Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Неизвестно как долго бы еще продержался Папуля, к которому уже бежали другие скифы так же лишившихся коней, но удачно брошенный дротик царского пельтека, прервал его губительный для защитников танец. С силой брошенный противником дротик, по случайности попал в узкую щель между коваными доспехами и золоченым шлемом. Остриё метательного снаряда разорвала сонную артерию молодого воина и, простояв несколько секунд, но грузно рухнул к ногам вражеских воинов.
Так молодой царевич, на горьком опыте познал коварство врага, успешно применившего против степняков такое универсальное защитное средство от конных атак, как доски с гвоздями. Уже успевшее хорошо себя зарекомендовать, в сражениях против мятежного Антигона, они были взяты Эвменом в обязательном порядке, мудро предвидя их скорое применение.
Умело, распределив средства защиты, македонский стратег, как только обозначилось новое направление вражеской атаки, начал незамедлительно перебрасывать свои силы к плетеным изгородям, смело, оголяя некоторые участки своей обороны. Не имея возможности быстро перебросить против атакующего врага метательные машины, в помощь обороняющимся воинам, Эвмен послал специальный отряд вооруженный тяжелыми арбалетами. Оружие, которое было одинаково губительным как для пешего, так и для конного воина.
В результате этих своевременных действий, сопротивление скифам увеличивалось с каждой минутой, и враг был остановлен, но не отступил. Повторно не добившись успеха за счет быстрой атаки, и потеряв на досках и врытых в землю металлических кольях множество лошадей и воинов, скифы продолжали атаковать.
Едва только стало ясно, что лихим наскоком невозможно прорвать оборону противника, не желая отступать, скифские кавалеристы стали спешно сходить, с лошадей, чтобы схватиться с врагом в пешем строю. Расшвыряв, где только было можно коварные доски, а если этого нельзя было сделать то, идя прямо по телам своих павших товарищей или лошадей, скифские воины, под градом вражеских стрел и дротиков устремились на врага, страстно желая во, чтобы то ни стало одержать победу сегодня и сейчас же. Натиск их был столь яростен и силен, что гоплиты Эвмена были вынуждены отступить, позволив врагу, мелкими группами проникнуть в лагерь.
Невзирая на ощутимые потери, скифы неистово атаковали врага, твердо веря, что сегодня победа будет за ними. Подобно весенним ручейкам, которые, обтекая снежные сугробы, вставшие на их пути, упорно продолжают своё движение вперед, скифы норовили обойти железные ряды своих врагов и атаковать их с фланга и тыла.
Казалось, что ещё немного и победа будет степняками, но в это время, разрозненными отрядами, в лагерь стали возвращаться пехотинцы, ранее отправленные стратегом для охраны переправы. Несмотря на усталость от быстрого бега, они без всякой раскачки сразу вступали в бой, сводя на нет прежние успехи скифов.
С новой силой вспыхнула жестокая схватка, в которой никто не хотел уступать. Сраженные бойцы падали на землю, обильно поливая её своей кровью, стремясь перед смертью нанести врагу максимальный урон. На стороне степняков было численное преимущество и безудержный кураж смертного боя, эллинам же способствовало ограниченное пространство пригодное для атаки, которое не позволяющее врагу использовать свой численный перевес и использовать конницу.
Казалось, что схватка вот-вот достигнет своей точки накала и одна из сторон возьмет вверх, но минуты шли за минутами, а перелом в сражении не наступал. Любая из сторон могла одержать победу в этой схватке на валу. Это хорошо понимали и скифы и эллины, что заставляло их упорно продолжать бой несмотря ни на что.
За криком голосов и звоном оружия, мало кто из воинов обратил на гулкий топот лошадиных копыт, который стремительно приближался к лагерю со стороны переправы. Это Александр, быстро оценив всю ситуацию, бросил в атаку свою кавалерию, не дожидаясь окончания переправы катафрактов. Вместе с сорока восьми катафрактами, царь лично ринулся на скифов, чей предводитель ошибочно предполагал, что еще имеет некоторый запас времени.
Увлеченные атакой, воины Садала просмотрели подход новых сил противника и были захвачены в самом неблагополучном для себя моменте. Большая часть их спешилась и поэтому не смогла быстро вернуться в седло для отражения вражеского удара.
Выпущенный скифами рой стрел, не мог остановить македонскую кавалерию, которая, выстроившись "свиньёй" стремительно наваливалась на незащищенный фланг скифского войска, скученного перед лагерем Эвмена. Во главе наступающей кавалерии находился отряд катафрактов, которому была отведена роль мощного тарана. Дилмахи, конные стрелки и скифы Спарага должны были постараться, как можно надежнее прикрыть это маленькое ядро во главе с Александром.
Скифы успели только трижды выпустить свои стрелы по приближающейся коннице врага, и ни одна из этих стрел не попала в Александра. Заметив среди атакующих кавалеристов, скифские колпаки и опознавательные значки всадников Спарага, воины Садала обратили весь свой пыл именно на них, в пылу ненависти к ним, не распознав в отряде катафрактов главную для себя угрозу. Из всего войска, именно скифские всадники понесли главные потери в этом сражении.
Воспользовавшись столь грубой ошибкой скифских стрелков, катафракты смогли беспрепятственно сблизились с ними, чтобы потом, в считанные минуты, стремительно и бесповоротно развалить скифское войско на две неравные части и начать его избиение.
Царь Садал с честью встретил свою последнюю минуту. Поняв, что все потерянно, он не стал искать спасение бегством а, выкрикнув боевой клич, ринулся в самую гущу схватки. Отважно сражаясь с врагом, он убил трех катафрактов вместе с сотником Гегелохом, так же ранил в бедро самого гиппарха Герона. Скиф страстно желал сразиться с самим Александром, но Мойры сулили ему иной жребий. Дурную услугу скифскому царю сослужил его позолоченный шлем украшенный красным плюмажем. Именно он привлек внимание одного из македонских стрелков, вооруженного тяжелым арбалетом синов.
Верно, определив в Садале важного человека, он точно выстрелил по блестящему шлему и вылетевший из лагеря Эвмена тяжелый арбалетный болт снес скифскому царю голову, швырнув её под копыта дерущихся всадников. Как не искали её потом, так и не смогли найти, хотя Александр обещал щедрую награду тому, кто её найдет. Само тело Садала было опознано только по богатому поясу для ножен и сапогам, в один из которых была засунута царская булава, знак власти.
Застигнутое врасплох, скифское войско почти всё полегло на поле бани вместе со своим царем. Разгоряченные схваткой с защитниками лагеря, скифы не успели вовремя вернуться в седла, за что жестоко поплатились. Часть из них была убита македонскими солдатами при отступлении с вала, другие были затоптаны конями или сброшены в ров, и только небольшая часть воинов смогла встретить врага сидя на коне.
Общие потери двух сторон составляли пропорцию 1:3 в пользу армии Александра и было обусловлено не столько мастерством македонских солдат, сколько внезапностью атаки кавалерии и хорошо организованной обороной лагеря. Состоись эта битва в чистом поле, соотношение потерь могло быть иным.
Все немногочисленные пленники, которые были захвачены в этом сражении, были отданы Александром царевичу Спарагу, который, мстя за потери в рядах своего войска, приказал их немедленно умертвить во славу бога войны Папайя. Связанных скифов ставили на колени перед воткнутым в землю мечом и быстро перерезали горло, щедро окропляя кровью, землю перед жертвенным атрибутом.
Если солнце над Истром после победы Александра, только собиралось заходить, то на берегах Нила, оно уже скрылось за горизонт, погрузив новую столицу Египта в ночные сумраки.
Ярким огнем горели окна дворца правителя страны, рыжеволосой Антигоны, которая только, что получила письмо от своего мужа Нефтеха. С самого момента возвращения Александра и его спутников из далекого плавания, она так и не видела своего супруга. Только письма крепкой нитью связывали этих двух людей, все годы разлуки.
Присланное письмо было запечатано красной печатью с оттиском скарабея, что было тайным знаком Антигоне о важности полученного ею послания. Однако, если чей-то посторонний взор, случайно или преднамеренно проник бы внутрь и прочитал строки письма, ничего важного и тайного, он в них не нашел бы. Все тайные мысли, которые доверил этому свитку Нефтех, были начертаны на нем специальным раствором, делающий буквы невидимыми после его высыхания.
Сломав печать, Антигона неторопливо развернула свиток и осторожно поднесла к углям потухшей жаровни, чтобы прочесть истинное письмо мужа. Под воздействием тепла, скрытые символы моментально почернели, появившись на листе папируса. Тайное послание Нефтеха включало в себя всего одно слово, которое читалось как Эвридика. Кроме этого сбоку от имени бывшей царицы, а ныне главной жрицы оазиса Амона, красовался круг, украшенный двурогой луной.
Дрожь и трепет пробежали по пальцам правительницы, когда она осознала, что хотел ей сказать Нефтех, находясь за многие стадии от неё. Муж подтвердил, то, о чем она давно догадывалась и чего опасалась, с того самого момента, как нога македонского монарха ступили на землю Суз.
Бывшая царица стала слишком опасна для Нефтеха и его жены, и царский советник, настойчиво советовал убрать её, как можно скорее. Уж слишком много она могла рассказать Александру, очутившись хоть на минуту рядом со своим великим мужем. Тогда бы головы обоих супругов, непременно скатились с их плеч под мечом царского палача. Впрочем, в царском заплечном арсенале было множество иных способов лишения человека жизни.
Антигона не могла знать тех причин, которые побудили её мужа отправить ей это письмо, подводившее черту под жизнью Эвридики, но она была твердо убеждена в правоте его действий. Уж слишком большие были ставки в игре, которую вот уже который год, скрыто, вела эта супружеская пара.
Коротко вздохнув, правительница бросила папирус на горячие угли и внимательно наблюдала за тем, как он превратится в пепел. Приученная всей своей непростой жизнью к осторожности, она не хотела оставлять ни единого следа своей тайной жизни. Убедившись, что огонь полностью уничтожил послание её супруга, Антигона села в плетеное кресло и уставившись в темный проем окна своей спальни, стала думать, как быстрее претворить в жизнь послание мужа. Всё дело заключалось в том, что обозначенная царица Эвридика находилась в стенах храма Амона, который благодаря стараниям Антигоны превратился в специальную тюрьму для элитных лиц женского пола царствующего рода. Именно туда, в своё время была отправлена Олимпиада, а вслед за ней царица Эвридика и бунтарка Европа.
Находившийся посреди бескрайней пустыни оазис, был идеальным место для почетной ссылки знатных особ. Кроме того, статус верховной жрицы бога Амона, которому очень благоволил Александр, не позволял, и помыслить ничего дурного, связанного с принятием царственных особ этого почетного титула. В свое время Антигона хотела отправить туда и Клеопатру но, хорошенько подумав, отказалась от этой затеи. Наличие в стенах оазиса сразу двух высоких особ, было абсолютно несовместимо ровно, как и наличие в одной берлоге двух медведей.
Верховный жрец Херхорн хорошо грел руки на тайной жизни своего храма. За каждого царственного пленника, он ежемесячно получал значительную сумму в звонкой монете и был очень заинтересован в долгой жизни своих подопечных.
С помощью голубиной почты, дабы не вызывать подозрения в связи с оазисом, Антигоне предстояло вступить в торг, который бы убедил Херхорна отправить венценосную дочь по стопам её великой матери.
Глава IV. Судьба Ольвии.
Больше месяца прошло с того дня как ольвийские союзники, скифы царя Садала были разбиты в устье Истра. За это время войско великого Александра дошло до реки Тирас переправилось через него, приведя к покорности города Тира и Никоний, что расположенные вблизи его устья. Узнав о печальной судьбе степного воинства, наводившего ужас на прибрежные поселения, греческие полисы Тираса, поспешили выслать своих послов навстречу великому полководцу. Облаченные в белые одежды, покрыв голову зелеными венками, лучшие люди полисов смиренно стояли перед шатром великого царя в ожидании того момента, когда он их примет.
Пока они ожидали аудиенции монарха, к ним подошел скиф Акрос, близкий товарищ царевича Спарага, который сильно напугал посланников своей шуткой.
— Эй, Гамес! — воскликнул он, обращаясь к другому скифскому воину, вместе с ним пришедшему посмотреть на богато одетых парламентеров, — посмотри какое богатство стоит перед нами. Клянусь великой Таби, за их головы можно будет выручить целых два таланта золотом! Неси веревки, и если царь откажет им в своей милости, они наши.
Все это было сказано на скверном греческом языке, но парламентеры прекрасно поняли смысл сказанного Акросом и заволновались. Для скифов, торговля пленными людьми было вполне привычным и прибыльным делом. Поэтому когда полог царского шатра наконец-то распахнулись перед изнывающими от неизвестности послами, они с большим облегчением шагнули внутрь, спеша спрятаться от хищного взгляда степняков.
Царь был милостив с ними и довольствовался от жителей полисов признанием своей власти и получения провианта для своего войска. Оно вновь было разделено на две части; морскую и сухопутную, и двигалось вдоль побережья, постоянно поддерживая между собой связь с помощью огня и дыма.
Когда конница Александра миновала Никоний, в боевой стан македонцев прибыло посольство от скифского вождя Таксакиса, владыки местных земель. Каллипиды, как их называли греческие колонисты, в отличие от скифов Садала обитавших в междуречье Истра и Тираса, были более миролюбивыми племенами склонных больше к торговле, чем войне. Поэтому, когда степные гости оказались в царском лагере, им было продемонстрировано уважение, но без заискивания, степенная сдержанность, но без проявления гордыни.
Гости по достоинству оценили такой прием и остались, им довольны. Как и много лет назад, когда Александр впервые подступил к берегам Истра, между двумя сторонами был заключен мир о дружбе и мирной торговле. Царь сразу заявил, что идет наказывать ольвийцев за гибель своего стратега и не собирается претендовать ни на одну пядь скифских земель. Все, что ему было нужно, это свободный проход вдоль берега моря и ничего более.
Общаясь с послами Таксакиса, монарх не опустился до банальных угроз в стремлении получить желаемое, однако, постоянно демонстрируя каллипидам, что в случаи необходимости готов скрестить оружие с кем угодно.
Когда послов доставляли к шатру великого полководца, их специально провезли мимо шатров и палаток воинов Спарага, возле которых были выставлены колья с насаженными на них головами убитых воинов. Послы не подали вида но, судя по глазам и лицам, увиденное ими зрелище потрясло их. Ведь многих из убитых, чьи головы украшали шесты, были хорошо известны им.
Скрытый шантаж вполне удался, и по прошествию двух дней к Александру явился сам Таксакис, с которым и был заключен почетный, вечный мир. Скифский вождь с большим почетом принял договорную грамоту из телячьей шкуры, обильно украшенную золотыми нитями и скрепленную печать с золотым царским орлом.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |