Хогвартс. Альтернативная история. 6

— Я в "Кабанью голову", — наконец, произнес я.

— Мне надо в магазин, перья посмотреть, — сказала Луна, кутаясь в мантию.

— А мы — к Розмерте, — сказал Пирс.

Нотт промолчал. Настроение было испорчено; никому не хотелось договариваться о встрече, чтобы вместе проделать обратный путь. Мы разошлись в разные стороны; я отправился в бар Аберфорта, тщетно пытаясь закрыться от ветра и мечтая о большой чашке горячего чая.

В "Кабаньей голове" вновь было пусто — ученики сюда не заходили, а завсегдатаи в такую погоду предпочитали сидеть дома, перед камином, в теплой, уютной гостиной. Аберфорт чем-то гремел в задней комнате, но выглянул в зал, когда над дверью звякнул колокольчик.

— Привет, — сказал я, стряхнув с мантии налипший снег и направив на себя палочку, из которой вырвался поток теплого воздуха.

— Привет, — буркнул Аберфорт и несколько секунд колебался, словно решая, то ли вернуться обратно, то ли выйти ко мне. — Будешь чего?

— Горячий чай, — ответил я и направился было к стойке, но тут колокольчик звякнул вновь. Обернувшись, я увидел Нотта. Он сбросил капюшон и застыл в нерешительности, не уверенный в том, что ему сюда можно. Конечно, я бы предпочел посидеть в одиночестве, поразмышлять или перемолвиться парой слов с Аберфортом, но ведь не прогонять же его...

— Пошли туда, — я указал на задвинутый в угол стол, почти неприметный в царившем здесь полумраке.

Аберфорт принес нам два чая, несколько кусочков сахара, и скрылся в подсобном помещении. Некоторое время мы размешивали сахар, грели руки о горячие чашки, а потом Нотт с неожиданной злостью проговорил:

— Да кто она такая, эта Кэти Белл?

— Понятия не имею, — сказал я. — Никогда с ней не общался.

— Может, у нее родители — какие-нибудь министерские шишки?

Я поднял голову, поняв, наконец, что с ним происходит.

— Не знаю. Не думай об этом. У тебя алиби.

Нотт с недоумением воззрился на меня, а потом произнес:

— Считаешь, это смешно?

— Я не смеюсь, — пожал я плечами. — Мало ли кому что в голову взбредет. — Глотнув обжигающего чая, я спросил:

— Ты уже придумал, чем после школы займешься?

Нотт вновь посмотрел на меня как на сумасшедшего.

— А что? — удивился я. — Вон сколько реклам весной лежало.

— Это для недоучек, которые после пятого сваливают, — ответил Нотт. — А на седьмом совсем другие рекламы будут.

Почему-то такая мысль не приходила мне в голову.

— Действительно, — сказал я. — Наверное, каких-нибудь университетов и крутых колледжей. Ну ты хоть примерно представляешь?

— Слушай, меня Снейп в том году пытал — не выпытал, а ты хочешь вот так легко расколоть? Не знаю я. Сначала дожить надо.

Некоторое время мы пили чай, оглядывая пустой зал "Кабаньей головы".

— Кстати, насчет дожить, — проговорил я, желая поддержать беседу. — У Хагрида паук умирает.

Нотт, который в это время подносил чашку ко рту, расхохотался так, что еле смог поставить ее невредимой обратно на блюдце, расплескав немного чая по столу. Я не ожидал от него столь бурной реакции и списал это на разрядку после сообщения о проклятии.

— Паук! — Нотт, наконец, успокоился и высушил разлитый чай. — И почему я не удивлен, что у Хагрида еще и паук есть?

— Акромантула, между прочим, — сказал я. — Он его с детства растил.

В бар вошло несколько человек в запорошенных снегом мантиях. Это были взрослые маги, которые уселись за дальний столик, даже не обсушившись. Из своей комнаты вышел Аберфорт.

— Малфой какой-то дерганый стал, — вдруг сказал Нотт, обхватив ладонями чашку, словно до сих пор не мог согреться. — Не знаю, что с ним происходит?

— Ты тоже дерганый, — ответил я. — И я знаю, что с тобой происходит.

— Да нет, он... — Нотт покачал головой. — Ладно, неважно, все равно нечего сказать. Кстати, — он взглянул на меня с любопытством, — тебе Слагхорн не присылал приглашения на свои сладкие посиделки?

— Сладкие посиделки? Это куда Пирс с Полиной ходили? Нет, не присылал. С чего бы вдруг, я же не сын каких-нибудь знаменитостей.

— Ну, он не только их приглашает. Грейнджер вон даже не чистокровка.

— А ты что, хочешь к нему на посиделки? — поинтересовался я. Нотт немного подумал.

— Да нет, не хочу. Но если бы отец не был в тюрьме, он бы наверняка и меня пригласил, и Малфоя. Слагхорн конъюнктуру носом чует.

— Плохо он ее чует, — проговорил я, бегло осматривая наполнявшийся народом зал. — Если б чуял хорошо, обязательно бы вас позвал. И меня тоже.

Незадолго до дня рождения Клайв Пирс прислал мне верстку каталога. Узнал я об этом в конце учебного дня, когда спустился в нашу гостиную после урока гербологии, на котором мы изучали тропических мухоловок.

— И почему их мухоловками называют? — злился Нотт, потирая укушенную руку. — Они и меня сожрут — не заметят.

— Не преувеличивай, заметят, — успокаивал его Пирс. — Еще и подерутся за такой лакомый кусок.

Не успели мы расположиться у камина, чтобы согреться после прогулки по морозу, как в гостиную заглянула староста наших пятикурсниц:

— Линг, тебя Снейп вызывает.

— Спасибо, — сказал я, встал и направился к двери.

— Веди себя хорошо, — напутствовал меня Пирс.

— В смысле? — удивился я, но Пирс только загадочно ухмыльнулся.

Несмотря на то, что теперь наш декан вел защиту от темных искусств, он продолжал обитать в своем старом подвальном кабинете, в окружении коллекции заспиртованных тварей. Когда я вошел, Снейп разбирал шкаф, вытаскивая оттуда склянки и коробки и расставляя их на рабочем столе.

— Вам пришла посылка, — сказал он, кивнув на письменный стол. Я увидел большой конверт из плотной коричневой бумаги. — Мне надо было проверить ее на наличие проклятий и опасных предметов, поэтому она вскрыта.

— Спасибо...

Как только я здесь оказался, на меня нахлынули воспоминания о наших уроках окклюменции. "Жаль, что больше нет дополнительных занятий, — думал я, с грустью разглядывая знакомые колбы и банки с мертвыми животными. — Интересно, с Поттером он продолжает заниматься?"

Профессор, повернувшись к столу с очередной партией коробок, посмотрел на меня и спросил:

— Вы что-то хотите сказать мне, мистер Ди?

Я растерялся. У меня и в мыслях не было говорить Снейпу ничего, кроме "спасибо". Может, он хочет услышать какие-то конкретные вещи? Может, это связано с Дамблдором и его рукой?

— А... вы ждете, что я должен что-то сказать? — неуверенно произнес я. На лице Снейпа отразилось недоумение.

— Жду? — переспросил он и поставил коробки на стол. — Я жду, что вы перестанете стоять столбом, заберете свою посылку и исчезнете из моего кабинета.

Не знаю, что на меня нашло, но я был не в состоянии пошевелиться, словно скованный заклятьем. Я молча смотрел на профессора, он — на меня.

— Да что с вами такое? — проговорил он с легким раздражением.

Как будто я понимал!

— Я видел ваши чары, — вдруг сказал я, совершенно не ожидая от себя такой наглости.

— Какие еще мои чары? — окончательно рассердился Снейп.

— Чары Метки.

Лицо Снейпа застыло.

— Ди, что еще вы натворили? — спустя несколько секунд глухо спросил он.

Какого чёрта со мной происходит? Зачем я завел этот разговор? Беседы со Снейпом на личные темы никогда не доводили до добра, однако отступать было поздно, и я нерешительно ответил:

— Нет, я не натворил. Я имел в виду, что патронус видел их тогда, у вас дома... он умеет видеть ауры заклинаний.

Паника росла — вдруг я и об этом не имел права рассказывать? Но ведь Дамблдор мог объяснить профессору, каким образом я оказался с ним в ту ночь в кабинете, что ему понадобился мой патронус, и не вдаваться в детали, касающиеся крестража и меча... Я совершенно запутался и глядел на Снейпа, испытывая чувство вины, страх за то, что мог нарушить обещание, и абсолютно не представляя, в чем причина моего странного поведения.

Несколько секунд Снейп смотрел на меня и в конце концов спросил:

— Увидели ауру, и что дальше?

Я молчал. Действительно, и что?

Неожиданно профессор усмехнулся и сказал:

— Забирайте посылку, мистер Ди, и будьте так любезны, покиньте мой кабинет, иначе я до утра здесь не разберусь.

Я схватил посылку, оказавшуюся довольно тяжелой, и выскочил в коридор, сгорая со стыда за свое идиотское, необъяснимое поведение и совершенно не думая о том, что же мне могли прислать в таком странном конверте.

Вернувшись в гостиную, я не стал задерживаться у камина, где сидели Нотт и Пирс, и сразу отправился в спальню. Однако не успел я устроиться на кровати, как оба они вошли в комнату и остановились рядом.

— Ну давай, разворачивай, — довольным голосом сказал Нотт, кивнув на конверт.

Тут, наконец, до меня дошло, что в нем находится. Я раскрыл посылку, вытащив оттуда сперва письмо, а затем довольно толстую книжку, которая привела меня в недоумение прежде всего тем, что картина, помещенная на обложке над моим именем, оказалась черно-белой, а бумага — самой обычной, на которой распечатывают тексты на принтере. Я разочарованно положил каталог на кровать. Нотт немедленно забрал его и начал листать, разглядывая иллюстрации.

— А почему он не цветной? — спросил я у Пирса.

— Откуда я знаю? — удивился тот, заглядывая Нотту через плечо. — Прочти письмо, может, там об этом сказано?

Я пробежал глазами текст письма. Действительно, в нем все объяснялось. Клайв Пирс просил меня не удивляться такому виду каталога: это верстка, планирование общего оформления и органичного порядка иллюстраций. "Если вы заметите какие-то неточности, опечатки, неправильные названия, — добавлял Пирс, — если захотите расположить картины в иной последовательности или что-то изменить во введении, пожалуйста, вносите свою правку прямо в каталог — так нам будет удобнее его дорабатывать".

Бегло просмотрев каталог, я отложил проверку на вторую половину субботы. После обеда я уселся в спальне и страницу за страницей изучил его, проверив сперва названия, а затем заново пролистал его, чтобы понять, нравится ли мне порядок размещения картин. В каталоге не было моих ранних произведений — только портреты, абстракции и немного графики с чудовищами из кабинета Снейпа. Мне не хотелось, чтобы мои ученические эскизы соседствовали с более качественными работами, которые я написал после Круциатуса.

Не найдя ничего, что следовало бы исправить, я написал письмо с благодарностью и отправил его Клайву Пирсу.

49.

В декабре мы с Флитвиком приступили к изучению новой книги, которая, по замыслу профессора, должна была познакомить меня с миром физики чар. Справочник содержал основные понятия этой области науки и объяснял термины, выработанные за десятилетия ее существования. Многое Флитвик рассказывал сам, кое-что демонстрировал на практике, и к концу месяца я почти уверился, что физика чар — та область, изучению которой вполне можно посвятить жизнь.

— Поскольку, Линг, вы больше практик, чем теоретик, — говорил мне Флитвик, — вам было бы интереснее заниматься экспериментальной физикой, чем корпеть над формулами, однако, если вы решите поступать на этот факультет — в любом университете, будь то в Британии или в Европе, — вам все равно придется вести много теоретических расчетов. Здесь, в Хогвартсе, в нашу задачу не входит объяснять ученикам принципы действия магии — мы рассказываем лишь о том, как ею пользоваться. В конце концов, рядовому волшебнику не обязательно знать о законе сохранения энергии или о структуре магических полей, о том, откуда берется дополнительная масса при трансфигурации, сколько во вселенной измерений, и как их наличие влияет на магические операции. Рядовой волшебник пользуется магией, и это все, что его интересует.

— Меня интересует больше, — вставил я.

— И не вас одного, — кивнул Флитвик. — В Европейском университете магии на факультет физики чар один из самых больших конкурсов. Так что на вступительных экзаменах вам придется соперничать с лучшими учениками многих стран мира.

Уроки профессора были увлекательными — я даже рискнул предположить, что и ему они доставляют удовольствие. Субботы стали лучшими днями всей недели. На время занятий у меня вылетало из головы все то, что тревожило в остальное время: Волдеморт, Пожиратели, наводившие теперь страх и на маггловское сообщество, и Дамблдор, который, несмотря на проклятие, выглядел вполне бодрым и жизнерадостным. Однако я не слишком обольщался его внешним видом. Проклятие не обязательно должно было проявлять себя так же, как в начале — возможно, теперь его смертоносная сила накапливалась незаметно, а потом сжигала человека за несколько дней или часов.

Магию стихий мы тоже не забывали, но теперь Флитвик комбинировал ее с материалом, который мы проходили по физике чар. Однажды, когда в конце занятия у нас осталось немного свободного времени, я поинтересовался у Флитвика, что он думает об аппортах:

— Сэр, как вы считаете, при аппорте мы создаем новый предмет — точную копию вызванного, или действительно переносим его из одного места в другое?

— О, во времена моей молодости это была одна из самых горячих тем! — пустился Флитвик в воспоминания. — Тогда исследования аппортов только начинались, и никто не знал механизма их действия. Сейчас на этот счет существует несколько теорий, и для того, чтобы экспериментально подтвердить любую из них, у нас пока не хватает ресурсов. Я до сих пор придерживаюсь точки зрения подлинного переноса, а не копирования. Здесь можно было бы провести аналогию с аппарацией, однако с аппарацией все гораздо проще — задержка во времени зависит от расстояния. Если вы захотите аппарировать отсюда в Лондон, то потратите на это, скажем, три секунды, а если куда-нибудь в Австралию — то десять-двенадцать. С аппортами такого эффекта не наблюдается — перенос осуществляется мгновенно независимо от расстояния. Однако вы понимаете, что мы не можем произвести эксперимент в космических масштабах — возможно, перемещаясь из одного конца Солнечной системы в другой, предмет потратит на это определенное время...

— А волшебник может аппарировать на Луну? — спросил я.

Флитвик несколько секунд молчал, потом как-то замялся и, наконец, неловко произнес:

— Знаете, Линг, профессор Снейп иногда интересуется, как идут ваши дела, что мы с вами изучаем... и это совершенно нормально, он все-таки ваш декан. Так вот, когда он услышал о новой книге, которую мы начали проходить, — Флитвик кивнул на лежащий на столе справочник, — то настоятельно просил меня не подавать и не поддерживать в вас никаких безумных идей. "Безумных" — это его слово. Ну действительно, вам иногда такое в голову взбредет! — с легким осуждением добавил профессор, наверняка имея в виду мой старый эксперимент с Круциатусом.

Я был изумлен не столько предусмотрительностью Снейпа, сколько тем, что Флитвик серьезно подумал, что я хочу отправиться на Луну. Должно быть, среди преподавателей у меня сложилась определенная репутация.

— Нет, я не собираюсь ставить над собой такие опыты, — усмехнулся я. — Просто мы еще на третьем курсе поспорили, можно ли аппарировать на другие планеты и как это лучше сделать. Мне интересно, только и всего.