Дом, милый дом. Сруб ставил Бавдрвин, собственными руками. Ничего особого, вроде бы. Несколько комнат, хозяйство, в виде коз, кур и коровы. Но семья создает то, что из простоты превращается в домашний уют. Молодой человек ни за что не променяет это тепло на загадочность холодных замков.
Рихард, конечно, не помнит приезда в Приречное. Зато Гальдрада никогда не забудет. Бежат, затравленным зайцем, спиной все еще чувствуя злобные вопли односельчан. Лучшего места, что бы спрятать семью, Бернард не находит. Крупная деревенька, разросшаяся благодаря торговому речному причалу. Отсюда лодки с товарами уходят прямиком в архиепископство Меровейское. Люди приходят и уходят, кто-то остается и обживается. На еще одного мужчину и женщину с ребенком никто не обращает внимания.
— Так значит маг, — старик Хильперик охая, трогает поясницу, с хрустом разгибаясь.
Рихард жмурится от яркого солнца, от чего улыбка становится лисья, лукавая.
Камень с вжиканьем проходит по косе. Затупилась. Парень оглядывается: а работы то всего ничего сделали. Женщины только начинают собирать до кучи скошенную пшеницу. Все же урожай знатный. Житницы набьются до отказа. Часть отправят в города, взамен возьмут столь необходимые инструменты. Это сейчас кажется, лето в разгаре. Моргнуть не успеешь, холода в тиски зажмут. Половина домов к зиме не готова, сруб не каменный дом, за ним уход нужен строгий. Дед берется за косу, принимаясь за работу. Густо растущие колосья падают целыми кучами.
Скучающий Рихард представляет разыгравшимся сражением. Будто не колосья падают, а воины Свендослава, загнанные в ловушку. Воображение рисует, как те сбиваются в кучу, пытаются прикрыться щитами. И падают, падают, падают...
— Ты, наверное, пойдешь в священные маги, — подхватывают мужики.
Возвращаясь к работе, парень в ответ лишь пожимает плечами.
Новость о Даре становится самой обсуждаемой. Еще бы — в Приречном растет настоящий маг. Такого отродясь не было. Рихард вмиг становится местной достопримечательностью. Кокетливо улыбаются девушки, ненавязчиво (или навязчиво) набиваясь в невесты. Староста так вообще достает. Приглашает в общий зал и, усадив рядом за стол, весь вечер донимает "умными" беседами.
— Ну да, ты же дни напролет в монастыре проводишь.
— Не дело это, — вступают другие. — А род кто продолжать будет? А дело семейное? Вот родит Гальдрада еще мужика, так и принимай постриг, как хотел.
Такого желания или нежелания Рихард никогда не озвучивает. Как-то само повелось. Ходит в монастырь? — сам хочет в монахи податься. Вот и вся логика. На увлечение книгами внимания не обращают. Не серьезно то.
За всеми разговорами юноша как-то и не задумывается — куда же пойти? Знания о Академии довольно поверхностны. Сколько там кафедр? Из всех, наверное, выберет боевую. Ближе всех к заветной мечте, плащу паладина. Ну, или так считает сам Рихард.
Каждый маг способен за себя постоять. Маг стихийник с одинаковой точностью отведет грозу, так и проломит башку куском льда. Да и священные маги далеко не невинные овечки. И лишь боевые маги не годятся ни на что другое, кроме войны. Достигая в этом искусстве совершенства. Маги-убийцы, как их зачастую презрительно называют. Но как только запылает пожар и на горизонте замаячит орда кочевников или ветер принесет на волнах драккар нордов, бегут к ним. И те отзываются на зов. Что бы вновь, сделав дело, уйти в тень, покрытые бранью за обычные пороки солдатской жизни.
— Ты лучше пойди в лекари, — продолжают развлекаться за работой селяне.
— Бабка-знахарка совсем стара. А ученица все больше по женихам бегает, не вырастет из нее толк.
— Лекарь нужен, — поддерживает старик Хильперик. — Меня вот геморрой замучил. Ты ж, малой, в этих магичных делах толк знаешь. Глянь ка...
И дед, под общий смех, на полном серьезе начинает развязывать тесемки штанов. Рихард аж косу роняет, тряся руками.
— Да я ж еще даже учиться не начал! — быстро тараторит он, пятясь назад.
Не в силах косить, мужики хохочут, держась за животы. Улыбнувшись, юноша и сам смеется. Хорошо все же дома. Только сейчас понимает, когда нужно надолго, может навсегда, покинуть Приречное. Деревню, что всегда считал скучной, заурядной, а жителей глупыми. Все меняется в мгновение. Дотрагиваешься до коровы и та смотрит как-то печально. Будто просит "Не уезжай, останься. Кто ж меня на выпас по утрам водить будет?". Дом такой уютный. Зайдешь и так легко дышать, словно сгоняет пыль и жару легкий весенний дождик. Даже улыбка мамы какая-то особенная.
"Но ты уедешь", — отзывается в сознании голос возлюбленной.
"Конечно. Буду скучать, наверное. И быть может, вернусь"
Рихард чувствует, незримые руки обвиваются вокруг шеи. Юноша готов дать клятву, что чувствует горячее дыхание на плече.
"Нет. Если уедешь, не вернешься. Ты станешь великим магом, любовь моя. Великим нет места среди этих людей, они не узнают тебя, устрашатся"
"Слова возлюбленной заставляют задуматься. А ведь, правда. Переступишь порог Академии, прикоснешься к тайным знаниям и все. Старого Рихарда из Приречного не станет. Уйдет пеплом, уносимый ветром. Но именно поэтому так трепещет сердце. Скорее бы заветный час. Рихард закрывает глаза. Видит себя, входящим по высоким ступеням. По бокам стоят маги младших ступеней, держа в руках волшебные огни. У порога встретят седовласые мудрецы, уводя в другой, загадочный и манимый мир.
— Эге-ге-ге-геей! — слышно где-то рядом.
Юноша прислоняет ладонь, пытаясь рассмотреть что-то сквозь яркое солнце. Но не видит ничего, кроме столпа поднимающейся пыли. Несомненно, всадник. Хотя нет, вот еще и еще. Целая свита, даже со знаменами — и чего такой пафос?
— Это что за птицы? — спрашивает Рихард, замахиваясь косой.
— Ты чем в монастыре занимался? — удивляются мужики. — Вроде вечно в центре аббатства, а все новости последним узнаешь.
Колкости парень старается не замечать. Взгляд настойчиво требует ответа.
— Да вербовщики это, — пыхтя, отзывается Хильперик. — Вчера приезжали. И наверное еще не раз приедут. Все песни поют, да золотые горы обещают.
Дед сплевывает, выражая всю мысль о армии и войнах. В молодости старик служил в ополчении какого-то барона. Тот поцапался с другим, своим соседом. Бароны помирились, а Хильперик вернулся без почки, пробитой во время осады стрелой.
— Худо дело у Оттона, раз нас просит помочь, — подхватывает разговор один из местных.
— Говорят, хотят выставить целую армию, — вторит другой.
— И как? Идут люди? — любопытствует Рихард.
Ответом звучит подзатыльник от сухонькой, но на удивление крепкой ладони Хильперика.
— Ты давай пшеницу коси... рыцарь, — шутя, ворчит он.
Работа прекращается лишь к вечеру. Уставшие, но довольные крестьяне разбредаются кто куда. В окнах загораются тусклые огоньки. Редеет людской гомон на улицах, плавно перемещаясь к центру Приречного. На площади, рядом с торговыми палатками, размещается каменное двухэтажное здание. Постоялый двор с харчевней.
Рихард толкает дубовую дверь, морщась от резанувшего по глазам яркого света и суетливого шума. Как всегда мужики спешат пропустить кружку другую после тяжелого дня.
— Пива на пятый столик! — как стратег командует голос с барной стойки.
— И раков! Раков не забудь!
— А сколько комната на ночь?
Юноша лишь изредка заходит в подобное заведение. Именно на постоялом дворе можно встретить путешествующих бардов. Специально конечно не заезжают. Но могут задержаться на день, отправляясь в архиепископство или столицу. Для Рихарда нет ничего приятнее, чем услышать под переливчатую песнь лютни одну из древних легенд. Трещат дрова в камине, а в пляске теней машет крыльями дракон. Рассекает волны хищный нос драккара и ты наяву чувствуешь на устах соленый привкус моря. Молодой человек слушает с замиранием сердца, часто жалея, что не владеет столь чудесным искусством — музыка.
— Говорят сто тысяч собрали! — привлекает внимание слушателей один из крестьян.
Война самая обсуждаемая новость. Земля полнится слухами и жадный до новостей люд цепляется, как рыба на наживу. Не особо заморачиваясь о правдоподобности. Не соврешь, красиво не расскажешь.
Внимание Рихарда привлекает приезжий торговец. Средних лет мужчина, с обветренным лицом, шрамированным от пережитой болезни. Даже густая борода не скрывает этого.
При словах крестьянина, торговец хмыкает, покусывая трубку.
— Сто тысяч? — он смеется, и взгляды тот час оборачиваются на голос. — Ну, это уж вряд ли.
— Можно поверить ты был там! — обиженно возмущается рассказчик.
Торговец специально делает паузу. Не спеша раскочегаривает огонь в трубке. Выпустив дым, продолжает:
— Был. И армия действительно большая. Только у Лунного форта до трех тысяч. Не сто, — уничтожающий взгляд на селянина, — но такого войска я отродясь не видел.
— И как? Наши побеждают?
— Куда там. Застряли и топчутся на месте. Одни убытки от этой войны. А судя по тому, что я видел — это надолго.
— Ошибаетесь, — перебивает торговца мягкий голос.
За бокалом вина сидит представительного вида мужчина лет тридцати. Уложенные, прямые длинные волосы, аккуратно подстриженные усы. На груди тобарда цвета и геральдика Папского государства. Трое спутников при оружии, сплошь кожа и металл.
— Да будет вам известно, что его светлость герцог Магдебод уже прибил щит к воротам Вороньего форта. И скоро та же участь постигнет два остальных. Уверяю, нас ждет быстрая победа.
Вербовщик, а это он, встает под возбужденный гомон посетителей. Чинно поднимает бокал, наполненный до краев.
— У меня тост. За его высокопреосвященство папу Адриана. И его величество короля Оттона.
— Славься! — совсем по-армейски, хором, грямят мужики.
В этой обстановке Рихарду даже не по себе становится. Какое-то время сердце еще сжимает сомнение. Но ноги сами делают шаг вперед.
— Простите, — робко говорит он, но занятый беседой человек не слышит. — Простите! — громче и уверенней повторяет юноша. — Я...Я хочу записаться добровольцем.
Папские земли. Архиепископство Меровейское.
— Вот же черт!
Сдерживая более громкий стон, Рихард снимает сапог. Ну вот, как и думал. Ужасного вида волдырь лопается и теперь кровоточит. Доковыляв до реки, промывает рану, морщась от малейшего прикосновения. На перевязку приходиться пустить кусок от рубахи, порванной зубами.
Первое знание Рихарда о армии — нужно шагать. Потом шагать. И еще раз шагать. Сперва бодро, бодро задрав подбородок и махая рукой прохожим. Затем ничего не видя из-за струящегося пота, задыхаясь от жары и проклиная все на свете. Сколько длится марш? Сбился со счета. Перед глазами мелькают незнакомые поселения, одинаковые, как близнецы. А они все идут и идут, сливаясь из мелких отрядов в общую колону.
— Обед! — звучит крик из глубины стоянки.
Рихард, вместе с другими мужчинами и юношами располагается на открытом, продуваемом ветрами поле. Вокруг широко раскидываются пахотные угодья, с редкими вкраплениями посадок. Река делает крюк, огибая виднеющийся вдали город.
Пайка как всегда разнообразна и питательна. Черствый ржаной хлеб и пустая, без заправки, пшеничная каша. Да еще и недосоленная. Попробовав одну ложку, новобранец с отвращением отодвигает тарелку.
— Ты лучше ешь, — севший рядом ополченец наминает за обе щеки, — неизвестно, сколько еще топать, — он прерывается, отправляя в рот очередную порцию, — и когда еще накормят.
Рихард оборачивается на голос. Парень старше на несколько лет, щуплый, но все же с крепкими руками. Копна рыжих волос топорщится во все стороны.
— Не знаешь, где мы? — спрашивает Рихард. — Это Меровей. Я сам здешний. А ты откуда?
— Приречное... Это в Луизиане.
Рыжий вытирает руку о тунику и с добродушной улыбкой протягивает. Рукопожатие оказывается крепким.
— Я Теодоберт.
— А я Рихард.
Внимание юношей привлекает всадник. Лицо и фигура скрыты под плащом с капюшоном. Останавливается у роскошной, расшитой узорами палатки. Наружу тот час выходит человек в длинных одеждах, по типу сутаны, но не в пример ярче. Молодой ополченец ахает, увидев длинный посох с кристаллическим навершием. Маг принимает из рук всадника свиток с печатью и, бегло взглянув, кивает. Миг и всадник с конем исчезают.
— Вот это да, — восхищенно хлопает глазами Теодоберт. — Нет, что бы нас так перекинуть. Раз и все дела.
Рихард, по известным делам начитавшийся о магах, хмыкает.
— Так то наверняка гонец с депешей. И не простой. Телепорт дело крайне сложное.
Пока представляется возможность, ополченцы отдыхают. Ищут укрытие под тенью растущих у реки ив. Можно полюбоваться дефилирующими, как по подиуму, войсками. Рихард даже замечает нескольких рыцарей. Без брони конечно, но эту породу ни с чем не перепутать. Павлины, на ополчение демонстративно не смотрят.
"Ты себе сам можешь объяснить, что тут делаешь?", — раздается голос Девушки в голове.
Рихард вздыхает. Ну вот, опять начинается. Приятно конечно, за него переживают, но всему предел есть.
"Да. Это мой шанс стать рыцарем. И я его не упущу"
"Ага, понятно. Значит, решил пойти в оруженосцы. Блеск. А ты знаешь, чем, такие как ты, всю жизнь занимаются? Чистят господские конюшни, выносят за рыцарями ночные горшки и прислуживают за столом. Ты этого хочешь? У тебя Дар! Так и иди в Академию. Это-то тебе зачем?"
Рихард молчит. Все давно решено. Да, возлюбленная права, но есть ведь и исключения. Если проявить себя во время боя, даже безродный крестьянин может быть удостоен чести.
"Дурак, — подводит итог Девушка. — А о материнских слезах ты и не подумал"
"Подумал, — Рихарда коробит до сих пор после нелегкого разговора с Гальдрадой. Это еще хорошо, отца дома не было. — Но у меня своя дорога в жизни"
"Вот я и говорю — дурак"
Юноша едва удерживает равновесие после чувствительного подзатыльника. Но сразу чувствует тепло губ на щеке.
Рихард поворачивается к отдыхающему тут же Хильперику.
— Есть новости?
Тот задумчиво хрустит яблоком. Порывшись в мешке, достает еще одно для товарища.
— Есть, — чавкая, говорит он и, проглотив, продолжает. — Магдебод прорвал оборону северян у Вороньего форта.
Откусив еще кусок, парень рисует палкой на земле карту. Три ущелья, ведущие в княжество и прикрытые тремя фортами. Хильперик ставит крест на одном из них.
— При потере одного, оборона остальных теряет смысл. Думаю, они уже начали уходить из гор, что бы не попасть в кольцо.
— Значит, — протянул Рихард, осматривая импровизированную карту, — нас поведут в Шугскую низину. А оттуда столица.
— Выходит так.
От разговора отвлекает барабанная дробь. Ополченцы мигом собираются в центре лагеря, в нечто отдаленно напоминающее строй. Тактическое название — "куча". В предвкушении нового марш броска настроение летит к чертям.
Из одной из палаток выходит мужчина в черных одеждах, на ходу застегивая на поясе тесемки меча. Неровный, покачивающийся шаг после обильных возлияний.
