Зеркало войны

— Что там у Шурвеха?

У Шурвеха все оказалось намного лучше.

Плоты степняки не сделали — тут навык нужен. А вот брод найти — дело нехитрое. Прощупывай дно, и вперед. Где вплавь, где с ругательствами, но переправились, потом натянули веревки, благо, река оказалась достаточно узкой, и принялись переправлять все необходимое.

Те же луки со стрелами.

Привяжи, да плыви?

Нельзя.

Тетива не должна отсыреть, да и намокшие стрелы меткости не добавляют. Но постепенно, потихоньку...

Отряд в две сотни степняков занял выжидательную позицию. Любого, кто пойдет за водой, они встретят стрелами.

Кал-ран одобрил. Что ж, подождем немного.

Можно продержаться без еды. Но без воды? На солнцепеке — день будет ясным? Под обстрелом?

Долго наглецам не выстоять. А он потом отправит кагану письмо о своей победе. И...

Лучше сразу же написать про Торнейского. Да, так будет лучше всего. Два письма.

В одном он напишет, что столкнулся с отрядом Торнейского, численностью... тысяча человек. Нет, лучше две... ладно. Полторы тысячи врагов. Они уничтожили тысячу, но потеряли пятьсот своих и заперли врага в... интересно, как называется это место?

Неважно.

Главное, Торнейскому отсюда никуда не деться.

Так что каган может ожидать его голову на копье в ближайшее время.

Так будет лучше всего...

Мурсун потер руки — и принялся диктовать писцу нужные слова. Это ведь так важно — своевременно и правильно донести до начальства новости!

А то можно и без награды остаться. Или вообще...

Пишем.

Мой господин...

* * *

Рида известие о стрелках не порадовало.

— Думаешь, долго тут продержимся? — Стивен тоже был легко ранен в плечо, но отлеживаться в обозе не собирался.

— Хотя бы пару дней, — честно признался Рид. — потом пойдем к Дорану.

— Может, стоило пойти сразу? Здесь мы не передохнем...

— Главное, чтобы не передохли, — скаламбурил Рид.

Ему тоже было паршиво. Одна из стрел клюнула его в ногу, чуть пониже колена, и он прихрамывал, надеясь, что воспаления не случится. И так-то хромал, а теперь вообще...

Сволочи степные!

За водой теперь приходилось ходить по четыре человека, прикрываясь щитами. Получалось плохо, но пока хватало и людям, и лошадям. Тем не менее, ясно было, что долго так не простоять. Но может, хотя бы еще сутки?

Интересно, отправил ли Мурсун гонца?

Рид от всей души надеялся, что да. Флаг с белым зайчиком реял на ветру, словно издеваясь над степняками.

Расчет был прост.

Если Хурмаху донесут про Рида, он подождет идти на Равель. Свернет и двинется к нему.

Рид искренне надеялся, что достаточно насолил кагану, чтобы рассчитывать на его чистую и незамутненную ненависть. Это же такой шанс разорвать врага конями! Как его упустить?

И Равель выиграет еще немного времени. Хотя бы чуть-чуть...

Лишь бы успел Иллойский. Лишь бы он успел...

* * *

Не все из собравшихся в лагере думали сейчас о Равеле. Нет, не все...

Роман Ифринский переглянулся со своими друзьями. Виктор Лейнский и Эрон Шорский также были потрепаны, измучены, и ничего хорошего впереди не предвидели. Вообще.

Это не на параде красиво перед дамами гарцевать, это кровь, грязь, дерьмо в самых неприглядных их проявлениях. Это смерть и страх.

И Ифринскому вовсе не хотелось закончить жизнь здесь и вот так. В грязи, корчась от боли и запихивая внутрь распоротого живота вывалившиеся кишки.

— Торнейский нас всех здесь положит!

— Затем и шли, — ухмыльнулся Шорский.

— Лучше бы он лег, если ему так хочется, а мы остались, — Роман не собирался прощать Риду своего позора. Тогда, с крестьянкой...

Ну, побаловали они с этой шлюхой — и что такого? Все равно они там, в деревне, под всех ложатся! Чего было дворян при всем отряде унижать?

Такого Роман спускать Риду не собирался.

— Предложения есть? — Лейнский мыслил рациональнее. Чего ругаться? Лучше узнать, зачем Роман их позвал.

— Есть, — Роман оскалился почти по-волчьи. На грязном, запыленном лице, с дорожками от пота, смотрелось это устрашающе. — Еще как есть...

— Какие?

— Сбежать.

Шорский и Лейнский переглянулись.

— Не удастся, — покачал головой Эрон. — Куда? К степнякам в лапы?

— А хотя бы и к ним! Вы слышали, что сказал тот степняк?

— Нет.

— А я неподалеку был, — Ифринский вытер пот, еще больше размазав грязь по лицу. — Их сорок тысяч. Семь здесь, двадцать пять идет. Еще три идут по Интаре, пять под Ланроном.

— Нас просто сомнут, — Виктор мрачно посмотрел в ту сторону, откуда летели 'зажигалки'. — Мы даже отсюда не уйдем — не дадут.

— Торнейский сказал степняку, что он — здесь, — сообщил Ифринский. — Так что сюда ринутся аж двадцать пять тысяч обозленных степняков.

— Нам и десяти хватит, — не стал обольщаться Лейнский. — С лихвой и с избытком.

— Поэтому надо бежать.

— Сейчас это бесполезно, — Виктор покачал головой. — Нужно, чтобы мы могли выйти из окружения, чтобы достать коней...

— Или договориться со степняками, — согласился Эрон.

Ифринский поглядел на друзей.

— Раз так — ищем случай.

И ему ответили два согласных кивка. Умирать молодые люди не хотели. Это из столицы степняки кажутся грязным стадом, которое легко разогнать плеткой, а вблизи они куда как страшнее.

И страшна не смерть — аристократы не раз сталкиваются с ней. На дуэлях, к примеру.

Страшна грязная смерть. Именно ее и хотел избежать Роман.

Предательство?

Он и слова-то такого не допускал. Они просто уйдут за подкреплением. Подойдет Илойский, они ему все доложат, и с новыми силами...

Это не предательство. Это — тактический маневр, вот!

Аллодия, Аланея.

Его величество Остеон как раз читал бюджет, когда в кабинет заявился Найджел. Барист Тальфер, услышав голос принца и увидев, как поворачивается дверная ручка, с неожиданным проворством метнулся в королевский 'кабинет для уединения'. Остеон подумал, что стоило бы выставить нахала, но потом махнул рукой.

Тальфер был не просто необходим — он был незаменим. Никаких невероятно секретных тем король с Найджелом поднимать не собирался, а когда сын уйдет, он расспросит Бариста, что это за ужимки и прыжки.

— Отец! Утро доброе...

— Доброе, надеюсь, — остро посмотрел Остеон. — что случилось?

— Вечером состоится бал. Надеюсь, ты не забыл?

Остеон не просто забыл.

В гробу он тот бал видел, в пасти у шервуля. Самое время, Восьмилапый его сожри, тот бал! Но сын старался...

Остеон понимал, что между ним и Найджелом очень мало взаимопонимания, и не собирался отказывать сыну. Особенно в такой мелочи.

Бал?

Пусть будет бал.

— Все готово?

— Да! Я заказал шесть сотен белых роз...

Остеон едва не застонал, слушая про все заказы.

Розы!

Ленты!!

Свечи из белого воска с фитилем, пропитанным маслом!!!

И это во время войны! Когда нужно зерно, масло, когда нужны стрелы, баллисты, оружие, кольчуги, кони...

Вы хоть представляете, сколько это стоит?

Корона может не платить?

Интересное заблуждение. Забавное такое...

Корона обязана платить.

Это два купца могут задолжать один другому, могут поссориться, могут отправиться в суд... А вот Корона обязана платить по всем счетам.

Где взять деньги?

Да шервуль бы с ними, с теми балами и лентами! Обошлись бы! Лучше б еще пару кораблей с зерном закупили, и придется ведь закупить. Только надо будет займы сделать...

Война — дело всегда затратное, а уж со степняками...

Допустим, они победят. Какие Остеон получит трофеи?

В лучшем случае — дрянные доспехи, которые надо тупо считать по весу, как железный лом, и коней, из которых разве что колбасу сделать можно. И все.

Ни золота, ни драгоценностей — в Степи главная ценность — это вода.

Пленники?

Заставить степняков работать еще ни у кого не получалось. Проще сразу прибить.

Зато останутся разоренные территории, сожженные города и крепости, убитые люди — и приводить все к довоенному состоянию придется несколько лет. С войной, как с деревом. Срубить — час, вырастить — пять лет клади.

Еще кусок территории Степи. Тоже сомнительное сокровище, потому как границу переноси, крепости строй, отряды ставь... кто б на все это денег нашел?

Допустим, Аллодия проиграет. Остеон не желал этого результата, но допускал его.

Тогда все еще хуже. Они лишаются крупного куска территории, общей границы с Саларином, зато приобретают хищников на границе, и эту проблему опять-таки придется решать.

Нанимать войска, выбивать степняков со своей земли, заботиться о людях, кормить, устраивать...

Балы?

Ленты и цветы?

Да засуньте вы их себе туда, куда рука достанет!!!

Но вслух Остеон этого не сказал.

— Хорошо. Я не просто буду на балу, я даже открою твой бал.

— Только на мою фаворитку не покушайся, — рассмеялся Найджел. — а то знаю я тебя, ты еще о-го-го! Один взгляд, и Френсис я лишусь, а я ее долго добивался.

Остеон фыркнул.

Слышать такие слова от сына было приятно, но...

— Когда приедет Лидия, Сорийской в столице быть не должно. Джель, ты меня понимаешь?

— Так она ж еще не приехала, — Найджел широко улыбнулся и развел руками.

По мнению Бариста, который сейчас, скорчившись в три погибели, наблюдал за 'любящим сыном' в замочную скважину, принц сильно переигрывал, но кто б его спрашивал?

— Джель?

— Уберу я ее, уберу, — согласился Найджел. — Но пока-то можно?

— Пока — можно. Но я бы тебе советовал открывать бал не с ней.

— Хм-м... — Найджел так же показательно задумался. — а Лофрейнская тебя устроит?

— Диана? Рид не заревнует?

Найджел фыркнул.

— Да у него таких — пальцем помани. И потом, я же ее на танец, а не в кровать приглашаю?

Остеон подумал — и кивнул.

— Что ж. Пусть будет Лофрейнская. Спасибо, сынок.

— Ну, что ты, отец. Неужели я ради тебя не поступлюсь такой мелочью?

Остеон вздохнул. Неслышно, про себя... неужели сын взрослеет? Хоть как-то... Брат милосердный, Сестра всевидящая, помогите! Ведь править мальчишке, может, уже и скоро...

— Спасибо.

— У тебя вина не найдется? Спасибом сыт не будешь...

— Травяной отвар, — кивнул Остеон в сторону кувшина.

Найджел скорчил гримаску.

— Гадость. Ладно... тебе налить?

— Наливай, — махнул рукой король.

И принял из рук сына кубок с горчащим отваром. Гадость, все же, этот отвар. Гадость... даже мед его не спасает, только еще противнее становится.

Найджел заручился обещанием отца присутствовать на балу, и удалился.

* * *

Стоило только хлопнуть двери, как Барист выбрался из места уединения, и поклонился.

— Простите, ваше величество.

— И что все эти прыжки значат? — Остеон не гневался. Ценным специалистам можно прощать некоторые странности, но хотелось бы объяснений?

— Ваше величество, его высочество меня не любит, и я счел за лучшее не раздражать его своим видом, — Барист низко поклонился.

— Неубедительно.

Дураком Остеон точно не был.

Барист поклонился еще раз.

— Ваше величество, другого объяснения у меня нет.

Остеон прищурился.

— А если я разгневаюсь?

Сказано было без особого давления, но уже с намеком.

Барист опять поклонился.

— Ваше величество, мне остается только полагаться на ваше милосердие.

Молчание было ему ответом. И пристальный взгляд.

— Ваше величество, я подозреваю леди Сорийскую...

— И в чем же? — недовольства в голосе короля уменьшилось.

— Не всем выгоден союз между нашими государствами...

— Данза? Или Шемаль? Грат и Калинд достаточно далеко, но кто их знает?

Барист еще раз поклонился.

— Ваше величество, простите, но я пока не могу сказать точно...

— И поэтому прячешься от моего сына?

— Вряд ли его высочество одобрит мое... отношение к его фаворитке.

Остеон покачал головой.

— Не думаю, что Найджел знает или даже догадывается о твоих подозрениях.

— Ваше величество, я подозреваю, что кто-то заплатил леди Френсис, чтобы она расстроила наш союз с Эларом. Отсюда и... известный вам инцидент на балу.

Остеон вспомнил сына со спущенными штанами, и нахмурился.

— Мне кажется, она слишком глупа для подобного.

— Не умом единым, ваше величество...

— И кто же может стоять за ее спиной?

— Пока не знаю, ваше величество. И надеюсь узнать. Ваше величество, мне не хотелось бы пока отвечать на вопросы его высочества. Я понимаю, что это...

Остеон махнул рукой.

— Найджел все равно узнает. Все равно...

— Ваше величество, я все понимаю. Но...

Его величество только покачал головой. Глупо, по-детски, но — пусть. У всех свои странности, а Баристу они простительны. Он финансист от Брата и Сестры. Или — от Восьмилапого, кто уж знает.

— Ладно. Что у нас там с зерном?

— Куплено тридцать два корабля. Надо бы еще столько же...

И мужчины опять вернулись к обсуждению бюджета.

* * *

Варсон Шефар хлопнул по заду пышнотелую красотку.

— Эх, и хороша ж ты, Катинка!

Личная доверенная служанка Френсис Сорийской подбоченилась. Она действительно была хороша. Рыжеватые волосы, карие глаза, плотно сбитая фигура с соблазнительными округлостями в интересных местах, улыбка на алых, без всякой помады, губах — мужчины не оставались к ней равнодушными. Были девушки и симпатичнее, но Кати была обаятельной и очень живой. Яркой, искристой...

Варсон понимал, что это работа, но и то попадал под ее обаяние.

— Ты, небось, всем это говоришь!

— Как ты могла так подумать?

Варсон выглядел истинно оскорбленной невинностью. Кати покачала головой. Видала она таких кавалеров, видала и поавантажнее, но... приятно же! Конечно, честной девушке надо думать о замужестве, о своем приданом, но пока брак никто не предлагает, что бы и не принять ухаживания симпатичного парня? Известно же, девушку в глазах окружающих поднимают мужчины.

Нет у тебя никого?

Понятное дело, никому ты не нужна, никто на тебя не позарится.

Есть кто-то?

Как известно мужчины в чем-то очень стайные. Нужна одному — будешь нужна и всем. Так что Кати не отвергала ухаживания Варсона с ходу. Пусть походит, опять же, цветочки, ленточки, пирожки — пустячок, а приятно...

— Знаю я вас, мужчин...

Но протеста в голосе не было.

— А как насчет узнать нас получше? Приходи сегодня к конюшне? Погуляем...

Кати покачала головой.

— Ох, сегодня никак.

— А что такого?

— Хозяйка злая, аж смотреть страшно! Еще вернется, а меня не будет — выгонит в ту же минуту. Еще и плетей дать прикажет.

— А что случилось-то? Бал же сегодня, принц устраивает? — Варсон смотрел так невинно, что обманулась бы любая. Не стала исключением и Кати.

— Да хозяйка узнала, что ей бал с принцем не открывать...

— Так и что ж?

— А если дальше хуже будет? Другую найдет? Или вообще ее отошлют? — Кати округлила глаза, как совенок на дневном свету.

— Да кто ж такую красотку отошлет? Что ж наш принц — дурак, что ли?