Я выбираю свободу!

— Немного. Сыро, зябко, — честно призналась я.

— Сейчас я тебя согрею, — с тихим предвкушающим смешком пообещал — или всё-таки пригрозил? — он и начал медленно прокладывать дорожку из поцелуев по шее вниз. Не солгал: согрелась я почти сразу.

Во второй раз всё было иначе. Сладко, медленно, тягуче, до слёз остро.

То ли звёзды на небе вдруг встали по-особому, а то ли стоило благодарить умения самого мужчины — не знаю, но я даже не пыталась что-то вспоминать и с чем-то сравнивать. Просто точно знала, что так хорошо мне не было никогда прежде. Фель оказался изумительным любовником — страстным как пламя в его крови и чутким настолько, что впору было подозревать его в чтении мыслей.

Двух раз тоже показалось мало.

Когда же мы наконец насытились и улеглись на полу на моей юбке, я уже окончательно потеряла счёт времени и, кажется, потерялась в пространстве. Мужчина самоотверженно вызвался послужить мне не только подушкой, но ещё и матрацем, позволив устроиться у себя на груди; благо, он был существенно выше и шире в плечах. Слушая размеренный стук его сердца я и заснула, а вернее — попросту отключилась.

Разбудило меня ощущение холода. Я лежала на боку на полу, и холод пытался добраться до костей и проморозить меня насквозь, а единственной преградой ему было тепло чужого тела: кто-то большой и почти горячий обнимал меня со спины. Некоторое время пыталась сообразить, что вообще происходит, где я нахожусь и как сюда попала, причём открытые глаза никак не помогли установлению истины. Тусклый рассеянный свет, просачиваясь непонятно откуда, наполнял небольшую комнату. Пахло мускусом, какими-то цветами и чем-то ещё непонятно-сладким, похожим на перезрелые фрукты; душный тёплый запах, очень знакомый и никак не вяжущийся с ледяным полом под боком.

Я поёжилась от пробежавшей по телу мелкой дрожи. Обнимавшая меня тяжёлая мужская рука вздрогнула в ответ, на мгновение рефлекторно напряглась, прижимая меня к твёрдому телу, — а в следующее мгновение нас обоих будто окутало невесомое пушистое одеяло, защитив от промозглой утренней сырости. Я тихонько пробормотала что-то благодарное, вновь попыталась задуматься о происходящем, но глаза уже закрылись сами собой, и в тепле сон вновь заключил меня в свои объятья.

В следующий раз я проснулась уже от невнятной возни рядом и ощущения, что мне тяжело дышать. Тоже завозилась, пытаясь отвоевать немного воздуха, и сообразила, что я просто лежу, уткнувшись лицом в мужскую грудь. Пару секунд недоверчиво её разглядывала, пытаясь вспомнить, откуда она здесь взялась, а потом, опомнившись, перевела взгляд выше, на лицо её обладателя — и встретилась со взглядом тёмно-красных, почти вишнёвых глаз.

Воспоминания вечера и ночи нахлынули тяжёлой жаркой волной, издевательски отчётливые и безжалостно приятные. Тело отозвалось на них сладкой ломотой в мышцах и лёгким тянущим ощущением внизу живота, отголоском вчерашнего желания. А вот разум... тот пребывал в тихом шоке и пока не мог — или просто боялся? — осмыслить произошедшее.

Некоторое время мы со светлым лежали неподвижно, молча глядя друг на друга, и в вишнёвых глазах я видела отражение собственных эмоций. Никто не решался первым нарушить тишину и хоть что-то сказать. А что говорить? Предъявлять претензии? Можно подумать, кто-то вчера кого-то заставлял или тянул силком! Где там, вцепились друг в друга как голодающий в краюху хлеба, и... оторвались по полной. Нет, я могла ожидать от светлого обвинений, но что-то он не торопился ругаться.

Тоже ждал моего возмущения и скандала?

— Что будем делать? — в конце концов не выдержав тишины, уточнила я. Голос звучал сипло, в горле саднило. И это точно была не простуда.

Фель, чья рука до сих пор — видимо, чисто машинально, — продолжала обнимать мою талию, а кокон согревающих чар защищать от ледяного пола, медленно пожал плечом.

— Есть несколько вариантов, предлагаю самый простой: сделать вид, что ничего не было, — так же хрипло предложил он.

— Согласна, — поспешно кивнула я, садясь и пальцами пытаясь распутать волосы. Мои чёрные и его белые пряди за ночь причудливо переплелись, и яркий контраст выглядел потрясающе эффектно. Правда, мысль об этом я поспешила отогнать подальше, а лучше — вовсе выкинуть из головы. — И никому ни слова.

— Согласен, — не стал спорить мужчина. Тоже сел, помог мне освободиться, пятернёй пригладил волосы, убирая их с лица, и огляделся по сторонам. Интересно, куда и когда подевался его хайратник? — М-мать Природа... — выдохнул он с такой интонацией, с какой обычно принято употреблять совсем другие слова. Я вскинулась, ожидая встретиться взглядом с каким-нибудь лишним свидетелем происходящего — и тоже замерла, в шоке разглядывая стену перед собой.

Лучше бы это был свидетель!

— Мы что, правда... — медленно проговорила я, с трудом фокусируя взгляд на светлом. — И вчерашний стол был...

Фель выглядел ошарашенным и даже почти напуганным, я сама — подозреваю, и того хуже.

Мы сейчас находились в том самом храме Всех Богов, перед которым вчера совершался ритуал. Хуже того, в этом храме мы провели всю весьма насыщенную ночь. И ладно бы просто в храме! Мы не нашли ничего умнее, как провести горячую ночь пред ликом хаоса. И ладно бы просто перед ликом...

Я вчера кончала, выдыхая имя этого почти чужого мне светлого, на алтаре фатума: хаос отвечал за судьбу.

От этой мысли стало жутко, засосало под ложечкой и отчаянно захотелось стереть из памяти ближайшие сутки. С другими богами ещё можно договориться и надеяться, что пронесёт, а судьба всеведуща, и такого осквернения своей святыни не простит. Звезданёт ответным удаом так, что мало не покажется...

— Может, они вчера смотрели в другую сторону? — жалобно пробормотала я. Фель криво усмехнулся и бросил взгляд на пару эбонитовых статуй с глазами из серого дымчатого кварца.

Двенадцать наших богов отвечают за разные силы, из которых сплетён мир, и сферы жизни попарно: мужчина и женщина, супружеская чета, уравновешивающая недостатки друг друга. Были свои каноны изображения их всех, но алтари неизменно были парные, отдельно никого из богов никто не рассматривал — только в единстве противоположностей, в балансе мужского и женского.

Мужчина — Дар — левой рукой слегка приобнимал за талию свою супругу, Раду, а сжатую в кулак правую ладонь, перевёрнутую тыльной стороной вверх, простирал над алтарём — простым деревянным столом. В правой руке Рады лежал тугой свиток, в котором, по легенде, описан конец этого мира, а левую держала над алтарём, только ладонь её была сложена лодочкой и обращена кверху.

Считается, что судьба — это слишком личное дело, чтобы обсуждать его и даже обдумывать при посторонних, поэтому чета покровителей хаоса всегда стоит обособленно от прочих, зачастую — вот в таких уединённых комнатах. На стол принято ставить специальную чашу, в которую изредка кладутся дары, если хочется поблагодарить за удачу, но чаще — предметы, олицетворяющие просьбу или вопрос к богам. Чаша же обычно стоит при входе, и для общения с богами нужно для начала аккуратно омыть её в холодной воде.

Я почти не сомневалась, что предмет, грохотавший вчера по полу в центральном помещении, этой самой чашей и был.

— В любом случае, как бы они ни решили нас наказать, это ничего не меняет, — первым взял себя в руки Фель и пружинисто поднялся. Я проводила его взглядом и задумчиво кивнула.

Я ни в коей мере не оправдывала своё вчерашнее поведение, но всё же... Всё же даже сейчас, утром, в чём-то его понимала. Всё-таки, светлый был хорош. Безупречная физиономия — ерунда, а вот остальное действительно приковывало взгляд.

Большинство сильных боевых магов пренебрегают физической подготовкой, довольствуясь тем, что получили от природы. Да у них обычно и времени на тренировки не хватает, как-то не до того. Сколько я себя помнила, я именно поэтому всегда предпочитала воинов без магических способностей, а у Феля было тело именно воина. Сильное, тренированное, и при каждом движении под кожей красиво перекатывались мышцы, делая его похожим на какого-то хищного зверя. И если отбросить знание, кем является этот мужчина на самом деле (что со мной, собственно, вчера и произошло), ничего удивительного в том, что я обратила на него внимание, не было.

Тряхнув головой, я поспешила отогнать наваждение и последовать примеру мужчины, начавшего одеваться. Довольно, и так наворотила уже столько, что теперь полвека расхлёбывать! Надо, как и договорились, сделать вид, что ничего не было, и продолжать спокойно жить дальше.

И никогда, никогда больше не пить!

Пока я предавалась мрачным мыслям и отряхивала запылившуюся юбку, Фель, уже успевший натянуть брюки и сапоги, выглянул в общий зал. Подобрал на пороге мою блузу и вышел, видимо, за собственной рубашкой. Что-то негромко стукнуло, потом звякнуло (кажется, он водружал на место чашу), после чего светлый вернулся с добычей и мы в прежнем молчании закончили одевание.

Вышли наружу и, не сговариваясь, остановились на ступеньках храма. Я полезла в карман (он был вшит в юбку сзади, возле копчика, и поэтому не мешал ни в танцах, ни в других... развлечениях) за портсигаром, а светлый вперил тяжёлый неподвижный взгляд в бухту. Солнце ещё не поднялось над скалами, и неподвижная вода казалась синей-синей, будто это было не море, а цельный кристалл сапфира изумительной чистоты.

— Будешь? — проявила вежливость, предлагая ему портсигар. Фель в недоумении посмотрел сначала на него, потом на меня и медленно качнул головой. — Зря, — вздохнула я, чтобы сказать хоть что-то.

— Зачем ты куришь? И... ведь это не табак, — проговорил мужчина.

— Табак бесполезен и плохо пахнет, а это... поднимает настроение и помогает не рехнуться.

— Заманчиво, — пробормотал он, наблюдая, как я закуриваю. — Только лучше справляться со всем своими силами.

— Лучше. Когда они есть, — кивнула я, убирая мятую коробочку, и тихо пробормотала, скользнув взглядом по площади. — А это ещё что?

Чуть в стороне, у устья узкого не то проулка, не то тупичка, собралась небольшая толпа. Переговаривались тихонько, порой бросали по сторонам тревожные взгляды, и у меня вновь засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

— Не нравится мне это, — озвучил мои мысли хмурый светлый, и мы, вновь не сговариваясь, двинулись к толпе.

— Что случилось? — спросила я у крайних.

— Тилль, привет, — сонные жители, расступаясь, здоровались, но на вопрос никто отвечать не спешил. Да, впрочем, вскоре я и сама увидела: на брусчатке лежал труп, если точнее — обезглавленное тело, над которым на корточках сидел отлично знакомый мне тип. Который, надо думать, обладал информацией в гораздо большем объёме, чем случайные зеваки, и был куда лучшим адресатом для вопросов по существу. Всё-таки, Мельхиор (тёмные эльфы вообще любят имена, производные от металлов и камней) — наш главный дознаватель.

— Привет, красавчик, — машинально поздоровалась я. — Это что?

— Здравствуй, сладкая, — безмятежно улыбнулся в ответ тёмный, поднимая на меня смеющийся взгляд. — А это — большая и вонючая куча дерьма, в которую мы все вляпались. Если интересуешься предметно, то это труп светлого Владыки, вон там чуть в стороне лежит голова. Убит где-то среди ночи, сюда его притащили откуда-то оттуда, — он махнул рукой в сторону площади. — Есть следы волочения и капли крови, но на площади всё за ночь затоптали так, что концы уже не найдёшь. Орудие убийства... судя по срезу, рискну предположить, что это боевая струна. Опа! — взгляд тёмно-жёлтых глаз, почти теряющихся на фоне золотистого оттенка загорелой кожи, скользнул мне за плечо. Оглянувшись, я обнаружила там Феля. — А вот и потенциальный убийца. Скажи-ка мне, Бельфенор из корней Серебряного Дуба, а ты струной владеешь?

— Продемонстрировать? — недружелюбно огрызнулся тот, подходя ближе и тоже опускаясь на корточки рядом с тем местом, где у Владыки раньше была голова, а теперь красовался ровный срез шеи.

— Я так, риторически поинтересовался. А алиби у тебя есть, мой грозный собеседник? Про мотив даже не спрашиваю, на твоём месте я бы и сам его убил, причём уже давно. Ну так что, где ты был примерно с часу ночи до трёх?

— Ты мне всё равно не поверишь, — с нервным смешком ответил он. — Так что считай — нет у меня никакого алиби. Зато струна есть. Показать?

— Не спеши, сейчас мы её чин по чину изымем, — отмахнулся тот. — Стало быть, не отрицаешь, что имел возможность, средство и мотив прирезать любимого Владыку?

— Казните через депортацию? — язвительно уточнил светлый.

— Ну зачем так? Может, наградим, — протянул рассудительно Мельхиор, после чего добавил: — Посмертно.

— Не надо посмертно, — подала голос я, здорово сомневаясь не только в разумности собственного поступка, но в здравости рассудка. И даже не до конца веря, что действительно открыла рот и собираюсь сказать то, что собираюсь. — У него есть алиби. Начиная где-то с часа после заката и до утра он был со мной. Неотлучно.

— Ты серьёзно? — несолидно вытаращился на меня тёмный. Светлый, кстати, выглядел не менее озадаченным.

— Нет, я его выгораживаю по большой любви, — ядовито отозвалась я.

— Кхм. И что же вы всю ночь делали? И где? Он же мог отойти на полчасика, на это дело больше времени не надо, — продолжал допытываться Мельхиор.

— На звёзды смотрели, — прошипела я злобно. — Неотлучно! Даже пописать некогда было отойти!

— Кхм! — Тёмно-рыжие брови дознавателя взлетели натурально на лоб, взгляд золотистых глаз метнулся с меня на светлого, потом обратно. — Что, вот прямо всю ночь? Уважаю, силён мужик. На звёзды, всю ночь, без перерыва... ну ладно, глянуть пару-тройку раз, но чтобы вот так...

— Повторить на бис? — уточнила я, чувствуя, что от всей души желаю тёмному лечь рядом со светлым Владыкой в той же позе, в смысле — отдельно от своей головы. Причём ещё немного, и я даже поспособствую этому процессу.

— Извини, не надо, я тебе верю, — опомнился Мельхиор, видимо, прочитав что-то в моём взгляде. — Если ты, конечно, готова всё это...

— Прямо сейчас клятву приносить, или я пока свободна?

— Свободна, — кивнул он. Потом на всякий случай ещё два раза кивнул, а я развернулась на пятках и, провожаемая молчаливо-ошарашенными взглядами толпы, вынырнула на площадь и решительно двинулась вдоль побережья. Мне было отчаянно необходимо остудить голову, а близкое море так и манило окунуться... забыться... утопиться?

Я поняла, где видела этого светлого: в перекрестье снайперского прицела.

Побери меня Грань! Меня и мои гнилые мозги, где они были всё это время?! Как, ну как, во имя всех богов, я могла его не вспомнить?! Бельфенор — "белое пламя", или, учитывая именное окончание, "великое белое пламя". Фель — дословно "огонёк". Живучая, будто заговорённая сволочь, которую упрямо не брали чары, пули и раз за разом отказывалась принимать Грань. На этого боевого мага — одного из пяти сильнейших боевых магов светлых! — была объявлена в своё время настоящая охота, несколько раз докладывали о поражении цели, но его белобрысая макушка всё равно раз за разом возвращалась из небытия. Если бы не совпадение ауры, можно было бы подозревать, что это разные эльфы, настолько невероятным каждый раз казалось его везение!