Попаданки в матросках!

— Справимся! — уверенно кивнула Сэйлор Меркури.

* * *

Ночь. На проселочных дорогах шумят моторы медленно едущих грузовиков, тихо шлепают копыта лошадей и сапоги пеших солдат (ведь дивизия и на половину от штата не укомплектована автотранспортом!) — идет наступление на Епифань. Да, наконец-то наступление, уже несколько дней гонят красноармейцы врага со своей земли. Говорят, севернее немец пытался удержаться на реке Проне — да не смог, откатился дальше на запад. А здесь хочет такую же линию обороны выстроить по берегам Дона. И маленький городок Епифань — ключ, открывающий в этой обороне дверь. Возьмет его Красная Армия, не даст фрицам зацепиться и за этот рубеж — побегут те еще дальше, а там уж... Что будет "там уж", простые красноармейцы пока и не знают, но надеются, что где-то там ждет их Победа...

Возвращается конная разведка, недолгий разговор с шофером одного из грузовиков — и вот тот отделяется от колонны передового полка и сворачивает следом за кавалеристами на совсем уж едва заметный проселок — не то маленькая дорога, не то большая тропа. А шофер в кабине — майор госбезопасности Васильков, рядом с ним сидит Сэйлор Меркури, которая внимательно сканирует снега вокруг, выискивая энергию вражеской активности. В кузове едут остальные сэйлор-воины.

Когда тропа окончательно исчезла, маленький отряд остановился, и воительницы высыпали из машины наружу.

— Ну, вот и все, — объявил им "васильковый" майор Васильков. — Дальше вы уже сами. Там — город, река — здесь. Значит, вам — туда, ну а потом налево, а дальше... дальше бейте врагов, в общем.

— Когда мост будет наш — Венера пустит в небо вертикальный луч, — кивнула Ами.

— Хорошо. А теперь, внимание! — перешел на русский майор. — Красноармейцы — всем отвернуться! Девушки сейчас переодеваться будут!

— Надо же хоть сколько-то секретность соблюсти, — пояснил он воительницам. — Идите.

Скинув зимнюю красноармейскую форму, девочки в течение нескольких секунд огромными прыжками унеслись в темноту.

— Ну, чисто блохи, прыгают! — не удержался от восхищенного восклицания Васильков. — Можно повернуться.

— А где?.. — пробормотал один из опешивших разведчиков — от скрывшихся союзниц осталась только лежащая на снегу зимняя одежда.

— Улетели, — серьезно пояснил майор. — А наша задача теперь — оставаться здесь и ждать, пока не прилетят обратно.

* * *

Прыг-скок, прыг-скок — по снежному полю. Прыг-скок, прыг-скок — по присыпанным снегом кочкам луга у берега. Прыг-скок, прыг-скок — по толстому, засыпанному снегом, льду зимнего Дона. А вот и мост.

— Мыльный дождь! — вертясь вокруг своей оси, тихо объявляет Сэйлор Меркури. И все вокруг скрывает холодный туман.

Этот туман постепенно подползает к мосту — вокруг и так ночь, а уж теперь-то враг и свою вытянутую руку не разглядит.

— Черт! — изумленно ругаются немецкие часовые, для которых полная потеря видимости становится внезапным сюрпризом.

Хоп! — воины в матросках запрыгивают (и точно, прямо как блохи) со льда прямо на мост. А затем в густой темноте слышится японская речь вперемешку с немецкими криками и выстрелами (ни один из которых не достигает цели).

— Пинок Сэйлормун!

— Пинок Сэйлор Венеры!

— Я — воин воды и мудрости Сэйлор Меркури!

— Я — Сэйлор Марс! Примите наказание от моих каблуков!!

— А я — Сэйлор Юпитер и просто набью всем морду!

Высоко в ночное небо устремляется яркий золотой луч, который видно во всем городе. И за городом — тоже.

Поначалу казалось, что ничего не изменилось — едва стих шум перестрелки на мосту, вновь установилась тишина. Как впоследствии выяснилось, 323-я дивизия просто еще не успела выйти на рубеж атаки к моменту сигнала, отстав от девочек на полчаса, хотя луч там тоже заметили и знали, что он означает.

Но поскольку и все в городе, кто не были слепоглухими, тоже луч видели и выстрелы слышали, еще до атаки с севера к Дону уже, сломя голову, поспешили немецкие зольдаты. Сначала — один взвод... Который Юпитер испепелила одним (но длинным) снопом молний. А потом... потом Макото этого показалось мало, так как идущая от моста улица, как назло, вскоре слегка поворачивала, не давая разглядеть, что там за углом, и пострелять по этому чему-то, вот Мако и предложила "совершить манёвр":

— Я сбегаю вон туда, запрыгну на крышу вон того дома и сверху смогу накрыть полгорода! А то они опять свои минометы притащат, как в тот раз, и начнут... Нельзя их подпускать! Самим наступать надо! Я оттуда всех смахну!

Быстро оценив предложение, Меркури согласилась — и Юпитер ринулась вперед.

А с крыши облюбованного ею дома действительно можно было контролировать... не полгорода, конечно, но ближайшие улицы и улочки. Так что, когда к мосту двинулся новый отряд, уже побольше, Юпитер с легкостью "смахнула" и его, превратив в пепел, засыпавший мощенную еще дореволюционным камнем старую улицу.

Однако к этому времени по городу уж разносился гром канонады, а над окраинами вспыхивали осветительные ракеты — наконец, пошел в атаку подошедший 1086-й полк 323-й дивизии. Немцы, однако, были готовы и встретили его чересчур сильным огнем артиллерии, минометов и пулеметов. Красноармейцам пришлось залечь в снегу...

Именно в этот момент почувствовавшая заминку Меркури просканировала город, установив место расположения всех орудий, и встревоженно сообщила, что "их тут слишком много", и наступление может задержаться.

— Тогда я тоже совершу манёвр и им помогу! А вы — охраняйте мост, никуда не уходите! — ответила Сэйлор Венера — и по примеру Макото устремилась вперед, прыгая прямо по крышам домов.

Те немцы, кто замечал ее мелькающий в ночном небе силуэт, застывали с разинутыми ртами, а потом начинали что-то бормотать про ведьм. А Минако тем временем допрыгала прямо до Успенского женского скита, расположившегося на краю города, и, подскочив повыше, взлетела на колокольню храма. Правда, тут же выяснилось, что еще до нее это же место облюбовал немецкий пулеметный расчет — но Венера быстро его отпинала, одновременно объясняя, что девочек обижать не следует, особенно таких симпатичных и обаятельных, как она! Речь была очень хорошей, жаль, что немцы не понимали по-японски... А завязав бантик на сияющей цепи, которой сковала пленных, воительница сама принялась пускать с верхушки колокольни лучи полумесяца, расчищая путь правому крылу советского полка, благо, с этой позиции между ней и немцами было только хорошо простреливаемое чистое белое поле.

Оное "правое крыло" быстро заметило происходящее и, пусть еще ничего не поняв, с криками "Ура!!" поднялось в атаку. Поднялось и побежало по тому самому заливному лугу, обходя немецкую линию обороны с фланга! А обойдя — ворвалось уже в город, растекаясь по епифанским улицам, где тут же разгорелись перестрелки. Немецкий рубеж обороны быстро рухнул, в наступление перешел уже весь полк и принялся отвоевывать квартал за кварталом. Минако же, очистив от фашистов все улицы, которые простреливались с колокольни, предпочла "ускакать" обратно к мосту. Теперь перелетающую с крыши на крышу девичью фигурку провожали ошарашенными взглядами уже красноармейцы...

В рядах немцев, попавших под таинственные лучи и видевших, как их однополчане буквально рассыпаются в пыль, поднялась паника — они начали беспорядочно отступать, затем бежать, а 1086-й полк гнал их, пока не дошел до стоявшего в центре города собора. На его колокольнях у фрицев, к сожалению, тоже стояли пулеметы, так что атака главных сил красноармейцев на некоторое время забуксовала. Однако командир полка Богданов выслал по одному батальону в обход собора с востока и с запада, так что через некоторое время, когда окрестные улицы оказались очищены от противника, был взят и собор.

Почти половина города уже была в руках советских войск, путь за реку по-прежнему отрезан, но командование "здешних" немцев явно не собиралось следовать благому примеру генерала фон Лёпера и сдаваться. Вместо этого на "немецкой" половине Епифани начали слышаться звуки взрывов и стали разгораться рукотворные пожары...

— По кому они там стреляют?.. — сначала не понял Богданов. Но вскоре догадался:

— Ах, сволочи, это же они дома наши жгут и взрывают!! Только чтобы нам не отдавать!

Увы, его догадка была верной — хотя Гудериан, отдавший приказ об обязательном в случае отступления уничтожении любого имущества, которое нельзя взять с собой, уже пребывал в советском плену, в армии его приказ продолжал действовать. А "епифанские" немцы явно стремились его даже перевыполнить.

— В атаку, товарищи! Не дадим фашистам спалить город дотла! — с этим возгласом Богданов лично повел в новую атаку один из своих батальонов.

И вновь разгорелся ожесточенный бой. Немцы поначалу сопротивлялись упорно, стреляя почти из каждого и из-за каждого каменного здания, попадавшегося на пути батальона, а некоторые каменные дома даже и тут умудрились успеть взорвать при отступлении, но, наконец, не выдержали и обратились в бегство. Два русских батальона рассекли силы фрицев в восточной части Епифани на несколько кусков, окружили эти куски и принялись уничтожать их по одному.

Но в южной части города наступление шло медленнее, немец стоял стеной, хотя особого смысла в этом уже не было — разве что только затем, чтобы успеть сжечь и взорвать побольше домов советских людей, потому что каменные здания продолжали взрываться, а деревянные вспыхивать...

И тогда на западе Епифани, неподалеку от моста, снова засияли золотые лучи, синие снопы молний, красные потоки огня — это воины в матросках, сообразив, что происходит неладное, двинулись в наступление навстречу красноармейцам, расчищая от фашистов соседние улицы и улочки.

Это стало последней каплей — у немцев снова началась паника. Многие кинулись бежать на юг, запад и на юго-запад — куда угодно, лишь бы подальше от странных "ведьминых" лучей, огней и молний. Многие, но не все. Даже сейчас некоторые немцы все же продолжали стрелять и старались поджечь дома, рядом с которыми находились. А когда советские бойцы приблизились к зданию городской школы, где расположился немецкий штаб — прогремело несколько взрывов, превративших школу в полуразрушенный остов. Взятые в плен немецкие солдаты потом рассказывали, что школу взорвал лично командир епифанского гарнизона. Взорвал — а потом застрелился. Но это была лишь агония. Пусть весь юг Епифани и пылал огнем, а дым заволок там все улицы, немцев уже добивали и здесь.

Под прикрытием же густого дыма по городу бродили пятеро расстроенных девочек в матросках, одна из которых непрестанно поливала горящие дома потоками больших и холодных "мыльных пузырей", от соприкосновения с которыми пламя тут же затухало...

(Прим. авт.: в РИ отступающие немцы взорвали 60 % всех каменных зданий Епифани и сожгли треть всех деревянных, на Нюрнбергском процессе Епифань фигурировала в списке наиболее пострадавших от преступных действий немцев городов)

Глава шестая

Город Епифань, 11 декабря

До революции этот дом принадлежал жившей в Епифани купеческой семье Пучковых — потому так и зовется до сих пор "Дом купцов Пучковых". При советской власти на втором этаже открылся художественно-исторический музей, а на первом расположился городской Дом пионеров. Что тут делали немцы во время недолгой оккупации? Да уж ничего хорошего... Но сейчас, сразу после освобождения города сюда переехал штаб 323 стрелковой дивизии и временно заселились "бродячие" командарм Голиков с членом Военного совета армии Николаевым. Но кроме того, именно здесь в данный момент "проживают" лунные союзницы, наверное, спасшие этой ночью полгорода.

Навоевавшиеся за ночь девочки потом еще тушили пожары, а после этого отправились в полковой лазарет, где Сэйлормун помахала своим... как его... лунным жезлом, сказала что-то по-японски, и... все раненые за несколько мгновений выздоровели, приведя врачей едва ли не в тихое помешательство. Так что теперь, после всех этих геройств, лунные девочки уже который час вповалку спали в выделенной им комнате на постеленных прямо на пол плащ-палатках. Прижавшись друг к другу... На редкость милая картина.

Командарм осторожно заглянул в комнату, убедился, что все в порядке, и тихо прикрыл дверь. По его губам скользнула невольная улыбка — и как это у них только получается, быть такими грозными воительницами и такими милыми девочками одновременно? Ничего, пусть пока спят, и без них пока что справляемся. Кстати, надо будет предложить, чтобы после отъезда штаба Дом купцов Пучковых передали местной школе. Здание самой-то школы фашисты взорвали, а опять начинать учить епифанских детей — нужно будет обязательно и поскорее...

К утру одиннадцатого декабря Епифань была полностью освобождена от немцев (на этот раз — на два дня раньше, чем в иной истории, и куда менее разрушенной при этом), и в нее входили все новые батальоны 323-й дивизии. Которые тут же бросались восстанавливать разрушенные линии обороны немцев и рыть новые окопы, а также ставить на новые позиции орудия, минометы и пулеметы — как советские, так и трофейные, еще недавно стрелявшие по бойцам этой же дивизии. Потому что вот-вот к городу должны были подойти главные силы 112-й пехотной дивизии фашистов, и следовало встретить этих "дорогих гостей", как положено, со всем исконным русским гостеприимством — как еще Александр Невский завещал делать с теми, кто придет к нам с мечом.

Впрочем, Голиков и не сомневался в победе — ведь фактически это 112-я пехотная тут уже в ловушке. В результате пленения штаба Гудериана и "преждевременного" взятия Епифани немцам, которых угораздило оказаться аккурат между советскими 326-й стрелковой (южнее) и 41-й кавалерийской (севернее) дивизиями, теперь перекрыт и последний путь отхода на запад за Дон. Главное — удержать их тут достаточно долго, чтобы подошли наши, и — мешок будет завязан.

И 323-я дивизия действительно успела полностью подготовиться к обороне как раз в тот момент, когда передовые разведчики немцев показались вдалеке. Вот тогда и началось. Канонада артиллерии, минометов, очереди пулеметов и выстрелы винтовок... Немцы сперва полезли вперед с отчаянием обреченных, но, хорошо получив по зубам, откатились назад. А они и были обречены — теперь советские войска оборонялись и к тому же превосходили нападающих численно, а после только что одержанной победы преисполнились уверенности в себе.

Тем не менее, до вечера фашисты еще несколько раз бесполезно атаковали, неся большие потери. А вечером послышалась стрельба уже к северу от их позиций — это подоспела 41-я кавалерийская. Узнав об этом и связавшись с ней, бойцы 323-й тоже перешли в наступление, постепенно тесня ослабевших фрицев все больше. Но все же несколько часов немецкие пехотинцы еще сопротивлялись — пока с наступлением ночи не прибыли и части 326-й дивизии, зажав их в плотные клещи. Тогда-то уцелевшие солдаты 112-й и начали один за другим выбрасывать белые флаги...

А девчонки все спали — их не будили ни звуки пулеметных очередей, ни артиллерийская канонада на окраинах города. После полуночи, когда немца уже добивали и брали в плен остатки дивизии, то одна, то другая воительница стали просыпаться и интересоваться, как дела — но, получив ответ, что просто замечательно, засыпали снова. А все действительно было замечательно. Еще одна фашистская дивизия была практически уничтожена, а РККА открылся свободный путь за Дон! Собственно, отдельные части 323-й уже и были за Доном, ведя разведку, а скоро...