Александр. Великий поход

Однако знатные македонцы имели свои взгляды на место в царской постели, и ждали подходящего для себя момента. Всех опередил Аталл, близкий соратник царя по его походам, у которого имелась красивая племянница Клеопатра, одного возраста с Александром. Аталл воспитывал ее вместо дочери, когда девочка лишилась своих родителей. Выждав удобный момент, он пригласил царя к себе в гости и после первого выпитого гостем кубка, позвал юную деву.

Хитрый прохиндей, вдоволь познавший представителей обоего пола, попал в самую точку, предложив македонскому царю свою воспитанницу. Тихая и милая, умная и общительная Клеопатра была совершенной противоположность энергичной и деятельной, напористой и властной Олимпиаде. Обладая красотой молодого распустившегося бутона, она по всем статьям переиграла эпиротку, с её красотой тридцатипятилетней женщины. Большего её никто не давал.

Покорно став любовницей Филиппа, Клеопатра смогла убедить царя, что только она является его давней мечтой о прекрасной женщине. Сорокашестилетний царь обрел с ней вторую молодость, и едва узнав, что девушка беременна, решил жениться.

Узнав о намерении царя получить свободу от брачных уз с Олимпиадой, Антипатр и Аталл составили заговор против царицы, и их замысел удался на славу. Вся Пелла только и гудела о скорой свадьбе своего царя с юной македонкой. Больше всех об этом говорил дядя, царской невесты; который всякий раз подчеркивал, что теперь македонцы будут иметь чистокровную царицу.

Олимпиада мужественно перенесла этот коварный удар судьбы, которого она со страхом ждала всю жизнь, и который случился как всегда неожиданно. Давняя жреческая закалка, полученная в школе менад, помогла ей и на этот раз. С лицом полным достоинства она находилась на людях и позволяла дать волю горьким слезам, лишь на груди верной Ланики.

Через дворцового слугу, Филипп передал послание теперь бывшей жене. Ради общих детей он позволил ей остаться во дворце на правах содержанки, с сильно урезанными правами.

Узнав волю царя, Олимпиада покорно переехала в гостевое крыло царского дворца, оставив столь привычные для себя покои молодой претендентке.

Эта скорбная новость, разом охладило молодой задор царевича, который уже видел себя в числе македонского авангарда собиравшегося в поход за Геллеспонт. Обида за мать, грязные слухи об ее измене и неприкрытая радость торжествующего Аталла, все это отдалили его от отца и его замыслов.

Получив приглашение на свадьбу, Александр без особой радости отправился на этот праздник. Все торжество царевич был очень сдержан и мало улыбался во время свадебного торжества, искоса поглядывая на своего отца и его новую жену. Возможно, что Александр так и просидел бы в окружении своих друзей, но подвыпивший Аталл испортил все дело.

Когда молодожены в золотых свадебных венцах уже восседали на троне, новый царский родственник поднял чашу вина и провозгласил новый тост.

— Молите богов македонцы, что бы они даровали нашему царю законного наследника.

Еще не все из присутствующих до конца осознали слова Аталла, как тот получил сильный удар в лицо чашей, которой в приступе ярости швырнул в него Александр.

— А кто, по-твоему, я, негодяй! — звенящим от гнева голосом вопрошал царевич Аталла с разбитого лица, которого обильным ручьем струилась кровь.

Хмельное веселье мигом слетело с гостей и в первую очередь с царя Филиппа. Под гробовую тишину замершего зала, он соскочил с праздничного ложа и, выхватив меч у воина, стоявшего в почетном карауле, бросился к Александру.

В предчувствии ужасной развязки, пронзительно заверещали приглашенные на торжество музыканты и танцовщицы но, ни один мускул не дрогнул на лице царевича. С гордо поднятой головой Александр ждал идущего к нему с обнаженным мечом отца.

Возле самого ложа Александра, Филипп споткнулся о ковер и с грохотом упал на пол, что вызвало новый визг, стремительно разбегавшихся прочь женщин.

— Ты хочешь покорить Персию, но не можешь пройти через зал — язвительно бросил Александр лежавшему у его ног отцу. Ярость подбросила македонского царя на ноги и он, изрыгая проклятия, бросился к сыну с явным намерением убить его, но на пути царя уже встали Гефестион, Неарх и Птоломей. Они закрыли своими телами Александра и их примеру последовали другие гости.

— Щенок! — громко кричал Филипп, — ты испортил мне мой самый дорогой праздник и клянусь Зевсом, ты мне дорого заплатишь за это.

Александр собирался ответить отцу, но подскочивший Эригний, ухватил царевича за руку мертвой хваткой и буквально выволок его из главной залы дворца, под гневные крики Филиппа, которого гости продолжали удерживать от непоправимого поступка.

Когда царь успокоился, и торжество смогло продолжиться, к Антипатру утирая свое разбитое лицо, подошел Аталл. Верный царский советник с сочувствием смотрел на своего боевого товарища получившего рану не на поле битвы.

Опытный царедворец прекрасно понимал, что своим пассажем о законном наследнике Аталл специально стравил отца с сыном, в тайне надеясь, что захмелевший царь убьет оскорбителя, и чуть было не преуспел в этом деле.

— Мои поздравления Аталл, — произнес стратег, поднимая чашу с вином, — теперь ты полноправный царский родственник.

Македонец зло сверкнул глазами, но промолчал и гордо прошел мимо Антипатра, всем своим видом подтверждая самые темные догадки стратега. Началась большая игра, и ставки в ней были как никогда высоки.

Глава IV. Исполнение пророчества.

До чего же порой бывает, несправедлива судьба к человеку. Как часто бывает, человек казалось, достиг своей самой сокровенной мечты в жизни, и вдруг появляются какие-то досадные помехи, которые не только начинают ставить под сомнение ценность и значимость достигнутого успеха, но и угрожают существованию самого человека.

Так рассуждал египтянин Багой, оценивая результат своего возведение на трон молодого царя Аршу, которого греки в своих летописях называли Аорсом. Как радовался поначалу египтянин покорности, с которой новый царь персов прислушивался к его советам. Но проходили дни и с каждым из них, Багой все явственней убеждался в том, что Арша являлся, подлинным сыном своего отца.

Быстро оправившись от первых потрясений и трудностей, связанных с вступлением на царский трон, молодой царь быстро показал египтянину, что обладает способностями постичь всю премудрость в управлении государством. И это очень насторожило Багоя.

Все труднее и труднее становилось опытному царедворцу управлять своим избранником, который постоянно стремился сам вникнуть в суть дел, не собираясь полностью полагаться на мнение египтянина. Только отсутствие опыта в столь важных делах как управление государством, не давало возможности Арше разобраться во всех хитросплетениях доставшегося ему от отца наследства без посторонней помощи.

После страшной казни своих братьев в день своего восшествия на престол, что свершилась благодаря исключительно настойчивому требованию Бардии, царь интуитивно перестал доверять своему главному советнику. Он закрыл свои глаза и уши перед его словами и стал искать поддержку и опору своих дел среди персов.

Первым в их числе был Гобрия, который всячески выказывал свою радость по поводу вступления на трон именно Арша из прочего числа детей Артаксеркса. С помощью его советов, молодой царь все уверение и уверение чувствовал себя на троне шахиншахов. Вот и сегодня, обсуждая в малом тронном зале текущие дела, Арша очень часто не стал спрашивать мнение Багоя, а принялся диктовать ему свои приказы.

— Как продвигается дело с созданием греческого корпуса? — вопрошал шахиншах, оторвав свой взор от маленького листа с заранее составленными вопросами.

— Воля твоего великого отца исполняется царь, — радостно отвечал Гобрия. — Мемнон уже полностью создал свой первый корпус из греческих наемников и надежно прикрыл им большую часть побережья Геллеспонта. Именно туда по данным наших разведчиков собирается высадить царь Филипп свои войска этой весной.

— Когда будут готовы остальные корпуса моего войска?

— Мемнон уверяет, что в скором времени соберет и второй наемный корпус, а к лету будет готов и третий. Его помощник Харидем активно обучает правилу нового боя наших секироносцев и 'бессмертных' из числа тех войск, что успели собрать ионийские сатрапы.

Арша удовлетворенно кивнул Горбии и обратил свой взор к Багою:

— Я помню, как ты обещал моему отцу заговор против Филиппа, который сорвет все его планы. Отец согласился с твоим предложением и даже выделил для этого золото и что же? Филипп жив, здоров и вот-вот вторгнется со своей мощной армией в наши земли. Как ты сможешь объяснить Багой или это дело оказалось тебе не по зубам? — насмешливо спросил царь и присутствующие при разговоре персы, попытались скрыть свои улыбки.

От столь откровенно оскорбления кровь прихлынула к щекам египтянина но, ни один мускул не дрогнул на его лице:

— Если бы все в нашем мире было бы так просто государь, то в истории стран цари гибли бы один за другим, — с достоинством ответил бритоголовый человек, смотря твердым много знающим взглядом прямо в лицо персидского монарха — деньги отправлены нашим людям, и они ждут удобного момента, чтобы выполнить приказ твоего отца. Кроме этого в семье царя наметился раскол, который, несомненно, если не сорвет планы македонца, то порядком расстроит их.

— Меня больше обрадовало бы не твои красивые рассуждения, а весть о смерти этого ненавистного для нас человека.

— Я обещаю тебе повелитель, что Филипп македонец никогда не пересечет живым Геллеспонт — заверил царя египтянин твердым голосом.

— Мой отец всегда ценил твою службу Багой, и у меня нет повода сомневаться в твоих талантах, но если нога Филиппа ступит на нашу землю, то ты лишишься своей головой — властно произнес царь и грозно сдвинул свои смоляные брови как доказательство своей решимости и твердости.

С этого момента, Багой окончательно удостоверился, что жестоко ошибся в своем выборе, возведя на престол вполне самостоятельного человека. Будучи практичным человеком, он быстро признал свой промах и с неукротимой энергией принялся искать выход из сложившегося для него опасного положения.

Египтянин никогда бы не добился должности главного советника, если бы не имел запасного варианта в столь сложной и мало предсказуемой игре как дворцовые интриги.

Уничтожив всех прямых потомков Артаксеркса прикрываясь заботой о крепости трона, Багой все же имел запасного кандидата на царский престол. Им был дальний родственник правящей династии — Дарий Комадан, с которым египтянин познакомился в походе против кадусиев. С подачи Багоя Артаксеркс в награду за успешное подавление этого опасного очага подарил Дарию целую сатрапию и благополучно забыл про него, полностью поглощенный проблемами Египта и Финикии. Багой же запомнил этого простодушного человека, которым можно было легко манипулировать, и он обладал призрачными шансами на персидский трон.

Уловив шаткость своего положения возле трона нового шахиншаха, Багой без всякой заминки начал свою новую игру, в которой ставка была сделана на Дария, а царь Арша был обречен на смерть. Приговор ему был вынесен окончательный и пересмотру не подлежал.

Но не только главный советник персидского царя скорбел о превратностях судьбы. Сходное с египтянином чувство испытывал и македонский царь Филипп. Он, так же как и Багой, споткнулся с проблемой, что возникла, когда ему оставалось сделать последний шаг к исполнению своего заветной мечты.

Горьким похмельем обернулся для Филиппа злосчастный инцидент на его свадьбе. Когда на следующее утро протрезвевший Филипп потребовал к себе сына для объяснений, выяснилось, что наследник вместе со своей матерью покинул Пеллу в неизвестном направлении.

От этих новостей царь пришел в ярость. Зная ум Олимпиады и решительность Александра, он прекрасно понимал, что могут сотворить эти два человека в его отсутствие в Македонии. Достаточно было только небольшого ветра раздора, как с таким трудом приведенная к покорности знать Верхней Македонии, тут же поднимет голову. В один момент в стране возникнет могучий междоусобный пожар, к огромной радости персов, греков, фракийцев и прочих племен, которым царь Филипп нанес обиду. Ведь нет ничего приятней картины, когда видишь, как горит дом твоего грозного и опасного соседа.

Одна только мысль, что персидский поход, столь долго и тщательно им подготовленный, может быть отложен на неопределенный срок, приводила Филиппа в ярость. Злой и раздраженный, македонский правитель нервно ходил из угла в угол по своему дворцу в ожидании вестей по розыску беглецов.

Это сложное и деликатное дело, он поручил Антипатру, который занимал в этом деле нейтральное положение и старый друг не подвел своего царя.

— Что нового об Александре и Олимпиаде!? Куда они могли бежать, и кто помог им в этом деле? — забросал вопросами царь Антипатра, едва тот пришел с докладом.

— Не думаю, что у них были сообщники как и заранее составленного плана бегства, государь. Все говорит о том, что они бежали в страхе за свою жизнь.

— Александр не трус! Я видел его при Херонеи — гневно бросил царь в защиту своего сына.

— А я этого и не говорил. Александр мог сделать это, поддавшись на уговоры Олимпиады, — уточнил Антипатр. — Что касается места, куда они направились, то это — Эпир. Там у Олимпиады большая поддержка в виде родного брата, царя Александра.

— Александр эпирот полностью обязан мне своим троном. Без моей поддержки он бы вряд ли получил бы его в борьбе со своим дядей Аррибой.

— Это так, но неизвестно возьмет ли чувство долга вверх над зовом крови.

— Я немедленно напишу ему письмо и попрошу содействия в этом деле, — решительно заявил Филипп — позови писца и приготовь лучшего гонца.

Вслед за Антипатром к царю явился Аталл, которого Филипп обещал назначить своим главным помощником в предстоящем походе. Царь с трудом заставил себя улыбнуться своему новому родственнику, столь некстати заварившего всю эту кашу.

— Повелитель, воины в тревоге из-за слухов о возможной задержки начала похода, — произнес Аталл, который больше всех был заинтересован в нем, — что мне сказать им?

— Скажи македонцам, что наш поход состоится в объявленные сроки. О его отмене не может быть и речи, — твердо заверил Филипп своего стратега. — И чтобы слово не расходилось с делом, ты и Пармерион отправитесь к Геллеспонту с авангардом моего войска.

— Без тебя?

— Пока да. Я не знаю, как быстро смогу решить возникшую по твоей вине проблему с Александром и Олимпиадой.

— Может, было бы проще лишить их всех прав особ царской крови и сделать их обычными изгнанниками?

Аталл весь напрягся, ожидая ответа царя, ибо он был очень важен для него. Клеопатра была на третьем месяце беременности, и по всем приметам у нее должен был родиться мальчик. Согласись Филипп на предложение Аталла и тогда, препятствий к трону у его племянника не было, но царь Филипп не спешил полностью становиться на его сторону.

— Мой сын Александр по-прежнему будет именоваться моим наследником Аталл, таковая моя воля. К тому же снятие с Александра титула наследника должно утвердить воинское собрание — напомнил обычаи родины Аталлу Филипп, но это его не остановило.