Другой поток времени-02. Поворот

Командование силами Корпуса в Восточной Польше заблаговременно готовится к отступлению. Как и положено при любом виде боевых действий, прорабатываются маршруты следования войск, транспортных колонн, районы рассредоточения и так далее. Поскольку отвод войск будет осуществляться под нажимом неприятеля, конкретные темпы отступления будут скорректированы в ходе боевых действий. Их расчёт производится с обязательным учётом второго важнейшего урока, данного стратегическими отступлениями 1939-1941 годов.

Отступающие войска во всех случаях оказывались менее маневренными, нежели наступающий враг. Главной причиной служило то, что маневр наступающих сил обеспечивали мотомеханизированные войска, а контрманевр производился, исходя "из обороны" — теми силами, которые оказывались в непосредственной близости от вражеских прорывов. Следовательно, по преимуществу — пехотными. В тех случаях, когда отступающая сторона оказывалась способна к маневру механизированными силами — она добивалась успеха, и наоборот, наступающие германские силы оказывались весьма чувствительны к воздействию именно механизированных сил. Именно механизированные группировки оказались единственным средством, способным быстро и глубоко проникать на коммуникации наступающих немецких войск, парализуя их подвижность. Следовательно, главной тактической задачей стратегического отступления остаётся сохранение темпов маневра выше, чем у наступающего противника. Рассмотрим набор тактических мер и приёмов, позволяющих выполнить это условие... "

Успешность советской тактики требовала совершенствования воздушной разведки — пограничники массово примененяли малых авиаразведчиков с вертикальным взлётом. Беспрепятственность маневра огнём и своевременную переброску самоходной артиллерии обеспечила борьба за господство в воздухе — некоторую роль в подавлении люфтваффе сыграли авиаудары по аэродромам, но основные схватки между советскими и германскими ВВС развернулись в воздухе. Преимущество советской авиации давала сеть локаторных постов (аэродромного базирования) и самолёты локаторного контроля — благодаря постоянному наблюдению за находящимися в воздухе самолётами красная авиация владела инициативой. В сумме весь применённый советскими войсками комплекс защитных мер привёл к срыву наступательных планов гитлеровцев на западном и юго-западном направлении, некоторый успех был лишь у сил группы армий "Север", действующих в Литве против литовских и советских войск. В Белоруссии к концу первой недели максимальное продвижение немецких войск составило шестьдесят три километра — против запланированной глубины прорыва в четыреста километров!

Отразив первый натиск врага, советские приграничные войска дали время, необходимое для сосредоточения на старой советско-польской границе первого эшелона развёртываемых по мобилизации дивизий. Но относительно медленное продвижение немецких армий в Западной Белоруссии и глубокое впечатление, оставшееся у её населения после последнего "визита" гитлеровцев полтора года тому назад, внесло неожиданные коррективы в порядок мобилизации и планы советской обороны.

Произошло то, что позже было названо "стихийной мобилизацией" или "народной войной в приграничье".

На основе организованных весной-летом 1940-го в "демитализированной зоне" "коммунистических батальонов" весной 1941-го, после обвинений немцами советской стороны "в попустительстве действиям польских террористов с демитализированной территории" были развёрнуты, опять же партийной мобилизации, но с привлечением и непартийного актива, "истребительные" батальоны. Их в начале июня стали собирать в бригады, с задачей обеспечить время для эвакуации населения, прикрыть некоторые направления, замедлить немецкие прорывы вдоль железнодорожных линий.

Но после начала боевых действий приток добровольцев в эти части оказался непредвиденно велик: в "бригады самообороны" вступали целыми семьями, а то и всей деревней, селом, веской. За два-три дня батальоны развёртывались по численности в полки, бригады разрастались в корпуса.

В срочном порядке пришлось перебрасывать на запад вооружение, автотранспорт, боеприпасы. К началу июля 1941 года "самостийная" мобилизация в Западной Беларуссии поставила под ружьё более двух третей миллиона человек. Дивизии "народного ополчения" дали отошедшим от границы пограничным бригадам необходимую передышку. Но цена передышки была высока...

... — и лишь способны беситься, но Петрограда им не видать. Так что, мистер как-вас-там, мы в столице большевиков в полной безопасности, совсем как в вашем траханом нейтральном Нью-Йорке.

— Вы серьёзно верите, что гунны не справляются с необученным ополчением? Звучит странно, до сего дня германские войска производили впечатление вполне уверенного мастерства, и вдруг — такая оказия, остановлены иррегулярными войсками?

— Эрни. Ты на войне бывал? Вроде ведь как бывал. Так чего задаёшь дурацкие вопросы? Гунны — хорошие вояки, но они профессионалы. Профи, понял? И переть вперёд, пока из окопов по ним стреляют, и не думают. Потому что профи, и не собираются подыхать за здорово живёшь. Короче — пока из русских окопов стреляют, германские войска не продвигаются дальше.

— Данни, я видел много окружений...

— Он видел! Послушай, парень, окружение — это когда ты и все вместе с тобой сидят и ждут. Либо пока вас вызволят. Либо когда враг попрёт. Либо дождичка из сосисок. А вот когда ты под обстрелом, и на тебя всё время выскакивают какие-то оглашенные и палят в упор — тут задумаешься, кто кого окружил, а?

— Плохо представляю себе необученный персонал, способный на такое активное противодействие. Чревато, я бы сказал, огромными жертвами со стороны обороняющихся.

— Чревато? Жертвами? Парень, ты не понял! Ты не понял, что я сказал? Я сказал, что гуннам не дойти до Питера. Потому что. Им придётся. Убить всех. Кто живёт от границы до столицы. Всех. Ну, понял?

— Не может быть... Ладно — знаю, красные — фанатики. Особенно те, кто вырос при Советах. Но человек, выросший на Западе... Пусть и восточные поляки... Прости, но не верю. Не верю!

— Смешной... Мне. Всё равно. Веришь или нет. Полюбоваться тебе не дадут. Потому что оттуда не возвращаются. Понял? Нашего брата не пускают — а те, кто уходит в интербригады, не возвращается. Ыыххх...

— Дан. У тебя там кто-то... был?

— У меня. У нашего бармена. У нашего Бьорна — у него там особенно кто-то был. Да, Бьорн? Молчи, молчи... У Бьорна... Я скажу, сиди спокойно! У нашего Бьорна... там была Строгая Дама. Вот. Была. А теперь ты спрашиваешь, почему гуннам не дают ходу.

— Извини, Данни, я не понимаю — какая связь между... незнакомой мне дамой и самоубийственным упорством ополченцев-поляков?

— А. Ты только не пиши себе в "Чикаго Трибюн", что эти ребята — поляки. Там полно всяких мелких разновидностей сумашедших националистов, и тебе могут приехать специально набить морду. Восточные поляки, ха! Сами себя кем только не называют — только не поляками. Чокнутые идиоты!

— И всё же — с чего ты уверен, что эти кошмарные россказни — не коммунистическая пропаганда?

— А. Ты про Строгую Даму не понял. Не знаешь ведь, да? Ну вы там, со стороны, не знаете ведь ни черта. Про Учителей вообще. Потому что пропаганда. Красная пропаганда. Сначала эти идиоты убили Вовку. Вовку Бабулю. Не слышал, да? У вас в Штатах не сообщали? Ну подумаешь, бомбой на вокзале убили детей и с ними несколько воспитателей. Да? Это же гунны, мать их! А убили Вовку. Не знаешь. Где тебе знать.

А затем эти придурки из СС расстреляли Ингрид Стонненберг. Не слышал? Строгую Даму — библиотекаря Стонненберг. Идиоты. Вместе с ребятишками. Хотя она сумела троих спасти. Это же Стонненберг. И детишки добрались. И рассказали всё. О том, что эсес убивают всех — и убили Учителя.

— Жареный факт. Не знаю, как у вас, но в Штатах такая история многих заденет.

— Заденет... Ха, заденет. Парень. Эрни. Это были Учителя. Убили — Учителей, черт возьми! Ты ведь разговаривал с русскими? Ты ведь был в Испании на стороне республиканцев, да? Ты упоминал, что был в Памплоне — а это республиканский Берег. И ни разу русские не рассказали тебе о своих Учителях?

— Не приходилось. Как-то было не до детских воспоминаний.

— Причём тут сраные детские сопли? Тебе не пришлось услышать, что у русских есть авторитеты повыше Партии и Бога?

— Как-то мы обходились в разговорах без ссылок на авторитеты. Дан, попробуй обьяснить мне, из-за чего ты на меня злишься? Я такой же журналист, "акула пера". Я стараюсь быть честным, ты ведь говорил, что встречал мои репортажи. Чего ты взьелся? Я поставил выпивку, попросил помочь. Что за муха тебя укусила, Дан?

— "Акула". Ты, может, Эрнест, и акула, я... Я вряд ли тяну. Я — не такой самостоятельный, я — "продажная буржуазная писака", мать мою! И пишу, что мне заказывают, и чтобы было понятно и приятно — для моих хозяев. У меня ведь нет капиталов, чтобы быть честным и независимым. А потом приезжают такие парни, как ты. Которые Россию знают по репортажам. И по моим репортажам. И ни черта не понимают — куда попали. И когда я говорю прямым текстом — эти уроды убили, убили специально двух Учителей и теперь ни один! Ни один человек в этой стране не сложит оружия, не сдастся, не перестанет сопротивляться — ты не понимаешь! Это — Советы. И погибли не просто люди.

— Дан, попробуй представить, что я только что, вот буквально миг назад услышал о Учителях. От тебя. Кто это такие? Ты упоминаешь их с таким пиететом, словно они и есть правительство. Но кто у русских в кабинете, я вызубрил. Так кто они такие?

— Правительство. Ха, правительство! Нет, парень, Учителя — не правительство. Бери выше.

— Выше? Выше правительства — только Господь. Не боги же эти русские Учителя? Да ещё одна из них — вроде бы соотечественница Бьорна. Так?

— О, соображаешь! Молодец, можешь. Боги, говоришь? А что такое — этот самый бог, Эрни? Не как в библии, а в жизни? В повседневной жизни? Ты не думал, для чего обычному человеку бог в такой обычной его жизни?

— Бог? Не знаю, но как мне кажется, для обычного человека Бог — это тот, кто следит за ним. Всегда, всё время следит.

— Следит. Следит и думает: "И зачем я только создал это племя?"

— Следит и оценивает. Люди обычно не думают о Боге, Данни. А когда задумываются — решают, с ними Бог или нет.

— Ха. Как говорят здесь, в Совдепии: "Протез совести". Бог, Эрни — это тот, кто задаёт правила нравственности и смотрит из твоей головы, как ты соблюдаешь их. Какие у тебя правила — такой у тебя и Бог. Такой набор примеров, которым надо следовать, чтобы быть хорошим. Выбираешь десяток карточек с написанными благопожеланиями — и свой собственный Бог готов к употреблению. Удобно. Доступно каждому. Легко оборачивается в коммерческое предложение. Бог — в розницу и оптом. Мать вашу!

— А в России — по другому?

— А в красной Совдепии — всё не как у нормальных людей! Здесь считают, что пример надо брать не из книжки. А из жизни! С живых людей. Понятно? Человек может — и должен, чёрт их подери, сравнивать свои поступки не с бумажками, а с людьми. И по ним себя судить. Понял? Учитель — это человек, по жизни которого все, вся страна учится жить. Дошло? Вижу, что дошло — вон как глаза вылупил! Молчи, обьясняю. Никто не назначает, никто не выбирает. Или скорее, выбирают все. Когда о человеке начинает говорить вся страна, когда о нём спорят, когда пишут о нём стихи и анекдоты — тогда всем становится понятно — это Учитель. Вот так. И фрицы ухитрились убить двоих из Учителей. Чтобы ты знал — до июня в Федерации было одиннадцать. Только одиннадцать. Можешь сказать — живых воплощений совести. По которым каждый мерял себя. И наци надругались над каждым, убив Вовку. Вовку! Вовку, который учил малышню быть смелым, а взрослых — улыбаться, думая о завтрашнем дне. Потому что он сам был... как детская улыбка. Негаснущая улыбка. А немцы его в куски. Бомбой.

А потом они захватили международную комиссию. Которая вывозила еврейских детишек из больницы возле Вильны. Эти суки хотели сделать так, чтобы международные комиссары не узнали, куда делись дети. С-суки! Но в комиссии была Ингрид Стонненберг. Делегат от нансеновского "Фонда чрезвычайной помощи", работающая в России с двадцатого года. Чёрного года, года голода. Ингрид Стонненберг. О которой в России знают все. Потому что она никогда не лгала и никогда не позволяла лгать другим. Строгая Дама. Учила как спрашивать ответ — с себя. С других. Идиоты. Хотели обмануть. Строгую Даму. Не с их куриными мозгами. Не обманули. Просто решили убить. Дураки. Ингрид их обдурила. Сумела отослать несколько детишек покрепче в лес. Сумела передать трёх ребят на хутор. Нашла верных людей. Её — у-били. Понял?

— Дети рассказали?

— Дети... Когда сообщили об исчезновении комиссии Стонненберг, знаешь, как переполошились все? А потом ещё двое, мальчик с девочкой, всё же смогли выбраться к партизанам. О! Ты ведь уже понимаешь — такое русские не спускают на тормозах. Если уж они охотились за пилотами из штаффеля, бомбившего Минск в день гибели Вовки и выловили двоих, только чтобы вытрясти — приказывали им бомбить гражданские обьекты или вышло случайно. То уж когда говорят, что на Учителя сознательно подняли руку... В общем, забросили самых отьявленных зверей, они устроили гуннам кошмар и переловили всех, кто ещё был жив и имел отношение к "Инциденту Варайяве". Их притащили сюда и допросили. Очень хорошо допросили. А потом дали всем послушать. Вот так. Дети... Когда речь идёт об их обожаемых Учителях, русские серьёзны не по детски.

А в Восточной Польше ещё и без того идиотизма с убийством Учителей гуннов очень не любили. Приходилось слышать, что они натворили, пока русские их не выпроводили? Ну, что писали в западных газетах — да я сам писал. Короче, восточные поляки — сейчас полные психи. Самые оголтелые из националистов, даже ваши бандиты-"макаронники" отдыхают — и притом безумные фанатики Советов.

Советы — это вообще-то, сумашедшие. Собрать в кучу отпетых нациков всяких разных видов и приучить не рвать соседа, а работать вместе — на такое способны лишь такие безумные интернационалисты, как советские красные. Поляки, белорусы, украинцы, литовцы, евреи... Какой твари там только нет. Все ненавидят всех — такое вот рагу. Гунны с чего-то взяли, что когда полезут на Советы, местные передерутся между собой, а не станут вставлять им палки в колёса. Где уж поверить в "совместную борьбу против интервентов", это ж "красная пропаганда"! Нарвались... сразу стали огребать со всех сторон, а уж когда дошли истории про "подвиги" эсэс в Литве...

Ты можешь не доверять сообщениям из советских источников. Да мне самому не очень хочется им доверять. Если честно — верю. Что ополченцы вообще перестали оставлять позиции и стоят до последнего. Где заняли оборону, там и остаются. Знаешь, что это значит? Доводилось как-то слышать — в современной войне на каждого убитого солдата противника приходится от пяти до десяти бежавших, отошедших под нажимом без приказа или попросту выполнивших приказ об отходе. Где-то так. А теперь — представь, что никто не отходит, не пятится и не слушает команды "назад". Что значит? А то, что сила сопротивления возрастает как раз примерно в десять раз.