1924 год: Старовер

Погодите! Вы убили бандитов Левши?! — в его голосе появился страх.

— Нет! Это просто бандиты! — заявил уже начавший остывать аптекарь. — Они пришли.... Впрочем, я это уже говорил. Появился Егор и спас нас.

— Появился, — повторил Коганович. — Это хорошо. Абрам, я пока у тебя пересижу. Можно?

— Можно, — буркнул тот, но уже не злобным тоном, а скорее всего, расстроенным. — Что, за тобой тоже приходили?

— Да. Наверное. Даже, скорее всего.... В общем, я у Марии был, когда стрельба началась, — он опустил голову. — Мы видели, как Степана и Ефросинью Рыбак бандиты Левши вытащили во двор и шашками порубили.

— А жену-то за что?

— Так она отвечала за агитацию и культмассовую работу в совете. Потом, думаю, они пошли за мной. В том направлении. Как они скрылись, я ушел задами и сюда.

— А чего у Марии не остался? Или она испугалась и выкинула тебя?

Коганович сначала замялся, потом промямлил: — Не хотел женщину подводить.

— Ладно, успокойся. Ты жив и это главное. Сейчас Софа принесет нам закусить. Ты как, настойки выпьешь?

— Выпью! Еще как выпью! — возбужденно воскликнул он. — Внутри все ходуном ходит, никак успокоиться не могу.

Стоило Кацу уйти за прилавок, в заднюю комнату, как Коганович быстро и негромко сказал: — Я вас знаю. Вы старовер, были арестованы и сейчас в бегах.

— Откуда у вас такие подробности, товарищ Коганович? Работаете в ГПУ или в милиции?

— В милиции — так же тихо сказал представитель власти.

— Раз так, то мне надо вас прямо сейчас убить! Вы еще забыли добавить, что я контра, а значит, непримиримый враг большевиков, а еще мне надо сохранить тайну своего бегства, — сказал я зловещим голосом довольно громко.

— Егор, не надо убивать Фиму. Он хоть большевик, но при этом, пусть дальний, но родственник моей Софочки, — сказал подошедший к нам Абрам, после чего поставил на прилавок графинчиком с двумя стопками и зажжённую керосиновую лампу. — А мне ведь еще с ней еще жить да жить. И когда у нее будет плохое настроение, она будет меня пилить за то, что я позволил убить Фиму.

Аптекарь разлил настойку в стопки, потом повернулся ко мне: — Таки не будете?

Я отрицательно покачал головой. Приятели быстро выпили, потом посмотрели в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, и быстро повторили.

— Егор, я о вас тоже слышал. Такой приятный молодой человек, а уже беглый каторжник. И куда только милиция смотрит? — Не удержался и съехидничал Кац

— Не смешно, — буркнул Каганович, крутя в пальцах пустую стопку и выразительно глядя на графинчик.

Вот только продолжения не последовало, так как на лестнице раздались шаги. Жена аптекаря спустилась с нагруженным подносом, поставила его на прилавок, бросила недовольный взгляд на графинчик, затем окатила товарища Когановича с головы до ног ехидным взглядом.

— Фима, ты выглядишь, как последний босяк, — при этих словах милиционер сердито запахнулся в тужурку и попытался придать себе независимый вид. — Не надувай щеки, Фима, а то смешно получается. Ладно, кушайте, а я пойду, поставлю чай.

После этих событий у меня разыгрался просто зверский аппетит, и я набросился на еду. Фима откусил от бутерброда с форшмаком и стал вяло жевать, видимо он еще не окончательно пришел в себя.

— Абрам, давай еще, — Коганович показал на графинчик.

Кац налил, они выпили. Фима снова взялся за бутерброд, а Кац неожиданно о чем-то задумался. Я уже хотел его спросить, о чем тот думает, как тот тяжело вздохнул и сказал: — Надо сходить к Антипу Трофимовичу.

Мне это имя ничего не говорило, поэтому я промолчал, продолжая жевать. Фима поморщился, видно этот человек был ему неприятен: — Зачем-то сейчас? Банда в селе.

— А ты хочешь, чтобы этих душегубов вытаскивали из моего дома при белом свете, на глазах у людей?!

Тот отвел глаза.

— Чем-то могу помочь? — спросил я.

— Нет. Мне самому нужно это сделать. Закрой за мной дверь.

Его не было минут пятнадцать, потом раздался тихий стук. Подойдя к двери, спросил, кто там, после чего откинул крючок. Открылась дверь и в аптеку вместе Кацем зашел новый гость с дробовиком в руках. Крепкий и кряжистый сибиряк, лет сорока пяти, среднего роста с широкими плечами, имевший простоватое лицо, и в то же время — недоверчивый и жесткий взгляд. Кожа лица, что кора дерева, коричневая, обветренная, дубленая. Борода и усы с проседью. Огляделся, задержал взгляд на мне, прикинул, оценил, потом подойдя, осмотрел лежащие тела.

— Точно, Дубина. Как ни есть варнак каторжный, — опознал он одного из налетчиков. — Столько лет не было, и вот явился.

— Ты их приголубил? — он посмотрел на меня.

— Я, — ответил я, пытаясь понять, что представляет собой этот мужик.

— А этого чего? — и он указал пальцем на начавшего приходить в себя бандита.

Я не понял вопроса и озадаченно посмотрел на хозяина дома. Кац отвел глаза, Каганович с отсутствующим лицом, молчал все это время, не изъявляя желания говорить.

— Ладно. Мы люди простые, сами разберемся, — усмехнулся в бороду мужик, потом повернулся ко мне. — О тебе мне уже довелось слышать, старовер.

— Не знал, что меня так хорошо здесь знают.

— Так у нас не город, все друг друга знают, новых людей почитай и нет, а тут весть разнеслась: старовер из лесу вышел, да еще беглый из тюрьмы. Вот люди и судачат о тебе.

"Кто ты такой, сильно знающий? — хотелось мне спросить у него, но я сейчас был не в том положении, чтобы задавать подобные вопросы, да и было в этом сибиряке нечто такое, похожее на обстоятельную, крепкую, хозяйственную уверенность в своих силах. Даже его одежда говорила об этом: серый сюртук с роговыми пуговицами, жилет, штаны черные, заправленные в сапоги — гармошку. На голове картуз с лакированным козырьком. Все почти новое, сапоги блестят.

Я это отметил и подумал: — Ночь на дворе, а он одет, словно в гости собрался".

— Люди не ведают, что говорят, — попытался я снова изобразить старовера. — Не все правду знают, а все равно говорят.

— Ты мне тут святошу не изображай, парень, — снова усмехнулся он. — Вон твоя правда на полу в луже крови остывает. Или отрицать будешь?

Ответить мне не пришлось, так как послышался нарастающий многочисленный стук копыт, какие-то металлические звуки, лошадиное ржанье, негромкие выкрики. Мы все замерли. Напряжение сгустилось настолько, что его, наверно, можно было резать ножом.

— Абрамка, лампу гаси! — скомандовал Антип и через мгновение мы оказались в темноте. Полной назвать ее было нельзя, так как в окна светила луна. Прошла минута, другая. Напряжение достигла предела. Звук копыт звучал все отчетливее, но спустя какое-то время стал удаляться. Мы не знали, что это возвращалась часть отряда Торопова после удачной засады на чоновцев.

— Похоже, все, пронесло. Давай свет, Абрам, негоже в потемках сидеть.

Аптекарь, не слова ни говоря, снова зажег керосинку. Тусклый свет частично осветил пространство аптеки. Мужик снова бросил взгляд на трупы, потом повернул голову ко мне.

— Слышь, паря, — обратился ко мне Антип. — Сейчас сын на телеге подъедет, загрузить поможешь.

Только я кивнул головой, как послышался цокот копыт и скрип колес.

— Вот и он. Давай, — и Антип направился к начавшему приходить в себя бандиту. Спрятав револьвер, я подошел к двери, откинул крючок и распахнул ее, после чего схватил ближайший труп за руку и потащил на улицу. У телеги стоял плечистый парень, где-то моих лет. Он оглядел меня даже не внимательно, а обстоятельно, только после чего сказал: — Здорово.

— Здорово. Егор.

— Михаил. Давай помогу.

Без всякой брезгливости, словно всю жизнь этим занимался, он схватил труп за ноги.

— Раз! Два! Три! — и мы закинули труп в телегу, и пошли за вторым мертвецом.

Когда погрузка была закончена, Михаил тронул вожжи, лошадь легко взяла с места, потянув телегу. Вслед за ней пошел Антип с двустволкой, заброшенной за плечо. Все произошло настолько просто и непринужденно, словно мы забросили в телегу три мешка с картошкой. Мне только и оставалось, что покрутить головой от простоты местных нравов.

ГЛАВА 4

Мне было, конечно, интересно узнать, кто такой Антип и почему он взялся помогать аптекарю в таком скользком деле, вот только я здесь был "проездом". Единственное, о чем я сейчас жалел, что не раздел разбойничков, проявил никому не нужную для этого момента интеллигентность. Провел взглядом по темной улице. Здесь было тихо, но где-то там, вдалеке, были слышны звуки, похожие на надрывный плач или вой собаки. Только я успел переступить порог аптеки, как услышал яростный спор Когановича и Каца. На этот раз аптекаря поддерживала жена, которая спустилась после того, как убрали тела. Судя по тазу с водой и тряпкой, она спустилась вымыть пол. Только теперь я к ней присмотрелся. Невысокая полненькая женщина с простым, но при этом довольно милым лицом. Сейчас она стояла перед Когановичем, уперев руки в бока.

— Фима, не изображай героя! Ты что, хочешь на пустом месте убиться до крови?!

— Ты идиет, Фима! — вторил ей муж, держа своего приятеля за рукав. — Что ты можешь? Ты армия маршала Буденного?! Да они просто пристрелят тебя, проходя мимо!

— В чем дело? — спросил я, закрывая дверь на крючок.

— Он хочет пойти к своим товарищам! — объяснил мне ситуацию аптекарь.

— Так хоронят вроде днем или у вас обычаи другие? — сделал я удивленное лицо.

— Не юродствуйте, это вам не идет! Я хочу знать, что там произошло! Что с моими товарищами, что там с Марией! Если мне суждено умереть, так тому и быть! Дайте пройти! — Коганович стряхнул со своего рукава пальцы Каца и решительно шагнул в мою сторону.

— Да ради бога, — и я сделал шаг в сторону. — Только предупреждаю: еще ничего не кончилось.

Взгляды троих людей скрестились на мне, ожидая разъяснения, которого у меня не было. Только догадки.

— Это как? — с явным недоумением в голосе, наконец, спросил меня аптекарь.

— Скажем так: предчувствие. И чтобы получить ему подтверждение задам вам всем один вопрос. Зачем атаману Торопову уничтожать в селе советскую власть, если через день или два пришлют войска из Красноярска и ему придется убираться обратно в лес? Добавлю к этому еще одну непонятную мне вещь. Его налет можно было понять, если бы он убивал и грабил, но судя по вашей аптеке, этого как раз и не было. Или я в чем-то не прав?

У меня было немного времени подумать над сложившейся ситуацией, а теперь мне хотелось знать мнение местных жителей. Может они знают то, чего не может знать чужак, и дополнят мои слова своими соображениями. После моих слов Кац вместе с Когановичем бросили друг на друга взгляды, потом Кац стал усиленно чесать в затылке, сдвинув ермолку, а Фима уставился в потолок, словно там пытался прочитать ответ. Софа обвела нас всех взглядом, покачала головой, но говорить ничего не стала, принявшись мыть пол.

— Вы хотите сказать, что у Левши есть до нашего села какое-то дело? — наконец решился на вопрос аптекарь.

— Скорее всего, связанное с селом, — предположил я. — Иначе смысла в этом налете не вижу.

Коганович как-то странно посмотрел на меня: — Я как-то по-другому представлял себе староверов.

— Какой есть, — я усмехнулся.

— Кажется, я знаю, в чем дело, — вдруг неуверенно произнес Абрам, а когда увидел, что все внимание приковано к нему, продолжил. — Он же вместе с селом и вокзал захватил. Так?

— Точно! Поезд! — вдруг неожиданно выкрикнул Фима. — Он хочет остановить и ограбить поезд!

— Поезд? — недоуменно хмыкнул я. — Можно, конечно, предположить и такое. Только почему здесь, а не в каком-нибудь глухом месте? Зачем устраивать налет на село?

Снова наступило задумчивое молчание. Вот только высказанная мысль о поезде стала копошиться у меня в голове, не желая успокаиваться. Я стал перебирать варианты, после чего решил поделиться одной мыслью.

— Если едет ценный груз. Например, власти решили царскую казну перевезти в Москву.

— Какая царская казна?! — неожиданно возмутился Коганович. — Откуда она здесь?!

— Что вы так возмущаетесь, я просто предположил. Может от Колчака что-то осталось, — высказал я новое предположение.

— Если кто и знает за сокровища, так это Фима, представитель органов и ответственный секретарь, — не сумев сдержаться, снова поддел своего приятеля аптекарь.

— Ой, как смешно! А ты, Абрам, не знаешь кто я?! Я больше канцелярский работник, чем милиционер. Сижу, справки выписываю.

— Оба на! — вырвалась у меня. — А как насчет справки для меня?

— Это должностное преступление! — автоматически отреагировал на мой вопрос канцелярский милиционер.

— Ладно. Настаивать не буду.

Вдруг жена аптекаря, до этого выжимавшая тряпку, кинула ее в таз, да с такой силой, что брызги во все стороны полетели, и резко повернулась к Когановичу. Насколько я мог судить по ее виду, женщина действительно разозлилась.

— Фима, что я слышу?! Он нас всех спас, а тебе жалко тиснуть синюю печать на бумажку!

— Софа, что ты так сразу! Я же не сказал конечное нет! — резко изменившись в лице, пошел на попятную милицейский секретарь.

— Попробовал бы! — сказала, как отрезала, жена аптекаря, но в ее голосе уже не было злых ноток. — И хватит пить!

Она подошла к прилавку, забрала графинчик и спросила: — Есть пирог с рыбой. Будете есть?

— Будем! — ответил я за всех.

Женщина стала подниматься по лестнице, после чего наступила тишина. Не знаю, о чем думали Кац с Когановичем, но я опять вернулся к мысли об ограблении поезда.

"Погоди-ка. Если везут ценный груз, значит, по всему пути следования должны сообщать. Здесь тоже станция или полустанок, а значит, есть телеграфист, который должен сообщить о прохождении состава. Ну и что? Нет, не то. А если предположить, что это большой, тяжелый и объемный груз для которого нужны подъездные пути, хотя бы для тех же телег? Если все так, то тогда есть смысл зачистки села".

Говорить о своих мыслях я никому не стал, а спустя несколько минут жена аптекаря спустилась и принесла куски пирога с рыбой, чай и большую тарелку с маленькими крендельками, которые, как оказалось, местные зовут каральками. На этот раз мне активно помогали аптекарь с милиционером, у которых разом прорезался аппетит.

Активно жуя, я прокручивал в голове события последних суток, пытаясь их понять и проанализировать в соответствии с мышлением современного человека. Да, я перенесся в прошлое, но так и не стал своим в этом времени.

Я пока не понимал ни мысли, ни поступки этих людей, ни их отношения. У меня нет привычки рефлексировать, но даже для меня, практичного и циничного человека, развернувшиеся вокруг события выглядели дико и непонятно.

"По-моему, фразу "нет человека — нет проблем" выдумали именно в это время. Взять Антипа и аптекаря. У них хорошие дружеские отношения. Пошел и попросил соседа помочь вывезти пару трупов и добить третьего. В селе орудует банда в несколько десятков рыл и на улицах, наверно, трупы лежат, но при этом никто из местных не разбегается, просто сидят дома. Может даже чай пьют. Или этот налет грабителей на аптеку. Тут и попытка изнасилования, и избиения.... Это стресс же какой! А так посмотреть, ничего не произошло, семья спокойно живет дальше. Иди люди здесь другие, или я что-то не понимаю. Кстати, Антип".