Светоносная Плесень. "Нехорошее Место" (часть первая)

Она лишь скрипнула зубами.

— Охрана! — пискнули серые и одновременно присели у стены, прикрыв головы тощими длиннопалыми руками.

Позади громко хлопнула дверь.

— Лускус!!! — предостерегающе крикнул знакомый женский голос и жесткие пальцы ухватили занесенный для удара инструмент.

Вспышка звериной ярости на секунду помутила зрение, она ухватила железо обеими руками, но противница тяжело навалилась всем телом и, умудрившись-таки вырвать оружие, уронила ее на пол в шаге от забившихся в угол серых. Лускус изловчилась и цапнула протянутую руку зубами, прокусывая мышцу. Нападающая тонко взвизгнула и отпрянула. Вбежавшие следом за ней два полумусорщика приняли бойцовую стойку и залаяли, разбрызгивая слюну.

— На хрен! — прохрипела Лускус, сплевывая чужую кровь. — Сейчас всех на хрен!..

По полу загремели металлические ванночки, пробирки и прочий рассыпавшийся инструментарий. Она вывернулась, с силой боднула противницу в живот и, вскочив на ноги, стегнула хвостом по четырем передним лапам подоспевших мутантов. Полумусорщики взвыли, отскочили на пару метров назад и замерли, вздыбив шерсть на загривках и лязгая челюстями. Серые заверещали с утроенной силой, поджимая под себя тощие ноги. Рядом с ними на полу сидела знакомая "лесная ведьма" и, постанывая от боли, пыталась загородить их собой.

— Остановись, Лускус! — крикнула она и прижала к груди пораненную руку. — Смерть лекарей ни к чему хорошему не приведет!

— Стерва. Ну ты и стерва, — Лускус со злостью пнула стоящий рядом столик и одним движением смела с него многочисленные пакетики с ватой, минуту назад заботливо собранные одним из существ. — Надо было еще в Дюнах перерезать тебе глотку!

— Ласка... — позвал подопечный.

Она еще раз толкнула столик, повалив его прямо на сидящую старуху, и приблизилась к лежащему Инауро. Наверное, если бы она увидела то, что с ним сотворили, в другое время, в другом месте и с чужим подопечным, она бы от души повеселилась. Но сейчас ей было совсем не смешно. Она стояла и, тяжело дыша, смотрела на знакомую рыжую голову, вживленную в худенькое женское тело с маленькой грудью и впалым животом.

— Какого черта, Ласка... Что это?

Ее хвост неуправляемо хлестал по полу, разбрасывая валяющиеся шприцы и скальпели. Глядя в непроницаемое лицо Лускус, Инауро вконец расстерялся — только что она крушила все вокруг, разодрала руку старухе, а теперь стоит и молчит — он никак не мог понять, то ли ее так потрясло увиденное, то ли она ожидала чего-то похуже.

Полуведьма положила на стол отобранное оружие и, осторожно придерживая укушенную конечность, опустилась на прикрученный к полу железный стул. С ее запястья на белый кафель падали капли крови.

— Понимаешь ли, дорогая моя, — вкрадчиво заговорила она, искоса поглядывая на Лускус, — тебе надо вести себя достойно. Лучше смирись. Поверь мне, так будет правильно...

Не говоря ни слова, Лускус одним движением смела с операционного стола оставшиеся инструменты и взялась за стягивающие Инауро ремни. Старуха вздрогнула, моргнула, но продолжила:

— Все в этом мире должно находиться в равновесии, гармонии, девочка моя. И тело, и разум. Когда у меня было старческое, немощное тело, я была в разладе сама с собой. Никакие травы и порошки не были способны вернуть мне молодость и силу. Мой разум был готов на величайшие свершения, но физически я была лишена какой-либо возможности действовать...

Лускус не ответила.

— Поэтому, — ободренная ее молчанием, продолжала старуха, — я действительно была рада произошедшей перемене. Теперь я могу воплотить в реальность то, о чем раньше не смела и мечтать...

— Да иди ты в жопу со своими историями, — отозвалась наконец Лускус, безрезультатно дергая насмерть заклинившую застежку одного из ремней, — он был моим подопечным... моим подопечным! А не лабораторной крысой, на которой можно ставить всякие идиотские опыты!

— Но ведь ты же понимаешь, милая, что сама его проворонила...

— Да, я его проворонила! — заорала на нее Лускус, чувствуя, что снова звереет. — Да, я виновата, черт тебя дери! Знаю! Все знаю! И что теперь, канкан сплясать?!!

— Не надо сердиться, радость моя, — старуха осторожно отодвинулась. — Злостью ничего не исправишь. Смирись. Ведь так бывает. Ты же не впервые лишаешься подопечного, ну так и зачем нервничать. Одним больше, одним меньше...

Лускус отвернулась.

— Пусть меня развяжут, — мрачно глядя на полуведьму, сказал Инауро.

— Мальчик мой, золотце мое, прелесть моя, ты сейчас в шоке и можешь поступить опрометчиво, — елейным тоном отозвалась та. — Отлежись, приди в себя. Операция была непростая, главное, чтоб обошлось без осложнений. Подумай, ведь все к лучшему. Меня поначалу тоже беспокоила столь резкая перемена в плане пола, да ведь это не так важно...

— Сука, — сквозь зубы процедил Инауро, чувствуя, что его начинает трясти от бессильной злобы. — А ты спросила моего согласия, прежде чем пришивать мне новое тело? Да кто ты такая, чтобы решать, как для меня будет лучше?!

— Поверь мне, радость моя, все что ни делается, все к лучшему... — с блаженным видом пропела старуха.

Лускус молчала. Она не знала, что теперь делать. Что ей, делать. Что ему делать. Ее подопечный стал мутантом, а поэтому их дальнейшее путешествие не имело смысла — оно и путем-то уже считаться не будет. Не говоря даже о допуске в Башню. В правилах нигде не упоминалось, что физиологически измененный путник имел право туда попасть. Вполне вероятно, его просто разорвет на Выходе. Догадки о тотальной подставе возвращались. Теперь он не мог уйти за Предел, но мог стать проводником или, что еще проще, изыскателем.

"Но был ли он мертв во время операции? — Лускус оглянулась на плавающее в аквариуме тело. — Если да, то почему на нем не появилось "печати"? А что если попытаться все вернуть? Возможно ли это?..."

— Я хочу, чтобы мне вернули мое тело, — словно бы прочитав ее мысли, сказал Инауро.

— Это невозможно, золотце мое, — сидящая рядом старуха с соболезнующим видом покачала головой. — В данном случае, трансплантация была односторонней. Твое тело годится разве что на анатомическое пособие. Повторное использование не предусматривалось и его залили резервирующим составом...

— Неужели ты хочешь сказать, что я таким уродом останусь навсегда? — он сощурился.

— Это не уродство. Это преобразование, — с авторитетным видом заявили успевшие оправиться от испуга серые и, стараясь держаться подальше от Лускус, подобрались к Инауро.

— Хорошо, ставлю вопрос иначе. Раз уж прежнее тело вернуть нельзя, я хочу, чтобы мне заменили это на какое-нибудь более... другое...

— Теоретически это конечно возможно, мальчик мой. Но свободных тел на данный момент у нас нет, — полуведьма поднялась на ноги. — Да и тебе оно, право слово, ни к чему. С такой роскошной плотью перед тобой открываются чудеснейшие перспективы, поверь мне...

— Ага, — Инауро криво усмехнулся. — Стану валютной проституткой.

— Фу, как грубо, — наигранно смутилась старуха. — На самом деле ты теперь сможешь добиться всего, чего только пожелаешь. Ну, разве что не сумеешь выйти за Предел. Впрочем, так ли уж тебе это нужно? Чего там делать?

Несколько минут все молчали. Произведя какие-то замеры, серые лекари наконец отстегнули ремни, и Инауро сел, свесив вниз худые девичьи ноги. Он сумрачно глядел на Лускус, ожидая ее реакции, но она даже не смотрела в его сторону. Злость иссякла, оставив в его голове лишь легкое отупение.

— Может быть чего горяченького попьете? — любезно предложила старуха, доставая из металлического шкафа три железные кружки.

Спустя пару минут лекари незаметно покинули операционную, полумусорщики в унисон захрапели в углу, а в воздухе, смешиваясь с запахом медикаментов, поплыл аромат кофе. Помешивая скальпелем сахар, полуведьма воодушевленно разглагольствовала, не замолкая ни на секунду.

-...В скором будущем, — говорила она, — мы планируем усовершенствовать все возможные формы жизни. Да, да, дорогая, — она щербато заулыбалась, развернувшись в сторону Лускус, — и проводникам мы тоже сможем помочь. Наши технологии весьма и весьма перспективны. Мы делаем великое дело, приводим мир в гармоничное состояние. Достижение гармонии — вот поистине важная цель и смысл жизни любого Разумного Существа! Именно к равновесию должно стремится все живое!.. — она на секунду замолчала, чтобы отхлебнуть кофе.

У мутантки был натуральный сдвиг на почве "достижения гармонии". Упоминания о "гармонии" и "равновесии" встречались чуть ли не в каждой фразе, да и сам смысл ее реплик от перестановки слов не менялся. Она безостановочно повторяла одно и то же словно заезженная пластинка.

— Ничего, — видимо, пытаясь подбодрить Инауро, сказала она, — не переживай, мой мальчик. Скоро все такими станут и ты ничем выделяться не будешь.

— Обалдеть. Та еще перспективка, — скривился он, с отвращением разглядывая свои новые пальцы.

Лускус хранила мертвое молчание. Несколько минут назад в ее мозг вбуравился традиционный зональный сигнал — самый ненавистный для любого проводника. Она почувствовала, что потеряла все набранные было очки, что их пути с Инауро разошлись и то, что ей нужно искать нового подопечного, чтобы начать все с самого начала. Но самым отвратительным оказалось то, что очков, которые она только что потеряла, для одного этапа было слишком много, а это говорило лишь об одном — невезучий рыжий парень был очень и очень особенным.

"Был..." — констатировала она.

Старуха еще продолжала читать однообразную лекцию на тему "преимущества физиологических преобразований Разумных Существ", когда Лускус выплеснула остатки кофе под стол и, не говоря ни слова, пошла искать выход. Инауро потащился следом, а полуведьма вышагивала рядом с ним и вдалбливала инструкцию по "использованию новой плоти". Также она просила в случае "каких-либо неполадок с органикой" отыскать любого мутанта и через него передать сообщение Ритабулле, то есть лично ей самой.

— Мы заботимся о своих пациентах, — сияя словно начищенный медный горшок, заявила она и по-матерински чмокнула Инауро в лоб.

Лускус лишь скрипнула зубами.

ГN5.

Шли они долго. Спотыкаясь о внезапно отросшие штанины собственных джинсов, Инауро плелся слева от Лускус и молчал. Его ботинки тоже стали велики, да и куртка болталась как на вешалке. Ему было паршиво. Что-то явно не ладилось. Окружающее сумасшествие выдало новый финт, его изуродовали, причем, похоже, именно он в этом провинился и теперь Лускус раздосадована и злится на него так, что не хочет даже разговаривать. Ему стало грустно. Уж кого-кого, а ее злить ему совсем не хотелось. Новое тело было отвратительным, но не более того. В любом случае он понимал, что этот мир что-то типа "жизни после смерти" и здесь еще больше опасностей и правил, чем в жизни обычной, а странностей так вообще до черта. Ну так и чего ж тогда можно от него ожидать?

"Наверное, я что-то упустил, — с тоской подумал Инауро и скосился на вышагивающую рядом Лускус. — Раз она злится, значит так все-таки не должно быть. Она хотела, чтобы мне пришили прежнее тело, но вряд ли только из-за того, что раньше я ей нравился больше. Наверное теперь я слишком слабый для того, чтобы идти вместе с ней. Выходит, лесная ведьма знала, что так будет, и потому организовала эту операцию. Выходит, она с самого начала хотела навредить нам, ослабить нас?.. — он нахмурился. — Нет, здесь что-то большее... Этапы, этапы, опасность... Ласка говорила, если я умру, то в лучшем случае стану таким же как она. Проводником? Почему она говорит, что это так плохо? Контракт с Зоной... — он потряс головой. — Стоп. Зона это весь этот мир. Загробный мир. Он поделен на этапы, по которым обязательно надо идти, и мир этот хочет всех убить. Зачем? Чтобы умершие здесь не задерживались? Может быть это что-то типа христианского чистилища и умерших надо распределить по следующим инстанциям? Но тогда зачем нужны этапы? Может быть дошедшие до Башни попадут в рай, а остальных пинком под жопу и в пекло?..."

Он с трудом перелез через большое поваленное дерево, чуть не растеряв при этом ботинки. В голове был полнейший сумбур. Ветки стегали по рукам, мох предательски расползался под заплетающимися ногами, слабые легкие не выдерживали темпа, заданного Лускус. Он начал задыхаться и сильно отстал.

Она этого не заметила. Сейчас ей не хотелось даже думать, она шла как механизм — ничего не слыша, ничего не видя. Автоматически переставляла ноги, раздвигала нависающие ветви. Вся эта история выглядела крайне некрасиво — она выставила себя полной дурой, подвела хорошего парня и упустила отличный шанс.

"А ведь пальцы веером распустила... — она сплюнула и перепрыгнула подозрительного вида кочку, — профессионал, бля, крутая такая раскрутая, все-знаю-все-умею, держись меня, детка, не пропадешь... И раз за разом носом в дерьмо..."

Предстояло объяснить бывшему подопечному, почему он больше не ее подопечный, и сказать, что теперь ему придется спасаться самому, а она уходит. Она представила выражение его лица на момент расторжения договора и сглотнула. Лускус понимала — едва она разойдутся, парень наверняка сразу же погибнет, причем сперва непременно потеряв веру во взаимопомощь, доверие и, конечно же, в собственные силы. А это прямой путь в служители Зоны. И ведь она сама наобещала ему, что все будет хорошо и что вместе они сумеют справиться с любой проблемой.

"Какая гадкая подстава, — от накатившей тоски ей свело скулы. — Завалили на первом же этапе. Впрочем ладно, раз уж так вышло... я ведь не обязана бросать его прямо здесь. Я могу довести его до какого-нибудь места побезопасней. Или, что еще лучше, самолично прослежу, чтобы он погиб быстро, без мучений и сразу же стал проводником. Я могу ему все объяснить, научить тому, что умею сама... Ну хоть что-то я должна для него сделать?!"

Она встала как вкопанная. Сердце екнуло. Инауро нигде не было. Она секунду не двигалась, потом медленно развернулась.

"Идиотка... Черт побери, ну я и идиотка!" — она сорвалась и огромными скачками понеслась обратно, машинально обшаривая переговорными усиками окружающее пространство.

Инауро сидел посреди небольшой идеально круглой поляны возле почерневшей от времени каряги и держался за голову. При ее приближении он вздрогнул и сжал в побелевших пальцах пучки коротких волос. Она вся похолодела.

— Прости меня, Ласка... — глухо сказал Инауро и поднял на нее взгляд.

Глаза у него были несчастные и абсолютно серые. Лускус поняла, что пока она бежала вперед, проклиная собственную беспечность, его накрыло новое "озарение" и было оно куда больнее, чем "озарение" первое. Шоколада больше не было, да она и не верила, что в данный момент он смог бы помочь. В верхушках деревьев чирикали разноцветные птички, шумели трепещущие на легком ветру листья, воздух был нежным и прохладным, но оба чувствовали, как медленно тонут в вонючем гнилом болоте.