Вершина мира 2. Часть 1 (общий файл)

Целью всей жизни стало пробиться сквозь буран к высоким воротом убежища, надменно возвышающимся над поверхностью планеты. Ничего не было видно, кроме валивших ледяных хлопьев. Вести машину пришлось не только в слепую, но и выключив мощный фонарь, луч которого только слепил вовсе не разгоняя тьму. Я неотрывно смотрела на монитор карты в нужном месте поворачивая руль.

Последние метры показались самыми тяжелыми, будто не машина, а я волокла нас на своей спине. Мало того, что надо самой не слететь под особо сильными порывами ветра, так еще и поддерживать отяжелевшее тело Марика, который, не выдержав напряжения, позволил себе роскошь потерять сознание.

До ломоты стискивая зубы, я вела машину на полной скорости прямо в широко распахнутые двери укрытия. Встретили. Остановили. Стащили, с усилием разжимая пальцы, стискивающие руль, осторожно подняли Марика и унесли вглубь спасительной теплоты просторного яркоосвещенного помещения. Ворота с лязгом закрылись и лишь теперь, оказавшись в безопасности, я почувствовала, смертельную усталость, а нагретый воздух, прикасаясь к замерзшим щекам, казался почти раскаленным. Я сидела на полу, опираясь спиной на еще не остывший скутер. Никто из людей работавших со мной последний месяц не подходили ко мне, зная, нельзя трогать, пока сама не подойду. Этот негласный запрет нарушил отец, подошедший и резко поднявший меня на ноги.

— Все, ты улетаешь со мной! — прорычал он мне в лицо, сверля меня взглядом наполовину свирепым, наполовину испуганным.

— А не пошел бы ты...

И, немного помолчав, добавила несколько витиеватых и красочных слов, сообщая отцу, куда нужно идти, и где надеюсь увидеть его в ближайшие несколько лет моей жизни.

— Аня, так жить нельзя, — с укором пробормотал он.

Но я уже не обращала на него внимания, резким движением вырвавшись из его рук, разглядывая стоящих рядом людей. В пейзаже явно кого-то не доставало. Я огляделась еще раз, вертя головой и рискуя свернуть себе шею, надеясь увидеть его в каком-нибудь углу, и уже зная, что его здесь нет.

Сердце, успевшее возвратиться на свое законное место, сжалось до вполне ощутимой боли, а затем рухнуло так глубоко, что отыскать его не возможно. Внизу живота свернулся тугой клубок ужаса, а из горла, помимо воли, вырвался истеричный крик:

— Где Зак???

— Аня, успокойся, — мягко проговорил Ратар, отнеся мой крик на счет пережитого, — он где-то здесь и мы его сейчас отыщем.

— Да, — подхватил его слова Патрик, — я видел его каких-то пятнадцать минут назад.

— Где ты его видел? — потребовала я ответа, пытаясь убедить себя, что все по прежнему хорошо, а я, как любая истеричная женщина, нагоняю зазря на себя страху.

— Да здесь он слонялся, в ангаре, все на часы поглядывал, нервничал, что ты не возвращаешься, а потом, видно, ушел куда-то...

— Калитка... она была закрыта? — осевшим до хрипоты голосом выкрикнула я.

— Я отходил на несколько минут, а когда вернулся... — ужас понимания промелькнул в его глазах, Патрик замолчал, а мне продолжения и не требовалось.

Круто развернувшись и не обращая ни на кого внимания, направилась к калитке в воротах. Зак, маленький, глупый, смелый Зак. Я совершенно забыла о времени, а ты все помнил и пошел меня искать. Боже, сделай так, чтобы он не далеко ушел! Боже, я никогда у тебя ничего не просила. Я всегда справлялась сама. Но, черт тебя дери, помоги мне!

Ветер заметно ослаб и не так яростно пытался свалить с ног, но в этом ничего хорошего нет! Это означает, что прошел только первый, и далеко не самый страшный, этап шторма, и теперь коварная стихия, словно отдыхала перед следующим еще более яростным напором. Вот когда узнаем почем фунт лиха! Такие минуты затишья могут длиться от пяти минут до получаса, сколько у меня времени, я боялась даже подумать. Ну, Аня, или жить, или погибать, но только вместе. Замерзать не страшно, уснешь и все.

По бедра утопая в снегу, добралась до растянутого троса, хорошо видя глубокие следы оставленные Заком, их еще не успел занести снег. Но здесь пространство огороженное, а дальше открытое, так что полагаться на подобную удачу дело зряшное. Я сняла с пояса прибор для поиска по тепловому излучению. Отыскав в снегу трос, пошла вдоль него, скользя перчаткой по обледенелому проводнику. Еще пара шагов и следы теряются. Я сделала эти пару шагов, оглянувшись назад и поняв, что отдалилась от базы уже метров на тридцать. Споткнулась, повиснув на ослабевшем тросе, попыталась подняться, цепляясь за него, с паникой обнаружила в руках оборванный конец.

— Зак! — заорала я, срывая маску, стараясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни на нетронутом зеленом поле.

— Зак, отзовись!

Молчание. Чувствуя, как глаза обожгли злые слезы я прошла еще чуть вперед, обшаривая взглядом спокойную долину на которую падал равнодушный снег. Да где же этот гадкий мальчишка?! Я убью его! Я притащу его в укрытие и нарежу из его спины коллекцию ремней! Боже, помоги мне найти его! Я отправлю его к Низе! Я пристегну его наручниками к батарее и забуду куда положила ключи! Я упеку его в приют! Боже, помоги! Хоть живого, хоть мертвого, мне уже все равно, лишь бы найти. Еще пару шагов. Отведенное время убегает со скоростью межпланетного корабля.

— Зак! — голос, натыкаясь на падающие снежинки, комкается и не улетает так далеко, как хотелось бы.

На последний призыв отозвался противным писком прибор, зажатый в руке. Я посмотрела на окошечко определителя, показывающего, сколько осталось до объекта излучающего тепло, совсем рядом. Два шага левее. Теперь прямо. Как же далеко он успел отойти! Полшага вправо и прибор взвизгнув, замолчал, мигая бледно желтым пятном, отдаленно напоминающим человеческое тело. Цвет нормального человека — красный! Сунув прибор за пояс, принялась руками разрывать снег, обшаривая все на метр вокруг. Я углубилась сантиметров на двадцать не меньше, прежде чем обнаружила сжатую в кулак ладонь.

На то, чтобы выкопать мальчишку ушло не больше двух минут, руки работали как заведенные, хотя несколько минут назад казалось, что и пальцем пошевелить не смогу. Очистив от снега лицо Зака, прижалась губами к его ледяной щеке. Веки парня дрогнули, но не открылись. Его надо согреть, во что бы то ни стало!

Я сорвала с рук перчатки и принялась расстегивать верхний комбинезон, не видя никакого другого способа отогреть Зака. Мгновенно замерзшие, почти до обморожения, пальцы отказывались повиноваться, но я продолжала рать ремни и застежки. Освободившись от одежды, принялась заталкивать в нее Зака, как ребенок заталкивает большую куклу, в слишком маленькое платье. Из глаз непрерывным потоком текли слезы, повисая ледышками на ресницах. Кое-как упаковав парня, включила терморегулятор на полную мощность и принялась колотить мальчишку по щекам, заставляя его вынырнуть из одуряющего смертельного сна.

— Проснись же ты, — с отчаянием кричала я, — ты же большой и сильный, я тебя не дотащу! Зак, мне нужна твоя помощь, ты меня слышишь!? Нам нужно убираться отсюда, температура падает!

Когда щеки Зака приняли пунцовый оттенок, веки его дрогнули и на меня уставились почти осмысленные голубые глаза.

— Аня...

— Зак, поднимайся, нам нужно идти.

— Не могу, — глупо улыбнулся он, — ноги совсем замерзли.

— Вставай, черт бы тебя побрал! — заорала я, потянув его на себя.

Пинками и угрозами я заставила его подняться, и потащила к убежищу. Ветер снова начал крепчать, а снег, казалось, пошел еще сильнее, чем раньше, отгораживая нас плотной стеной от всего остального мира и от живительного тепла. Я плелась под усиливающимися порывами ветра, взвалив на себя Зака, принуждая его передвигать ногами. Нижний комбинезон, несмотря на всю устойчивость к холоду, не спасал от порывов ветра, который беззастенчиво забирался под одежду, грозя обморозить все, до чего мог дотянуться. Скулы свело в закоченевшую маску, а пальцев я уже давно не чувствовала ни на руках, ни на ногах, равно, как и самих конечностей, но все же усилием воли заставляла себя двигаться вперед.

Сильный шквал ветра кулаком ударил в спину и свалил с ослабевших ног. Стоя на коленях по грудь в снегу я заставила себя подняться и продолжить наш нелегкий путь. Шаг и еще. Уже совсем рядом. Шаг. Следующий порыв ветра нагнал нас и оказался сильнее предыдущего. Я упала лицом в снег, придавленная телом Зака. Замерзнет. На последнем рывке выползла из-под него, и сама легла сверху, обняв голову мальчишки согнутыми в локтях руками, стараясь сохранить для него нагретый дыханием воздух. Я умру, это ясно. Но нас уже ищут, так пусть хоть его найдут живым.

'Похоже, мое время истекло, — отрешенно подумала я, не открывая глаз и ничего толком не испытывая, — Никто не придет. Зака жалко, не донесла мальчишку'. Но мне уже было все равно, глупо было скандинавам выдумывать ад холодным. Хотя, в этом есть свой смысл — сначала оно всегда больно. Но замерзать не страшно — уснешь и все...

Темно и холодно. Пальцы закоченели, и согреть нечем, огня не добыть. Дышать трудно. Туман. Я иду, куда — не знаю. Но идти надо. Падаю, острые камни больно ранят уставшие ноги. Поднимаюсь и снова иду. Мне надо идти. Где-то там должен быть свет. А где свет, там и тепло, там жизнь. В голове бьется одна единственная мысль: 'Вперед, только вперед!' Шаг и еще. Надо! Мокрые камни скользят под ногами, где-то внизу журчит вода. Шаг и еще. Где раз, там и два. Шаг. Нога не находит опоры, твердь предательски ускользает. Я падаю. Все вниз и вниз. В груди бьется немой крик, я открываю рот, но звук застревает в горле, комкается и ломается, как весенний лед под теплыми пальцами. Все!..

Глава 4.

Мир был в багровых тонах, теплый и очень спокойный. Иногда его тишину прерывали гулкие и ужасно далекие звуки не поддающиеся точному определению. То ли разговоры, то ли шаги, но эти звуки тоже были неспешными и отвлекаться на них от вселенского спокойствия совершенно не стоило. Не было холода, спешки, напряжения и тела тоже не было. Нет, пожалуй, тело было, но очень легкое, почти невесомое. Может так и выглядит смерть? И если, да, то стоит ли бороться за жизнь? Может, вот так оно и лучше? Покачиваться на багряных волнах багряного моря и всматриваться широко отрытыми глазами в багряное небо, подсвеченное отблесками заката? И не надо спешить. И можно подумать. О чем-нибудь большом, светлом и чистом, о том чего так не доставало в жизни и чего так безумно хотелось. И вывести на досуге парочку законов жизни человеческой, незыблемых, как Пифагорова теорема, идущих через века и тысячелетия, и удивляться все оставшееся тебе время, почему не додумалась раньше до такой простоты...

Но посреди умиротворенного спокойствия вдруг возникла тревога. Зудящая и не отпускающая, как зубная боль. Я о ком-то забыла. О ком-то дорогом, без которого незачем жить. Он ждет и, скорее всего, остро нуждается в моей помощи, а я... пора отсюда выбираться. И не имеет значения, где я. Я выберусь. Я приду к тебе на помощь, как приходила всегда, вытаскивая из самых невероятных передряг наплевав на собственную безопасность. Я выберусь. У меня нет другого выхода...

...Жизнь для герцога Тауринского, какого-то графа и еще к тому же виконта, Куприна началась с бодрого попискивания аппаратуры, приглушенных голосов, преимущественно женских и отдаленного шарканья ног. Влад открыл глаза и огляделся. Малюсенькая комнатушка без окон, выкрашенная кое-где облупившейся голубоватой выцветшей от времени краской, тумбочка, на которой громоздится устрашающий аппарат, издающий то самое пищание, толстая труба над головой с прикрепленным к ней пакетом, наполовину заполненным прозрачной жидкостью. К пакету пластырем приклеена трубка, нацелившаяся в потолок сверкающей иголкой.

Влад перевел взгляд на потолок и подивился грязно-желтым разводам, расплывшимся по нему. Глаза опустились, обследовали пол с потертым коричневым покрытием неизвестного происхождения. Все больше удивляясь перевел взгляд на себя. Он лежал на низкой железной кровати, с потускневшими никелированными спинками, накрытый тонким одеялом, вдетым в застиранный, некогда голубой пододеяльник. Влад отвернул край одеяла, из одежды только короткая распашонка, застегнутая на шее единственной пуговицей. На подоле скудной одежки, как и на пододеяльнике, виднелся вытертый от многочисленных стирок черный прямоугольник печати. Буквы безнадежно истерлись и расплылись, так что прочитать что-либо было невозможно. Из наблюдений мужчина сделал блестящий вывод, что находится в больнице.

Вот только бы теперь узнать, на какой планете и как он сюда попал. Самому доискаться до подобных ответов не представляется возможным из-за недостатка информации, остается только терпеливо дожидаться появления кто-нибудь из медицинского персонала и выудить ответы на все интересующие вопросы. Последнее, что помнил, до того, как на него навалилась кромешная темнота, это темно-вишневые стены своего кабинета на последнем этаже высотного здания холдинговой корпорации 'Мега'.

Чувствовал он себя уже не так мерзко, как до поступления в больницу, но и не настолько хорошо, чтобы самостоятельно встать с постели. Точнее он попробовал сделать это, но голова закружилась, мир съехал куда-то в сторону, а ноги и руки начали мелко дрожать. Влад откинулся на подушку и решил повторных попыток пока не предпринимать. Собственная беспомощность бесила ужасно, но поделать с этим ничего нельзя было, так что пришлось смириться и ждать.

Ждать пришлось довольно долго, но, сколько именно он сказать не мог, нигде на стенах не было часов, а его наручные часы отсутствовали. Очевидно, сняли при поступлении в больницу. О том, что часы кто-то мог просто украсть думать не хотелось, это единственная вещь, что осталась у него от прошлой жизни, когда он обретался на космической станции 'Алкиона' в непрезентабельной роли раба одной из обитательниц этой самой станции. Влад поерзал на жесткой комковатой подушке, удобнее устраивая гудящую голову и закрыл глаза. Непонятно откуда приползла усталость навалилась, придавила и нагнала тяжелую дрему.

Влад вздрогнул и открыл глаза, когда совсем рядом хлопнула дверь. К нему подошла хмурая девушка, зябко кутавшаяся в халат, небрежно наброшенный поверх измятой, застиранной больничной формы оливкового цвета. У Ани была новенькая, всегда аккуратно выглаженная форма, нежно-голубого цвета, с глубоким вырезом на рубахе, очень похожая на пижаму, совсем некстати вспомнилось Владу.

— Здравствуйте, — стараясь быть вежливым, прохрипел Влад, не узнавая собственного голоса.

— Очнулся, — констатировала девушка, не то что бы неприязненно, но и без особого участия. Она отключила аппаратуру и освободила его от проводов.

— Да, — согласился он, будто оправдываясь, — очнулся.

— Хорошо, — безразлично пожала она плечами и направилась к выходу.

— Эй, подождите, — позвал Влад и даже приподнялся на локте, отчего тут же закружилась голова, понимая, что если она сейчас уйдет, никто не ответит на его вопросы, — а где я?

Девушка открыла дверь, за которой оказалась скрипучая больничная тележка, уставленная баночками. Медсестра взяла что-то с тележки, вернулась к Владу.