Кодекс калибра .45

Я развернулся.

— Подойди!

Я подошел к нему.

— Держи, — и он сунул мне в руку бумажку в двадцать долларов. — Иди.

Выйдя из бара, переполненный впечатлениями, я медленно пошел по улице. Слишком много всего произошло со мной за столь короткое время, причем быстро, без раздумья, но в результате я получил то, что хотел. Но хотел ли я этого на самом деле? Этот вопрос не являлся запоздалым всплеском моей совести. Просто я думал, что все будет по-другому и потому был несколько разочарован.

"Блин! Ни слова благодарности за то, что я их приятелю жизнь спас! А вместо этого насмешки! Бык! Малыш! А сам бар?! У Вацека забегаловка только чуть похуже будет! И это крутые бандиты! Город в страхе держат!".

Некоторое время я еще изливал свое недовольство, пока не понял, что веду себя как ребенок, не получивший то, что хотел и теперь капризничает.

"Ты что хотел?! Они же не кисейные барышни, а бандиты и убийцы! Что хотел, то и получил! Вон, просто так 20 долларов дали!".

Нащупал в кармане банкноту, и мне... неожиданно захотелось устроить себе праздник. Что ни говори, а я добился, чего хотел! Зайдя в первый попавшийся мне по дороге бар, заказал бутерброды и стакан фруктовой воды. Но только успел съесть первый бутерброд, как вдруг неожиданно понял, что-то я сделал не так. Не как обычно. Несколько минут ушло на то, чтобы сообразить: я впервые за эти месяцы сделал заказ свободно, без подсчитывания денег в уме. Это было приятное чувство. Именно оно оттеснило в сторону мои сомнения и колебания, и я стал смотреть сквозь стекло витрины, на гуляющий народ, спокойно и бездумно, не заботясь о завтрашнем дне, как было когда-то, в другом времени. Услышав через открытую настежь дверь заливистый девичий смех, я развернулся к дверному проему, но никого не обнаружив, повернулся к большому стеклянному окну, рядом с которым стоял мой столик и увидел идущих по улице двух симпатичных молоденьких девушек. Одна из них что-то сказала подруге, после чего они снова зашлись таким веселым и заразительным смехом, что я невольно улыбнулся в ответ и вдруг подумал, что улыбаюсь, похоже, впервые за все мое пребывание в другом времени.

Гуляя, я не заметил, как наступили сумерки. Улица, по которой шел, прямо купалась в разноцветном море света. Яркие буквы расхваливали содовую, конфеты, жевательную резинку "Ригли" и газировку "Уайт Рок", различные марки сигарет, автомобильные шины и зубные щетки. Рекламные плакаты, обрамленные цветными лампочками, висели на всех зданиях, иногда нависали над головами пешеходов. Среди светящейся рекламы встречались названия кинозалов, и тогда рядом с ними можно было увидеть подсвеченные афиши с именами нынешних кинозвезд, таких как Дуглас Фэрбэнкс и Фэтти Эрбакл.

"Это моя жизнь и надо прожить ее так, чтобы не было потом мучительно больно за то, что когда-то упустил свой шанс. Хм! Почти, как Макс Горький!".

А еще спустя два часа я стоял в номере, похожем на пенал, который снял за доллар в третьеразрядной гостинице. Хотя уснул я сразу, но сон не дал мне отдыха. То, что сидело в глубине меня, вылезло наружу. Тревоги, сомнения, страхи. Несколько раз я просыпался, вытирая липкий пот со лба, потом шел пить воду. Окончательно проснулся уже под утро. Сон, явно вызванный моей совестью, вместо того, чтобы раствориться, остался висеть в моей голове такой же отчетливой картинкой. Встал с кровати. Подошел к окну, и стал смотреть, сквозь моросящий дождь, на пустую улицу, пытаясь выкинуть ее из головы, но спустя несколько минут она опять стала у меня перед глазами.

Отец с матерью стоят на пороге открытой двери нашей квартиры. Я рвусь к ним, но меня что-то не пускает, словно между нами стоит прозрачная стена, но уже в следующее мгновение понимаю, что это не стена, а их взгляды. Они откуда-то знают, что их сын бандит и убийца. Взгляд отца суров и презрителен. Мама, стоящая рядом с ним, умоляюще смотрит на меня сквозь слезы. Затем дверь закрывается, и я остаюсь один. Снова пытаюсь в нее постучать, но что-то продолжает преграждать мне путь. Я бью кулаками, рвусь изо всех сил.... Это было настолько реально, что мне даже начало казаться, это уже произошло. И поэтому я сейчас здесь. Потому что меня выгнали.... Нет! Я не виноват! Это меня выбросили из моего времени, из моей жизни! Я не хотел этого!

— Я не хотел этого!

Крик, вырвавшийся у меня из груди, привел меня в чувство. Подойдя к рукомойнику, кинул в лицо несколько горстей холодной воды.

"Все! Хватит эмоций! Виноват — не виноват. Исходим из того, что есть и пусть все идет намеченным путем!".

Несмотря на категоричность обещания, данного самому себе, я понимал, что подобное случиться со мной еще не раз.

По сравнению с прежней работой, моя нынешняя была не в пример легче. Начиналась она с влажной уборки бара, затем в течение всего дня мне еще несколько раз приходилось подметать помещение, протирать столы, выносить и чистить плевательницы и пепельницы. В остальное время я топил плиту, таскал уголь в мешках, сгружал с машин ящики, коробки, занося их в кладовую, а в промежутках нарезал хлеб, овощи и мясо, из которых Сэмми готовил сандвичи. Заканчивалась моя работа в восемь часов вечера, хотя бар работал допоздна.

Спустя полтора месяца, помимо основной работы, меня стали посылать с поручениями и записками. Нередко часами приходилось мотаться по городу, от одного адресата к другому. В первое время в основном были записки или несколько слов, которые нужно было передать, а уже позже появились пакеты. Где я только не был. В борделях, в подпольных кабачках, где двери открывались на условленный стук, в игорных залах, в задних комнатах овощных и бакалейных лавок, где сидели ростовщики и подпольные букмекеры. Нередко у подобных заведений вместо громилы — охранника прохаживались копы в синих мундирах, с бляхами на груди, крутя в руках дубинку. Они, так же как и многие другие люди, а в их число входили политики и городские советники, работали на гангстеров. Все хотели свой кусочек сладкого пирога.

Несколько недель — и я стал неплохо знать город. Правда, с изнанки. Мне не доводилось относить записки в богатые дома или встречаться с людьми в роскошных ресторанах. Все было наоборот. Грязные и кривые улицы, подпольные точки сбыта алкоголя, пропитанные запахом суррогата виски, потертые портьеры и приторно-сладкий запах борделей и подвальные помещения с сырыми стенами, где сидели ростовщики мафии. Нетрудно было понять, что это были этапы проверки, но уже сейчас я уже не был чужим для этих людей. Нет, мне до сих пор ничего серьезного не доверяли, просто по-приятельски относились. Шутили, интересовались моим мнением по поводу какого-нибудь события или просто хвастались новой машиной. Да, эти парни имели все, о чем только мог мечтать простой народ. Машины, деньги, красоток. Но вместе с тем мне приходилось видеть изнанку этого опасного бизнеса. Видел раненых, которых мы, на пару с Сэмми, устраивали в задней комнате, а затем до приезда врача мне приходилось за ними ухаживать. Серые от боли и мокрые от пота лица, стоны и скрежет зубов, залитая кровью одежда. Видел я и машину с двумя трупами. Их расстреляли из обрезов с близкого расстояния. Я еле успел отбежать на несколько метров, как меня вывернуло наизнанку. Как не было мне плохо, все равно пришлось вытаскивать трупы из машины, закручивать их в брезент, а потом перекладывать в грузовичок, который сразу уехал. В эти моменты я ненавидел себя и тот путь, который для себя выбрал, но плохое настроение и кошмарные сны уже проходили через пару дней, а еще через день я уже забывал обо всем, продолжая радоваться жизни.

Теперь я получал десять долларов в неделю и считал, что моя жизнь изменилась к лучшему. Когда выдавалось свободное время, я читал книги или сидел в ресторанчиках, слушая джаз. Так продолжалось до того дня, пока порог бара не переступил Муррей, припадая на левую ногу. Сейчас я мог рассмотреть его более внимательно. Это был мужчина лет сорока с коротко остриженной крупной головой, с широкими крутыми плечами, туго обтянутыми темно-коричневым пиджаком. Пара застарелых светлых шрамов, наискось пересекавших загорелый крепкий лоб, жесткий взгляд и нечто от ленивой грации крупного зверя, невольно наводили на мысль о крупном хищнике. Он хромал, и было видно, что идти ему тяжело. Некоторое время он беседовал с Сэмми, а когда я закончил подметать пол, он сказал: — Пошли, парень. Есть разговор.

Мы уселись в задней комнате бара, которая была предназначена именно для таких разговоров, не предназначенных для постороннего уха. Кроме того, она использовалась как склад для хранения спиртного и оружия. В ней не было окон, а двери, ведущие в бар и на улицу, были обшиты изнутри металлическими листами. С трудом усевшись, он поудобнее устроил раненую ногу, после чего сказал: — Пуля раздробила кость. Так что еще не скоро встану на тропу войны. Небось, читал десятицентовые книжечки, про индейцев и сыщиков, а парень?

— Гм. Читал.

— Значит, понял, что я хотел этим сказать. А что грамотный это хорошо, — констатировал бандит. — Тебе, у Сэмми, нравится?

Вопрос был задан явно с подвохом.

"Если сказать, что все замечательно, не останусь ли я до конца жизни подметальщиком в баре? Интересно, это можно считать предложением или как?".

— Он хороший человек, — неопределенно ответил я.

— Не уходи от ответа, парень.

— Если это предложение работать на О'Бэниона, тогда "да".

— Это я и хотел от тебя услышать.

От этих слов сердце так отчаянно заколотилось в груди, а лицу стало жарко, но насколько было возможно, я постарался придать себе невозмутимый вид. Не знаю, насколько хорошо у меня это получилось, но голос меня выдал. Чуть сипловатым от волнения голосом, я сказал:

— Слушаю вас внимательно.

— Ты спас мне жизнь, парень и я должен хоть как-то отблагодарить тебя. К тому же я сейчас не при делах, поэтому у меня есть время поднатаскать тебя. Согласен?

— Согласен!

Видно я сказал это с несколько большим жаром, чем требовалось, иначе, что тогда могло вызвать ехидную улыбку на губах гангстера.

— Начнем с завтрашнего дня. С Сэмми я уже договорился.

Только спустя минуту, когда Мюррей встал со стула и пошел к двери, я понял, что разговор шел не о некоем предстоящем деле, а о чем-то, наподобие учебы.

В подвале было светло как днем из-за двух рядов ламп, висевших под потолком в жестяных абажурах. Пол был грязный, сбоку у самого входа стоял стол; такой же стоял посредине, от него тянулись провода с картонными мишенями. Система проводов была такая, что мишени можно было менять с того места, откуда стреляли. Маленький человек с одутловатым лицом, сидевший за этим столом, при виде нас достал мишени, затем прикрепил их к проводам, и подтянул их до противоположной стены, после чего снова сел и закурил. Фрэнки, который приехал вместе с Джеком Грубером, на второй машине, не стал дожидаться ни команды, ни приглашения, а сразу достал свой 45-ый калибр и начал палить. От грохота выстрелов в моей голове, будто что-то взорвалось, и я оглянулся по сторонам, чтобы узнать, как его переносят остальные, и увидел, что каждый засовывает в уши затычки и только потом увидел, что они лежат на столе сбоку. Чтобы не оглохнуть окончательно, я схватил их и быстро затолкал себе в уши. В течение нескольких секунд около Фрэнки образовалось облако пороховых газов, а эхо от его частых выстрелов загуляло по подвалу. Он подтянул к себе свою мишень, стал внимательно изучать, при этом делал это так, чтобы нам с Джеком было видно. Результаты действительно были неплохие. Большая часть выстрелов пришлась в грудь, одна попала в живот, и только одна пуля ушла в "молоко". Бросив на него завистливый взгляд, я посмотрел на Мюррея. Тот кивнул мне головой. Подойди! Джек, тем временем, достал свой револьвер и встал по левую сторону от Фрэнки, который нацепил новую мишень, и быстро перебирая руками, протянул ее назад. Когда я подошел к Мюррею, тот протянул мне пистолет, а потом новым кивком головы указал на мишень. Взяв рубчатую рукоять, я неожиданно почувствовал себя мужчиной, который может выплеснуть свой гнев, не просто грозя кулаком врагу, а убив его!

"Ублюдки, ставшие у меня на пути, узнайте мою ярость!".

Оружие для настоящего мужчины, что игрушка для ребенка, наверно, поэтому столь по-детски восторженно я воспринял возможность пострелять в тире. Спустя час Фрэнк и Джек уехали, а мы с Мюрреем остались и стреляли почти до самого вечера. Вернее стрелял я, а гангстер только показывал, а затем объяснял мне основные приемы владения оружием. Старательно выполняя инструкции, я неожиданно понял, что обучение меня не тяготит, и даже больше того, нравиться с каждым часом. Мне нравилась тяжесть заряженного пистолета, но еще больше, само нажатие на спусковой крючок — секунда и в мишени появляется дырка от пули, направленная тобой. Мне даже пришла в голову почти детская мысль, что оружие, это своеобразный ангел — хранитель, который существует для того, чтобы защищать тебя и поражать твоих врагов.

Полторы недели я провел с Мюрреем в тире. Тренировался по пять, а то и шесть часов в день, но далеко не сразу пришло ко мне умение сливаться с оружием. Довольно странно, но в прежней жизни оружие у меня не вызывало особого интереса, а теперь как только пороховой запах выветривался из меня, мне опять хотелось ощутить тяжесть пистолета в руке, проверить свою меткость. Не знаю, был ли во мне заложен талант, доставшийся от моих предков, или дело было в старательности, трудолюбии и большом желании научиться, но в конце второй недели я мог уже сравнительно быстро прицелиться и всадить пулю туда, куда хотел. В голову, в грудь, в живот. Правда, до моего учителя мне было далеко. Его движения были точные, быстрые, выверенные. Сколько раз затаив дыхание, я наблюдал, как он выхватывает пистолет из подмышечной кобуры, направляет на мишень и стреляет, выпуская пулю за пулей в центр мишени. Показал он мне стрельбу из двух рук. На практике это оказалось не так, как стреляют киношные герои, расставив руки в обе стороны. Наоборот, надо сдвинуть руки плотно вместе. Уже намного позже я узнал, что мой учитель получил профессиональную подготовку во время Первой мировой войны, когда ему пришлось служить в Американских экспедиционных силах во Франции. Совместные тренировки продолжались недолго: в конце второй недели наши походы в тир прекратились. Мюррея отправили за грузом виски, переправленным из Канады, а я продолжил свою работу в баре Сэмми. Я надеялся, что после тренировок в тире меня возьмут на настоящее дело, но обо мне словно забыли. Мюррей появился только через неделю, о чем-то пошептался с Сэмми и снова исчез. Только и услышал я от него:

— Привет, парень. Как дела?!

На мой резкий ответ: — Могли бы быть и лучше! — он только усмехнулся.

Из всех парней в банде О'Бэниона я знал восемь человек, считая Мюррея и Сэмми. Его бар был начальной и конечной точкой всех операций, проводившихся в этом районе. Основной работой парней был рэкет близлежащей территории, продажа алкоголя, игорный бизнес. Были еще подпольные лотереи и установленные в аптеках и магазинах "однорукие бандиты", но к моему удивлению, этот бизнес не сильно процветал. По крайней мере, не так, как игра в покер или рулетка в подпольных казино. Зато я узнал, почему игровые автоматы имеют на барабанах рисунки фруктов.