| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Батяня мой тут зимовал не единожды, трёх ублюдков понаделал. Ты, слышь, князёк, возьми-ка их себе в ближники. Два сапога — пара. Га-га-га...
Кастусь краснел и бледнел. Хватался за меч, но вечером Елица устроила "мозговой штурм". С утра к новогородцам пошёл разговаривать Беня. Он хоть и отвечает вежливо, но устойчивое ощущение — "сам дурак" — у собеседника не проходит. А в драку... только начни.
Морской ушкуй несколько больше речного. А вот команда у него меньше. Речникам приходится иметь две смены гребцов. Иначе выгрести против течения... можно. Но очень долго. Моряки больше идут под парусом. Гребля — в штиль или при манёвре. На десятке ушкуев нет и двух сотен человек. Обычно — и этого много.
Разнести-разграбить? — Да запросто! Только свистни. Но... вот было бы нормальное селище, а то...
Новгородцев в крепость не пускают. Пруссы против ушкуйников — не вояки, но уж больно их много. Караванщики с тысячными толпами на берегу не воюют — не викинги в набеге. Не Курт Великий, не Хакон Синезубыч.
Ещё — вадавасы. Которых меньше, чем новгородцев, победить они не смогут, но положить половину своих... А с кем ты дальше к Новгороду пойдёшь?
Беня к этому времени уже осознал мою классификацию товаров — у новгородцев ничего необходимого не было. Постояв три дня, похамив, побуянив, вновь ощутив себя хозяевами мира и окрестностей, господами среди тупых и нищих дикарей, новгородцы двинулись дальше, к Святой Софии, на северо-восток.
По заливу, а не морем.
У туземцев, знаете ли, очередная глупость случилась: "акульи зубы" всплыли, а лебёдка, чтобы их назад, на дно утянуть — сломалась. Ну, тупые! Литвины, блин! Деревенщина-посельщина! Руки из задницы растут, а туда же!
Через этот... пролив Brokist — не пройти? — Ну и плевать!
Не увидели они и лодочку, которая на всех парусах побежала к северу с другой, морской стороны косы.
Ушкуи не дошли пару десятков вёрст до северного окончания косы, когда с берега вдруг понеслись наперерез каравану лодки.
Курши!
Да откуда их столько?!
* * *
Численность здешних племён колеблется от 10 до 40 тысяч человек. Курши могут выставить 4-5 тысяч бойцов. В условиях нашествия на свои земли, при тотальной мобилизации. Или сотни 4-5 — в набег. Собрать, а главное — держать в одном месте долгое время столько людей — тяжело. Нечем кормить, передерутся. Поэтому пиратские отряды много меньше, раз в десять-двадцать.
Таким отрядом можно наскочить на соседских рыбаков. Но ведь следом ответка прилетит! Опять же — Криве-Кривайто пришлёт свою Кривулю. И будут зачинщики петь: "Утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть".
Не привлекает.
Можно напасть на одинокое торговое судно — кнорр, шнеку или ушкуй.
Торгаши умные — по одному редко ходят.
Вот и приходится "любителям морской охоты" долго-долго портить себе глаза, выглядывая, сквозь дымку над морем и солнечный блеск, добычу по размеру.
По размеру своего "горла" — чтобы не подавиться.
После пролитой на косе крови, курши были настроены к Кастусю враждебно. И он откупился дорогим подарком: сдал им хамов-новгородцев.
Кестут выпустил караван из города, но не из залива. Ушкуи пошли вдоль косы к северному проливу. А предупрежденные курши — уже ждали. В полном личном составе всех племенных любителей чужого майна.
Брать новгородцев на абордаж... даже при трёхкратном численном превосходстве... отвратительное занятие.
Сначала — гонка. Теряющие ход в предзакатном штиле, гружёные по борта ушкуи проигрывали в гребной регате лёгким лодкам пиратов. Разделяться караванщики не стали — взаимовыручка.
"Один за всех и все за одного".
Так, в полном составе, их и прижали к мелководью.
Ушкуи цепляли дно килями, застревали. Садились на мель. Поодиночке, парами... Вразброс. Купцы не хотели бросать товары. Так их и добивали. На разделённые кораблики наваливались толпой и давили числом.
Потом ушкуйники попытались собраться вместе, выбраться на берег. Длинные русские рубахи, верхняя одежда — армяки и кафтаны — намокали, вода вокруг ног ограничивала подвижность. Топоры и ножи лодейщиков хороши в ближнем бою, "грудь в грудь". А полуголые босые курши прыгали вокруг в десятке шагов и кидали копья.
Раненые с обеих сторон падали в воду. И захлёбывались на здешней полуаршинной глубине. Пленных не брала ни одна сторона.
Часть новгородцев сумела пробиться на берег. Наступила ночь. Но стычки не прекращались. Курши окружили ушкуйников и продолжили метать из темноты копья. Наконец, когда встало солнце, нашли и добили последних.
Утром к месту морской битвы подошли три ушкуя с вадавасами.
Кестут ожидал от куршей каких-либо предъяв. Но... две сотни погибших, две сотни средне— и легкораненных. Тяжёлых нет — захлебнулись. При таких потерях "права качать"... Да и выдохлись все.
Из новгородцев оставалось человек пять относительно целых пленных. Кестут и не претендовал: их отведут в селища и замучают у пыточных столбов, сожгут в жертвенных ямах — принесут в дар Перуну и божественным близнецам.
Добычу делили "по справедливости": Кастусю досталось ненужное — 6 оставшихся на плаву ушкуев — а куда они куршам? Товары, купленные покойными на Самбии — аналогично. Курши забрали "особо ценное" — вещи новогородского происхождения. И заключили с Каупом "вечный братский союз".
По сути, Кастусь исполнил мой вариант "накопления стартового капитала" — грабёж проходящего каравана.
Не ново: как начинал Аламуш — я уже...
Мелкая подробность: количество "вымпелов" у Кастуся враз удвоилось. Так это уже серьёзная эскадра! Можно что-нибудь объёмное возить...
Четыре тонны янтаря, захваченные в караване, не имели особой ценности для местных. Но даже часть этого — очень хорошо пошла в Гданьске. Торг там вели мои приказчики. Которые с этих, самбийских, товаров, отдавали Сигурду десятую часть. Как с моих собственных.
Князь Кестут не возражал. А ярл Сигурд и его люди решительно пресекали попытки "наехать" на торговцев.
Самборина любила придти на службу к св. Николаю (в княжескую церковь Гданьска) в шубе из соболя и янтарном ожерелье в три нитки. На попытки местного ксендза пристыдить:
— Сиё есть добыча мерзких язычников! Привезённая мерзкими схизматами!
Отвечала резко, тыча пальчиком:
— Да у тебя у самого, святой отец, крест святой — янтарём изукрашен!
Ксёндз не угомонился, произнёс жаркую проповедь. "Против янтаря и прочего поганства". Восхищённые ораторским искусством прихожане аплодировали.
Увы, идучи с вечери домой, оратор упал в лужу. Где и захлебнулся — головёнкой об камушек стукнулся.
Князь Собеслав, когда ему доложили об этом несчастном случае, посмотрел на сложившуюся на доске позицию, потёр о свою меховую накидку перстень с изумрудом из подарков зятя и партнёра по шахматам, и сообщил ему:
— Шах. И мат. Ну? Проиграл — плати. Заснул, что ли?
* * *
Совершенно очевидная для меня вещь, понятная (насмотрелся во Всеволжске) Кестуту. Непредставимая для почти всех здешних владетелей в эту эпоху — прямое участие государя в торговле.
Нормально: сходить на войну, пограбить соседа, сбросить хабар и полон купчишкам. А дальше — пусть сами.
Посредники — необходимы.
Вот кто бы спорил! Необходимы. Там, где без них не обойтись. В остальных случаях — работают "свои".
Столетия спустя, Генрих Штаден пишет:
"Его римско-кесарскому величеству королю венгерскому и чешскому, нашему всемилостивейшему государю всеподданнейшее и всепокорнейшее прошение от меня, Генриха Штадена...
Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только — чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при импepaтopcкoм, королeвcкиx и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все обстоятельства и предотвратить опасность".
Иван Грозный — активный шпионаж выстрадал. Прокол русской разведки в части Позвольского ливонско-литовского договора в начале Ливонской войны был очень обиден и опасен. Пришлось создавать систему.
Он не только использовал купцов в качестве секретных агентов. Не только "снабжал их деньгами". До такой степени, что имперский двор был прозрачен для его разведки. Он и сам, товарами и людьми из своих царских поместий, активно участвовал в международной торговле.
А уж как отработали "сурожане" (русские купцы из Сурожа) в деле "Дмитрий Донской против Мамая поганого"! Точно, за недели, если за не за месяцы, определить путь татарского войска, найти место в степи, мимо которого Мамай не пройдёт... Очень высокий уровень, будто в голове у тёмника сидели. А так-то... просто торг вели.
* * *
Обустроив и перекрыв южный выход из залива, договорившись с куршами, которые перекрыли северный выход, Кестут заставил всех транзитёров с Немана, продавать свои товары ему. А собранная эскадра, наличие уже прошедших минимальную морскую практику вадавасов и местных свеже-крещённых рыбаков, позволили формировать собственный торговый караван.
Сводная эскадра — двенадцать корабликов — пошла в Гданьск. И привезла оттуда двенадцать тонн хлеба.
Напомню: норма — 7 пудов на человека. В год.
Расчётный период — зиму бы пережить. Здесь хлебом не избалованы, едят его меньше — большая доля охоты и рыбалки. Всё равно — всех не накормить. Но караван, хоть и с потерями, успел ещё раза три обернуться.
Эффект: в соседних волостях поняли, что безмозглый бешеный литовский князь — вовсе не безмозглый.
"Каравай, каравай
Кого хочешь — выбирай.
— Я люблю, конечно, всех.
Но князь Кестут — лучше всех".
Не полями и амбарами, не пахарями и сеятелями, но гаванями и кораблями Кестут решил "хлебный вопрос". И кривы вынужденно уступили:
— Блокада — бесполезна. Эдак мы и сами скоро "зубки на полку" — налог собирать не с чего.
Сембы начали продавать в Кауп хлеб. Следом пошёл ещё более важный торг — скотом. Коров стадами и коней табунами — из Гданьска в ушкуе не привезёшь.
Я переживал за своих ребят. Радовался, когда до меня доходили сведения об их успехах. И особенно — тщеславие мне не чуждо — об успешном повторении моих находок.
Кестут, по сути, реализовал мою схему: привлечение сторонних ресурсов, форсирование городского развития, кого-нибудь ограбить и купить хлеба, а не ждать пока свой вырастет. Отказ от налогов, "гос.торговля", привлечение "изгоев", балансирование на интересах соседних правителей...
Его собственный "фигурный болт" — прямой караван между Каупом и Гданьском, фактически навязанный женщинами — Елицей и Самбориной, позволил "подвинуть" и местные власти, и внешних традиционных партнёров.
Этого до него не было никогда. Невозможно. Не по "физической географии", а по между-ушию. Очень элегантное решение. Они сами додумались, даже завидно.
Ему, однако, не были свойственны две важных для меня особенности: "форсированная педагогика" и "гейзер инноваций". Я подкидывал ему разные "ништяки", но разворачивать массовое производство "по образу и подобию"... А уж тем более — генерировать свои собственные... не его. Нормальный э... образчик.
Кауп, бурно стартовавший на полученной от меня базе, начал терять темп, менять вектор развития с интенсивного на привычный для средневековья экстенсивный. Так бы он и трансформировался в нормальное средневековое владение с керлами, виланами, коттариями и бордариями. Феодальный аллод. Под эгидой датчан или "священного царства".
Дело не в материальных прибамбасах, не в сумме навыков и знаний — в целях. Которые формируются эмоциями. Не в "мозге обезьяны", но в "мозге крокодила".
Для Кастуся этот мир — родной. Нормальный, единственный. Он хотел отвоевать в нём свой кусок, чуть подправить... Меня от средневековья — от всего — тошнило.
Кауп, приподнявшийся при Кестуте, через несколько десятилетий повторил бы судьбу других прусских городков.
"На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм".
Однако поток изменений, вызываемых мною в этом мире, несколько лет продолжал струиться ручейком в эти места. Пока снова не захлестнул их.
Беня пережил кучу приключений, а ещё больше — страхов, на обратном пути. У него был минимум людей, многим из которых он не мог доверять, часть — просто не понимала русского языка. Он пугался всякого шороха, тучки на горизонте, лодки на воде. Но сумел пройти без потерь и море, и озеро, и пороги.
Тихохонько походил по Новгороду. Спокойно, не надувая щёк, не стуча себя пяткой в грудь:
— Да я! Да мы...! "Зверь Лютый" — всех съест!
Не надо этого!
Старательно уходил от возможных конфликтов. Платил, кланялся, извинялся. Даже не пытался вынести свои товары на торг. Так — чисто глянуть, чисто прицениться. "Пощупать воз".
Сделанный им "мгновенный портрет" состояния Новгородского рынка, заставил меня чуть скорректировать "восточную политику". Он начал интересные разговоры с торговцами среднего уровня. Насчёт продвижения моих товаров. Его должны были представить кое-кому из вятших. Нет, не из "Совета господ", но близко, "второй эшелон".
Он бы задержался, но у него украли гребца. Парень пошёл город посмотреть и пропал. Беня начал спрашивать — ему ответили. Доходчиво.
Выглядел бы он "серьёзным человеком" — прирезали бы сразу. А так — "младший помощник третьего дворника по женской линии" — чего мараться? Приложили по сусалам, дали пенделя, кинули в сточную канаву.
Он бы утёрся и сразу отчалил. Но опыт "командования" ярлом и князем — не прошёл даром.
Беня истово перекрестился на икону, помянул, для верности, Адоная, поднял своих гребцов-сембов, нашёл тот притон, где напоили и похолопили его человека... И разнёс оную халабуду пополам в щепочки. С упокоением нескольких возражавших... посаков. И — сбежал. Как и естественно для "мелкого торговца с рук". Но не — "до", а — "после".
Так не бывает! Не может прохожий иудей-выкрест устроить погром новогородам прямо в Господине Великом Новгороде!
Этот — может.
Я же предупреждал: нормальность вокруг "Зверя Лютого" — ненормальна.
Подгоняемый собственным страхом от вдруг прорезавшейся "воинской доблести", Беня бегом проскочил волоки, перевалил в Волгу и пришёл ко мне.
Он привёз кое-какие интересные штучки. Но главное — информацию. О людях. О сообществах по пути. О том, как они думают и что делают. Его яркие, эмоциональные рассказы позволили мне представлять тамошние места, тамошних жителей. Понимать их.
Одним из следствий этих "путевых заметок" явилось для меня осознание... ненужности Новгорода.
Глава 490
* * *
Тут сразу все знатоки, ценители и любители возопят: как же так?! Символ "Святой Руси"! Свет свободы, костёр демократии!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
