Смоленское направление 1

Разобравшись с завалом из коробок и, подхватив тощие сидоры своих будущих работников, я подошёл к рабам. Десяток очень истощённых людей в дубовых колодках смотрел на меня злыми, полными ненависти глазами в ожидании своей участи. Их одежда представляла собой жалкие лохмотья. Обуви не было вовсе, зато запах давно немытого тела буквально висел в воздухе.

— Слушать в два уха, пока они есть. Я ваш новый хозяин. Здесь будет строиться крепость. Кто будет работать, тот получит новую одежду, сытное питание, кров и по окончании строительства свободу. Кто захочет убежать, будет пойман и убит.

Сидевшие на траве пленники, смирившись со своим положением, молчали. Возможно, им впервые за несколько дней предложили еду и рассказали о том, что их ожидает. Да и заплечные мешочки с лямками, как раз по количеству сидельцев, говорили о том, что сначала будет аванс, а не изнуряющая работа. Расценив молчание как знак согласия, я развязал первый попавшийся под руку вещмешок и вытащил из него миску с ложкой. Затем извлёк булку отрубного хлеба.

— Кто умеет кашу сварить?

— Я могу кашеварить, — ответил мужичок с колодкой на шее, сидевший как раз передо мной.

Повар нашёлся сразу, видимо поговорка 'поближе к кухне подальше от начальства' имеет глубочайшие корни. Деревянный клин, удерживающий доски колодок добровольца, Савелий выбил с двух ударов топора. Пока закипала вода в казане, один из рязанцев принёс кашевару мешочек с крупой и миску соли, а я успел распаковать десяток куриных тушек, выложив их прямо на траву. Птиц, приняв их за огромных фазанов из ледника, тут же разрубив на части, и побросали в котёл. Затем, под моим руководством поставили палатку для охраны и палатку для рабов. Каждому досталось по войлочной кошме и одеялу. За это время остальные выкопали яму для оправления естественных надобностей и заготовили дров. К закату, работы по обустройству лагеря и обильный ужин были закончены, порядок дежурства озвучен, так что смело можно было готовиться ко сну. Заночевать я решил со своим воинством.

На заре меня разбудил Савелий, вернее тревожный колокольчик, когда рязанец зацепил ногой леску, натянутую перед шатром.

— Алексий, просыпайся. Пахом спешно отплывает. Даже не снедал. Странно это. Кабы не Ратибор, он бы тебя ещё вчера жизни лишил. Нельзя его отпускать.

— За что меня жизни лишать?

— Ты думаешь, я просто так тогда к тебе подошёл, людей своих предложил нанять? Договор у нас с Пахомом был, да только не по нраву он мне стал.

Нащупав ракетницу в рюкзаке, я вышел из палатки, сделал потянушки и направился к берегу. Один из людей купца уже привязывал резиновую лодку к ладье.

— А ну стой! — Заорал я, выстрелив ракетницей в воздух. — Немедленно отвяжи, иначе навсегда останешься тут, в реке.

На крик и шум выстрела высунулся перепугавшийся Пахом. Посмотрел в небо, хотел было перекреститься на падающую звезду, сказал несколько слов про себя и, брызжа слюной, стал отчитывать своего человека.

— Ты чего сотворил, тать? Евстафий, я тебя спрашиваю.

Слабая попытка оправдания кражи: я не я и лошадь не моя — результата не принесла. Поступок новгородцев рушил все мои планы. И хоть ворюга отскочил от лодки, вертящаяся голова от Пахома ко мне с явным вопросом 'что делать?' выдавала истинного виновника происшествия. Тем не менее, я решил не обострять.

— Пахом, не буди лихо, пока оно тихо, да про договор наш не забудь. Этот случай и то, что вчера хотел сделать, мы забудем. Правда!? Выполни всё, о чём договаривались, и я озолочу тебя. Ровно через седмицу жду тебя с работниками и ладьёй. Нагружу судно до краёв. Повезёшь в Смоленск такой товар, которого даже в Царьграде нет.

Впервые за много лет новгородскому купцу стало стыдно. Мало того, что Савелий не прирезал ночью византийца, о чём сообщил четверть часа назад, так ещё и на воровстве поймали. Будь на месте Ильича какой-нибудь торгаш из Швеции или с Западных островов, он бы и глазом не моргнул. Но Пахом Ильич всё же иногда вспоминал о совести, и, перейдя известную границу, вороватый купец мог лишиться самого важного, торговой чести. Это не на кистень, так сказать, в 'честном бою' взять. Кто-нибудь да сболтнёт, причём в самое неподходящее время. А дальше... С нечистым на руку никто торговать не станет, и сиюминутная прибыль в итоге может оказаться началом полного разорения, но предложение о новом товаре всё меняло. Теперь его грешные манипуляции сводились к хорошо просчитанной комбинации по получению товарного кредита. Проверял он торгового гостя. Византиец оказался тёртым калачом, таким же, как и он, то бишь, с одного поля ягода, и это заставило опустить руку с ножом, готовым вонзиться в стоящего на берегу.

— Добро Лексей. Буду в срок. Жди.

Привязав лодку к колышку, и проводив взглядом, уходящую ладью, я вернулся в палатку. Надежды встретиться вновь с новгородским купцом у меня не осталось. Ключ в замок и всё хорошенько обдумать. Сбежит купец — найдём нового. Причал построим, флажки развесим. Не может быть, что бы он один по реке ходил. Не сошёлся на нём свет клином. Как только обустроюсь, разведаю местность. А там объявлю о себе, и кому надо сами придут. Хоть из того же Мстиславля, пусть и крошечного, но всё же городка. Вскоре я смог забрать одежду для работников и амуницию для своих бойцов. Знакомый прапорщик втюхал мне, как он думал, списанную полевую баню на шесть человек и холм с камнем должен был обрасти ещё одной брезентовой крышей, чему я был только рад. Начиналось время инвестиций.

В шесть утра на базе 'средневековье' я устроил подъём, хотя после выстрела из ракетницы, никто уже толком не спал. При помощи инструкции, внимательно изученной мною ещё в Севастополе, я установил каркас походной бани. Дальше работали сообща. Вместе выкопали канаву для воды, сложили в стопку перед входом шайки, поставили нагреватель с двумя бочками, и пока вода грелась, я показывал новое обмундирование. Изысков в одежде не было, что оказалось сразу отмечено, но наличие обуви, вернее, как она была пошита, вызвало чувство восторга. Кто бы мог подумать, что правый и левый ботинок произведут так много разговоров. Привыкшие иметь обувь на 'одну ногу', люди, как обычно бывает, отнеслись поначалу с недоверием, затем приспособились, а потом — восхитились. В процессе перебирания обновок, у каждого, оказалось, по куску мыла с мочалкой. Объяснив как ими пользоваться, я отправил народ мыться, по четверо за заход. Сначала начальство, а потом остальные. В итоге мы с Савелием остались за одним столом вдвоём.

— Алексий, скажи мне, откуда всё это? Из своего шатра ты достаёшь столько диковинных вещей, которых я никогда в жизни не видел. Да и не поместится всё это там. Я ж у князя когда-то в сотниках ходил, в кремле часто бывал. Все купцы свой лучший товар сначала туда свозили. Кое-что и сам покупал. Так те вещи по сравнению с твоими и рядом положить стыдно. Но ты не купец, нет в тебе стяжательства. На волхва не похож, хотя утром огонь рукой сотворил, чародейства злого, как колдун чёрный — не делаешь. Оттого два вопроса у меня: кто ты, Алексий и зачем мы тебе нужны?

— Что ж, на эти вопросы ответить надо. Но сначала я возьму с тебя клятву, что это останется между нами. Никто не должен узнать.

— Перуном клянусь Алексей. Твои слова умрут вместе со мной.

— А почему Перуном? Ты ж вроде христианин.

— Ну, христианин. А только воинский бог наш Перун. Ему клятву даём.

— Ну, смотри, Он всё видит. Не трудно догадаться, что я пришёл издалека, да и не скрываю этого. Большая беда угрожает Смоленским землям. Ты уже и сам сталкивался с нею. Так вот, мне очень не хочется, что бы участь Рязани постигла и это княжество. Ибо для меня нет разницы между Рязанью, Смоленском, Новгородом, или Киевом с Черниговом. Всё это Русская земля, и живут на ней русские люди, как ты их не назови: вятичи, кривичи, уличи; все они братья. Большего я сказать не могу.

— Беда — это степняки?

— Не только. Хотя, и они тоже. В принципе, вы мне особо и не нужны, но так сложились обстоятельства, что я склонен верить о не случайности нашей встречи. Может, это и к лучшему. Что же касается разных диковинных вещей, то не стоит удивляться. Больше того, воспринимай их так, словно это обыденность. Наша земля богата тайнами и поверь мне, даже самый умудрённый старец на всём свете не знает их сотой части. Мне лишь доверена одна из них. После того как вы омоетесь, я выдам оружие. Надо бы определиться с присягой и порядком несения службы. Слушай меня во всём, и ты отомстишь степнякам за Рязань и за всё, что пережил. Поговори со своими людьми, если вы со мной, то принесёте клятву. Если нет, то согласно уговору, в начале осени вы свободны как ветер. Кстати, полученную амуницию с собой заберёте, а я найду себе других. Ты даже не вспомнишь, что меня видел.

— Я всегда знал, что где-то в лесах существуют предки-хранители. Не врали вчера руны Ратибора. — Пробормотал Савелий и, указав пальцем в сторону чащи, добавил, — Они тебя послали?

— Сам не знаю. Но выходит, что так.

В качестве доказательства таинственных покровителей я показал Савелию на экране телефона отрывок из кинофильма про Александра Невского. Конечно, в подробностях ничего не разглядеть, но картина в целом была понятна. Маленькие люди скакали на лошадях и правдоподобно мутузили друг дружку всяческим железом. Естественно, когда с тобой делятся подобными откровениями, приобщают к вещам, синоним которых, не иначе как чудо, наступает ответная реакция. В Савелии зажглась надежда, и я понял, что он будет со мной до конца.

— Это произойдёт совсем скоро, через год. Поможешь мне?

— Чудно всё это. А что ещё можешь, кроме видения будущего?

— Многое... а может, совсем ничего. Давай о другом, более важным на сегодня поговорим. Я вот, что хотел у тебя спросить, какие доспехи и оружие вам более привычны? Что бы вы хотели иметь, исходя из того, что столкнуться придётся не с беглым рабом, а возможно с хорошо вооружённым пехотинцем или всадником? Просто из сказанного вчера, я понял, что все сносно управляются с копьём и кольчуга со шлемом предел мечтаний. Но самое основное, могу ли я положиться на этих людей?

— То есть ты дашь нам любое оружие и бронь, какие бы мы не попросили?

— Именно. Всё кроме лошадей, их у меня с собой нет.

— Я не буду хвастать, что со мной остались лучшие. Это далеко не так. Остались те, кто смог выжить там, где сложили голову самые опытные, а значит, удача их не оставила. Кто-то, к примеру, Ратибор, с пяти годков отроду к острому железу привыкал и мне кажется, что нет такого оружия, с которым бы он не подружился. А взять Велимира, так он только три года назад первый раз секиру в руки взял. Вот такие со мной люди: все разные, все со своими судьбами, своими думами и пристрастиями. Мне они доверяют и сделают то, что я скажу.

После помывки отряда настала очередь рабов. Бросив в костёр их старые лохмотья, я выдал им робу, объяснив, как обращаться с новинкой; что тренчик удобнее носить под рубахой, а не поверх. Однако привычка подпоясываться по-своему взяла своё, и мне пришлось не обращать на это внимания. Рано или поздно народ сам придёт к правильному решению. Брюки, не застёгнутые на пуговицы, спадали, и лишь когда они сами убедились, что надо не подкатывать материю у живота, а делать всё, как говорят знающие люди, с одеждой справились. Тем временем подоспел завтрак, а я отправился за оружием.

Окончив приём пищи, Савелий собрал своих товарищей и что-то им втолковывал. Что им он говорил, я не слышал, но лица были явно заинтересованы. Проверив, всё ли готово к дальнейшему представлению, которое я собирался разыграть, вышел из палатки и подошёл к ним.

— Савелий, сейчас надо принять решение, принесёте ли вы мне клятву верности и будете великими воинами, или останетесь на три месяца простыми охранниками.

Я развернулся и пошёл в сторону шатра.

— Алексий! Мы дадим клятву. — Раздалось за моей спиной.

Не оборачиваясь, я зашёл в палатку. Взяв раскладной стол и вынеся его наружу, накрыл красным сукном. Наблюдая за моими действиями, рязанцы окружили стол полукругом. Восемь мечей легли перед строем. Следующей ходкой я вынес знамя, укрепив его в треножнике из-под новогодней ёлки. Красное полотнище затрепетало на ветру, и откуда ему было взяться, если ещё минуту назад даже травинка не шелохнулась? Минутный порыв был настолько сильным, что чуть не сорвало сохнущие на верёвке мочалки. С реки дохнуло на потемневший вдруг холм холодным воздухом, солнце сверкнуло лучами и спряталось за чёрную тучу. Молнии, готовые в любую секунду сорваться с краёв облака, не пускаемые чьей-то могучей рукой, сжигали себя, запахло грозой. Но новый порыв вновь осветил холм, разорвал тучу в клочья, и солнце озарило небосклон короткими вспышками, словно по его раскаленному ободку, кто-то ударил гигантским молотом. Началась присяга.

— Сотник Савелий! Подойди ко мне.

Савелий гордо расправил плечи, в глазах решимость, и мне отчётливо стало видно, что теперь для него начинается восхождение к новому для себя, более высокому месту в мире, месту, которого он, безусловно, заслуживал.

— Повторяй за мной. Я, Савелий, клянусь защищать свою Родину до последней капли крови, служить Алексею верой и правдой, и если я нарушу данную мной клятву, то пусть покарает меня Бог. Клянусь.

Я протянул меч. Сотник вынул меч из ножен и взмахнул над головой.

— Любо! — Заорал он.

— Любо! — Ответили семь голосов.

Каждый подходил к знамени, принимал присягу и получал меч. Внезапно сверкнула молния, и спустя несколько секунд раздался страшный грохот. На небе уже не осталось ни облачка, а где-то рядом, со стороны Мстиславля зарядил такой ливень, о котором говорят: 'льёт как из ведра'. Я достал бутылку шампанского, выбил пробку и налил вино в специально приготовленный для такого случая кубок.

— Это наша первая братина. Выпьем же это пенное вино на радость нам, пусть сгинут враги с земли русской!

После того, как кубок опустел, торжественное мероприятие можно было объявлять закрытым. Настало время выполнять обещания. Выделенные Савелием люди вынесли из шатра несколько сундуков, сумку и длинный свёрток. В первом, наиболее объёмном ящике, лежали каплевидные щиты, шестьдесят на девяносто, оклеенные качественным брезентом со стальным умбоном в центре. Во втором были доспехи с сопутствующей амуницией, а в самом малом находились каски. Тут же началась примерка и испытания. Обыкновенная бриганта, но сталь её пластин на это время не пробивалась, ни одним оружием. Стрела, выпущенная из лука с десяти шагов, ломалась, топор только оставлял след. Придя в восторг от брони, рязанцы сникли при виде касок — шею и лицо не защищают, однако отсутствие клёпанных или сварных швов, а так же идеально ровная поверхность — изумила. Только это было не всё. Каждый получил по трёхметровой рогатине и чекану. Дальше пошли портупеи с ножнами и ножи. Их сталь была выше всяких похвал, но всеобщее внимание привлёк арбалет, оказавшийся в руках Савелия. Сотник и раньше видел подобное оружие, но чтоб использовались блоки, и был приклад с рукоятью, ни как не вписывалось в его понимание. Пришлось показать, как заряжать и целиться из него, сопровождая все действия подробными комментариями. С пятидесяти аршин гарантированно поражались цели, защищённые двухмиллиметровым железом, хотя, я бы и на вдвое больше расстоянии не рискнул бы подставить под выстрел латника.