— Это преодолимо! — многозначительно ответил он. — Но вы правы, мистер Крид. На сегодня достаточно. Герр Шмидт уже должно быть заканчивает свою ненаглядную микстуру, — с этими словами он вывел подростка и вышел сам.

Я же расслабил мышцы шеи и прикрыл глаза. Будем надеяться, что едва слышный щелчок в моих оковах на правой руке, раздавшийся в момент окончания разговора, слышал только я.

* * *

глава 16

Что ж, щелчок мне не причудился. Но что делать дальше? Почетный караул из пяти солдат с бластерами Гидры из лаборатории никуда не делся. Они как караулили посменно круглые сутки, так и не собирались бросать этой затеи.

А доверять своему телу в полной мере после использования вакцины я не мог. Слишком непредсказуем пока результат. Оно может подвести в самый неожиданный момент, а одного бластерного попадания по фильмам хватало, чтобы испарить танк. Себя крепче танка я не считаю. Эффективнее — может быть, но крепче — нет.

Что ж, остается надеяться только на ловкость и навыки. В том числе и специальные навыки управления Ци. Благо погонять его по телу я уже успел, и Зверь все еще сыто посапывал, не мутя сознание яростью.

И не прошло и минуты после ухода Шмидта Клауса, как в лабораторию влетел Шмидт Иоганн. Подозреваю, что Клаус так поспешно ушел именно из-за скорого прибытия Иоганна. Ведь познакомить нас с Максом он познакомил, но демонстрации способностей не устроил, что было бы логичным.

Герр Шмидт, ни слова не говоря, сразу сунулся ко мне со шприцем. Прицелился и воткнул иглу. Попытался воткнуть: железная рубашка — один из самых распиаренных фокусов Шаолиньских монахов. Естественно, меня учили ему. И освоил я его на очень неплохом уровне. В принципе, при должной концентрации, я в состоянии отбить голой кожей пулю из противотанкового ружья или очередь из пулемёта. Но в обычном состоянии с каждой секундой удержания этого состояния, контроль над собственной яростью сохранять становилось сложней. Настолько, что после минуты, я уже кидался на все что движется.

Игла согнулась. Иоганн с непониманием на нее уставился. Затем на место укола и даже попробовал пальцем кожу. Поскреб ее. Снова посмотрел на иголку, вздохнул и вышел из лаборатории за новой.

Я углубил концентрацию, готовясь нанести одновременный Ци удар по караулящим солдатам. Но не успел. Вернулся Иоганн уже с новой иглой.

Я сосредоточился на шприце и ударил по нему Ци. Тот не вылетел из пальцев Шмидта, нет. Удар был рассчитан на деструкцию содержимого. Максимально ослабить действие — вот была моя цель в этом ударе, поскольку играться с иголками больше нельзя. Слишком опасно показывать настоящие свои возможности.

Шмидт заметил. Не мое вмешательство, а то, что с сывороткой что-то не так. Он остановился и внимательно посмотрел шприц на просвет. Содержимое его поменяло оттенок с ярко-синего на бледно-фиолетовый.

— Странно, — сказал он сам себе по-немецки. Глянул на меня, что-то прикинул в уме. — Нет, этот состав мы испытаем на другом подопытном. Не хочу нарушать чистоту эксперимента, — все так же тихо пробормотал он. — Но все же, что могло так повлиять... — покинул он лабораторию, продолжая разглядывать шприц.

Через какое-то время из-за стены послышался женский крик, затем все стихло. Чем-то удивительным это не было — тут постоянно кто-то кричит, лаборатория же не единственная. Да и вообще, как я понял по одежде одетой на подростке, находимся мы в концлагере. И судя по кое-каким догадкам, конкретно в Освенциме.

Я же расслабил мышцы и продолжил техниками Цигун гонять по телу Ци. Удар должен быть нанесен один и с гарантией. Поскольку второй шанс получить вряд ли удастся.

А еще, перед уходом из лагеря надо непременно прикончить Иоганна. Слишком опасно оставлять формулу, пусть даже несовершенную, столь деятельному человеку. Он ведь наклепает-таки армию суперуродов, а расхлебывать придется всем. При этом с Клаусом лучше не связываться. Насколько помню из фильмов, он и сам мутант. И способность у него была какая-то совсем не безобидная. Настолько, что пришлось собирать целую команду Ксавьера, чтобы завалить его одного, а это о многом говорит.

* * *

Клаус заходил снова. В этот раз он демонстрацию способностей Макса и для меня провел. И Макс действительно оказался Магнето. Он еще очень слабо управлял своей способностью, так что ограничилось летающими над столом пинцетами. И еще одним тихим щелчком в локтевом креплении. Демонстрацию моих же способностей вовсе провели без затей: этот гатский ганс просто выстрелил мне в печень и дождался, пока организм вытолкнет из себя пулю. Больно, но познавательно: регенерация и впрямь ускорилась по сравнению с тем, что было до сыворотки. Я даже начал задумываться, а не позволить ли Шмидту вколоть вторую дозу? Но отмел такие мысли, ибо нех! Один раз повезло, не факт, что второй повезет. А жадность и любопытство сгубило не одну сотню кошек.

Снова зашел Клаус, извинился, что не сможет навещать меня ближайшие дни, какие-то там дела требуют его внимания. Такой он обходительный стал, ну просто душка! Вивисектор дзенов! Ничего я не забыл, пусть не надеется. Я точный счет веду всем вырезанным из меня органам. И когда-нибудь этот счет к оплате представлю. А пока "Улыбаемся и машем, господа. Улыбаемся и машем"No.

* * *

Более удачного момента я ждать не стал. В конце концов, кто не рискует, того под мраморными памятниками не хоронят.

Удар вышел на загляденье: все пятеро стражей осели сломанными куклами, даже не пискнув. Дальше пошли в ход освобожденная Максом рука и спи... украденный у Иоганна во время его замешательства с иглой ключ. Ловкость рук и никакого мошенничества!No.

Одежду мне любезно предоставил один из навечно уснувших стражей, благо хлюпиков ко мне в лабораторию не ставили. Что дальше?

А дальше взыграло рыцарство, не вовремя проснувшееся в моей насквозь пиратской душе. Втемяшилось мне найти пацана, что так любезно щелкал моими оковами, и сказать ему "спасибо", путем вытаскивания из этого веселого места. Пусть даже и насильственного.

С другой стороны... А какого дзена? Пусть сейчас я жажды крови не испытываю и ярость не плещется жаркой волной, но меня тут держали за дикого зверя, чудовище, резали и мучили. Так почему я должен уходить тихо?

Не, ребята, так не пойдет: чудовище вырвалось на свободу! Убивать же можно не только в ярости. С холодной головой это должно получаться куда как эффективнее.

Но сначала Иоганн.

Я тихо прокрался к соседней лаборатории и заглянул в щель. Ничего толком не разглядел. Принюхался. В помещении находилась стандартная пятерка солдат с бластерами и кто-то еще, чей запах был мне смутно знаком, но не Шмидт и не Макс.

Это меня заинтересовало. Быстрый рывок двери на себя, прыжок с кувырком и четыре скальпеля из моей лаборатории нашли себе место в лаборатории этой. Места, правда, не совсем предназначенные для них, но смертельные для охраны, так как ни одна броня не дает стопроцентной защиты горла, иначе в ней невозможно двигаться.

Вот только броски получились куда сильнее, чем я рассчитывал. Хорошо, хоть точность не пострадала. Скальпели, словно болты из чудовищно тугого арбалета, пробили тела насквозь и даже вонзились в бетон стены, как тогда, с Иссеем. Но там был кинжал, раз в восемь тяжелее хирургического скальпеля, да и бросал я, вкладывая всю силу, всего себя. А тут, рядовой бросок, без особого напряжения, на скорость и точность, а никак уж не на силу.

Пятому просто свернул шею.

Затем, как и у себя в лаборатории, разломал бластеры (ибо нех оставлять кому либо оружие способное тебе повредить). Только после этого подошел к столу, той же системы, что и мой, но слегка похлипче.

На столе лежала прикованная женщина, естественно голая, так как обслуживание в этой гостинице для всех постояльцев одинаково: капельница и брандспойт.

Черты лица ее были смутно знакомы, но поймать за хвост мысль я все еще не мог. Откуда я ее знаю?

Очень похожа она на актрису из моего мира, кажется звали ее Алана Де Ла Гарза, и отметилась она лишь в сериалах, но мне, в той жизни она нравилась. Красивая.

Портило лежащую на столе женщину только нечто вроде свежего ожога на всю левую глазницу.

Тут она распахнула глаза и изучающе уставилась на мое лицо. Один глаз был, как и у той актрисы карим, а второй, в "обожженой" глазнице красным с черным. То есть белок, вместо белого цвета, имел насыщенно черный, а радужка столь же насыщено красный. Жутковатое сочетание.

Вдруг во взгляде ее мелькнуло узнавание.

— Дядя ВиктОр? — изумленно-недоверчиво-радостно спросила она по-французски.

Это обращение... Так меня называл только один человек за всю мою жизнь. Неужели...

— Николь? — удивленно расширил я глаза и принялся вскрывать ее оковы. Сложных замков тут не было, как собственно и в моих скрепах, но они тут и не сильно нужны. Так что отломанный кусок пинцета вполне мне заменял ключ. — Ты выросла, похорошела.

— Дядя ВиктОр, представляешь, мне только сегодня снилось... Снился ты... что будь ты здесь, и все они... Ты бы всех их... Вот я глупая, правда? — доверчиво сказала она и неловко улыбнулась, а глаза наполнились влагой.

Я как раз закончил с оковами. Николь хлюпнула носом и, вцепившись в одежду, разрыдалась в мое плечо, словно маленькая девочка.

Я растерянно обнял ее и начал гладить по волосам, шепча какие-то успокоительные глупости.

Николь...

Я встретил ее во Франции. В 1914-ом, когда я только прибыл из Азии, она была маленькой девочкой шести лет. Жила с бабушкой по-соседству с домиком, что я прикупил в Париже перед поступлением в Сорбонну.

Веселая, общительная и любознательная девочка, частенько забегала ко мне во двор. Звала Дядей ВиктОром, любила наблюдать за моими утренними и вечерними тренировками.

Как-то так вышло, что из простого зрителя, она постепенно перешла в разряд учениц.

При всей своей добродушности, девчонка была упертая, прямолинейная, пробивная. Так что я подобрал ей в качестве основного стиля Вин-Чун. Ну и элементы Муай Боран. Ей нравилось.

Постепенно она, словно хвостиком приросла ко мне и в стрельбе, и в пилотировании (напомню — у меня в то время был свой маленький самолетик), и в рисовании. В общем почти всегда крутилась рядом. Я не возражал. Учить ее было весело.

Когда я закончил Сорбонну, ей было двенадцать. В Мюнхен ее семья естественно не поехала. Так что мы переписывались с ней после этого. На летних каникулах опять же я гостил во Франции. Зря наверное, но что уж теперь, учил ее взрывному делу, технике, механике, вождению, вскрытию замков и охранных систем... Ей нравилось.

Но время шло. Не знаю, что произошло, но в 1924-ом, приехав опять во Францию, в доме, где она жила, я застал уже совершенно других людей. И писем больше не получал.

Было, конечно, грустно, но долгая жизнь к расставаниям приучает. Тогда ей было шестнадцать.

Теперь уже, должно быть тридцать пять... Узнать меня без волос, по прошествии девятнадцати лет — удивительно. Крепко же ей досталось. Да еще глаз этот.

Кажется, я даже знаю, что именно сделало ее глаз таким. Ведь задумчивый Шмидт со шприцем уходил именно в сторону этой лаборатории.

— А, что ты тут делашь, Дядя ВиктОр? — спустя три минуты, вытирая глаза, спросила она меня.

— Видимо, как в твоем сне... Всех... — ответил я и постарался выдавить из себя ободряющую улыбку. Но, похоже, не очень у меня получилось, так как Николь... Дзен, трудно называть именем девочки, что осталась в памяти, взрослую почти незнакомую женщину. Так как Николь зябко поежилась от того, что у меня вместо улыбки получилось.

— Ты изменился, Дядя ВиктОр. Стал жутким, — снова поежилась она и закрыла грудь рукой, сообразив, наконец, что совершенно голая передо мной.

— Война, Николь, война, — только и нашелся, что ответить я. — Ладно, ты закройся тут. Подожди немного, я сейчас схожу, расчищу дорогу и вернусь. Подбери себе пока-что чего-нибудь из одежды...

— А ты точно вернешься? — жалостливо вскинула глаза она и непроизвольно опять схватилась за мою одежду.

— Вернусь, — в этот раз улыбка получилась нежной и ободряющей.

— Хорошо, — опустила глаза она и с усилием разжала руки. — Я буду хорошей девочкой и подожду тебя здесь.

Я сглотнул, вдруг застрявший, колючий комок в горле и кивнул.

А потом надел на голову шлем убитого гидровца и вышел за дверь.

* * *

глава 17

Освенцим был велик. Чудовищно велик. Пятьсот гектаров! Это очень много.

Чудовищно.

Сидя в камере-лаборатории трудно было себе представить масштабы происходящего вокруг. Чудовищно. Снова повторяю это слово, просто потому, что не могу подобрать другого. У меня вообще со словами получился полный ступор, когда я прорубился через охрану наружу.

Я стоял на подоконнике и смотрел на поля бараков и зданий, уходящих за горизонт, и никак не мог вдохнуть. Дыхание перехватило и не отпускало, пока в глазах не начало темнеть.

Даже Зверь встрепенулся в душе. Он выгибал спину и дыбил шерсть. Это была не ярость. Это был страх.

Даже находясь рядом с фронтом, я не мог представить себе ТАКОГО.

Теперь начинаю немного понимать Эрика Лэншера из саги о мутантах. Чтобы никогда больше не видеть такого, он был готов чуть ли не собственными руками разорвать планету. Лишь бы не видеть этой чудовищной бесчеловечной функциональности. Убить всех самому, сразу, без мучений, но только не допустить появления ЭТОГО.

Песчинка.

Просто песчинка. Именно так я себя чувствовал. Поэтому плюнул и повернувшись, пошел обратно к лаборатории, где осталась Николь. У девочки титановые нервы, если она видела это все, оказалась на разделочном столе Шмидта и рыдала всего три минуты, когда "все вдруг кончилось". Будь я женщиной в подобной ситуации и бился бы в истерике не меньше часа.

Но я мужчина. И ситуация у меня другая.

Я вернулся. Николь сидела уже одетая, я бы даже сказал экипированная (все снятое ей с трупов и надетое на себя снаряжение было подогнано и подтянуто, чувствовалась привычка и сноровка).

Я молча вошел и крепко прижал ее к себе. Она не отстранялась. Лишь через долгую минуту я смог говорить. Хрипло, буквально шёпотом.

— Я не смогу... всех... — снова с трудом сглотнул подступивший комок. — Слишком много для меня... Я сойду с ума... Просто свихнусь.

— Ничего, — спокойно ответила она. Ее голос на самом деле был спокоен. Это пугало. — Я помогу. Главное добраться до радио...

— Поможешь? — отстранил ее от себя я, чтобы посмотреть в глаза. Она смотрела твердо и не отводила взгляд.

— Помогу, — кивнула она. — Главное добраться до радио.

— Пошли, — пожал плечами я и отвел взгляд, признавая ее лидерство в этом деле. И Зверь не возмутился. Странно. Но так даже легче. — В здании охраны больше нет. Новые части еще не подошли. Сигнала тревоги не объявлялось. Есть несколько заключенных. По крайней мере один из них может быть полезен.