Отсвет сна

Я вдруг понял, что мне очень хочется спуститься с дерева и побежать вперёд, к этому лишившемуся разума людскому скопищу. Очень своевременно понял: ещё немного, и зов легко подмял бы мою волю своей вкрадчивой властью. Хорошо, что я был улл-воином: по самой своей природе я плохо воспринимал притяжение этой песни. Но даже меня она едва не покорила. Обычный же человек на моём месте не устоял бы, будь он хоть улл-мастером.

Страшное это дело — слитая воедино, поглощённая и сжатая в кулак сила многих людей.

Конечно, ни один из тех селян, что попали под власть песни, не был магом. Ну и что? Действо, инициированное артефактом, подняло на поверхность их скрытые силы; а скрытые силы человека — любого человека — могут сотрясти миры. Хорошо, что даже магам доступен лишь малый кусочек этого могущества. Ибо порой даже малый кусочек от бесконечности — слишком много.

...процессия людей, поглощённых песней призраков, изменила характер движения. Лента начала заворачиваться в клубок. Впрочем, людей там уже не осталось. Ни одного. Это были уже какие-то совершенно иные существа. На моих глазах какой-то малыш лет пяти, смотревший в никуда мёртво распахнутыми глазами, задел плечом крепкий палисад... и палисад с треском свалился наземь. Причём сам мальчишка даже не заметил этого, двигаясь дальше плавно и неостановимо. Худая, как тростинка, девушка развалила таким же слепым движением целый дом. Брёвна в клочья разодрали на ней рубашку, но на загорелой коже не осталось ни царапины, словно и не кожа это была, а закалённая сталь. Весь центр села, где вращались спирали магического танца, очень быстро превратился в руины, и руины эти смешались с землёй в некую кипящую серо-чёрную муть. Бывшие люди уже не перебирали ногами по этой мути, но их движение от этого не останавливалось...

Мне стало трудно, невозможно даже различать возраст бледных существ, что выписывали круги и спирали вокруг единого центра. Дети и подростки куда-то исчезли, как исчезли и старики. Исчезли женщины, исчезли мужчины — остались лишь некие смутно и неопределённо человекоподобные тени. В небе над действом воздух закрутился высоким тёмным смерчем — но это был всего лишь случайный побочный эффект, не более.

Потом был период, когда что-то случилось то ли с моим зрением, то ли со всем видимым миром. Пространство колыхнулось медленно и жутко, поглотив все звуки ватным глухим звоном. Смерч над селением прорезали лучи чёрного сияния, после которого на коже оставались полосы липкого жара. Песне с земли ответила песня с изнанки небес, тени тел выжгла бесконечная, как кошмар, вспышка ненасытной жажды, и...

И — кончилось. Как дверь захлопнулась.

...я замедленно, словно в воде или киселе, спустился с дерева. Потом в том же киселе прошёл туда, где недавно кружились подобия людей.

Никого. Пусто. Даже скелетов не осталось.

Только давит, давит быстро угасающее последействие свершившегося на душу, что сама собой щетинится барьерами дрожащей энергии в попытках защититься от тени былого. Сегодня, в этом месте, Повелители Боли и Смерти получили обильное приношение — о да!

На дне широкой пологой воронки со стенками, присыпанными мельчайшим прахом, лежал сделавший своё дело артефакт. За много шагов можно было ощутить неземной холод, источаемый им. Подобрав артефакт специальными, заранее приготовленными щипцами, я торопливо выбрался из воронки и пошёл прочь. Сперва неспешно, с заметным усилием продавливая собственным телом желе пространства. Потом, набрав инерцию, быстрее.

Потом я побежал.

Проклятый артефакт! Ещё немного, и он меня погубит. Я двигаюсь слишком медленно. Да. Слишком. И быстрее просто не могу. Во мне после того села что-то надломилось. Нельзя находиться близко от ТАКОГО безнаказанно. Сейчас я похож на раненого, из жил которого на каждом шагу вытекает кровь... этот холод, бездонный холод... нет!

Я остановился. Провёл свободной рукой по лбу — испарина. Совсем плохо. Исцеление нужно мне, как воздух для дыхания. Даже нужнее.

Но что мне делать?

Так. Спокойно. У меня есть ещё время. Если вспомнить карту, я сейчас нахожусь едва ли не в центре густого смешанного леса. Лошади здесь будут только мешать, да и люди через него пройдут не без труда. Отряду перехвата будет непросто добраться до меня, пока я остаюсь тут — а значит, незачем стремиться куда-то ещё.

Я положил ледяной, почти совсем не нагревшийся артефакт вместе со щипцами на землю, а сам прошёл вперёд шагов на полтораста. Лёг на мягкую прель опавшей листвы среди маленькой рощицы берёз. Затем нашарил в потайном отделении пояса кристалл концентрации, слегка сжал его обеими руками, поместив напротив солнечного сплетения, и очень плавно, очень осторожно оттолкнулся от истощённого больного тела.

...Мягкие волны... качают, пульсируют...

Я лечу сквозь туман, рождая гулкие вихри. Я похож на шестикрылую птицу о двух головах. Одна смотрит вперёд, и из глаз её вырываются сгустки белого огня. Другая голова смотрит назад, и в такт щелчкам её клюва все шесть крыльев заметают трещины в земле. Ноги моей птицы движутся в танце, при помощи которого на холсте сил рисуются сияющие знаки. И власть образов, которыми эти знаки повелевают, велика так же, как потоки верховых ветров.

Энергия рассеяна повсюду. Она есть в движении воздуха и воды, в молчаливом земном покое, в незаметном движении соков по стволам и ветвям деревьев, в льющемся с небес свете и во тьме ночного неба. Тот, кто сумеет собрать урожай сил, станет больше, чем был до этого. Таков закон, установленный прежде рождения мира. Но для сбора сырой энергии надо обладать не только собственной энергией — надо обладать знаниями...

Какой-то частью рассудка я понимал, что никогда ещё не погружался в целительный транс так глубоко. И дело было не только в том, что на этот раз у меня вместо аптечного камня был куда более мощный инструмент самоконтроля. Нет, не только. Этот транс был настолько глубок потому, что и нанесённый мне вред не сопоставим с былыми травмами. Что все эти раны, синяки, порезы и кровоизлияния, растяжения связок, вывихи — да хоть бы даже открытые переломы! Они были не более, чем повреждениями моего тела, причём повреждениями локальными. Сейчас во мне было поражено всё: и тело, и дух — и даже разум.

Высокая магия, превращённая в оружие, наносит самые глубокие раны.

Я падал в транс всё глубже и глубже, спускался по ведущей к вершинам лестнице, как по залитому льдом крутому скату. Я летел сквозь доселе незнакомые области, мимо причудливых вещей и загадочных явлений, которые тоже были частью меня, моей скрытой сути.

И настал момент, когда я понял, что не смогу вернуться.

В промежутке: охота по уставу

— Господин флаг-майор!

— Слушаю.

— "Выше" линии терминатора отслежен сигнал класса "зир". Объект движется от урочища Мерав на юго-юго-запад. Быстро движется. Бежит.

Флаг-майор Дилимаи, командир отдельного отряда перехвата в составе Пятой Ударной Армии, скривился, но собираться начал сразу. "Пискун", "слепая сеть", "удавец" и "мёрзлый жезл" всегда находились на нём, их он снимал редко и только в глубоком тылу. Но сигнал "зир" — это проклятый Светом улл-воин. Дичь хитрая, быстрая, сильная. Настолько, что даже и не дичь вовсе. Скорее — бешеный волк-одиночка, на которого не охотятся, которого просто выслеживают и убивают. Если успевают, само собой. Улл-воина так просто не возьмёшь, да... поэтому из ящика-укладки появлялись и занимали свои места на флаг-майоре всё новые и новые цацки, созданные и заряженные людьми Храма. "Шептала" — на голову, за левое ухо; "паук-костолом" — на грудь напротив сердца; "серый вздох" — на голову вместо шлема... И дополнительное оружие, конечно: "сушила", "гром-камень", "звенящий мрак"...

"Шептала" за ухом флаг-майора зашуршал, подстраиваясь под человека, выдал медный перелив от басов до писка. Замолчал на время половины вдоха.

— Как слышимость? — спросил бесплотный голос.

— Хорошо, — сообщил Дилимаи.

— Должна предупредить вас, флаг-майор. Хотя класс сигнала мы определяем чётко, но сила его и ширина ближе всего к сигналам класса "толг", а косвенно оценённая глубина...

Флаг-майор фыркнул, прерывая собеседницу.

— Я всё равно не понимаю ни беса в этих ваших кодовых словечках. Скажите прямо: нам придётся иметь дело с улл-воином? С одиночкой?

— Да. Но не с обычным улл-воином. Возможно, ночные изобрели нечто новое, особо мерзкое и смертоносное.

Дилимаи улыбнулся. И была эта улыбка нехороша.

— Любая рождённая тварь — смертна. Справимся.

Отряд перехвата рысил вдоль терминатора уж верных полтора часа, когда "шептала" за ухом Дилимаи внезапно разразился всхлипываниями.

— Нет... нет... нет...

— Нельзя ли без истерики? Где находится объект?

Всхлипы продолжались.

— Где, сожри тебя Тьма?! — рявкнул выведенный из себя флаг-майор. Его подчинённые покосились на командира с неодобрением и опаской.

— У самого дна бездны. Литания мрака повела слепых... Они все там... все!

— Меня не волнуют ваши "все" и ваши истерики, оператор. Я хочу знать, где сейчас сигнал "зир" и в каком направлении он перемещается!

Всхлипывания поутихли.

— Простите, флаг-майор. Но вы не представляете, ЧТО сейчас было в верхней плоскости. А я, помилуй меня Свет, всё это видела...

— Оператор, ответьте на вопрос, — Мягко, как ребёнку, — Пожалуйста.

— Да, конечно... Минуту. Это не легко. Следовые возмущения чудовищны...

Флаг-майор вздохнул, успокаивая пенное раздражение. Минута так минута. Подождём. И дольше подождём, лишь бы поймать... этого. Врага. Незваного пришельца, убийцу, шпиона. Что бы он там ни сделал такого жуткого. Его надо поймать и убить — хотя бы ради того, чтобы впредь ничего такого он уже не сделал.

От мертвецов не бывает неприятностей. Неприятности всегда исходят от живых.

— Вот. Вы слышите меня?

— Да.

— От села Ломовая Падь... от бывшего села... точно на север. Скорость — средняя.

Флаг-майор взглянул на карту. Ломовая Падь... ага. Если на север, со средней скоростью -значит, за четыре-пять часов он выберется примерно вот сюда, к окрестностям форта Дреймаз. И там мы его перехватим: запас по времени никак не меньше полутора часов.

— В галоп, парни. Охота продолжается.

Ещё около часа долой.

— Флаг-майор!

— Да, оператор?

— Источник сигнала "зир" больше не движется.

— Где он сейчас?

— В лесном массиве к востоку от Переката. На карте — линия 305 штрих 87.

— Принято.

Краткое промедление. И вопрос:

— Что будете делать?

— Продолжать движение. Надо перерезать ублюдку кратчайший путь назад. Если мы доедем до форта Дреймаз, а положение сигнала будет прежним, пойдём на перехват.

Когда-то снежно-белая, а теперь посеревшая от непогоды и солнца палатка. Внутри, меж двух опорных шестов, высится узкий конус из материала, отдалённо похожего на дымчатое стекло или огромный кусок обработанного опала. У основания этот конус едва можно обхватить руками, а его заострённый кончик находится много выше человеческого роста. Около конуса, который представляет собой один большой артефакт (впрочем, далеко не из самых больших), расположены валетом два немного наклонных ложа. На первом из них лежит молодой мужчина, на другом — неопределённых, но скорее всё же средних лет женщина. Позы их зеркально симметричны: глаза закрыты, левая рука напротив груди, правая отставлена в сторону таким образом, что касается опалового конуса раскрытой ладонью.

Женщина — оператор Конуса Видений — и мужчина, её помощник, обмениваются мыслями.

"Никогда ещё не видел такого! Сначала это безумие в Ломовой Пади, похожее на визит в жёсткий мир Чёрных Повелителей, а теперь!"

"Если я признаюсь, что тоже никогда не видела ничего подобного, тебя это успокоит?"

"Но что мы будем докладывать принципалам Храма?"

"То же, что всегда: что именно, где, как и когда мы обнаружили с помощью Конуса".

"Ну да, ну да. Могу себе представить такой доклад... В двенадцатый день месяца Рогатой Кошки, год от восшествия Мениазара Благословенного — двадцатый, около второго часа после полудня, сигнал сознания, ранее подобный сигналам класса "зир", в течение нескольких минут изменился на сигнал неизвестного класса, предположительно, в фазе созерцания... От такого доклада принципалы, надо думать, впадут в экстаз!"

"Как они отреагируют — это уже не наша забота".

"Хорошо. Не наша, так не наша. В конце концов, именно ты — старший оператор, а я здесь так, на подхвате. Но..."

"Что ещё?"

"Стоит ли сообщить флаг-майору о том, что вместо улл-воина, пусть необычного, его отряд может налететь вообще непонятно на что, по некоторым признакам напоминающее..."

"Если я сочту нужным, я ему сообщу".

Когда отряд перехвата только подходил к цели, Дилимаи уже знал, что схватки не будет. Его артефактно модифицированные чувства докладывали ясно и несомненно: цель их охоты если ещё и жива, то на сопротивление уже не способна. Магически лазутчик ночных напоминал чёрную бездонную воронку, створ которой, вращаясь с тихим распадающимся шелестом, становился всё уже и уже. Со дна этой воронки тянуло смертью. Не холодом, не болью, не чем-нибудь ещё, а именно смертью — настолько явственно, что подчинённых флаг-майора и самого Дилимаи это ощущение пробирало до самых костей.

Но воронка там или не воронка, смерть или не смерть — солдат должен следовать уставу. И отряд шёл вперёд с соблюдением всех предосторожностей, как если бы впереди находился не один полутруп, а самое малое — звено живых и предельно опасных улл-воинов. Под началом полного мастера боевой тёмной магии.

...Тело стало видно как-то вдруг. Дилимаи встал, как вкопанный, изучая обстановку. Но капитан гаТертеч, в отличие от него, не собирался рефлексировать. Оказавшись в пределах прямой видимости от лежащего на траве тела, он просто вскинул свой "мёрзлый жезл", выпуская на волю заряд убийственной магии.

— Нет! — рявкнул флаг-майор. — Не стрелять!

Поздно. Заряд "мёрзлого жезла" поразил цель...

...и без остатка ушёл в бездонную воронку. Как камень на дно омута. Вокруг умирающего улл-воина даже палые листья инеем не покрылись.

Никакого эффекта. Ни малейшего.

— Болван! — прошипел Дилимаи, проглотив более крепкие неуставные выражения. — По возвращении в лагерь — неделя гауптвахты!

ГаТертеч буркнул под нос нечто невразумительное.

— Вы меня слышали, капитан?

— Так точно. Слышал. Есть неделя гауптвахты.

— То-то же. Так... Бон, Поура! Упакуйте... это. И аккуратнее. Не каждый день к нам в руки попадают такие пленники.

— Толку-то, — фыркнул Бон. Не так громко, чтобы можно было придраться, но и не так тихо, чтобы Дилимаи (тем более под артефактами) не расслышал. — Эта тварь сдохнет по дороге. Не больно-то охота тащить на себе труп...

Впрочем, ворчание ворчанием, а приказ капитан Бон отправился выполнять без заминки. Он был хорошим солдатом. Капитан гаТертеч — тоже, но...