завалилась спать.

Но утром Милушку я уже не застала. Двоюродные братья и сёстры сбились с ног, ища нашу старшенькую. А когда кто-то додумался пустить по следу её, старого косматого кобеля, то тот привёл всех прямиком к местному болоту. Там мы и нашли всё то, что осталось от нашей всеми любимой жизнерадостной Милушки. Нарядные поршни, отделанные бахромой и берёзовое сестреницыно веретено.

— Куда стрелу тянешь? Да не к носу, к уху, к уху тяни, бестолковая.— Выругался мой Учитель, и тут уж я не выдержала и самым бессовестным образом разрыдалась.

Давно уже такого не было, чтоб Учитель на меня не просто кричал, но и кричал за дело, только не могла я сегодня не только метко из лука стрелять, но и с какой стороны к нему подойти не ведала.

Мой Учитель присел рядом, помолчал немного, потом выдал.

— Ты, Златка, может быть, отдохнуть сегодня хочешь?

Я упрямо покачала головой.

— Нет, не хочу.

— Тогда вот что, милая, дай-ка мне свой лук.

Я протянула своего товарища ему без лишних вопросов, привыкнув во всём доверять старому вояке безоговорочно. К тому времени я уже и сама научилась делать более-менее сносные луки, но всё больше на продажу. А тот первый, что несколько лет назад мне подарил Учитель взамен моего сломанного простого, я менять упрямо не желала. Он же был со мной с самого начала, а друзей ведь, раз приобретя, не предают.

Так вот, он принял его, повертел в руках, а потом произнёс.

— Ты, Злата, знай, что раз уже решила это ремесло вершить, то никакой слабинки в тебе быть не должно. То, что отдыхать не согласилась хорошо, но ведь оно знаешь, как бывает. Порой ты стоишь со своим лучшим другом спина к спине, бьёшь врага и в тот момент, когда ты в очередной раз отражаешь удар и вдруг понимаешь, что тебе это уже, ну, никак не удастся. Ты даже уже прощаешься с жизнью, готовясь повстречать лохматую чёрную Собаку, что проводит тебя по Звёздному мосту на остров Буян, и вдруг понимаешь, что удар принимаешь не ты, а твой друг. Не твоя голова раскалывается надвое, а его. Ты в полной растерянности и не можешь понять, как ему удалось успеть, таким образом спасти твою жизнь, а в том, что это не случайность ты уверен. Он лежит у твоих ног, истекая кровью, стекленея глазами, и счастливая улыбка касается его губ, а ты даже не можешь наклониться, чтобы проводить его в последний путь. Потому как ты ещё жив, а где-то за твоей спиной находятся другие твои товарищи, и не гоже предавать их, наклоняясь к другу и, тем самым, подставляя собственную спину под вражеский удар. И ты перешагиваешь через остывающий труп побратима, идя только вперёд, только для того, чтобы вернуться к нему позже, когда враг окончательно побеждён, а ты и сам уже покалечен, сверкая перебитой костью, подползаешь к своему другу и говоришь. "Спасибо тебе, побратим, и прости". Смотришь ты на него, смотришь и понимаешь, что на его месте должен был быть именно ты. Так вот, как бы скверно не было у тебя на душе, ты не имеешь права сдаваться. Меч должен крепко сидеть в ладони, а стрела тянуться неизменно к уху. Рука твоя, рука воина, просто обязана никогда не дрожать, потому, как от меткости твой всегда будет зависеть чья-то жизнь. Будь-то животное, если ты будешь использовать своё оружие на охоте, и тебе надо будет убить зверя, не причиняя ему лишних мучений, или человек, и тебе придётся убить его, чтобы сохранить жизнь себе или тем, кто тебе по каким-то причинам дорог или просто доверился. Поняла ты что-нибудь из моих слов, Злата?

— Поняла.— Тихо ответила я ему тогда.

— И что же?— Хитро сощурился тот, кому я безгранично верила.

— Только то, что мне ещё предстоит учиться и учиться.— Я поднялась, ясно понимая, что именно последует за этим разговором.

— Я вижу, ты не только это поняла.— Улыбнулся мой Учитель, поднимаясь вслед за мной.

Он направился в сени, чтобы вынести мешки с камнями, с которыми мне предстояло бегать. Я же смиренно осталась ждать его во дворе, зная, что после предстоящей тренировки, ночью буду спать как убитая, не вспоминая о своих нынешних горестях, горестях давно минувших и не думая о горестях ещё только поджидающих меня в будущем.

Глава 15. Прощай, оседлая жизнь.

А однажды мой Учитель произнёс довольно странные речи, речи, которые заставили меня призадуматься и которые впоследствии оказались пророческими, хотя я больше полагаю, что он просто всё знал наперёд, но не мог мне о том тогда поведать и стал подготавливать меня несколько иным способом. Мне, если честно, не очень верится в правдивость пророчеств, хотя и говорят, что провидицы и провидцы и правда существуют, являясь земным воплощением Богинь и Богов. Но только что-то не очень мне верилось, что Учитель был одним из них.

— Если я когда-нибудь исчезну,— произнёс как-то раз мой Учитель,— из этой ли жизни, или только из этого города, никогда не забывай мою науку. А если в дальнейшем придёт нужда в виде бабской доли, не в жизнь не повторяй примера своей любимой, безвременно ушедшей сестреницы.

Сердце моё при этих словах предательски сжалось, ведь я по-прежнему тосковала по милой Милушке, хотя с того момента, когда она учинила над собой это безрассудство, и прошло уже долгих пять лет, лишенных понимания и сострадания, коли бы ещё и не Учитель рядом, так и вообще не перед кем было бы даже колени преклонить. Но, должна заметить, что стрела в моей руке в тот момент ни капли не дрогнула. Я ещё успела заметить довольную улыбку Учителя и его одобрительный кивок, прежде чем стрела прошла по большому пальцу моей руки, справа от лука и поразила цель.

— И, Злата, знай ещё, что я научил тебя всему тому, что знаю и умею сам. Мне нечего тебе больше дать. Теперь ты и сама воин.

— Ты дал мне гораздо большее, отец.— Я обняла старика, привычно пригреваясь на его груди. Он ласково погладил меня по волосам, перекинул через плечо длинную тёмную косу.

Я уже несколько лет как звала его отцом, и это, похоже, нравилось нам обоим. Он, в некоторой степени, и, правда, заменил мне родителя, а я для него.... Я, честно говоря, не знаю, была ли у него семья, жена, дети..., мы никогда об этом не говорили. Но иногда мне казалось, что он смотрит на меня и вправду, как на дочерь, вспоминая ту, которую, возможно, уже и не чает когда-нибудь увидеть....

А через два дня он и, правда, бесследно исчез, испарился, пропал. И теперь я осталась совершенно одна одинёшенька, никому ненужная, всеми позабытая, не вовремя когда-то свалившаяся родичам на голову братична. Младшие сестрии не только подрастали, но и были уже в самом соку, уже не первый год носили понёвы, наматывали онучи на голые ноги аж по две пары в раз и поглядывали восторженными взглядами на потенциальных женихов и ненавистными на меня. Как же выдать их замуж, когда самая старшая, непутёвая ещё не пристроена? А никак! Сначала надо пристраивать старшую родственницу, хозяйскую сыновицу.

Вот так погоревали Милушкины батюшка с матушкой, погоревали, а и что поделаешь, решили и меня замуж отдать, ведь женихи прихожие меня тоже давно уже сватать стали. Только я всё разные проказы женихам творила, чтобы от меня и они и родня их отказывались. А было мне тогда годков девятнадцать, когда сыскался такой, от которого я, ну, никак отделаться не могла. И сыскал-то этого женишка для меня мой же собственный стрый, а тот и рад стараться, согласился-таки ввести меня в свой род. И не беда, что сам годками старше ещё даже самого стрыя, и что пузат и плешив, тоже ничего. А чего я собственно ожидала? Кому я такая строптивая, да бестолковая ещё нужна? Хорошо хоть один купец на столь завалявшийся товар, да нашёлся.

Но это было уже где-то через год после того, как пропал мой Учитель. А до этого времени я и сама, как могла, повторяла уроки своего названного отца и, думаю, вполне успешно с этим справлялась. А на следующий день после его исчезновения, я наведалась в дом, где все эти годы он жил. Храмина та сделалась теперь безрадостной и пустой. На учительской лавке я с неожиданностью для себя обнаружила боевую брадовь своего Учителя. Я осторожно погладила ладонью добротное лезвие. А когда удивление от находки несколько улеглось, я неожиданно подумала, как это я вот так вот просто нашла топор старого воина, с коим тот раньше никогда не расставался. Так ведь, с другой стороны, нашла ж ведь и всё тут. Нашла! А не для меня ли оставленный?

С тех пор я часто тренировалась в метании брадвы, тем самым несколько отодвинув на второй план стрельбу из любимого лука....

А что мне ещё оставалось делать теперь, спустя шесть лет после смерти моей сестреницы. Выбор, что уж тут говорить, у меня был значительно богаче, чем когда-то у Милушки. Что же ей бедняжке оставалось, с её-то девичьим сердечком и неоправданными жизнью мечтами?

То ли дело мне? Можно и за немилого пойти и, в крайнем случае, смерть свою в болотах найти, но больше всех сердцу моему стал мил третий путь, путь, которым я и пошла. Девицей я была не из пугливых, постоять за себя тоже чуть что смогу, не хуже какого мужика, а прокормиться, так разве ж зря я долгих одиннадцать лет день в день воинскую науку у названного отца постигала. Лук ведь теперь стал не просто моим другом, он стал моим продолжением, неотъемлемой частью моей сущности.

Так что, в общем, не пропаду, решила я. Как-нибудь, да проживу! Собрала свои скромные пожитки в берестяной короб, два девичьих наряда, один вышитый своими руками, а второй ещё бабушка при жизни мне приготовила, уложила сверху бабкин наследный пряслень и веретено, облачилась в мужской наряд, прикрепила к поясу отцовский топор. Закрепила один тул справа на поясном ремне, второй на перекидном через плечо, налучник прикрепила на поясе, но только слева, вскинула короб на плечи, рядом с сумой и двинулась в путь, на прощанье поклонившись милой родне.

— Благодарствуйте за годы, на которые вы меня приютили. И за доброго жениха глубоко благодарю, да вот только не могу я из семьи, что столько добра для меня сделала, такое-то счастье уводить. Так что бери, Потвора, сестреница моя младшая, любимая, моего жениха и пользуйся, да не взробтай.

Хорошенькая мордашка Потворы брезгливо скривилась, знать не по нраву и ей было бы такое замужество. А то знай, знатный жених на дядюшку надавит и придётся стрыю за неимением меня, выдать за него замуж, да хотя бы и ту же красавицу Потвору, не без злорадства подумала я.

Стрыева жена презрительно фыркнула на мои прощальные речи. А мне уже и всё равно было, что они обо мне думают. Я гордо выпятила грудь колесом и покинула так и не ставший для меня родным двор.

А что мне ещё нужно было? Лук, верный друг, со мной, в кармашках тула и налучья сымеется и ножик с ножницами для поправки и подрезки оперения стрел при определённой на то нужде, да напильники, чтобы расширять ушки стрел и подтачивать наконечники, верная учительская брадовь, ставшая родной и привычной за год близкого общения, да немудреный опыт за плечами. Так что ж ещё человеку нужно? Разве что только добрый друг, с которым и поговорить не грех, да чтоб и ответить, как никак сумел.

Когда я уже подходила к окраине города, моё внимание привлекли мальчишки, что, громко гикая и смеясь, с чем-то тешились, забавляясь чуть в стороне. Я не смогла пройти мимо, не утолив своего любопытства.

— Чем балуетесь, ребятня?— Громко спросила я.

Местная малышня взвизгнула. Некоторые в испуге попрятались в кусты, другие вызывающе упёрли руки в бока, а один, самый старший, нехотя протянул мне серый пушистый комок. То, что он серый было очевидно по некоторым ещё более или менее чистым участкам шёрстки, а с тем, что пушистый, можно было поспорить, ведь свалявшаяся грязь и спёкшаяся кровь здорово подпортили внешний вид этого пушного зверька.

— Ну, и что тут у нас?— Я переняла в свою руку едва вздрагивающее измученное тельце. "Живой",— с облегчением подумала я.— Ну, вы и изверги, до такого состояния животное довести, что-то скажет его прародитель на небесном острове, когда он поведает ему, как вы с ним поступили.

— Это не мы.— Насупился один парнишка.— Да и вообще, что в нём толку. Он вредный.

— Вредный, стало быть, это хорошо.— Кивнула я.— Значит, я избавлю весь город от местного вредителя, если заберу это крошечное существо с собой.

Мальчишка насупился ещё больше.

— Большое спасибо.— Довольно произнесла я и, сунув зверька за пазуху, наконец-то покинула этот город, раз и навсегда.

Мальчишки смотрели мне в след, кто с восхищением, кто с откровенным презрением, а кто и с нескрываемой неприязнью. Я остро чувствовала, как их взгляды сверлили мою спину. Но противоречить мне никто не стал. Всё-таки в городе меня хорошо знали и уважали, если не за какие-то деяния, то, по крайней мере, за воинское умение и силу. А по большому счёту все знавшие меня недолюбливали. А раз друзей у меня в этом городе более не оставалось, то и покидать его было легко и просто. Разве что на могилку к бабушке я не забыла наведаться, да посетила то болото, где распрощалась с жизнью моя дорогая Милушка.

Стража у ворот мне мельком кивнула, не поинтересовавшись даже, куда это я отправляюсь во всеоружии. Хотя они, быть может, уже что-то и знали, стрый мой, как никак стражником всё же был, а если и не знали, то, может, чего и сами додумали....

Я вошла в лес, но остановилась возле ручейка и сразу же распалила костёр. Следовало осмотреть зверька на предмет ранения. Что ж, всё оказалось не так серьёзно, как я вначале подумала. Несмышлёныш был скорее напуган, голоден и истощён. А рана на его боку была лишь незначительной царапиной, просто содранной кожицей. Я промыла и смазала её целебной мазью, а самого его перед тем тоже хорошо выкупала и обтёрла, он и не подумал мне сопротивляться. Потом же я его щедро накормила и положила за пазуху проспаться.

Именно так и началась моя дружба с маленьким серым хорьком. Но речь сейчас не об этом....

Когда мы отдохнули вместе с моим новым другом и перекусили, я пошла на болота, бабушкину могилу к тому времени я уже навестила, настал черёд и сестреницы.

Я постояла у кромки топи, именно там, где, как я знала, она точно прошла шесть лет тому назад, ведь именно здесь мы когда-то нашли её вещи, поговорила с ней, поведала ей о своей нелёгкой судьбе и уже собралась, было уходить, когда мне показалось, что кто-то окликнул меня.

— Златушка.

Я резко обернулась, но не увидела никого и тем более не увидела свою Милушку, чей уже несколько позабытый голос только что, кажется, услыхала. Я всё вглядывалась и вглядывалась в болотистую даль, да вот только слух мой больше не тревожил человеческий, столь близкий мне когда-то, голосок.

За пазухой беспокойно заворочался мой маленький дружок, и я засунула к нему руку, чтобы успокоить разволновавшегося зверька, который, вероятно, почувствовал моё собственное волнение. И вдруг произошло то, о чём я не смогу забыть до конца дней своих. Я так и застыла на одном месте, с рукой засунутой за пазуху.

&;nbsp;

В нескольких метрах передо мной, над самой болотной топью, стояла моя сестреница.

— Милушка.— Заворожено прошептала я.

Ноги её были испачканы в болотной жиже, на них не хватало таких привычных любимых Милушкой поршней, но при всём при этом она не стояла на поверхности топи и в то же время ноги её не затягивала трясина. Она как бы зависла над всем этим миром и с милой улыбкой на устах взирала на меня непутёвую. В наступающих сумерках мне было трудно разглядеть черты её лица, но я знала, что это точно была она. И, к тому же, она была не одна. Её спутника мне признать не удалось, я только увидела молодое, лучащееся добром, лицо и приветливую улыбку на его губах.

И тут моё внимание привлекло нечто новое во всё Милушкином образе. Я даже не сразу сообразила, что именно. Но беглый взгляд мой вдруг остановился, натолкнувшись на женский атрибут замужества. Рогатая кика венчала её голову, а две русые косы были уложены прядями одна под другую. Знать нашла она всё-таки своё счастье, обрела на седьмом небе то, что так и не смогла обрести здесь, на грешной Матушке земле.

Они крепко держались за руки, но вдруг моя сестреница вздрогнула, обернулась, посмотрела куда-то вдаль, потом печально взглянула на меня, взмахнула рукой на прощанье и растворилась в воздухе вместе со своим избранником.

Моя серая зверюшка сразу как-то успокоилась и, сонно потянувшись, вновь сладко уснула.

А я всё смотрела и смотрела на болота, пытаясь увидеть свою Милушку и одновременно понимая, что я уже никогда её боле не увижу и, скорее всего, это была наша последняя встреча в этом мире.

— Что ж,— тихо произнесла я,— думаю, я поняла, что именно ты хотела мне сейчас поведать, и я очень за тебя счастлива. Встретимся на Буяне острове, моя милая сестреница..., через какое-то время. А теперь, прощай.

Я развернулась и со спокойным сердцем и душой пошла обратно, не оборачиваясь, раз и навсегда, как я тогда думала, распрощавшись со своей прошлой жизнью.

Глава 16. Братец, сестрица и ты.

— С тех пор я бродила по лесу, иногда забредая в деревни и города. Но главное это то, что после года вынужденного одиночества среди родных людей, здесь, посреди леса, я теперь была не одна. Со мной был мой новый друг — серый хорёк Нежа.

А однажды так уж случилось, это было несколько месяцев назад, к моему ночному костерку вышли парнишка с девчонкой. Совсем молоденькие в дорогой одёже, только поношенной слегка и кое-где прорванной. Впоследствии я назвала их Братцем и Сестрицей, точнее они, можно сказать, сами так назвались. Узнав их грустную историю, я решила помочь ребятишкам. Мы стали искать их потерянного деда, что остался единственно живым среди их родни.

Должна заметить, что так уж случилось, что мой женский облик настраивал всех мужиков на несколько определённый лад. Так что ещё больше года назад, как раз через несколько недель после того, как я покинула свою родню, мне пришла в голову одна мысль. Однажды меня спутали с пареньком и единственное, что меня выдало впоследствии, оказалась моя коса. Так что я решила избавиться от атрибута своего девичества. Просто срезала её и концы с концами, правда спалить или тем более выбросить не решилась, так она и лежит теперь в моём берестяном коробе. И, знаешь ли, с тех пор меня всё чаще и, правда, стали принимать за парнишку, совсем юного, гораздо моложе, чем мой возраст был на самом деле, щупленького и невысокого росточком.

Вот и Братец с Сестрицею приняли меня за паренька, а девчонка даже успела слегка мною увлечься.— Злата невольно улыбнулась.

— Так что же это получается, они тоже не знали, что ты не парень?— Впервые за всё долгое повествование Златы, поинтересовался Ждан.

Та покачала головой.

— Нет, то есть, почти нет.

Ждан вопросительно вскинул бровь.

— Ну, они не знали вначале. Потом мы повстречали тебя. И как-то, когда я ещё в самый первый раз отказалась идти с вами купаться....

Ждан невольно усмехнулся, представив себе, какое зрелище могло развернуться у него на глазах, если бы Злата не отказалась тогда раздеться и войти с ними в воду.

— ... за мной пошла Сестрица, когда я разделась и стала барахтаться в реке чуть в стороне от вас. Глупышка, она хотела поделиться со мной своими душевными переживаниями, оттого-то и направилась следом, а тут её подстерегал такой сюрприз, сюрприз в виде возлюбленного перекинувшегося девицей.— Весело повествовала Злата.

— Да, пожалуй, ей было чего испугаться.— Согласился Ждан.

— А она и не испугалась вовсе. Мы просто с ней тогда обо всём поговорили, и она согласилась нести и дальше мою тайну. С тех пор мы с ней даже как-то сдружились.

— Мы с Братцем это заметили, только он это тогда несколько по-другому объяснял.— Согласился Ждан.

— Кстати, сам Братец ничего не знал, по крайней мере, до сих пор.

Они посидели чуть молча. Путы на руках и ногах впивались в кожу, заставляя последнюю сдираться и кровоточить при каждом неловком движении.

Тишину нарушил Ждан.

— Знаешь, а я сразу подумал и чем мне только этот паренёк так глянулся?— Улыбнулся он.— А оно видишь, всё как обернулось. А как же иначе? Разве такая красна девица, могла, кому не понравиться?

Злата опешила. Она-то, ну, никак не ожидала, что может кому-то приглянуться внешне, хотя бы и тому же самому Ждану. То, что мужчины обращали на неё недостойное внимание в начале её пути, она относила, конечно же, не к своему внешнему облику, а к тому, что мало ли какие разбойники по лесу бродят? И давно ли им женщины на пути попадались, тот ещё вопрос. Сама же она с детства была приучена к тому, что такая неумёха, строптивица и уродина не то что мужа себе найти не сможет, но и ладного мужского взгляда на себе не поймает. А тут такое неожиданное признание. Вполне объяснимо, почему Злата не нашлась сразу, что и сказать, сочтя за лучшее промолчать.

— И что теперь будет?— Тихо спросила она спустя мгновение.

Ждан, нахмурившись, просто молча пожал плечами.

Несколько дней они двигались за телегой, когда бежали, когда просто медленно брели пешком, это зависело, прежде всего, от настроения их теперешних хозяев и от скорости их собственного передвижения, а сами они, надо заметить, всё это время путешествовали верхом.

Время для Ждана и Златы потянулось чередой бесконечного ожидания, дни проходили однообразно и безрадостно. Да и чему радоваться-то, если ты пленник и дальнейшее будущее твоё, вероятнее всего, будет проходить в нелёгкой рабской доле?

Как-то ночью что-то знакомое коснулось щеки Златы. Она резко открыла глаза.

— Нежа.— Едва слышно прошептали губы.

Ночная визитёрша не заставила себя долго ждать, воздала любимой хозяйке запоздалую порцию ласки и немедленно приступила к делу.

Чуть в стороне мерно потрескивал костёр, тихо переговаривалась выставленная на ночь стража.

Ждан заворочался вслед за девушкой. Он чуть приподнял голову, лежащее в неудобной позе замлевшее тело неприятно закололо. Ждан досадливо поморщился. Но это ли тот повод, что мог вывести из душевного равновесия бывалого воина?

— Злата.— Тихо позвал он.

— Они где-то рядом.— Прошептали в ответ.

— Кто? Ребятишки?— Кто именно находился где-то рядом, не стало для Ждана загадкой, являясь фактом совершенно очевидным.

Злата кивнула.

— А с чего ты взяла?

— Нежа.— Только и ответила девушка, качнув головой чуть в сторону.

Ждан, скосив глаза, посмотрел туда, куда она указывала....

Живой полосой ползал по её связанным кистям серый хорь. Молодой воин так и не понял, что именно он там сейчас делал, но, в конце концов, это и не требовалось.

— А почём ты думаешь, что он не сам пришёл?— Спросил он.

— Сама бы Нежа уже давно пришла, это одно, а другое это то, что браслет у неё на шее Сестрицын. Рядом они где-то, за нами следят.— Злата попыталась всмотреться в окружающую темноту, но по-прежнему видела только отблески костра и двух дозорных возле него, выставленных дежурить этой ночью.

Ждан последовал её примеру, но, так же как и она, ровным счётом ничего интересного для себя не увидел.

— Как нам освободиться? Как уйти?— Задумчиво пробормотала Злата.

— Не знаю, но как бы и они после сегодняшней вылазки с нами рядом не оказались.— Недовольно пробурчал её спутник, а в данный момент ещё и товарищ по несчастью. Отвечать за себя самого и взбалмошную девицу, что ты так долго считал мужиком, это одно, а двое ребятишек, что ещё совсем недавно сменили родительские рубахи на взрослую одёжу, было делом уже совсем нешуточным.— Шли бы они лучше отсюда подальше.

— Но куда?

Ждан пожал плечами. Это обычное движение снова причинило ему уже знакомую боль и настроения ему отнюдь не прибавило.

— Готово.— Неожиданно радостно прошептала девушка.

— Что готово?— Не понял Ждан.

Но Злата не ответила. Она отчего-то как-то подозрительно повалилась набок, заворочалась, застонала и... зашипела.

Её серый хорёк Нежа, которой, по-видимому, тоже весьма успешно удавалось до сих пор скрывать свой пол, больше не лазила по её рукам, а беспокойно бегала возле девичьего лица, что теперь полностью лежало на земле.

— Злата, что с тобой?— Заволновался Ждан. Он грешным делом было подумал, что с девушкой случился какой-то припадок.

Но глаза Златы, мгновение спустя поднятые на него, горели нескрываемым торжеством.

Ждан удивлённо приподнял бровь, в душу забралось сомнение, что он что-то пропустил. И только тут он заметил, что руки Златы, слишком уж как-то вольно двигаются. Совсем не так как двигались бы, будь они ещё по-прежнему связанны за её спиной.

Злата поймала этот его недоумённый взгляд и загадочно улыбнулась.

Глава 17. Побег.

— Ждан, я свободна.— Одними губами прошептала девушка.— Только всё тело затекло. Больно.— Тут же пожаловалась она.

— Ноги сначала освободи,— посоветовал Ждан,— да отсюда подальше уберись, а потом уже радуйся.

Злата посчитала его уточнения вполне обоснованными и попыталась освободить ноги. В конце концов, ей это удалось, но с превеликим трудом. Но важен ведь результат, а не сам процесс, тем более в таком серьёзном деле, как освобождение из плена грозящего перерасти в близкое рабство.

Наконец-то Злата несколько размяла свои затёкшие конечности и попыталась приподняться, опираясь на руки. Это у неё здорово получилось.

Злата, как была на четвереньках, стала подползать ближе к Ждану. Прежде чем бежать самой, ей хотелось непременно освободить и своего друга.

Ждан же в свою очередь, совершая волнообразные движения всем телом, попытался и сам приблизиться к ней.

Но в это самое время зашевелились и выставленные на ночь дозорные. Один из них поднялся, почёсывая выступающее вперёд пузо, взял разгоревшуюся ветку и направился в сторону ближайших деревьев.

— Эй, ты куда?— Недоумённо окликнул его напарник.

— Да пойду по малой нужде схожу, да и шорох какой-то подозрительный оттудова несколько раз раздавался.— Пояснил пузач, по-прежнему скребя всей пятерней валик вывалившегося поверх гачей живота.— Вот заодно и проверю.

— А-а-а.— Поскрёб нечёсаную бороду его приятель и снова упёрся взглядом в огонь.

Злата к этому времени уже принялась безжалостно теребить узлы, стягивающие Ждановы руки и ноги. С этим вышла небольшая заминка. Вот если бы у неё был нож, а вот руками и ровными беленькими зубками, разительно отличающимися по остроте от хищных, у неё совсем ничего не выходило, видно разбойники постарались на славу. И как только Нежа справилась с её путами, хотя оно-то и понятно, ведь хорёк это животное, к тому же хищное. Ей-то и глотку спящему человеку перегрызть не составило бы особого труда.

— Эй, слышь, тут следы чьий-тось.— Выкрикнул первый страж, появляясь на свету и спешно завязывая гашник в гачах.

Злата и Ждан замерли, переглянувшись.

— Какие ещё такие следы?— Недоверчиво спросил второй.

— Какие-какие? Простые следы.— Пожал тот плечами.— Словно возле лагеря нашего кто-то недавно топтался, долго так топтался.

Ждан неожиданно вывернул собственное запястье и до боли сжал Златыну ладонь.

— Злата, беги.

— Без тебя не пойду.— Упрямо покачала головой девушка.

— Если тебя найдут здесь с развязанными руками, другого шанса убежать у нас уже не будет.

— Не-а.

— Беги, говорю, дура. И нас обоих погубишь и детишек тоже.— Гневно прошипел Ждан.

Злата обиженно поджала губы, обдумывая услышанное и внимательно наблюдая за дозорными.

— Надо остальных подымать и пленников проверить.— Заключили между тем мужики.— Иди, буди остальных.

И только тогда Злата решилась. Она наклонилась к самому уху друга, крепко сжала его плечо и жарко прошептала.

— Я вернусь за тобой, Ждан, вернусь, во что бы-то не стало.

Пожатие неожиданно разжалось, Ждан кивнул в ответ, только Злата этого уже не видела. Она бесшумно растаяла в окружающей темноте.

— Вот теперь, Ждан, ты и остался по-настоящему один.— Усмехнулся бывалый воин, представляя, коль скоро ему предстояло стать господским рабом. В то, что двум девкам, мальчугану и одному хорьку, тоже, кстати, оказавшемуся девкой, удастся высвободить его из плена, Ждану не очень-то верилось, хотя ему и очень хотелось бы в это верить.

Злата слышала, как в покинутом ею лагере поднялся переполох, вероятнее всего из-за того, что она пропала. Она чувствовала или скорее понимала, что именно так всё оно и будет, ведь видеть этого она уже не могла. Убегая, она услышала, как Ждан получил несколько увесистых ударов носком сапога под рёбра. Словно именно он был виноват в том, что она сбежала.

— Прости меня, Ждан, прости меня, Ждан, прости меня, Ждан.— Беззвучно шептали её губы, когда знакомый голос неожиданно окликнул её.

— Злата.

Девушка остановилась не сразу, по инерции пробежав ещё несколько метров. Она обернулась только для того, чтобы почувствовать вокруг себя путы из человеческих рук, обвивших вдруг её тело.

Злата даже не сразу сообразила, что руки эти были настроены к ней вполне доброжелательно.

— Злата.— К этому времени воительница уже узнала голос Сестрицы, но времени на радостную встречу не оставалось. Она грубо оторвала от себя, как девчонку, так и мальчишку.

— Вперёд побежали, быстро.— И, отпустив их шивороты, она толкнула обоих в спину.

Те побежали раньше, чем окончательно сообразили, чем вызван её неожиданный всплеск грубости, ведь они всего-то и хотели, что помочь ей, а теперь только выражали свою бурную радость при её появлении. Но Злата по-прежнему бежала позади них, то и дело, подталкивая их в спины, не давая возможности остановиться и перевести дыхание.

Погоня между тем потихоньку затихала где-то вдалеке.

Когда шаги и перекличка преследователей совсем уже скрылись за завесой тишины, Злата позволила наконец-то и самой себе и своим спутникам остановиться и передохнуть.

Они грузно опустились на землю прямо там, где только что стояли, не боясь испачкаться или удариться о невидимый в темноте корень.

— Спасибо, что не бросили.— Тихо выговорила Злата, когда все наконец-то немножко отдышались.

Мальчишка лукаво сверкнул в темноте озорными глазёнками.

— Можно подумать мы о тебе заботились. Да мы ведь сами без тебя не куда.— Только и произнёс он.

— Братец!— Осуждающе пробормотала Сестрица, а затем уже обратилась к своей спутнице.— Не слушай его, Злата. Мы за вас очень переживали, вот думали только, как помочь и ничего лучшего не придумали, как хорька твоего к тебе из короба выпустить.

— Так значит, всё же вы её в коробе держали, а я то всё думаю, чего это моя верная подружка Нежа всё никак за мной не приходит.— Злата погладила нежную серую шёрстку, выскользнувшего из темноты зверька и тут же привычно устроившегося на её коленях.

— Она покусала меня, когда я её ловила.— Пожаловалась вдруг Сестрица.

— Это она может.— Согласно кивнула Злата.

— А Ждан что не убежал?— Неожиданно спросил мальчишка.

Злата тяжело вздохнула.

— Не успели путы распутать, как они ваши следы заметили, так что пришлось мне одной, хоть я и не хотела. Но, с другой стороны, тут он прав, вместе со мной у вас больше шансов его вызволить, а коли б, я сама ноги не унесла, нас бы ещё шибче хоронили.

— И то, правда.— Совсем по-мужски кивнул Братец и добавил задумчиво.— Значит, не убежал.

— Нет.— Покачала головой Злата, хотя на этот раз уже никто и не ждал от неё ответа.

— И что теперь?— Переспросил мальчишка после недолгого молчания.— Сами пойдём?

— Я Ждану за ним вернуться обещала.— Объявила девушка.— Вот его из того дерьма достанем и тогда дальше уже вместе пойдём. Только прежде утра надобно дождаться, отдохнуть и подождать, чтобы Ждановы пленители слегка успокоились и решили, что нас поблизости уже нет.

— А на самом деле мы будем?

— А на самом деле мы будем.— Кивнула Злата и спросила.— Возражения есть?

Возражений не было.

Глава 18. Освободить Ждана.

СОДЕРЖАНИЕ.

Пролог — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 1

Глава 1. Встреча — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 2

Глава 2. Первое нападение и дальнейшее решение — — — — — — — — — — 8

Глава 3. Путь — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 12

Глава 4. Стольный город Киев — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 16

Глава 5. Горы — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 20

Глава 6. Знакомство — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 29

Глава 7. Обвал — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 36

Глава 8. Купание — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 42

Глава 9. Пленение — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 45

Глава 10. Братец и сестрица — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 51

Глава 11. Плен — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 55

Глава 12. Начало — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 59

Глава 13. Здравствуй, воинская наука — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 65

Глава 14. Пришла беда, отворяй ворота — — — — — — — — — — — — — — — — — 69

Глава 15. Прощай, оседлая жизнь — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 75

Глава 16. Братец, сестрица и ты — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 81

Глава 17. Побег — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 85

Глава 18. Освободить Ждана — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 89

Глава 19. Хромоногий вояка — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 97

Глава 20. Сказ деда Щура и продолжение всей истории или точнее

её неминуемое счастливое окончание с дальнейшим уже

неведомым нам продолжением — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 101

Эпилог — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 106

Словарь — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 107

Содержание — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 112

1