И говорить с ним о жизни тоже пока не готова. Единственный человек на свете, которому я рассказала абсолютно все — Пантера, да и только потому, что не могу противиться ее воле и обаянию, отвечая честно и подробно на каждый вопрос. Вряд ли бы я сама пришла бы к ней пооткровенничать, но как-то так уже сложилось, что мои доклады капитану о состоянии здоровья команды и о делах в лазарете постепенно стали переходить и на другие темы.
Иногда я удивляла капитана своими рассказами о жизни в монастыре, но тамошние суровые порядки с лихвой восполнились усвоенными знаниями по медицине, в конце концов, оплеухи доброй настоятельницы в прошлом, а ее наставления — со мной и в деле.
Но вот когда я пыталась заикнуться о жизни с голландским дипломатом, такой же серо-коричневой, как и весь голландский уклад жизни, чопорный и полный необъяснимых запретов и условностей, ими же самим попираемых в любом порядке, но лишь бы тайно, хотя бы внешне... Пантера буквально зверела, а ее рука сама ложилась на эфес.
-Как ты все это терпела? — как то спросила она с таким недоумением, что мне сразу стало понятно, что она могла бы противопоставить всей этой своре лицемеров в белых воротниках.
Мне осталось только пожать плечами:
-А куда мне было деваться? Он же сразу увез меня в Мале... И бежать оттуда, чтобы попасть в лапы туземцам, — поеживаюсь, вспомнив те жуткие два дня, что я все же провела в их руках и откуда меня вытащил Вольф. Сразу вспомнила, как своим вскриком сбила так удачно начавшуюся его попытку тихо и незаметно увести меня через кофейную плантацию к побережью, как мы попали в плен к испанцами, ту страшную ночь в трюме с крысами и его бой с двумя пиратами. Тогда я окончательно поняла, что люблю его... И вот интересно, восстановив в памяти те события до мельчайших подробностей, я не смогла вспомнить, а говорил ли мне Вольф о любви?
-Ну, я не такая, — промолвила тогда Пантера с такой интонацией, что я вздрогнула. А она засмеялась, выхватила шпагу и сделал в воздухе несколько ударов, не оставляющих сомнения в ее победе над невидимым врагом, а заодно над призраками моего прошлого.
Она действительно была — не такая. Ей интересно все — вот и сейчас, только вернувшись из охранения, она уже сошлась в дружеском спарринге с Тессеном, и четыре сабли мелькают с такой скоростью, что лично я просто не могу понять, где чья.
-Что ж, — Тессен переводит дух, вытирая пот со лба снятой рубашкой. — Тут я за тебя спокоен. А хочешь попробовать нечто новое?
У капитана загораются глаза и она кивает.
Тессен снимает с пояса тот веер с кисточками, с которым не расстается, но ни разу при мне не пользовался — а ведь было бы интересно на это посмотреть, как он будет поводить глазами из-за него, как красавица на балу.
Но вот тут я понимаю, что жестоко ошиблась. С тихим щелчком веер раскрывается — и превращается в стальное крыло, со свистом рассекающее воздух.
Глаза капитана становятся еще более счастливыми и восхищенными:
-Можно?
-Да, только позволь, я покажу тебе...
Замерев, обе команды смотрят, как легко и грациозно она повторяет все его движения, так резко отличающиеся от фехтования шпагой и саблями. Это скорее похоже на танец, а мелодию заменяет свист крыла. Пантера прекрасно держит равновесие, и некоторые приемы получаются у нее даже красивее, чем у Тессена.
Что же это за вещица? Стил тогда сказал, что Тессен — это лишь прозвище по названию его любимого оружия.
Вот мужчина обхватывает ее со спины, направляя руку — они как будто становятся единым телом, владеющим грозным и странным оружием, против которого трудно найти прием.
-Капитан, — ворчит кок, которому позволено многое на правах ветерана. — Капитан, Вы отошли бы подальше, а то в уху песок накидаете.
Тессен и Пантера не заставляют себя долго упрашивать и скрываются в зарослях — там есть просторные поляны по берегу речки, заодно и пот с себя смыть можно будет после тренировки.
Очевидно веер-тесен и правда смертносное оружие, такое же опасное как и его обладатель капитан Тессен. И его преимущество еще и в том, что противостоять ему сложно обычным оружием. Пантера, чувствовалось, еле дождалась заката, чтобы продолжить упражнения с Тессеном и его веером, а Стил еще и немало тому способствовал, взяв на себя все капитанские заботы. Мне не удалось переговорить с ней — даже не перекусив, едва спрыгнув со шлюпки, она с саблями и шпагой направилась навстречу Тессену, уже готовому к спаррингу — он был без рубашки, но я видела, как он тщательно смывал в реке дневной пот пополам со смоляным варом, которым пропитывали днище фрегата после очистки. Свои черные волосы он собрал тонким кожаным шнурком в тугой хвост на затылке.
На этот раз они отошли так, что всем было их видно, но издалека. И начали смертоносный танец, в котором каждый промах мог бы стоить им жизни — оружие-то боевое. Они пробовали разные варианты — то Пантера наступала на него с абордажными короткими саблями, то с тяжелой шпагой, а затем они менялись оружием, и уже Тессен учил противостоять вееру.
Несколько десятков мужчин, закаленных в боях и тоже много чего умеющих — в экипажах 'Александры' и 'Пантеры' не было портового сброда, нанимающего куда угодно за гроши, под их флагами ходили слаженные боевые экипажи — эти морские воины смотрели с изумлением и восхищением. Трудно сказать, что поразило их больше — необычное оружие или то, как Пантера быстро сумела им овладеть. Люди комментировали, обсуждали тактику нападения и защиты при встрече с такой страшной диковиной.
Две ловкие фигуры, не останавливая поединка, поднимались все выше и выше по уступам прибрежной скалы. Что задумал Тессен? Зачем он загоняет ее вверх? Хотя сейчас ее позиция намного выгоднее — она наносит удары веером сверху, а он наступает на нее со шпагой. Но шпага длиннее, и если она наклонится сильнее, чтобы достать его веером по груди или шее, то попадет на его острие. Но пока что явно несладко приходится самому Тессену, и наверняка он пожалел, что отдал ей свое привычное оружие.
Но вот под ее каблуком хрустнул и сорвался камень, и она, такая заметная в белой рубашке на фоне серой скалы, пошатнулась, удержав равновесие веером, как птица крылом. Я услышала, как что-то пробурчал в бороду старый кок, как ахнул юнга. Еще одна песчинка вниз — и она сорвется вниз, но не в море, а на полого уходящие к воде острые камни — такие, как счастливо избежала я, сорвавшись со стены испанской крепости не наружу, а внутрь.
Я тогда так осознанно хотела сделать этот шаг, что продумала его до мелочей — и сейчас невольно представила ее изломанное окровавленное тело, перемешанное с песком и локонами. Но Тессен успел прыгнуть вперед быстрее, чем все мы все собирались с мыслями. Он подхватил ее и спрыгнул вместе с ней, удерживая шпагу в одной руке, а Пантеру — в другой. Его прыжок был достаточно сильным, и они перелетели каменную гряду и ровно вошли в воду. Успеваю подумать, что теперь ее ждет гнев Тессена — вряд ли она удержала в руках веер. Но вот они уже выходят на берег — и оружие при них. Она отряхивается, одной рукой отжимает наскоро косу — и вновь встает в позицию, атакуя его на мелководье.
Команда облегченно вздыхает — значит, с капитаном все в порядке. Не огорчена и команда Тессена. Да впрочем, все уже успели за эти дни сдружиться, и стоят одной толпой, наблюдая за красивым боем.
Но вот они отсалютовали друг другу и вернули каждый себе свое оружие.
-А твоя дага? — спохватилась Пантера.
-Там осталась, я ж не осьминог...
-Пойдем заберем? Да и мои сабли там на нижней террасе...
Они удалились, а у людей тут же нашлись свои повседневные заботы. Похоже, все, что не касается схваток, интересует здесь только меня...
Ну, у меня всегда есть оправдание — они фехтовали часа два, летели вниз, и мой долг требует удостовериться, что все хорошо. Да я и так видела, что хорошо...
Но я тихонько захожу за гряду туда, где каменистая дорожка делает резкий нырок и поворот. Нас троих не видно снизу, а им не видно меня. И лучше б я это не видела тоже...
Тессен обнимает ее за плечи, ее рубашка лежит на камнях, придавленная оружием. И он целует ее губы, покрывает мягкими прикосновениями обнаженную грудь и шею. Подспудно жду, как она нанесет смертельный удар и сбросит его вниз. Но что это? Пантера обвивает своими руками его спину, и ее руки, так крепко только что державшие оружие, кажутся тонкими и гибкими на фоне его спины, свитой из мускулов, обтянутых смуглой гладкой кожей, лишенной растительности.
Тихо испаряюсь...
Утро принесло новые события — когда команды стали прощаться, готовясь разойтись своими курсами, наши капитаны объявили, что заключили соглашение, согласно которому в ближайшие рейды оба фрегата пойдут вместе.
Против казались только шотландцы. Тяжело подбирая английские слова и мешая их с гэльскими, они объяснили, что хоть сыны Шотландии и отважные воины, и умелые мореходы по праву рождения, но они люди разумные, и с такими безумцами и с такими железными порядками даже до невольничьего рынка плыть не готовы, не то что вступать в команду. И поэтому они остаются здесь — такого изобилия плодов, рыбы и мелкой дичи в совокупности с мягким климатом им больше не найти. Так что они готовы попасть в рай при жизни...
Это заявление оттянуло на четверть часа отплытие — капитаны поделились с оставшимися некоторыми запасами: порохом, свинцом, солью, даже одеждой.
-Пантера, ты не слишком опять щедра? Мы с тобой уже поссорились на днях из-за этих шотландцев. Чем они тебе дороги?!
-Они ценны стратегически. Мы всегда будем иметь возможность вернуться сюда подлатать корабли и знать, что они здесь и помогут. Воины они правда что надо.
-Они не переметнутся на испанскую сторону?
-Не думаю. Хотя в наше время верить самой себе-то сложно...
-Пантера, ты нанесла координаты острова на карту? — подошел к нам Тессен.
-Еще вчера, — она вскинула на него глаза, и они были зеленовато-медовые. — Тебе продиктовать?
-Можем разве что сверить еще раз, — и они уткнулись в карты, которые меня пугали одним видом, как и секстант.
Итак, мы покидаем гостеприимный остров, ставший, как мы надеялись, нашей тайной базой. И ближайшее направление — порт, потому что запасы совсем на исходе. И даже не пища — мы запасли ее вдоволь, как и воды, и даже накоптили мелкой дичи. У нас почти нет пороха и свинца...
Очевидно, нежелательные мысли взлетают в воздух и достигают тех голов, от которых их хотелось бы спрятать. Потому что над нашими фрегатами, пробирающимися к порту практически налегке, раздался крик впередсмотрящего:
-Испанцы по курсу!
Но мы же не можем принять бой...
Внутри все сжимается снова в привычный ком тревоги, и слезы просятся на глаза — так все было прекрасно еще несколько часов назад! И это — лишь подтверждение наблюдений всей моей жизни — счастье не бывает долгим, а расплата за него всегда превышает пределы. Где же мое христианское милосердие? Может, надо было предложить шотландцам сделать себе луки и на этом успокоиться?
Но наши фрегаты начинают расходиться в обе стороны от испанского, тоже боевого и уже ощетинившегося пушками. Мы убегаем? Похоже, испанцы так и решили. Они радостно вопят и стреляют из мушкетов, даже не надеясь попасть на таком расстоянии и на полном ходу. Наши корабли только что почищены и просмолены, и они гораздо маневреннее испанца, бороздящего море уже несколько месяцев.
Вздыхаю с облегчением — похоже, нам удалось избежать боя. Но что это? Мне прекрасно слышны команды Пантеры — ветер в мою сторону и доносит их с мостика даже к двери лазарета. Мы снова меняем курс? Я никогда не разберусь в этих зюйд-вестах, но глаза у меня есть. И я вижу, как 'Пантера' стремительно летит в нос испанцам, а в это время к их корме с той же скоростью приближается 'Александра' Тессена. Интересно, они это заранее обговорили, а вот теперь случай представился?
Получается, что наши фрегаты заходят с двух бортов одновременно? Испанцы носятся по палубе и не знают, с какой стороны ждать первой атаки. Они делают пробный выстрел, и Пантера закладывает такой галс, что мне становится бессмысленно даже высовываться на палубу. Да и вся обстановка располагает к тому, чтобы надеть фартук и убрать волосы под белую косынку...
Пугает еще и то, что теперь нам не только нечем стрелять, но и некуда — при малейшем перелете ядро влетит не в испанский корабль, а в один из наших, и мы потопим друг друга своими же перекрестными залпами.
На 'Пантере' корсары изготовились стрелять из мушкетов — они все же бьют прицельнее.
-Осторожно, ребята, по воде не стреляйте, там пловцы, — передает команду Пантера. И что она разглядела в темной и бурлящей от трех маневрирующих кораблей воде?
-Что там? — все же любопытство и страх пересиливают, и я высовываю нос, а затем и пробираюсь к мостику. Но, уже наученная горьким опытом, держусь за леера и ограждения.
-Тессен спустил на воду пловцов, которые должны постараться проникнуть на пушечную палубу, — сквозь сжатые от напряжения зубы и не отводя глаз от моря и кораблей, поясняет Стил. И вдруг резко оборачивается: — Марта? Тебя тут не хватало. Да еще в образе белого флага. Марш отсюда!
-Я должна знать, что происходит!
-А я знаю, — он рычит. — Что мы должны отвлечь внимание испанцев нашим маневрированием, и при этом не попасть под их выстрелы. Сейчас мы тут кувыркаться будем. Свалишься — некогда будет тебя тащить. Под киль затянет сразу.
-Их там много? — уточняет Пантера у Стила, даже не обращая на мое присутствие внимания.
-Человек пятнадцать, больше-то и не должно быть, — он силится что-то разглядеть в легком дыму мушкетных выстрелов.
Да, как ни обидно, но помощи на мостике от меня никакой, кроме вреда — я еще и отвлекаю капитана с первым помощником. Осторожно сбегаю по ступенькам к себе, а там залезаю на сундук и приникаю к иллюминатору: и вижу несколько юрких и мокрых фигур, скользящих прямо по гладким бортам испанского фрегата к пушечным люкам. Мне показалось, или мелькнул профиль Тессена?
Увидеть, что там происходит, невозможно. Наверное, Пантера, Стил, да и ребята могли бы сказать не видя каждый шаг и движение, происходящие на пушечной палубе испанского корабля. Но у меня нет их опыта...
Стил сказал, что их человек пятнадцать. А сколько людей у испанских пушек? Вряд ли они расстанутся с жизнью так легко.
В животе тугой ком. Окидываю взглядом лазарет — все готово. За дверь быстрые шаги маленьких ног — это бежит с поручением юнга. Делаю буквально прыжок к двери и хватаю его за шиворот:
-Ты сейчас чем занят?!
-Пантера послала к коку, напомнить, чтобы был поосторожнее с очагом во время маневров.
-Беги. Но оттуда немедленно ко мне, — и у меня уже есть понимание дальнейших действий.
Мальчишка вернулся на редкость быстро и с плотно закрытым крышкой ведром — как не расплескал пи такой болтанке?
-Док, Джон прислал Вам горячую воду, сказал, что успел вскипятить еще до болтанки.
-Ты не ошпарился?
-Да что Вы? Я уже полгода на борту! И мне уже двенадцать лет.