| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А вокруг, вдоль школьной ограды стали делать ограждение из колючей проволоки. И устанавливать палатки во дворе. Организовывать столовую и умывальники. А потом, уже перед рассветом во двор въехали автомобили, из которых стали выбираться и немецкие солдаты. А автомобили, под флагом красного креста, проехали чуть дальше по двору и остановились уже перед зданием школы. И она побежала к ним. И первым кого она увидела, был врач Шульц, который увидев её удивленно на неё посмотрел, а потом спросил:
— Фройляйн Дворжак с вами всё в порядке?
И тут она увидела, что все остальные на неё смотрят как на выходца, с другого света. И она ответила:
— Да, герр Шульц. Ведь тот генерал обещал, что со мной будет всё хорошо. И я просто организую новое место для госпиталя. Так и случилось.
После этого их госпиталь, вместе с лагерем военнопленных, два дня находился в этом месте, а потом их посадили в поезд и отправили, куда-то далеко на Волгу. Где она, с год, была медсестрой, в госпитале для немецких военнопленных. А потом ей предложили, как уроженки Чехословакии вступить в возрождающуюся армию этой страны. И она согласилась. Понимая, что для неё это будет лучше. И вот теперь она ехала по Праге, и её со всех сторон окружали флаги свободной Чехословакии. И когда их колонна въехала в город, то она услышала крики, как по-русски, так и по-чешски:
— Победа! Победа! Германия капитулировала!
[1] Получаемым, по ленд-лизу имуществом, снабжались не только части СССР, но и части союзников, на советско-германском фронте.
29 июня 1941
1
Из забытья, а сном, то состояние что охватило Власова, назвать было сложно, его выхватила телефонный звонок. Подтвердив известную мысль, что утро добрым не бывает. А резкий телефонный звонок не давал времени смериться, с неизбежностью этого утра. И вытянув руку, из-под головы, спавшей рядом с ним Ирины, Власов взял телефонную трубку и хрипло произнёс:
— Генерал-майор Власов, у аппарата.
Услышав в телефонную трубку голос Музыченко:
— Спишь, Власов? Знаю, что спишь, когда весь народ воюет. Вся страна воюет, а ты почему-то не наступаешь?
— Если не отдыхать, то можно и умереть, товарищ генерал-лейтенант. А по мне, чем мы будем умирать зазря, уж лучше пусть супостаты дохнут, за своё нацистское отечество. И почему не наступаю? Наступаю. Планирую сегодня вести наступательные действия, силами тридцать четвёртой танковой дивизией, по освобождению населённых пунктов Косзары, Подборица и железнодорожной станции Дубно.
— Ладно, убедил. Но ты темп давай, Власов, — послышалось в трубке, — Жми всем корпусом, не останавливайся. На тебя вся надежда.
— Товарищ командующий, — проговорил Власов, — против меня практически семь немецких дивизий. Они превосходят меня раза в три. Мне не получилось выдвинуть восемьдесят первую дивизию в резерв корпуса, чтобы ввести её в прорыв. Из-за чего наступление и захлебнулось. И пока часть линии обороны корпуса я не передам соседям, наступать на всём фронте я не могу. Мне нужно не менее двух пехотных дивизий, которые смогут сменить мои дивизии на левом фланге, дабы я мог продолжить наступление.
— Тридцать седьмой стрелковый корпус подходит к Тарнополю. К тебе он подойдёт через два дня. Тогда и сменит твои дивизии, а сейчас жми, не теряй темп, понял меня, Власов? Конец связи.
— Понял, товарищ генерал-лейтенант, — тяжело вздохнув, произнёс комкор, понимая, что как только в немецких войсках закончиться завтрак, боевые действия активизируют они, — Боевые действия активизируем. Конец связи.
После этого командир корпуса подошёл к плащ-палатке, закрывавшей один из оконных проёмов того каземата который он занимал. И увидел, что рассвет только занимался. И значит на сон, после двух суток бодрствования, удалось выкроить буквально несколько часов. Но в этих условиях и это было роскошью. И теперь, даже после такого короткого отдыха, было необходимо продолжить руководить действиями корпуса. И приведя себя в порядок, в том числе и облачившись в полевую форму, стараясь при этом не разбудить спящую женщину, Власов направился в каземат, где расположился разведывательный отдел штаба корпуса. И где его уже ждала утренняя разведывательная сводка. Но прежде чем он ознакомился с представленной информацией, Власов распорядился подготовить для него, на восточной опушке рощи, что окружала форт, наблюдательный пункт, на деревьях. Но сделать его так, чтобы он был малозаметен со стороны противника. И только после этого командир корпуса углубился в чтение.
И нельзя сказать что его ситуация не радовала. На фронте с Финляндией за прошедшие дни изменений практически не произошло. Все попытки противника, продвинуться на советскую территорию, можно было считать отражёнными. А те вклинивания вражеских войск, в нашу оборону, что имело место на фронте с Финляндией, не выглядели чем-то значимым. Относительно стабильной выглядела и линия фронта в Прибалтике. Где советские войска отходили на линию обороны вдоль Западной Двины. Не позволяя противнику форсировать её. В том числе и, не допустив захвата мостов, через эту реку, как в Двинске, так и в районе Екаблиса и города Ливны. Где наступала немецкая четвёртая танковая группа, на северном берегу реки занимали оборону части первого и двадцать первого механизированных корпусов, а также части пятого воздушно-десантного корпуса. Которые навязали немцам встречное танковое сражение, при попытке немцев преодолеть Западную Двину. При этом для обороны Риги, советскими войсками формировался плацдарм на южном берегу Западной Двины. В Белоруссии же основные события развернулись вокруг Минска, к которому, с юго-запада рвалась вторая танковая группа немцев. Но, которая, завязла в боях на линии старой границе, а точнее на линии, идущей вдоль неё, старых укрепрайонов. Куда отошла часть войск из Белостокского выступа. При этом в обход Минска, обходя его с востока, нанесла удар третья немецкая танковая группа. Но восточнее города они встретились с выдвинутым сюда седьмым механизированным корпусом. И тут тоже разгорелось встречное танковое сражение. При этом немецкие пехотные дивизии ещё не успели подойти к районам боевых действий и не могли поддержать свои танковые части. В общем ситуация вокруг Минска была тяжёлой. Но город ещё держался.
На участке южнее всё ещё нейтральной Венгрии ситуация так же не вызывала больших опасений. Хотя в северной части Молдавии противнику и удалось вклиниться в нашу оборону. Ведя наступление в направлении Умани. Но пока большой угрозы, в этом. Власов не видел. Понимая, что основные события разворачиваются на Львовском балконе, и в районе Волыни. При этом продолжавшаяся упорная оборона на линии города Перемышля, района Львова и укрепрайона в Равва-Русской давала шанс на то, что наступление первой танковой группы немцев получиться сорвать. Не смотря, на то, что и Луцк, и Ровно, немцы смогли захватить. Но действия советских войск между этими городами, где концентрировались три советских механизированных корпуса, двадцать второй, девятый и девятнадцатый, продолжали создавать угрозу левому флангу первой немецкой танковой группе. Ведя там бои с четырнадцатой танковой и двадцать пятой моторизованной дивизиями немцев, поддержанных девяносто девятой пехотной дивизией противника. При этом части немецких тринадцатой, одиннадцатой и шестнадцатой танковых дивизий немцев, прорвавшихся в глубину советской обороны до города Острог, и теперь отсечённые от снабжения, ударом его корпуса, с освобождением Дубно, встретились с войсками шестнадцатой советской армии генерала Лукина. И между ними и входившими в состав этой советской армии пятым механизированным корпусом и пятьдесят седьмой танковой дивизии, которые, правда, ещё не полностью прибыли, а ещё частично находились в железнодоорожных эшелонах, разгорелось ещё одно встречное танковое сражение.
И, в общем, желание генерал-лейтенанта Музыченко было командиру четвёртого механизированного корпуса понятно. Вырисовывалась, как бы вполне реальная, ситуация по окружению и уничтожению, как минимум трёх танковых, моторизованной и до двух пехотных дивизий противника. И эти это было бы реализуемо, если бы не одно, "но", которое явно видел Власов. К линии боевых действий, тут, уже вышли немецкие пехотные дивизии. В противодействии натиску которых командир четвёртого мехкорпуса и видел главную задачу своих частей. Дабы дать возможность войскам генерала Лукина раздавить противостоящие ему немецкие части. А не в бесплодных попытках разбиться об оборону немецких пехотных дивизий, к тому же превосходящих его по силе, к чему призывал его командарм. И пока командир четвёртого механизированного корпуса изучал полученную сводку, то ему сообщили, что наблюдательный пункт, в роще восточнее форта, готов и Власов направился туда.
При этом сапёры просто соединили растущие рядом высокие деревья, несколько выше середины их максимальной высоты, деревянными брусьями. На который настелили настил из толстых досок. А к сооруженному помосту приставили высокую лестницу. При этом маскировку наблюдательного пункта обеспечивали растущие перед ним деревья. Которые по своей высоте как раз поднимались до уровня несколько выше помоста. Но не закрывали обзор стоящему на досках человеку. И с его наблюдательного пункта отличный просматривался весь восточный участок обороны четвёртого корпуса. Где пока было относительно тихо. Только в районе железнодорожной станции Дубно были слышны, как активная перестрелка, так и выстрелы из орудий. В том числе и тяжёлых орудий. Тридцать четвёртая дивизия выполняла его замысел, по штурму позиций противника южнее Дубно. И распорядившись провести на наблюдательный пункт связь расположив телефоны на стволах деревьев, Власов поднёс бинокль к глазам. Всматриваясь в местность перед собой. Начинался очередной день войны.
2
Вообще день мог показаться довольно лёгким. И командир четвёртого механизированного корпуса практически весь день провёл на наблюдательном пункте штаба своего корпуса. Который позволял рассматривать практически всё от города Броды, на севере, и до высот на которых находился Кременец, на юге. За исключением участка, скрываемого, господствующей высотой, доминирующей над местностью грядой, находившейся прямо на восток, от форта, на восточном, немецком берегу Иквы. И генерал-майор, буквально самолично, наблюдал, за тем, как южнее Дубно наши части пытались выбить противника из занимаемых им населённых пунктов. А на остальных участках немецкая пехота пыталась, преодолев заболоченную пойму реки Иква, закрепиться на нашем западном берегу реки. При этом активно с обеих сторон использовалась артиллерия, наша, и что бы отбить атаки противника, и что бы подавить его огневые точки, то вот противник использовал свою артиллерию, чтобы, в первую очередь, уничтожить наши укрепления и наши огневые средства. Причём не только на восточном участке обороны корпуса, но и судя, по приходящим докладам, такая же картина наблюдалась и на западном фасе обороны корпуса. При этом в ударах по позициям корпуса, преуспела и немецкая авиация. Которая весьма активно наносила удары, как по обороне корпуса, так и по путям его снабжения, стремясь уничтожить все мостовые переправы, не лежащие на пресловутой немецкой "панцерштрассе". В том числе и оказался разрушенным мост через реку Иква в селе Бережцы. Но вот, две скрытые волнами реки переправы, с двух сторон от моста, противник не обнаружил.
Ну а приказ комкора использовать кочующие огневые точки и боевые машины тоже способствовал тому, что удавалось заранее вывести как танки, так и пушки и даже миномёты, благодаря тому, что их буксировали танкетки Т-27, использовавшиеся в качестве тягачей для батальонных миномётов. Ну а быстро менять позиции импровизированным самоходным установкам, на базе Т-26 и ракетомётам, на базе всё тех же танкеток или лёгких плавающих танков, как говориться сам бог велел. Да и тяжёлые пулемёты тоже имели несколько оборудованных позиций, что позволяло им выходить из-под удара. Гораздо хуже приходилось стационарным объектам. Тем же возведённым деревоземляным огневым точкам, которые неплохо защищали как от огня пушек, до трёхдюймового калибра, так и от батальонных миномётов. Но оказались весьма уязвимы для огня немецких пятнадцатисантиметровых пехотных орудий. Которых было по два в каждом полку. Вообще Власов отнёс бы эти орудия к мортирам. Как по их массогабаритным характеристикам, так и по способу применения. Но немцы их считали именно таковыми, пехотными орудиями. И их попадание было смертельно для советских укреплённых позиций.
Самым же эффективным способом противодействия им, да и вообще артиллерии противника, на поле боя, при нехватке своей, оказались самодельные ракетомёты, которые выходили на цель небольшими группами из нескольких машин, подходя с разных направлений. Ведя огонь так, чтобы цель оказалась в центре эллипса рассеивания от огня отдельных машины. И наложение огня, от нескольких ракетомётов, на одну цель, с нескольких направлений, заметно увеличивало вероятность её уничтожения. Правда, при этом увеличивался расход боеприпасов. Да и для большей точности ракетомёты подходили на максимально близкое расстояние. И оказывались, весьма уязвимы, к ответному огню, со стороны немецких лёгких зениток. Но тут сказывалась высокая ремонтопригодность танкеток[1], которые даже после пожара частенько восстанавливались. И снова использовались в боях.
При этом помимо уже знакомых генералу Юнкерсы-88, Хенкели-111 всё так же проходили над позициями на большой высоте, в крупных формациях, неся всё те же объёмные и похоже лёгкие грузы, возвращаюсь уже без них, немцы широко применяли пикирующие бомбардировщики Юнкерс-87 и бипланы Хентшель-123. Ещё одним самолётом, которые, к удивлению, комкора, стали, с этого дня, активно применять немцы стал двухмоторный истребитель-бомбардировщик Мессершмитт-110[2]. Если честно, то Власов, не ожидал увидеть в небе эти самолёты. Так как их не должно было быть в небе над Украиной, в эти дни. При этом, весьма высокую эффективность, против пикировщиков, как с неубирающимися шасси, так и бипланов, показали именно зенитные пулемётные установки, которые, из-за не очень-то и скоростных данных этих самолётов оказались, против них, достаточно вёрткими. Но эти авиационные события оказались не единственными авиационными новостями в этот день.
Помимо немецкой авиации, в этот день, активно действовала и советская авиация, которая пыталась нанести бомбовые удары или проштурмовать, в основном истребителями, какие то немецкие позиции в глубине немецкой обороны. Особенно активность. советской авиации, была замечена комкором в направлении Ровно и Острога. Над позициями же четвёртого мехкорпуса советская авиация практически не появлялась. Если только пролётом. При этом советская истребительная авиация практически не сопровождала свои бомбардировщики, да и было заметно, что она старательно избегала воздушных боёв с немецкими истребителями. И поэтому появление, оставляющего за собой тёмный след, идущего буквально над верхушками деревьев "горбатого", тянущего к западному берегу Иквы, направляясь чуть южнее Таракановского форта, сразу привлекло внимание всех. Как наших, так и немцев. Которые, увидев идущий буквально на высоте нескольких метров советский самолёт, к тому же неуклонно снижающийся открыли по нему огонь из всего, что могло в него стрелять. Что тут же вызвало команду командира корпуса, который произнёс:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
