Гостью колотило и трясло. Стрелок молча сунул ей сок, она умудрилась облиться из тубы.
— Лючия Овехуна, — шепотом прочитал надпись на скафандре офицер. — Пилот. Из вражеской Испании, получается. Ну-ка... Эсте устед буэне?
Услышав голос из внешних динамиков, женщина закатила глаза, обмякла и провалилась внутрь скафандра.
— Силен твой испанский! — уважительно заметил пилот.
— Может, стимулятор ей поставить? — неловко предложил офицер. — Наш, российский, самый надежный...
— Но! — вскинулась женщина. — Но!
И затараторила что-то быстро и умоляюще.
— Не хочет, — растерянно перевел офицер. — Похоже, слава российских стимуляторов и до европейцев докатилась.
Постепенно выяснилось, что да, ее зовут Лючия, и она действительно пилот "Дьяболо" с европейской матки. Получила очередь из трассера в самом начале боя, потеряла управление и закувыркалась. Потом матка европейцев ушла. А она смогла сориентироваться и приняла единственно правильное решение: отстрелилась от корпуса истребителя в направлении российской матки. Тем самым замедлила свое удаление и получила малый шанс на спасение. А трясется из-за пережитого одиночества в космосе.
Лючия протестующе сверкнула глазами и затрещала снова.
— Не из-за одиночества, — поправился офицер. — Ее напугал наш полет. Европейцы так не летают. Она говорит... ну, неважно.
— Маньяки, психопаты, дебилы она говорит, — проворчал командир. — Ее спасают, а она лается. Ладно. Я тут подумал, пока вы галдели. Сдать на матку мы ее не можем — это трибунал.
— Не сдавать! — восторженно предложил стрелок. — Представляете, своя женщина на "Черте"? Ни у кого нет, а у нас есть! Оборудуем ей пятый пост между компенсаторами...
— Это тоже трибунал. На "Черте" вся аппаратура — секретная. Мы вообще внутрь не имели права ее принимать.
— Тоже мне, секретная! — проворчал пилот. — Для европейцев, что ли, секретная? Да мы у них же и слизали!
— А все равно трибунал.
— Все равно не сдавать! — уперся стрелок. — Мне же надо с мнением о женщинах определиться?
Лючия протараторила что-то слаборазличимое, но страстное.
— Дебилы, маньяки, психопаты, — понял стрелок без перевода. — Ну... согласен. А что тогда?
— Прыгнем к матке в паузу между сеансами... — предложил командир.
Женщина закатила глаза и побледнела.
— ... высадим ее на слип и свалим обратно, — твердо продолжил командир, не обращая внимания на женские хитрости. — Ее там местной гравитацией присосет. И пусть стучится.
Экипаж обдумал предложение.
— Э... — выдавил офицер. — Так она скажет...
— А мы скажем — не было! — отрубил командир. — Кто ей поверит? Я для чего приказал закрыть бэйджики? Мы для нее — никто!
— Но контроль пространства на матке покажет...
— Чего? Мы и есть сейчас контроль! Через экраны Фридмана фиг чего разглядишь — а мы скажем, что ничего не было!
Стрелок вдруг дико улыбнулся:
-Ну, я представляю лица выпускающих! Когда снаружи женщина попросится! Из космоса! Они неделю пить не будут!
Экипаж деловито стал готовиться к маневру. Женщина-пилот, поняв, что ей предстоит, обмякла и поплыла.
— И это хорошо! — одобрил командир. — Меньше дрыгаться будет! Давай-ка ее сюда, ко мне на коленки. А то размажет без компенсатора. Наш пилот о людях не всегда помнит. Вот как прошлый раз.
— Какой она человек? — буркнул пилот. — Так, европейка...
Дисколет прыгнул.
Командир внимательно слушал матку. В динамиках орали.
— Никого не было, — наконец ответил командир. — Не, не видели. А как? А чем? Радар женщин не берет! Мягкие потому что, сигнал вязнет, вот почему! Да пошли вы сами. Ну давайте серьезно. Мы контролировали пространство, не матку. Могло тело изначально болтаться у слипов? Там убывающая гравитация какая, на сколько? Вот то-то. Она говорит? Ну мало ли что она говорит. А? О... Не, не мы, мы "семерка".
Командир выключил связь и развернулся с довольным видом.
— Хорошие они парни, на "тринадцатом"! — сообщил он. — Ну все на них можно свалить! Гордитесь, аж европейцы от "тринадцатого" трепещут! Лючия твердо стоит на том, что ее спас нас мистический защитник! Короче, пронесло.
— И ей поверили? — нервно спросил офицер.
— Кэп! — укоризненно сказал стрелок. — Ну подумай сам. Ну? Что она рассказала? Что плыла. Потом ее бах, и подобрали за десяток сек...
— За семь.
— ... тем более. За семь секунд, когда рекорд по флоту на спасательной операции где-то у полминуты. Лиц за щитками не видно, опознаватели не читаются. Потом бац, и на слипе. И стучит. А "семерка" тут же стоит на страже, никого не пускает, усердно чирикает с одного места и никого не видела. Ну?
— Такое только "тринадцатому" по силам, — неохотно согласился офицер. — Мистика — это его профиль. Но... тогда получается, что вы и есть "тринадцатый"?
Стрелок тихо взвыл.
— Олежа, спокойней, пулю в затылок мы ему всегда успеем! — быстро сказал пилот. — Господин лейтенант, ну как вам не стыдно? Если не забыли, именно мы как раз предлагали европейца стрельнуть. Или не заметить. Это вы ее приказали подобрать. Так кто из нас "тринадцатый"?
— Да, я, конечно, приказал, но...
— Предупреждаю, если кто настроился на неделю дежурства, то не обломится, — равнодушно сообщил командир. — С матки информация, что идет усиление. Они притащат автоматы слежения, и нас сменят. Так что осталось нам дежурства на полчаса.
— Усиление? — насторожился стрелок. — Какое, к черту, усиление? Почему я не слышал? А пароль у усиления есть? Это не европейцы? А то подойдут да кэ-эк...
— Пароля у нас самих нет, — напомнил командир. — Мы же вместо автомата.
— Как всегда! Командир, ну почему история ничему не учит, а? Ну получали уже в мурло, и не раз, и снова без паролей! Подумаешь, опознаватели! Опознаватели подделать любой может! Помнишь, в восемьдесят девятом? Вот так же подошло усиление и оказалось америкосами. И как начали нас гонять! Не, командир, как хочешь, а я их не пущу!
— Эскадру "Чертей" не пустишь? — улыбнулся офицер. — Как бы они нас сами не пустили — на запчасти. Наши это. Теперь уже можно говорить. Они нам на усиление идут для рейда...
— Какого рейда?
— На европейскую матку, — неохотно сказал офицер. — Должны были. Просто европейцы успели первыми. А теперь... ну, не знаю. Приказ отдан, они и идут. Служба идет, и они идут.
— Вон они, — пробормотал командир. — Стрелки! Кэп, м-мать, не тормози! Эй, там, на "Чертях"! Откройте личики! Иначе бью на поражение!
— Ты дурак? — прорвался возмущенный голос. — Какое тебе личико на пяти тысячах? Сгенерированное? Так мы сейчас, махом по каталогу подберем!
— Стрелок-один, у нас торпеда осталась? — спросил командир. — Подорви-ка головного.
— Как подорви? — всполошился офицер. — А... а торпеду потом как списывать?!
— А никак, она ворованная, — процедил стрелок и тронул панель управления огнем.
Дисколет еле заметно качнулся.
— Дебилы?! — возмутился голос.
— Недолет, — хладнокровно констатировал командир. — Стрелки, готовность раз. Пилот...
— Как мы тебе личики откроем, как?!
— Садите на диск парламентера, даете импульс в нашем направлении, и пусть летит, — посоветовал командир. — Мы тут поймаем. Наверно. Если прицелитесь точно. И если парламентер понравится обликом.
-Нет, вы не дебилы, вы...
— Я выйду! — вмешался кто-то звонкоголосый и решительный. — Ловите.
Они молча проследили яркую звездочку парламентера.
— Вроде без бомбы, — неуверенно сказал стрелок. — Мне нравится.
— Серж, принимай, — решил командир.
Пилот прицелился, немного подвинул дисколет, спассировал. Все прислушались. Снаружи вроде брякнуло.
— Олег, люк, — напомнил командир. — И, это...
— Дулом промеж лопаток! — согласился стрелок радостно.
Фигура в знакомом, самом надежном в мире российском скафандре ловко ввинтилась из переходной кишки внутрь. Восстановилась атмосфера. Щелкнул лицевой щиток.
— Опа! — поразился стрелок. — Я не понял, сегодня женский день?
— Сержант Милая, — зло представилась девушка. — Ну?
Командир посмотрел на светлые кучеряшки, подумал, потянулся к связи.
— Прибыло усиление, — доложил он. — Пропускать?
— А вы их стопанули? — гоготнул невидимый диспетчер. — Ну вы дебилы! Это ж спецназ с матки-три, эскадра амазонок! Девушкам мы всегда рады! Пропускай, конечно! Да, и снимайтесь сами, автоматы на подходе.
Командир еще посмотрел на амазонку, подумал.
— Подбросить, или своим ходом? — наконец спросил он.
— Вы бы так воевали, как устав исполняете! — язвительно заметила Милая. — Вся матка в дырах! У вас, похоже, "тринадцатый" один за всех пашет, остальные дебилы!
Захлопнула щиток и демонстративно отвернулась.
— Эскадре проход разрешаю, — решил командир.
Истребители грозным строем проплыли мимо. Трассеры недвусмысленно провернулись, провожая прицелами наглую "семерку".
— Не страшно! — прокомментировал стрелок.
Офицер с ним не согласился, но промолчал. Пилот пристроился следом за эскадрой, дождался своей очереди, опустился на слип. Резко скакнуло и выровнялось тяготение. Опустилась наружная перепонка, облепила, подтолкнула к корпусу. Раскрылись и тут же захлопнулись створки. Навис над головами привычный низкий потолок стартовой площадки. Дома.
— Ну, посмотрим на амазонок! — радостно сказал стрелок и полез из компенсатора.
— Ну и как мы все здесь поместимся? — проворчал пилот. — В ремзону, что ли? Командир?
— Я вот думаю, — медленно сказал командир. — До чего мы докатились — женщин бросаем в бой! Знаете, ребята, мое терпение кончилось!
Экипаж остановился, даже сержант Милая удивленно оглянулась.
— И что теперь? — непонимающе спросил офицер.
— Теперь — всё! Потому что мое терпение — кончилось!
Командир пер мощно и неотвратимо. Офицер еле успел посторониться.
— Куда это он? — спросил офицер у стрелка.
— Психушка! — охнул стрелок. — Держи его! М-мать...
И с разбегу прыгнул командиру на спину. Тот стряхнул его не останавливаясь.
— Да помогай же, кэп, не тормози!
До офицера наконец дошло. "Психушка", вот что это было. Особая, только в космосе бытующая болезнь. За недели дежурств в пустоте, в тесном элементаре, дни и ночи с одними и теми же людьми, не отвернуться, не побыть в одиночестве — вроде все нормально, но накапливалось что-то мутное, болезненное, копилось по крохам, чтоб прорваться в самый неожиданный момент дикой злобой. И тогда оставалось лишь молиться Даждь-богу, в которого никто не верил, чтоб у взбесившегося в данный момент не оказалось в руках оружия. Считалось, что психушка прорывается почему-то лишь на базах. Офицер не без основания считал, что в вылетах на дежурство тоже — просто некому потом доложить о случившемся.
— М-мать! — высказался офицер и бросился в атаку.
Против психушки имелось одно, но действенное средство — связать и в карцер. И тогда проходило. Проходило лучше и быстрее, если при поимке больного отпинать. Но — попробовал бы кто отпинать командира "семерки". Буревой — он не зря Буревой. Ему еще и Медведь в позывной подошел бы, и Бык...
... Офицер очумело тряхнул головой и вскочил на ноги. Кажется, с третьего раза он понял, как Буревой это делает. Значит, надо поднырнуть под руку... оу-у! Какие твердые на матке стены, оказывается. Командир в очередной раз стряхнул с себя жилистого, но легкого стрелка и целенаправленно развернулся к командному сектору.
— Убью! — пообещал он серьезно.
Офицер быстро огляделся. К свалке потихоньку подтягивались заинтересованные экипажи, но пока что не вмешивались. Разборки внутри команды — дело тонкое, некомпетентной помощью запросто можно все испортить, так считали все. Сами разберутся, короче, а матке какое-никакое развлечение.
Вдвоем со стрелком они все же сбили командира с курса и запихали в ремзону.
— Давно бы так! — выдохнул стрелок. — Берегись!
Буревой бешено развернулся — против него стоял маленький и очень злой пилот.
— Уймись! — раздраженно приказал пилот.
Командир захрипел и попер вперед. Мелькнули неуловимо быстро ботинки космонавта, самые прочные ботинки в мире, и Буревой загремел на пол.
— Я что сказал?! — рявкнул пилот. — Мало в штрафной летали?
Мелькнули ботинки, офицер сочувственно поморщился. Наверно, очень больно падать, когда весу за сто.
— Убью! — пообещал командир дико и пошел на прорыв.
И взлетел. Ну а потом, естественно, упал. Головой в пол, спиной об стену.
Потом они тащили командира в душевые. И обратно.
— В следующий раз, — стонал под тяжестью стрелок, — в следующий раз выберем легкого командира, верно? Вон кэп очень легкий, его даже я помножу на ноль!
— А легкие сразу за оружие хватаются, проверено! — проворчал пилот. — Знаешь, как кэп стреляет? Аж двух "Дьяболо" обнулил!
— Суки вы, — сказал командир внятно. — Лучше б я их убил.
— Кого — их? — не понял офицер.
— А всех, — угрюмо сообщил командир. — Директора матки. Замов его. Эскадренный штаб амазонок, вон они, шкуры, светятся... всех. Что придумали, шкуры: девчонок в бой посылать... девчонок!
И тяжело присел в курительную зону.
— Вот такая у него психушка, — вздохнул стрелок.
— А у вас что, другая?
— И у нас, — легко согласился стрелок. — Разве что у кэпа... кэптэн Джонс! У контриков как психушка проявляется?
— В виде военной полиции, — процедил офицер. — Вон они, на след встали.
— Убью, — пообещал командир.
Но до убийства не дошло. Полицейские осмотрели побоище с дистанции и благоразумно решили, что если там офицер, то офицеру и разбираться. Офицер с тоской посмотрел на тушу командира и присел рядом. Издалека они наблюдали, как выстраивается около дисколетов строй амазонок. Лихие пилотки, кудряшки и косички. Белые рубашки, золотые погончики, строгие юбки. Каблучки. Тридцать шесть экипажей юного очарования.
— Цветник! — проворчал пилот. — Принарядились, ножками сверкают. Как будто не знают, что по матке только в комбезах можно ходить. Или в скафандрах. На матке такая пыль, что мигом аллергическую экзему заработают. Какой урод придумал делать корпуса из местных материалов?
— Вали на Фридмана, он во всем виноват! — отмахнулся стрелок. — У матки собственная гравитация, ей особая прочность ни к чему. Можно из глины слепить, и не развалится. Пока экраны не сорвет. Вот и лепят.
— Мужики, вы из-за амазонки схлестнулись? — радостно поинтересовался издалека механик. — Ну вы дебилы!
Офицер молча достал пистолет. Механик переменился в лице и исчез.
— А я говорил, что легкие за оружие хватаются, — напомнил пилот. — Быстро вы, кэп, психушку накопили, за два вылета.
Офицер криво усмехнулся и убрал оружие. Издалека донеслось звонкое многоголосие — эскадра усиления приветствовала личный состав матки.
— Двойной состав! — проворчал пилот. — Все площадки забиты! О чем они думают, придурки? Ремонтировать как будем? Механиков самим не хватает! После первого боя половина в ремзоне останется! А ремзона и так тесная!
