Восьмой медальон. Том 2

— Теперь я начинаю жалеть, что государь отказался от вашего предложения. Конечно, он хочет быть благоразумным, но, клянусь Авиром, на сей раз Алленору пошло бы на пользу, прояви Его величество юношескую горячность.

— Не печальтесь, мессер Гумберт, — сказал молодой человек. — Так даже лучше. Отыщите доказательства вины герцога и графа — и никто не посмеет сказать, будто их осудили несправедливо, вырвали признание в злодеяниях, которых они не совершали. Тогда сам король наградит вас, о горожане станут считать мудрейшим человеком в Алленоре.

— Так-то оно так... — почесал подбородок канцлер. — Только вот есть крохотное препятствие...

— Какое?

— Господин Бертгард... Могу я попросить вас о крохотной услуге?

— Конечно!

— Никому не говорите о том, что произошло на сегодняшнем Совете. Если только градоначальник начнёт путаться под ногами, все наши усилия пойдут прахом.

— Ну, с такой задачей я справлюсь без труда! — рассмеялся Герлуин.

— И ещё... Не шутите больше с королём, умоляю вас! Кто знает, как он поведёт себя в следующий раз?

— Хорошо, — кивнул юноша, а про себя подумал: "А лучше, не суйся впредь в это дело, верно? Хочу, чтобы все почести достались мне одному... Что ж, удачи, мессер Гумберт!"

Глава 2

Теперь, когда мы побывали в Харде и поглядели, как провёл Ланделинд первый свой Совет, настало время вернуться в отель Рево, где мы бывали не так уж часто с тех самых пор, как Фердинанд вместе с другими придворными оказался заточён в доме принца.

Всё время, пока хозяин отсутствовал, в доме безраздельно хозяйничал Энгерранд — Жосс едва не лишился рассудка, узнав о смерти короля и герцога Эстерского, и всё время, пока друг его вместе с градоначальником пытались выяснить, что же на самом деле произошло во время маскарада, метался по отелю, словно безумец, и задавался вопросом, как вызволить Фердинанда из-под стражи, словно именно на Рево пало подозрение в убийстве.

Когда Энгерранд и господин Бертгард вернулись, Жосс, увидев нахмуренные брови градоначальника, в первый миг решил, что дело совсем плохо, поспешно спрятался в своей комнате — он боялся услышать страшную весть, которую, несомненно, принёс с собой мужчина.

Только услышав клятву друга в том, что Фердинанду ничто не угрожает и вскоре его, как и других "заключённых, выпустят на волю, слуга немного успокоился и лишь жалобно спросил:

— Когда Фердинанд вернётся?

— Потерпи до утра, — пожал плечами Энгерранд. — Ну... или до полудня...

Неверными оказались оба эти предположения: Фердинанд появился у дверей отеля лишь в час, когда солнце уже начало клониться к западу. Радость Жосса при этом событии невозможно передать словами. Можно было подумать, что ещё немного — и он пустится в пляс, бросится другу на шею... но молодой человек не стал делать ни того ни другого, зато вдруг обернулся и свирепо посмотрел на остальных слуг, собравшихся у порога:

— Что это вы разинули рты, бездельники? Не видите разве, что наш господин едва на ногах держится? А ну-ка, живо отправляйтесь на кухню и приготовьте ему завтрак!

Фердинанд со смехом вошёл в дом, Жосс бегал вокруг, точно пёс, соскучившийся по хозяину.

Когда друзья уселись за стол, Рево начал торопливо, но в то же время стараясь не упустить ни единой мелочи, рассказывать о своих злоключениях. Повесть эта оказалась такой длинной, что Энгерранд в конце концов пожалел приятеля и перебил его:

— У тебя язык заплетается. Лучше отдохни пару-тройку часов, а после, за ужином, мы продолжим беседу.

— Да! — подхватил Жосс. — Энгерранд дело говорит!

Фердинанд покосился на слугу: он-то полагал, что тот ни за что не успокоится, пока не дослушает рассказ до конца. Затем благодарно улыбнулся и, встав из-за стола, отправился в свою комнату.

Рухнув на постель, молодой человек смежил веки, однако не погрузился сию же минуту в сон, как можно было бы предположить. Вместо сновидений перед мысленным взором его стали одна за другой мелькать картины минувшего маскарада: "демоны" в чёрных одеяниях, герцог Эстерский с кинжалом в груди, искажённое от боли лицо короля Хильдеберта, хищный оскал канцлера в миг, когда в залу вошёл Годерик... А как он её покинул, ведь государь велел никого не выпускать? Ах, к тому времени Хильдеберт уже умер! Кто станет следовать повелениями покойного правителя?.. А ещё герцог улыбался Аньеле Хеллинорской...

Вместе с вихрем этих мыслей в сознание Фердинанда ворвался образ юной королевы. На платье её алело кровавое пятно — след, оставленный ладонью герцога... И ещё один, и ещё... Словно кто-то брызгал в девушку кровью... Затем возле Аньела появился Ланделинд в полном королевском облачении и прижал её к груди. Пятна стали расползаться и по его одежде, по ладоням, по лицу, по волосам...

Вдруг всё пропало, и лишь там, где мгновение назад стояли юные супруги, осталась лежать голубая атласная лента. С трудом ступая по липкому полу, Фердинанд подошёл к ней и поднял. На ладонях молодого человека выступили кровавые пятна. Он попробовал отбросить ленту, но не сумел, зато через несколько секунд руки его оказались испачканы в крови до самых локтей.

Вспыхнул свет: нестерпимо яркий, опаляющий лицо. Рево изо всех сил зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел, что лента обратилась в пепел — и его руки тоже...

Фердинанд закричал — и проснулся. Первым делом поглядел на ладони. Убедившись, что с ними всё в порядке, шумно выдохнул.

Дверь распахнулась. В комнату заглянул встревоженный Жосс.

— Что случилось?

— Ничего, — сев на кровати, с напускным безразличием ответил Рево.

— А мне показалось, ты кричал....

— Померещилось, должно быть. Да и если кричал, что тут такого? И вообще, — тут Фердинанд прикрыл рот ладонью, словно стараясь подавить зевоту, — не мешай. Я спать хочу.

Жосс с подозрением посмотрел на него, а затем вышел из комнаты и осторожно притворил дверь.

Фердинанд вновь опустился на подушку, но вскоре понял, что едва ли сумеет вновь уснуть. Тогда он заложил руки за голову и принялся размышлять.

Что это был за кошмар? Откуда взялся? Порождение он больного сознания или же предупреждение, ниспосланное самими богами? А может, виной всему проделки демона лжи и коварства Эстарота? Жрецы говорят, будто он способен проникать в сновидения и вместе с Эстекуром доводить человека до безумия. Правда, сперва нужно найти негодяя, который совершил бы сложный магический ритуал... Но даже если допустить, что не тёмные силы всему виной, а светлые, о чём они хотели сказать?

Положим, не столь уж трудно понять, из-за чего одежда юных короля и королевы была выпачкана в крови. Ясное дело, небеса хотят предупредить: им грозит какая-то опасность... Хотя, быть может, светлые духи предначертали им не славные деяния, а страшные? Вдруг Ланделинд утопит Алленор в крови?.. Глупости! Он никогда не станет жестоким правителем — этот не по годам мудрый юноша! Или станет?..

Фердинанд в сердцах ударил кулаком по кровати.

"Ах, не так всё просто! Годерик в детстве тоже был совсем иным, не таким, как сейчас!"

И зачем во сне вдруг появилась голубая лента? Та самая, которую обронил барон Хельменфельд и которая, несомненно, принадлежала его любовнице. Отчего она почернела, обратилась в пепел? И по какой причине руки самого Фердинанда оказались сожжены? Неужели ему предначертано совершить какое-нибудь страшное злодеяние?

Молодой человек вскочил на ноги, несколько раз метнулся из угла в угол, а затем бросился в комнату Энгерранда. Тот, конечно, сразу отметил про себя встрёпанный вид друга, лихорадочный блеск глаз, но ничем не выказал своего изумления и ограничился лишь парой слов:

— Что стряслось?

Выслушав сбивчивый рассказ Фердинанда, он насмешливо фыркнул:

— Не знал, что ты веришь в сновидения.

— В такие — верю! — выдохнул Рево.

— И зря.

— Пойми, боги хотели нас о чём-то предупредить!

— О чём?

— Не знаю!

— Тогда не ломай голову понапрасну, а лучше задайся вопросом, какой смысл был посылать предупреждение тебе, если лента хранится у меня? Вот здесь, — Энгерранд похлопал себя по груди, — у самого сердца, будто владелица её — моя любовница, а вовсе не сеньора Хельменфельда! Это я думаю о ней каждую минуту, а не ты!

Уверенность, звучавшая в словах приятеля, передалась Фердинанду, и губы его невольно расплылись в улыбке.

— Так-то лучше! — кивнул Энгерранд. — Выброси всё из головы и выспись как следует, если не хочешь завтра, во время похорон, упасть замертво.

Рево последовал совету приятеля. На сей раз ни один кошмар не потревожил его, и рассвет молодой человек встретил бодрым как никогда.

Облачившись в траурное одеяние, Фердинанд поспешил к дому Ланделинда. Юный король встретил его весьма благосклонно и даже улыбнулся уголками губ. Многие придворные заметили это и почувствовали укол зависти, а граф Артландский даже шепнул одному из своих баронов, что не слишком-то прилично выказывать радость, находясь в нескольких шагах от ложа с телом отца. Так думал и сам Рево, поэтому предпочёл затеряться в толпе.

Похороны произвели на молодого человека тяжёлое впечатление: ему чудилось, что все вокруг думают лишь о собственной участи, о том, как бы не разгневать нового государя, а может, и стать новыми королевскими любимцами.

Домой Фердинанд вернулся в самом скверном расположении духа, поэтому Жоссу и на сей раз не удалось выслушать до конца рассказ о маскараде, да и о прощании с государем Хильдебертом тоже. Видя, как опечален слуга, Энгерранд сжалился над ним и поведал всё, что знал о трагедии в доме принца. А поскольку знал он не намного меньше Рево, Жосс сумел-таки утолить своё любопытство.

На следующее утро друзья завтракали вдвоём — Фердинанд не пожелал выходить из своей комнаты. Долгое время они молчали, но вдруг слуга склонился над столом и прошептал:

— Слушай, Энгерранд, мне что-то невдомёк: почему Фердинанд так горюет? Конечно, государь Хильдеберт был добр к нам, да и старый барон любил хвастать, что, мол, долгое время служил королю верой и правдой и стал бы главным его любимцем, если бы пожелал, — а мой господин слов на ветер не бросал. Но так мучиться, так убиваться... Не понимаю!

— А по-твоему, нужно радоваться.

— Да. Когда принц спешил на встречу с невестой, он не раз намекал, что считает Фердинанда другом и хотел бы видеть среди своих приближённых.

— Неужели?

— Клянусь, я ничего не выдумываю! Монсеньор...

— Государь, — поправил приятеля Энгерранд.

Тот пропустил замечание мимо ушей:

— ...Ланделинд сказал даже, что мечтает отправиться вместе с Фердинандом в Фотланд и побывать в нашей горной долине.

— Принцы часто забывают обещания, — заметил Энгерранд, — особенно когда становятся королями.

Но стоило молодому человеку усомниться в твёрдости намерений Ланделинда, как в комнату вбежал возбуждённый Герберт и закричал что было мочи:

— К нам прибыл посланец принца! — Затем добавил куда тише: — То есть... государя...

Следом за мальчишкой появился барон ди Эрн собственной персоной. Вид у новоиспечённого камергера был необычайно важный и самодовольный. Мужчина так выпячивал брюхо, что новенький кафтан в любую секунду готов был лопнуть.

Энгерранд встал и отвесил почтительный поклон. Барон на приветствие не откликнулся и сразу приступил к делу:

— Где сеньор Фердинанд? Этот болван, — указал он на Герберта, — говорил, будто отведёт прямо к нему, но зачем-то притащил сюда.

Глаза мальчишки заблестели от слёз.

— Не ругайте моего слугу, — бесшумно войдя в комнату, произнёс Фердинанд. — Ручаюсь, любой растерялся бы при виде первого камергера!

Недовольство Эрна вмиг испарилось, и он воскликнул:

— Ох, я так счастлив встрече с вами! Страшно рад!

Молодой человек посмотрел на ключ, украшавший грудь барона, и с притворной завистью произнёс:

— Государь столь щедро наградил вас, а я лишь сейчас узнал об этом. Примите мои поздравления!

— Благодарю... — смутился Эрн. — До сих пор не могу в это поверить... Но не завидуйте мне, нет, не завидуйте! Уверен, наш добрый государь и для вас приготовил достойную награду.

— В самом деле?

Барон протянул Фердинанду свёрнутый в трубочку лист пергамента:

— Послание от государя!

Молодой человек пробежал взглядом несколько строк и с улыбкой произнёс:

— А ведь вы оказались правы! Знаете, о чём здесь говорится? Меня просят немедленно явиться в Хард. Конечно, я сию минуту отправлюсь туда!

Выслушав это обещание, Эрн раскланялся и, пожелав Фердинанду удачи, удалился. Едва за ним закрылась дверь, Энгерранд затряс ладонью у себя перед носом и вскричал:

— Фу, до чего же омерзителен этот любимец королей! И за что государь Хильдеберт был к нему так благосклонен? Почему Ланделинд вздумал сделать камергером? Хотелось бы мне, чтобы Эрн оказался убийцей, но, к несчастью, это невозможно! Заискивать перед теми, кто имеет хоть какую-то власть, и унижать слабых — вот всё, на что он способен. Держи ушки на макушке, Фердинанд! Если окажется, что король не намерен пролить на твою голову золотой дождь, барон теми зубами, которые минуту назад обнажал в улыбке, вцепится тебе в глотку.

— Я и сам это знаю, — усмехнулся Рево.

Придя в замок, Фердинанд направился в залу для приёмов — он решил, что именно там король должен встречаться со своими подданными. Однако, к изумлению молодого человека, стражники, стоявшие у дверей, заявили, что не видели государя с самого утра. Тогда Рево поспешил к покоям Ланделинда — и вновь потерпел неудачу.

— "Что за шутки? — раздражённо подумал он. — Неужели я был приглашён для того, чтобы поиграть с королём в прятки?"

После непродолжительных раздумий Фердинанд решил отыскать камергера и потребовать у него объяснений, но тут одна из дверей отворилась и в коридоре появился Вальдеберт да Руст.

Рево бросился навстречу барону. Тот, завидев его, распахнул объятия:

— Хо-хо! Вот так встреча! Дайте-ка угадаю, зачем вы пожаловали сюда. Хотите увидеться с государем, верно?

— Так и есть, — ответил молодой человек.

— И, конечно, не можете найти? Неудивительно! — Барон лукаво подмигнул. — Его величество, едва закончился Совет, отправился в библиотеку и не выходит оттуда уже целый час. Представляете? Дед его целыми днями возился с гончими и борзыми, вечно вонял мясом и кровью; отец в юности души не чаял в мечах и доспехах, с утра до ночи просиживал в Оружейной палате. Зато государь Ланделинд закопался в книгах, словно не править Алленором собрался, а учиться в Университете!

Мужчина расхохотался так, что стёкла задрожали. Фердинанд пробормотал:

— Да, занятно... — и быстро зашагал к библиотеке.

Ланделинд в этот час и впрямь походил на прилежного студента, которые, по правде говоря, были большой редкостью: сидел за столом, на котором в несколько стопок были разложены толстые фолианты, и листал книгу с пожелтевшими от времени страницами и расписанной золотом обложкой. Услышав шаги, он быстро поднял голову и с непритворной радостью воскликнул: