Александр. Великий поход

— Я это знаю царь, но всякие обычаи можно поменять? Разве мало тому примеров у твоих любимых греков или ионийцев.

— Примеры есть но, как правило, все они заканчивались большой кровью, а мне она сейчас, ни к чему, — осадил Аталла Филипп, не желавший продолжения этого разговора. — Я отдаю тебе командование над конницей авангарда, а пехотой займется Пармерион.

Тень разочарования мелькнула на лице царского родственника, но сейчас Аталл не посмел упрекнуть царя в лишении его главенства над отправляемым против персов войском. Слишком ещё малы были его возможности влиять на македонского царя. Вот когда Клеопатра родит наследника, тогда можно будет потребовать с него и большего. Аталл покорно склонил свою голову перед решением царя и поспешил исполнить полученный приказ.

Вслед за Аталлом к Филиппу вошел Арабей Линкестиец. Выходец из влиятельного и знатного семейства Верхней Македонии, он зарекомендовал себя как верный сторонник Филиппа в борьбе со знатью горной части страны. В числе первых он встал на сторону македонского царя, когда он железной рукой принуждал местную знать к покорности, включив их земли в состав своего царства на правах подданных, а не союзников как это было ранее. Арабей сопровождал царя во всех его походах, и у Филиппа не было причин быть им недовольным.

Если бы не его происхождение, царь бы с радостью оставил бы его вместе с Антипатром управлять Македонией и Грецией в свое отсутствие, но родственные корни стратега вынуждали Филиппа вести его с собой в поход.

— Какие вести у тебя Арабей? Твои воины тоже в растерянности в отношении сроков нашего похода, и тебе трудно убедить их оставаться спокойными?

— Нет, царь. Вверенные тобой под мое руководство солдаты полны уверенности в том, что в этом году мы обязательно перейдем Геллеспонт и разобьем персов. Мои пельтеки готовы к походу и могут выступить по твоему приказу в любой момент.

— Рад слышать хоть от тебя радостные вести Арабей. Но что тогда привело тебя ко мне?

— Жалоба твоего телохранителя Павсания, царь — спокойно произнес Линкестиец, заметив как дрогнуло лицо Филиппа при упоминании о юноше.

Павсаний был довольно красивым молодым человеком и во время долгих походов Филипп, и сам имел на него определенные виды, но здесь царя опередил Аталл. Истосковавшись по плотским утехам, он коварно заманил юношу к себе в шатер, напоил вином, а затем овладел им.

Напрасно царский телохранитель потом взывал к царю за поддержкой в столь щепетильной ситуации. Филипп, будучи сам неравнодушный к мужчинам, не пожелал дать ход этому делу против Аталла и в приватной беседе потребовал от Павсания свидетелей его позора. Тот не смог пережить подобного унижения и попросил отставки.

Видя страдания молодого македонца, Арабей проникся к нему участием и решил уладить это дело, получив согласие юноши.

— Ты зря тратишь время по этому вопросу Арабей. Я не могу, да и не хочу наказывать Аталла за его слабость. Пойми меня правильно, сейчас он мой родственник и я не желаю выносить сор из моей семьи на всеобщее обозрение.

— Но Павсаний считает, что свершенное над ним насилие без его согласия позорит его честь.

— Пусть привыкает к будням жизни, в которых розы перемешаются с шипами, — насмешливо бросил царь, — и чем быстрее он все это поймет, тем будет только лучше.

— Будь он из простой семьи, он должен бы гордиться близостью с Аталлом. Однако Павсаний из благородной семьи, Аталл совершил над ним насилие, и он должен получить определенную компенсацию — не сдавался Линкестиец. Со стороны казалось, что он разочарован упрямством царя, но на самом деле, все шло именно так, как он того хотел.

— Хорошо защитник лишенных невинностей мальчиков, — озорно подмигнул Арабею Филипп, — давай увеличим ему вдвое жалование, и он снова сможет быть моим телохранителем.

— Думаю, это будет самым лучшим выходом из этой ситуации. Я немедленно сообщу Павсанию о твоем решении — радостно согласился с царем Арабей и довольный собою стратег исчез из комнаты.

Вскоре состоялась его встреча с юношей, который в нетерпении ожидал результата своей судьбы. Многие из его друзей откровенно насмехались над ним, что доставляло Павсанию невыносимые душевные муки.

— Ты говорил с царем Арабей!

— Да Павсаний, я только что от него — произнес Арабей, положа руку на плечо юноши.

— И? — вскинул на него полные надежды глаза Павсаний.

— Он не желает наказывать Аталла и восстанавливать твое доброе имя.

С горьким стоном отчаяния Павсаний отшатнулся от стратега, но тот удержал его твердой рукою.

— Царь предлагает тебе двойное жалование против прежнего и место в своей охране, если ты согласишься забыть о своем позоре.

Павсаний вновь попытался вырвать свое плечо из твердых пальцев Арабея и вновь стратег удержал его.

— Я понимаю, что все это крайне унизительно для твоей чести настоящего македонца, но здесь ты никогда не найдешь справедливости.

— А где она есть, где? — с горестью воскликнул юноша.

— Если ты хочешь её получить, то приходи сегодняшней ночью в мой дом, я постараюсь добыть тебе ее более точный адрес — доверительно произнес Арабей и, отпустив плечо Павсания, двинулся по своим делам, оставив молодого человека в полной растерянности.

После злосчастного случая на свадьбе, Судьба улыбнулась Филиппу. Александр эпирот не посмел забыть добрых дел своего покровителя и превзошел все ожидания македонского царя. Он не только не поддался на уговоры и увещевание своей беглой сестрицы, но и самыми энергичными мерами пресек ее всяческую агитацию против Филиппа.

Едва Олимпиада появилась в царском дворце, Александр немедленно закрыл под замок в одной из комнат своего дома, приставив к дверям крепкую стражу. К царю Филиппу был немедленно отправлен гонец с вопросом о дальнейшей судьбе царственной пленницы.

Получив столь важную новость, бывший муж решил, что для Олимпиады нет лучшего места в мире, чем нахождение под стражей, но в его дворце. Об этом он немедленно отписал своему царственному союзнику, приглашая его приехать в Пеллу вместе с сестрой.

Добившись изоляции Олимпиады, царь приобретал великолепный рычаг давления на Александра. Его пронырливые разведчики македонского царя отыскали в Иллирии, где молодой царевич приступил к набору собственного войска. Правда, пока его дела шли не очень хорошо, и число его солдат едва приближалось к пятидесяти но, зная энергию и напор своего сына, Филипп мог не сомневаться в реальности воплощения его замыслов.

Поэтому, как только стало известно о задержании Олимпиады, к Александру был отправлен его старый друг Филота, с приглашением от царя вернуться домой. Филипп изъявлял желание помириться и одновременно извещал сына, что его беглая мать задержана царем Эпира и в скором времени прибудет в Пеллу.

Отправляя Филоту для переговоров с Александром, царь не сомневался в успехе. И дело было не только в сильной любви сына к матери. Просто Филипп и Филота быстро нашли общий язык, несмотря на то, что последний был другом царевича.

Филота осуждал Александра за его желание породниться с ионийским сатрапом, чью дочь сватали за Аридея. Считая, что брак наследника престола с нечистокровной персиянкой опозорит Александра, он тайно сообщил Филиппу о намерениях его сына и брак не состоялся.

Приписав этот случай дурному влиянию на наследника престола его старых друзей, Филипп приказал изгнать их из Македонии. Эринний, Гарпал, Неарх, Эвмен, Гефестион все они покинули Македонию, в которой остался только один Филота.

Все посчитали это результатом заступничества перед царем его стратега Пармериона, попросившего Филиппа за сына и факт предательства Александра остался тайной

Посланник прекрасно справился с порученной ему задачей. В долгих и задушевных беседах с Александром, Филота сумел убедить своего друга в необходимости возвращения в Пеллу.

Умело, играя на озабоченности царевича за судьбу Олимпиады, на возможности его участия в персидском походе, а так же на необходимости своему отцу в качестве действующего наследника. Не последнюю роль при этом сыграло полученное из Пеллы известие о рождении у Клеопатры девочки, которую Филипп нарек Европой.

Хитрый Филота предвидел подобный вариант родов и поэтому попросил царя Филиппа обязательно сообщить ему о результатах разрешения от беременности царицы Клеопатры. Великие Мойры подсластили столь важное известие сыну Пармериона, и у него появился веский аргумент давления на Александра.

Царевич не торопился с ответом несколько дней, давая возможность Филоте проявить свои ораторские способности, хотя сам все решил еще в первый день, едва узнал о пленении матери. Обладая от природы гибким умом, он моментально просчитал все возможные варианты дальнейшего развития событий и, не раздумывая, принял решение возвращаться.

Однако ученик Аристотеля не торопил события, решив извлечь из предложения отца максимальную выгоду для себя. Обстоятельно выяснив в беседах с Филотой истинные намерения отца, Александр утвердился во мнении, что его возвращение не связано с риском для его жизни. Филипп действительно нуждался в нем в этот очень непростой период своей жизни.

Тем временем Аталл и Пармерион успешно высадились в азиатском берегу Геллеспонта, сумели захватить Абидос, но дальше продвинуться не смогли из-за активного сопротивления корпуса греческих наемников. Стратег Мемнон оказался для македонцев крепким орешком. Умелый стратег, он ловко уклонялся от попыток Пармериона дать генеральное сражение, предпочтя ему тактику малых боев и малых стычек, в которых неизменно добивался успеха над противником.

Раздосадованные этими мелкими укусами, стратеги решили атаковать наемников, навязать им сражение и угодил в умело расставленную Мемноном ловушку. От неминуемого разгрома пехотинцев Пармериона спасла конница Аталла. В решающий момент сражения, она неожиданно совершила обходной маневр, и атаковал корпус Мемнона с фланга. Наемники были вынуждены отойти и схватка, завершилась в ничью.

После этого боя, македонцы решили подождать прибытия царя Филиппа с главными силами македонского войска. Временно устранившись от активных действий, они стали хорошо укрепленным лагерем.

Получая невеселые донесения из-за моря, Филипп буквально разрывался между двумя важными для себя делами. Царское войско уже было собрано в Пелле для похода на персов, но перед этим, Филипп намеривался женить Александра эпирота на своей дочери Клеопатре.

Этим браком, он не только еще больше укреплял свои родственные отношения с царем Эпира и расплачивался с ним за помощь против Олимпиады, но и укреплял тылы на время своего отсутствия в Элладе.

Александру эпироту также был очень выгоден подобный шаг. С одной стороны он ещё больше укреплял свое положение на эпирском престоле, с другой приобретал вес не только среди греческих полисов Эллады, но и за её пределами.

Оба царя были кровно заинтересованы в этой свадьбе, и их совершенно не смущал тот факт, что 34-летний Александр приходился 17-летней Клеопатре родным дядей. К чему такие предрассудки, если великий Зевс был женат на своей сестре, а родные дочери имели потомство от любвеобильного папаши. Главное соблюсти интересы государства в виде прочного тыла на время похода, а там будет видно.

Вернувшегося от иллирийцев Александра, Филипп радостно принял, всем своим видом давая понять, что полностью позабыл о досадном случае на свадьбе. Видя, как его отец стремиться к скорому миру, царевич принялся энергично подыгрывать ему, благо рядом не было так ненавистного ему Аталла.

Вместе с Филиппом Александр ежедневно участвовал в смотрах собранных для похода войск. Придирчиво инспектируя македонских солдат, он получал поддержку и одобрение, ранее всегда скупого в его адрес на похвалу отца.

Зная, что Александр очень беспокоится о своей матери, Филипп даровал привезенной из Эпира Олимпиаде относительную свободу. Теперь она не сидела взаперти, а могла под надзором передвигаться по царскому дворцу и его паркам.

Все постепенно налаживалось в жизни македонского царя. Он уже видел себя в походе и потому объявил, что свадебное торжество будет совмещено с прощальным пиром, в честь выступления македонского войска против персов. Стремясь подчеркнуть важность свадьбы и предстоящего похода, Филипп решил не ограничивать праздник одним днем, а приказал продлить его на целых три дня.

В первый день торжеств после принесения в храме Геры искупительных жертв и проведения обряда очищения, золотоволосая Клеопатра закрыла свое лицо белой фатой и, встав вместе с женихом в свадебную колесницу, отправилась во дворец.

Все время торжества, она как подобало обычаям, тихо сидела среди женщин, а когда настало время, позволила снять жениху с себя фату и увести в спальные покои. Утром следующего дня, слуги торжественно показали гостям простыню со следами крови. Это делало брак свершившимся делом, после чего продолжили веселье.

На третий день, Филипп, желая щегольнуть культурой македонского двора, решил показать гостям настоящий греческий театр, чьи актеры были спешно доставлены в Пеллу из Эллады.

Наскоро подновленное здание театра Пеллы, построенное еще при старшем брате царя Александре любившего все эллинское, не было готово к столь массовому наплыву любителей Мельпомены. Поэтому в его узком проходе, с прибытием царя и его гостей образовалась небольшая пробка.

Как учтивый хозяин, он встал в стороне от входа, любезно давая дорогу гостям. По желанию царя актеры должны были порадовать зрителей его любимой драмы Аристофана 'Антигона', после чего был назначен прощальный пир.

Неожиданно, сбоку от царя со свитком в руке возник молодой Павсаний. Многие македонцы, стремясь использовать удачный момент жизни, спешили обратиться к царю со всевозможными просьбами. В честь праздника Филипп принимал эти прошения, и царские телохранители уже успели привыкнуть к подобным просителям.

Увидев юношу, Филипп моментально напрягся, ибо считал его дело законченным, и недовольным голосом сказал: — Я тебя прошу Павсаний не сейчас, мы заняты.

К удивлению царя Павсаний легко смирился с его отказом: — Хорошо, я подойду позже, — смиренно молвил он и больше не показывался на глаза царю.

В этот день артисты были в ударе. Великолепно вел свою партию хор, блистали на выходах актеры в масках, умело играли музыканты. Не искушенные подобными зрелищами, македонцы остались довольны сюрпризом своего царя, оживленно обсуждая и комментируя все действия представленной им трагедии.

Темные сумерки прочно заполнили улицы Пеллы, когда зрители стали покидать театр. На этот раз Филипп покинул его первым, но как учтивый хозяин, остался стоять у входа, слушая благодарные слова в свой адрес за доставленное удовольствие. Рядом с ним стояли два Александра, сын и зять.

Царь находился в благодушном состоянии и когда из темноты вновь возник Павсаний, он не посмел отказать просителю и протянул руку к его свитку. Дальше все произошло в один момент. Вместо того, чтобы подать свой свиток, юноша бросил его на землю и в его руке появился маленький, но острый кинжал. Короткий взмах и новый гегемон Греции, а также будущий освободитель Ионии, рухнул на землю с пробитым сердцем.