Лайм. Судьбе назло.

Да, вид из окна открывался великолепный. Третий этаж, что ни говори. Во многих городах два этажа — это уже предел достатка. Мастеров на трехэтажные особняки разыщешь только с большим трудом. Да и стоят они больших денег. Но Вортексские денег ни на что не жалели. Ни на сам дом, ни на его наполнение. Высоченные потолки, изысканная мебель, обилие вышколенных слуг, вкусная, как оказалось, еда. Да, еще и отличная охрана к тому же. А вне дома? Обслуга, конюшни, парк, деревья. Что, кстати, очень верно. Если есть деньги, то зачем держать их в сундуках? Пусть они радуют глаз буйством красок и множеством прислуги. Тем более что так их никто не отнимет.

Созерцание небесной лазури и изумрудно-зеленого моря под ногами чуть не отвлекли меня от главного. Я совершенно растворился в радостном ощущении безмятежной свободы, и едва не прозевал появления троих людей. Эту компанию отличало две особенности — неторопливость и странное расположение. Впереди медленно шел один, а остальные двое чуть сзади, по бокам. И даже отсюда было видно, что одежда первого весьма отличается от того, во что одевается мечущаяся по своим делам дворовая толпа.

Я собрался. Ответственный момент: прицелился, бросок! Безделушка упала совсем далеко. Хм, главное, чтобы не попала по парню. Второй бросок. Я весь сжался. Чуть сзади от прогуливающейся парочки, но уже ближе. Я взвесил в руке очередную фитюльку и снова сделал бросок. А вот теперь попал куда надо. Это называется пристреляться. Эрнан поднял голову вверх, затем жест повторили его телохранители.

Меня заметили. Отлично. Я помахал рукой, чтобы наверняка привлечь его внимание к себе, и стал делать приглашающие жесты. Давай, мол, поднимайся ко мне. Вижу изумленные глаза юного помещика. Ага, с ним никто так не позволял себе обращаться. Что ж, у меня особый статус: я заперт и поэтому сам сойти к нему не могу. А вот он подняться ко мне — запросто.

Сверху мне было видно, что тройка развернулась и уверенно прошагала обратно к главным дверям. Вот они поднялись по знакомой мне лестнице, ливреи склонились в поклоне. Еще миг — и все трое скрылись внутри.

Отлично. Через несколько минут местный юновластец будет здесь. Нужно подумать, как повести разговор так, чтобы ему стало самое меньшее интересно, а самое большее очень интересно. Я еще раз напомнил себе те крохи, что успел разузнать про него Зак. Книги. Дворянчик очень любит читать книги.

Вскоре за дверьми раздалось недовольное:

— А мне все равно. — Холодно и жестко. И голос молодой. Похоже, это он, Эрнан.

— Но сударь, ваша маменька запретила его выпускать... — Подобострастно и заискивающе. Наверняка какой-то лакей.

— А я разве его выпускаю? — А парень не промах — вопрос с подвохом. И как результат, из скважины раздается скрежет поворачиваемого ключа.

Дверь открылась, и в комнату вошел единственный представитель мужской линии Вортексских. Я принялся осторожно шарить своим взглядом по его лицу. Я знал, как начать разговор. Но как его закончить? Нужно будет основываться на отклике самого юноши.

Взгляд юнца поражал. Сердитый и между тем какой-то отстраненный. Еще бы! Кто мог осмелиться бросать в него камни? Таким лицом наводят страх на прислугу, и после этого та не спит ночами. Даже я на миг ощутил непередаваемый страх. Да, парень умеет нагнать печали. Это тоже семейное, и тоже наверняка от мамаши.

Увидев незнакомое лицо, тем более одетое в простые одежды, юноша несколько сбавил пыл. Он сделал несколько шагов вперед и требовательно произнес:

— Кто ты? Что ты делаешь в доме моего отца и почему ты швырялся в меня камнями?

Нужно отвечать, но отвечать с умом. Что там рассказал про него Зак? "...Характером пошел весь в отца. Тихий, спокойный, сам в себе". Верно — откуда тут взяться бодрости и веселью? В этом гадюшнике заправляют две кобры, молодая и старая. А ненавистью к мужчинам здесь пропитано все. И парень просто не мог не ощущать этого.

"Говорят, что он, возможно, того, э... умишком слаб. Все время или за книгами проводит, или вокруг поместья гуляет". А что ему остается, когда эти две пташки спелись на одной ноте?

"На глаза редко показывается, все больше предпочитает одиночество. Делами дома почти не интересуется". Говорить с семьей, с этими грымзами? О чем? О балах, о нарядах, о моде? О том, какие мужчины гады и подонки? О женихах, о приданом? Очень надо. О вечном и прекрасном? Так у каждого оно свое. Ему хватает и ежедневного общения за столом. А в его душу никто даже не пытается заглянуть. Не поинтересуется.

Что ж, это мы обратим в свою пользу.

И я снова начал рассказывать свою иссторию, но теперь поведал его несколько иначе. Расписал мрачность тюрьмы, опасность сокамерников, свое героическое желание спасти благородное семейство. А закончил желанием неблагодарного Кристелла посадить меня под замок. На всякий случай.

Так, мой рассказ окончен, и каков вердикт?

Потрясающе — в его глазах никакого сомнения. Он верит, верит каждому моему слову! Удивительная доверчивость.

Услышал, что перед ним узник. Где испуг в глазах, где опаска, где настороженность? А нет их — парень вообще не знает об ужасах внешней, заусадебной жизни. Поразительная неосведомленность. Да он просто зеленый юнец, желторотый пацан. Где тут крепкое мужское воспитание? А нет его. Но я не удивлен.

Узнал, что я, рискнув тюремными правилами, примчался спасти его мать и дочь, — так вообще в восторге. Я — герой, герой из книг и рыцарских сказаний.

Теперь он мой, если я и дальше поведу себя грамотно. А я знаю, как себя преподнести. Я книга жизни. Настоящей, взаправдашней, написанной болью, синяками да ссадинами. От меня прямо-таки веет кострами ночных стоянок, пылью дорог и шумом городов. А что еще нужно юному оболтусу, никогда не покидавшему роскошных стен?

— Ты мог бы рассказать мне обо всем этом более подробно? — вполне ожидаемо для меня отозвался он.

— Конечно. Я останусь тут еще на пять дней. И я с большим интересом провел бы их в общении, чем в гордом одиночестве, — усмехнулся я.

— Хорошо. Тогда продолжим разговор в моих покоях, — произнес он уже более независимым тоном.

— Но юный господин, ваша матушка... — снова начал было стороживший гостя лакей, но Эрнан перебил его:

— Матушка желает, — он криво усмехнулся, — чтобы гость не покидал дома. А он его не покидает. Я живу на втором этаже. Он что, вылетит оттуда, как птица? Тем более, насколько я понял, Кристелл дал страже указания не выпускать его из дома. Хочешь сказать, господин дел Армак набирает в охрану глупцов?

А парень не зря читает свои книги. Палец в рот ему не клади, откусит руку. Да, семейного сходства у этой троицы пруд пруди.

— Раен? — уже спокойно обратился он к одному из двух своих сопровождающих. Отозвался крепкий загорелый детина с лицом записного плута.

— Присматривай за моим... гостем. На всякий случай.

— Будет сделано, сударь.

— Да, и отведи его помыться. Блох мне еще не хватало.

— Да, господин.

Опля! И про него говорят "слаб умом"? Да — чтобы оказать влияние на него, мне придется сильно постараться.

Часть третья

Мне снова пришлось мыться, уже второй раз за день. Благодать! Правда, мылся я в умывальне для слуг, но это место не шло ни в какое сравнение с прежним. Мочалки вместо кусков тряпья, настоящее мыло и чистая проточная вода. М-м-м!

Я мылся почти целый час. О боги! Будь моя воля, вообще бы отсюда не выходил!

Но воля была не моя. После долгого блаженства под струями меня чуть ли не пинками вытолкали в коридор, где заставили переодеться в абсолютно новые одежды.

— Чай, не милостыню просить идешь, — осклабился Раен. Крепыш не отходил от меня ни на шаг, разве что в умывальню не полез. Очевидно, к заданию стать сторожевым псом он отнесся весьма серьезно. Наверняка на службу в дом его тоже устраивал дел Армак.

— Да что вы, милчеловек, — не стал протестовать я. Обновки на мне были не новые — взяли то, что слугам не надобно, но и это было в несколько раз приличнее хламиды, что выдали мне в каталажке.

А потом меня, снова чуть ли не силой, отвели в личные покои дворянчика.

— И чтоб без фокусов, — вновь осклабился Раен и продемонстрировал пару метательных ножей за поясом. Я не знаю, что именно он имел в виду, но догадался, что ножи он применит при первой возможности.

Покои юнца меня поразили: шагов сорок в длину, столько же в ширину, а потолки аж в три человеческих роста. А интерьер! Мебель из дорогого светлого дерева была покрыта толстым слоем лака, от шикарных арндорских ковров самых пестрых расцветок рябило в глазах, тончайшие занавеси с искусным рисунком были так нежны, что казались переливами весеннего света. А мозаичный пол? А кровать под шикарным балдахином? Да только за содержимое его стола можно было купить небольшую усадьбу. Чего там только не было! Толстенные книги с богатой обложкой, орлиные перья в хрустальной чернильнице, краски для рисования, серебряные подсвечники, карты и кипы дорогого белоснежного пергамента.

Живут же некоторые!

В себя меня привел властный голос хозяина роскоши.

— Садись на стул. Да не на этот — на тот, что подальше.

Я послушно сел на указанное мне место. Да, так и положено. Я пленник. И пусть он пару раз назвал меня гостем, но все же по сути я именно пленник. Таково истинное положение вещей.

Быстрым взглядом я оглядел юного графа с ног до головы. Хозяин покоев своим убранством не уступал обстановке: графенок был одет изысканно и дорого. Рдяной камзол, бархатные коричневые штаны, щеголеватые сапожки. Сразу видать — сынок богатого папаши.

— Итак, ты обещал мне рассказать... — Он многозначительно умолк. Ай да мастер! Вроде бы по смыслу он меня о чем-то просит, но сколько пренебрежения, сколько высокомерия в голосе! Не хочет, чтобы в нем видели просителя. Почему? А потому. В нашем мире (это знают все) просящий — значит слабый, уязвимый.

Итак, в чем мое преимущество? Я нужен ему, пока интересен. Его любопытство — мой первый якорь. А второй — его одиночество. Надо же — быть одиноким в таком огромном доме с такой массой слуг. Да, бывает и такое.

Что-то я замечтался. Мешкать мне нельзя ни как.

— Я могу рассказать о многом, сударь, — начал плести я свою паутину. — Вы только скажите, что вам интересно? — Хотя ответ мне был известен заранее. Дворянчик хочет что-то эпически-героическое, чтобы шкуру моего героя можно было бы с успехом примерить на себя. — Хотите услышать рассказ о спасении семьи дворянским отпрыском?

— Конечно, — мигом отозвался он, а я без особого напряжения стал пересказывать ему эту историю, с той лишь разницей, что после появления в доме Вортексских мелкого воришки-доносчика спасением семьи занялся молодой, но отважный графский сынок. И занялся так мастерски...

За окнами начало темнеть, но я не спешил заканчивать свой рассказ. Ведь дело было не только в самом рассказе, а в том, как он был поведан. До появления юного заключенного — вскользь и без лишних подробностей. Но когда за дело взялся младший член семьи... вот тут мне пришлось расстараться. Первоначально я просто озвучивал историю на разные голоса, а опосля принялся сопровождать слова действиями. Вначале осторожно — я помнил о метательных ножах бдительного Раена и старался не спровоцировать излишне рьяного слугу резкими движениями. И только когда в дверь постучалась обслуга, принесшая господину ужин, мне пришлось закончить финальную сцену банальным ударом меча по шее и посмертной гримасой поверженного врага.

Пока обслуга сервировали столик, Эрнан с довольным видом выдавил для меня несколько одобрительных хлопков.

— Жаль, что в таких местах не принято размахивать руками, — деланно огорчился я. — А то бы я показал расправу над обидчиками в действии, сударь.

— Да ну? — не сдержался юноша. — Ты умеешь фехтовать? Драться на мечах?

— А-то, — подтвердил я, тут же готовый выдать с десяток своих трудовых шрамов за боевые.

— Что ж, я хотел бы на это посмотреть, — осторожно проговорил он. — Завтра, после обеда.

— После обеда? — уточнил я.

Эрнан вдруг виновато улыбнулся.

— Дворяне обязаны учиться. А у меня завтра музыка, грамматика, словесность и урок этикета.

— Понимаю, — ободряюще улыбнулся я. Подошедший Раен не дал добавить мне ни слова и бесцеремонно потащил в мою конуру.

Но я не расстраивался. Все шло как по маслу. Уже второй день я нахожусь в нужном мне доме, а не в паршивой тюрьме. А значит, мой план работает. Мой настоящий план. Перехитрить тюремную братию, разбойников и весь этот высокородный сброд. Вот это настоящая игра!

И, засыпая в простенькой, но чистой посели, я не мог не чувствовать себя этаким интриганом, коварным стервецом и мастером обмана. О боги, как сладка для меня эта роль! Давно, на могиле матери, я поклялся быть сильным, уметь рассчитывать только на себя, самому принимать решения и добиваться успеха. И я это делаю. Я воплощаю свою первую крупную интригу вне тюремных стен.

Добиться чьего-то расположения всегда непросто. Добиться расположения даже такого графского сынка — для узника намного сложнее.

Но здесь я — писчее перо. Остальные для меня лишь пергамент.

* * *

Дворянчик освободился раньше назначенного срока, но я был готов к этому и собирался пересказать ему вчерашний рассказ, но уже с боевыми подробностями. Я не сильно понимаю в позициях и разного рода па, но пара выпадов мне известна, а придумать еще — много ума не надо.

Для демонстрации Раен принес в покои обычную палку, и я принялся изображать из себя молодого рыцаря Эрнаниуса (так я назвал своего героя). Телохранитель дворянчика теперь находился совсем рядом и, как обещал, не спускал с меня глаз. Увидев, что действо Эрнану по душе, я решился на еще один шаг — попросил у богатейчика его рубаху для большего сходства с героем. Идея была воспринята на "ура", и я, в длинной зеленой рубахе и с "мечом" над головой, продолжал и дальше крошить врага. Конечно, одежду я тоже попросил не просто так: дорогая рубаха скрала еще несколько разделяющих нас шагов. Ведь что ни говори, одежда человека — это уже полчеловека.

Умаявшись от "мечемахания" я предложил "герою" самому показать свой любимый книжный сюжет.

— Но я... не уверен... — опешил он. Зато я ничуть не смутился.

— Я видел в ваших покоях уйму книг. Вы их читаете, или они у вас для красоты, сударь? — мягко поддел я.

— Конечно, я их читаю, — обиделся юный граф, но я не дал чувствам прорваться наружу.

— Значит, у вас наверняка есть любимые истории?

— Есть, — вынужден был признаться он.

— Так покажите их, сударь, — настаивал я. — Сыграйте.

— Но... у меня нет актерского таланта, — неуверенно промямлил графенок.

— А у меня есть? — с весельем заявил я. — Поверьте, сударь, это дело опыта и смелости. Смелости вам, как я вижу, не занимать, — поспешил я высказать весомый аргумент. — А опыт... Не начнешь — не приобретешь, так ведь?

Эрнан долго отнекивался, убеждая, что у него нет такого таланта, что ему неудобно, что актерское ремесло — дело уличных бродяг. Но я не сдавался. Выведав у него перечень любимых историй, я, к своей радости, обнаружил три более-менее знакомых. И только убедившись в моих заверениях, что играть нам придется вдвоем, он согласился. Естественно, в роли главного положительного героя. На мою скромную персону выпала роль главного злодея. Что ж, справедливо.