Змеиная паутина

Ожидаю, что Гермиона что-то ответит, но она молчит. Поднимаю голову и вижу напряженный взгляд.

— Почему ты назвал Того-Кого-Нельзя-Называть Лордом? — медленно спрашивает она.

Мурашки на спине бегут ледяными лапками, замораживая позвоночник.

— А что? — старательно делаю удивленный взгляд, молясь всем богам, чтобы Гермиона поверила. — Некоторые так его называют... Это короче, чем выговаривать "Тот-Кого-Нельзя-Называть". Или предлагаешь называть его... по имени?

Едва не называю Лорда по имени сам, но вовремя вспоминаю о боли, которая может меня выдать.

Видимо, у меня еще остались способности к лицедейству — Гермиона облегченно вздыхает и произносит, вертя в руках стакан:

— Виктор, Лордом Того-Кого-Нельзя-Называть обычно называют его сторонники... Он ведь на самом деле не лорд.

— А, не знал, — сокрушенно опускаю голову. — Извини.

— Ничего, — Гермиона улыбается. — Теперь ты знаешь.

— Теперь я знаю, — отзываюсь эхом.

* * *

Бывшие узники, "расквартированные" в комнатах Малфой-мэнора, постепенно идут на поправку. Двадцать шестого января мы приводим в сознание троих из них, в том числе и Долохова. И после этого я понимаю, что раньше жил спокойно. Долохов почему-то считает, что я теперь ему ближайший друг, и постоянно трется у меня в комнате, болтая без умолку, не давая мне толком заниматься. Он говорит обо всем, но больше, конечно, о Дурмстранге, решив, видимо, что эта общая тема будет мне интересна. Вторая тема в его монологах — это служение Лорду. Спустя пару дней я бы мог написать толстую книгу под названием "Антонин Долохов — путь Вальпургиева Рыцаря", если бы, конечно, захотел. Во время совместной варки зелий с Северусом Снейпом я буквально радуюсь жизни в компании немногословного хогвартсовского учителя, который не лезет в мою жизнь и не вещает о своей.

Двадцать девятого января в себя приходят оставшиеся беглецы, и Лорд разрешает мне первого февраля пойти на занятия. Новость воспринимаю с облегчением — мне еще предстоит много наверстывать. Доходить на практику Лорд еще разрешил, а вот уже на занятия не отпустил, велев заниматься бывшими узниками.

Гермиона мне пишет. Пишет много, совы прилетают два или даже три раза в неделю. Пишет на мой лондонский адрес, откуда письма забирают домовики Малфоя.

Я же разумом понимаю, что писать Гермионе — не самая лучшая идея, что необходимо заканчивать наше с ней общение, как-нибудь отшить ее... Нахамить, в конце концов, чтобы отбить у нее желание со мной общаться.

Но не могу. Каждое ее письмо для меня оказывается важнейшим в жизни. Даже важнее писем от матери.

Сжимаю в руках пергамент с ровными чернильными строчками.

"...Учеба идет неплохо. Амбридж назначили на должность директора. Не уверена, что школьных сов не перехватывают, поэтому отправляю письмо из Хогсмида. Надеюсь, что оно попадет тебе в руки..."

Строчки расплываются перед глазами. Мне до боли хочется помочь тебе, Гермиона. Но я не знаю, как.

И не только помочь. Мне не хватает тебя, не хватает твоего присутствия. Не хватает твоих живых глаз и улыбки. Не хватает твоего голоса... Всей тебя.

Я думал, что могу от тебя отказаться. Думал, что ты разочаруешься в скучных и пустых ответах, и мы разойдемся, как в море корабли, но после того, как ты ворвалась в Мунго... Я не могу отпустить тебя, Гермиона Грейнджер. Хотя весь мой разум говорит об этом — "Отпусти, забудь, откажись". Я отчетливо понимаю, что могу погубить тебя и себя, но...

Оно выше меня.

— Гер-ми-о-на, — старательно проговариваю вслух неудобное и непривычное имя. — Гер... ми... о... на...

За спиной хлопает дверь. Резко оборачиваюсь, выхватывая палочку.

Долохов.

— Дурмстранг, — выпаливает он традиционное приветствие дурмстранговцев и оказывается рядом со столом. — А что это у тебя?

Не успеваю отреагировать, как письмо Гермионы оказывается в руках у Долохова.

— "...очень хочу с тобой увидеться..." — зачитывает он первые попавшиеся строчки с омерзительной интонацией, а я ощущаю, как мои глаза застилает красная пелена, поднявшаяся откуда-то из нутра.

— Положи. На место, — ледяным голосом произношу, утыкая палочку в шею Долохова. — Немедленно.

— О, — Долохов скашивает глаза, но не смущается. Тем не менее, письмо кладет на стол бережно и осторожно. — От девки письмо?

Молчу, лишь смотрю на мужчину.

— Ну да, разумеется. Или от парня? Не, ты нормальный же...

Палочка по-прежнему упирается в шею, вдавливая кончиком небольшую ямку.

— Слушай, ну не горячись! — Долохов, видимо, еще не растерял остатки мозгов. На его лице проскальзывает проблеск понимания. — Прости, ну не знал, что ты так отреагируешь. Опусти палку.

Прищуриваюсь, но палочку опускаю.

— Хех, — Долохов ободряется, сдвигает мои книги и усаживается на край стола. — Слушай, а она откуда? Местная? Хотя да, местная — пишет тебе на английском...

— Местная, — соглашаюсь. Но желания распространяться о Гермионе нет совершенно.

— Сколько ей? С тобой вместе учится? Или была пациенткой?

Одаряю настырного мужчину злым взглядом.

— Ну не кипятись, Вить, — примиряющим тоном произносит Антонин. — Думаешь, я молодым не был? Эх... как вспомню то золотое время... В Дурмстранге-то... ничего ведь не изменилось, так и не выпускают в учебный год на материк?

— Не выпускают, — подтверждаю. — Только на каникулы.

— Вам тоже, как и нам, оставалось только в женское общежитие заглядывать, — мой собеседник фыркает, вспоминая. — Только на каникулах удавалось оторваться в борделе. Ты в какой предпочитал бегать — в маггловский или магический?

— Ни в какой, — бурчу.

— А чего так? Ты это... у тебя там все нормально работает? Ты чего меня пугаешь?

Вздыхаю, стискиваю зубы.

— Я играл в Национальной Сборной по квиддичу, — терпеливо говорю. — У меня не было времени на бордели. После тренировки я ползком до кровати добирался и отрубался, едва подушку видел.

— Упущение... — досадливо говорит Долохов. — Надо наверстывать! Я тут чудесное местечко знаю... Там девочки — как на подбор! Такие лапушки! Тебе понравятся! Если, конечно, он еще работает... Четырнадцать лет прошло, как-никак... Хотя... в сорок третьем работал, что ему каких-то полтора десятка!

Молчу. Долохов спрыгивает со стола и дергает меня за рукав.

— Пойдем! Прямо сейчас! Я только Лорду скажу, что пошел прогуляться.

Не двигаюсь с места. На столе по-прежнему лежит письмо Гермионы. Мне меньше всего сейчас хочется идти в бордель.

Долохов останавливается.

— Невеста твоя? — вдруг совершенно другим тоном произносит он. Я с удивлением различаю сочувствие в его голосе. — Тогда понятно, что тебя в бордель не тянет. Я тоже... Когда Настюша была, на других девок даже смотреть не мог... Эх...

Перевожу взгляд на Долохова. Он, конечно, рассказал мне много чего, но они все были о деятельности Антонина в рядах Рыцарей. А о личной жизни он не говорил вообще ничего. Даже не говорил, что подтолкнуло его на этот путь. Пришел и пришел. Принял Метку и принял. А что, почему...

— Прости старого дурака, — Долохов опускает голову. — Совсем ошалел от этой свободы...

Эта неловкость моего собеседника вдруг пробуждает во мне странный азарт.

— А пошли! — говорю, хлопая руками по столу. — Не невеста она мне. Так, в Хогвартсе познакомились. Развеюсь. Отвлекусь.

Долохов награждает меня испытывающим взглядом, а потом широко улыбается.

— А пошли!

Выходим из комнаты.

* * *

Прежде, чем мы покинем Малфой-мэнор, Долохов заглядывает в кабинет Лорда. Возможно, это когда-то был кабинет Малфоя, но разницы уже нет.

— Мой Лорд, — произносит Долохов по-русски, втаскивая меня вслед за собой в кабинет, — мы... погулять пойдем. Вы не против?

Лорд откладывает книгу, которую читал, вздергивает бровь. Замечаю заглавие на французском.

Поспешно опускаюсь на одно колено.

— Антон-Антон, — фыркает он. — Ты бы "Пророк" глянул за январь. Там твоя морда на первой полосе. И куда ты собрался с такой рожей? И Виктора за собой потащил. Ты его еще засвети в своем обществе.

Я, конечно, знаю, что Лорд владеет русским. Но то, что Лорд владеет и жаргоном...

— Эм... мой Лорд, — Долохов не сдается, — я ж не дурак какой. Оборотное выпью. У нас же запас вроде как есть.

— Есть, — соглашается Лорд. — Только ты так и не сказал, куда собрался.

— К мадам Лулу, — смущенно произносит Долохов. — Мой Лорд... ну, это у Руди жена, а я холост, аки перст. Ну и...

— Ага, а Виктора, значит, за компанию?

— Типа того, — соглашается Долохов. — Парнишка молодой, покажу ему, что где...

— Уверен, что он в твоих советах нуждается?

От обсуждения меня в подобном контексте начинают пылать уши. И не только уши — еще и лицо. Уверен, у меня даже плечи покраснели.

— А чего нет? Ну не с правой рукой же ему все время тискаться.

Лорд ничего не говорит, но я слышу его протяжный вздох.

— Антон... Ты как был простым, как "дважды два", так и остался. Чистокровный маг, а такие манеры... Господин Крам, вам господин Долохов не досаждает?

Э?

Вздрагиваю от неожиданного вопроса, но мотаю головой.

— Нет, мой Лорд, — отвечаю так же по-русски, что очень непривычно. — Все в порядке.

— Ну хорошо, — делает вывод Лорд. — Идите. Только чтобы утром были. Ты, Антонин, здесь, а Виктор на занятиях. Вам ясно?

— Так точно, мой Лорд! — выпаливает Долохов и выталкивает меня прочь из кабинета.

* * *

Оборотное у нас есть — даже много. Лично варил. Ну, часть. Часть варил Снейп. Долохов порывается войти в кладовую, но я не пускаю. Еще не хватало, чтобы все подряд навещали наши запасники. Думаю, какое зелье взять — свое или Снейпа. Решаю взять оба вида. Заодно захватываю несколько подписанных пергаментных конвертов с волосами магглов, которые лежат тут же.

"Мужчина, ок. 40 лет, рыжий, рост ок. 6'1""

"Юноша, ок. 17 лет, брюнет, рост ок. 5'8""

Отдаю "богатство" Долохову.

— Зачем столько? — Долохов принимает у меня из рук флаконы с конвертами. — Нам туда дойти да обратно.

— А там?

— А там не надо, — мужчина фыркает. — Еще я под Обороткой не трахался... У мадам Лулу полная секретность. Там хоть Министр будет, никто не узнает. И она никому не скажет. Этим и славится.

— А ее... сотрудницы?

— А ее девочек потом заобливиэйтим, — говорит Долохов и тут же поясняет, видя мое хмурящееся лицо. — Не переживай, они с этим условием и работают.

Пожимаю плечами.

Долохов читает надписи на конвертах, раскрывает первый попавшийся, достает волос и кидает в первый же попавшийся флакон. Зелье шипит, меняет цвет.

— Ну, поехали, — вздыхает мужчина и единым духом опустошает флакончик.

Изменение от Оборотного — зрелище малоприятное. Долохова корежит, его лицо плывет, как резиновое, но спустя небольшое время передо мной встает совершенно другой человек — темно-рыжий мужчина с крупным носом и светлыми глазами.

— Погнали! — чужим голосом говорит преобразившийся Долохов.

* * *

После парной аппарации оказываемся в незнакомом мне тупичке.

— Это Лютный, — говорит Долохов, видя, как я оглядываюсь. — Мадам Лулу недалеко.

"Мадам Лулу" действительно недалеко — мы выходим в более широкий проулок и тут же оказываемся на покатых ступенях. Рядом приютился облезлый фонарь.

— Фонарь, — объявляет очевидное Долохов, ткнув в него пальцем.

— А почему он белый? — интересуюсь. — Вроде должен быть красным.

— А он и был красным. Сорок лет назад.

Фыркаю.

— Кому надо — тот и так знает, — философски заключает мой спутник и толкает низенькую дверь.

Внутри обстановка разительно отличается от того, что снаружи. Мы оказываемся в богато обставленном холле. Около стен приютились мягкие диванчики. На некоторых лежат толстые пергаментные альбомы. На стенах — темно-красный гобелен, на удивительно больших окнах — такие же темно-красные шторы. Кроме той двери, в которую мы вошли — еще одна — деревянная, массивная.

— Падай, — говорит Долохов, сам плюхаясь на один из диванов и хватая альбом. — И альбом возьми. Выберешь себе красавицу!

Усаживаюсь на край дивана у противоположной стены, разворачиваю альбом.

Колдофото.

Но в отличие от привычных мне колдофото, на этих улыбающиеся девушки не только весело машут мне рукой, но и разворачиваются, нагибаются, демонстрируя все свои "прелести".

Организм тут же отзывается на увиденное.

— Ну что, выбрал? — интересуется Долохов, видимо, заметив мою реакцию.

Указываю пальцем на одно из колдофото.

— Да, вот эта неплоха...

— Можешь не одну, — комментирует Долохов, глядя, как я перевожу взгляд на другую страницу.

С двумя?

— Не, одной хватит.

— Тогда ткни пальцем в выбранное фото, — поясняет Долохов. — И выйдет мадам Лулу.

Так и делаю. Но вместо мадам Лулу из двери выходит выбранная мною девушка.

— Привет, — она с нежностью улыбается мне. — Рада видеть тебя здесь!

Улыбаюсь.

— Ну что, иди, герой, — фыркает за спиной Долохов. — Удачи!

— И тебе, чтоб не упал, — отзываюсь и следую за приглашающим жестом девушки.

Долохов позади хохочет.

* * *

Девушка ведет меня по узкому коридору, по обеим сторонам которого простые двери без пометок или номеров, толкает одну из них. Мы оказываемся в небольшой комнате с широкой кроватью, устланной чистым светлым покрывалом. В комнате так же есть небольшой бар, два кресла, шкаф. Обстановка кажется мне уютной.

Замираю, останавливаясь.

— Тебе нужно подождать? — интересуется девушка. — Выпьешь чего-нибудь?

Второй вопрос мне понятен, но первый... Недоумеваю.

— В смысле — "подождать"? — уточняю.

— Ну... — девушка делает неопределенный жест. — Пока Оборотное спадет, — уточняет, видя мои непонимающие глаза.

— А... — до меня доходит. — Нет, не надо. Я не под ним.

— Да? — девушка поворачивается ко мне, с любопытством оглядывает. — Ты что ли Крам? Ловец сборной Болгарии, который на чемпионате снитч поймал?

Хлопаю глазами. Впрочем, чего я ожидал. За этот год вряд ли обо мне забыли.

— Да, — киваю. — А что?

Девушка внезапно широко улыбается, обнажая ровные белые зубы, откидывает назад длинные вьющиеся волосы каштанового цвета.

— Здорово! А я думала, кто же у такого человека сумел волос достать! А тут сам Крам!

— Любишь квиддич? — сажусь в кресло и прошу: — Налей мне что-нибудь. На твой вкус.

— Вина? Или чего покрепче? — девушка с готовностью поворачивается к бару.

— Не сильно крепкое. Можно вина.

Сегодня я решаю позволить себе выпить.

Передо мной оказывается бокал с тягучей красной жидкостью. Пригубливаю. Неплохо. Конечно, не то, чем меня угощал Люциус... Но рассчитывать на одно из самых дорогих вин в мире в каком-то борделе — глупо.

— Квиддич — люблю, — девушка садится на кровать, скидывая мантию. Под мантией у нее нет ничего. С удовольствием оглядываю точеную фигурку с небольшими грудями. Лобок выбрит аккуратно, лишь оставлена узкая темная полоска волос.