Попадос-3. Главное, выбить танки. Часть 2

— А підманули ж москали. Людины думали усё, утекли воны было. А воны как повертались.

Генерал посмотрел на него и напел:

— Ми ж його підманули, ми ж його підвели,

Ми ж його, дидко, з ума розума звели.

А потом Власов добавил:

— Мы, если и сейчас уйдём, всё равно вернёмся. Победа будет за нами. Она уже за нами. Так что на немцев сильно не рассчитывайте.

На что дед хитро усмехнувшись в длинные усы произнёс:

— Ні, пан генерал. Москали тут не треба. Германы обещают вільну Україну. И посему уси людины тут за неё. Або это людинам треба. И уси людины тут за германов.

— Очень тонко подмечено, — согласился Власов, — людины тут , а не люди. Очень точно. Да и обещать не значит жениться. Реальные планы Германии, в отношении вас, это освободить территорию от населения. Уничтожив или изгнав его. А пустую территорию германизировать. Поделив между немцами. А вы пешком пошли бы за Волгу, по осенне, а то изиме, если бы мы проиграли. И никто вас кормить в дороге не собирался. Но планы немцев уже обломились.

— Ні, пан генерал, цэ брехня. Германы пришли волю дать. Они потом уйдут. А воля буде. Наша ридна воля. Так и будем сражаться вместе с германами. Вільна Україна або смерть!

— Украина может быть либо червонной, — покачал головой Власов, — Либо этого националистического монстра, полного кровожадными зверями, смертельно опасного для соседей, все соседи и забьют. Вот этого зверя украинства забьют. Дабы он свою кровавую украинизацию не проводил. И есть вероятность, что тут, в этом случае, снова будет Польша. А оно вам надо? И кто же тут такое говорит, что немцы пришли дать волю?

— Рідни хлопцы, — с вызовом ответил дед. На что генерал-майор, заметив, что к ним подошёл и к их разговору прислушивается Мишинев, с усмешкой ответил:

— Ні, дидко, гарны хлопцы германами[9] не бывают. Да и сложно сражаться вместе с теми, кто будет вас тотально уничтожать. Немцы пришли сюда за землёй, и за рабами. Все, кто не согнётся ещё хуже, чем при поляках, те сгинут. Да и немцы уже войну проиграли. По тому что я сегодня стою тут. И даже если вечером уйду, то по немецким планам, они сегодня должны были не Днепре стоять. А я их тут щемлю. Тряпки их и оружие захватываю. Всё понял, старче?

— Пан генерал брехун? — замотал дед головой, так что его длинные усы стали размахивать в разные стороны, — Герман брехать не буде. Цэ ж, Европа.

— А зачем вам, дурням, брехать? — усмехнулся в ответ Власов, — Вы и сами себе и сбрешите, понавыдумывав себе невесть что. Что немцы вам и не говорили, и вашим рідным хлопцам или не говорили, или уже передумали. Поняв, что вы пустое место. И можете только рабами быть. Так что бывай старче. И помни этот разговор. И внукам скажи. Коль жить хотят, то пусть тихо сидят. Особенно когда мы вернёмся. А мы вернёмся. Мы уже победили. Война пошла на истощение. А немцам нас в ней не победить. И коли начнут твои сыны и внуки за зброю[10] хвататься, так всех и изведём.

И Власов направился к поспешавшему, ему на встречу, капитану Михальчуку. И капитан доложил, что железнодорожная станция захвачена, на ней захвачен бронепоезд противника, а также было подбито семь танков противника. И оказалось захвачено большое количество пленных. В том числе раненых. При этом как понял комкор, капитан внёс в число подбитых машин и оба танка из состава немецкого бронепоезда. Один из танков которого, с номером "312"[11], из чего комкор сделал вывод, что это бронепоезд номер 31[12], бывший французский средний, так и остался стоять на платформе, получив, в одном из бортов, несколько пробоин от снарядов. Хотя и успев повернуть башню в сторону советского визави. А вот второй танк, с номером "311", попытался было съехать задним ходом, по направляющим, со своей бронеплатформы, но, лишившись, в этот момент, гусеницы, так и остановился, задрав ствол орудия ввысь. Ибо экипаж поспешил покинуть оказавшуюся не боеспособной машину. При этом в кабине ещё пыхтящего паровоза и на стрелковой бронеплатформе так же были видны пробоины от снарядов. И поинтересовавшись на ходу ли паровоз, и выяснив, что повреждения паровоза минимальны. И он на ходу, так как, таким образом, только лишили противника паровозной команды, генерал-майор обратил свой взор на танки огнемётного батальона. Три, из которых, носили следы пожара. Хотя и были уже потушены. И только тонкие струи дыма говорили о том, что машины горели. В бортах ещё одной зияли дыры. Хотя танк и не горел. При этом, этот танк, формой корпуса и башни, по крайней мере, башня, у него, была более конической, а не многогранная, пирамидальной, формы, несколько отличался от всех остальных танков этого типа, стоявших рядом[13]. Да и она была явно ниже, чем остальные. Ну а ещё один такой огнемётный танк, застряв под огнем бронепоезда, был покинут экипажем. Хотя пробития брони на нём и не было видно.

И выслушав капитана, генерал-майор распорядился, продолжить движение бронепоездом, по перегону, в сторону Золочева. Оказывая поддержку нашим войскам, в этом районе, в том числе и прорывающимся нам навстречу. При этом прицепить трофейные платформы к железнодорожной батарее. Установив на них подбитые танки противника. Особое внимание, уделив тому необычному варианту французского танка. Обязательно погрузив его. Сказав, что такой экземпляр очень пригодиться в парке Победы. Что обязательно в Москве организуют, с выставкой вражеской техники. После чего железнодорожной батареи так же начать оказывать поддержку нашим войскам. Но при этом всю пригодную к использованию, в том числе и после мелкого ремонта, передать в батальон старшего лейтенанта Ткаченко. Обеспечив проведение этого самого ремонта. После чего командир корпуса и направился в сторону пленных.

При этом внимание советского генерал-майора привлёк молодой офицер, который буквально с вызовом и ненавистью смотрел в его сторону. При этом вся его правая рука была перемотана бинтами, а рукав свисал обгорелыми лохмотьями. И подозвав Седунову, которая как раз сидела в салоне "Хорьха", с какой-то картой в руках. Пока все водители, колонны командира корпуса, возились под капотом этого автомобиля, пытаясь починить его. И свернув карту, и всё так же держа её в руках, переводчик подошла к Власову, игравшего с пленным в игру под названием "кто кого переглядит". И с помощью молодой женщины генерал обратился к пленному:

— Представьтесь, кто вы такой? Ваше звание? Часть? Кто командир?

— Ненавижу вас всех, грязных рюсся[14]! — выплюнул в ответ эсесовец, с явным пренебрежением на последнем слове, — Вы всё врали этому крестьянину, вам, трусливым азиатам не победить объединённую Европу. Вы все умрёте, рюсся, вы все неудачники!

Власов, глядя, прямо в глаза, этому человеку, усмехнулся и ткнул его в больную руку стволом своего трофейного "Суоми", заставив эсэсовца буквально задохнуться, от боли, проговорив при этом:

— Ой, какой я неуклюжий. Прошу меня простить. Но и вам бы не помешало вести себя прилично. Насколько я знаю, в приличном обществе, на финском языке, русских называют иначе. Иначе может случиться так, что я окажусь ещё более неуклюжим. Так что не стойте где попало, попадёт ещё раз. И попробуем прилично поговорить ещё раз, но если вы и тут не ответите, то значит, что вы нарушаете требования конвенции, и я получаю полное право повесить вас как бандита. Представьтесь, кто вы такой? Ваше звание? Часть? Кто командир?

Эсесовец смог довольно быстро восстановиться после болевого шока и процедил, сквозь зубы:

— Командир егерского взвода, второй роты, третьего батальона, полка "Нордланд", унтерштурмфюрер СС Тойво Ваарамо, командир батальона гауптштурмфюрер CC Ханс Колани.

— Однако, — окинул внимательным взглядом стоявшего перед ним человека Власов, — А разве ваша настоящая фамилия не Варзабу[15], а молодой человек?

Заставив тем самым эсесовца вздрогнуть, от своих слов. А сам генерал, повернувшись к Мишиневу, произнёс:

— Ну что же товарищ бригадный комиссар представляю вам единственного офицера, по национальности еврея, в личной армии Гитлера. Которому, этот молодой еврей, присягнул в верности[16].

И буквально впившись, в лицо Варзабу, Власов проговорил:

— И вот как, вы, еврей можете служить лично этому монстру. Этой нелюди, который готов полностью уничтожать людей из-за их национальности. В том числе и людей вашей национальности. Как вы можете помогать, ему это делать. Помогать убивать евреев, детей, женщин, стариков?

На что тот, буквально брызгая слюной, начал с жаром отвечать:

— Это не важно, если это защитит Европу от вас, грязных рюсся. Защитит Европу от вторжения ваших большевистских орд, жаждущих всех поработить. Заставить жить по-своему. А это позволит, уничтожив вас дикарей, создать Великую Финляндию, которая объединит, под своим крылом, все финские народы. Принеся им истинную, национальную свободу. И избавив их от вашего азиатского диктата. И это вполне достойная жертва за это. К тому же все эти евреи заражены большевизмом. И от них необходимо избавиться.

— И на финско-японской границе будет всё спокойно. Ведь по проекту Великой Финляндии её восточная граница должна будет проходить по Оби. Вот такие планы у этой финской военщины. При этом на территории, на восток, от этой реки, претендует Япония, — усмехнувшись, произнёс командир корпуса, и уже обращаясь к Мишиневу добавил, — Вот видите, товарищ бригадный комиссар, что может с человеком сделать национализм. Вот перед нами типичный образчик финского националиста. Ведь сколько в его речах ненависти к нам, к русским, к большевикам, при этом эти понятия он не разделяет, при огромном количестве пафоса, по отношению к Финляндии и финнам. И зов крови, голоса предков, тут совсем не причём. Ведь он по крови польский еврей. И его отец перебрался в Финляндию только по тому, что тогда и Финляндия, и Польша, находились в составе Российской империи. И согласно финским законам, того времени, таким там было не место, там могут жить только протестанты. Но это не мешает ему приговорить к смерти тех, кто близок к нему по крови. Даже детей и молодых женщин. И что нам с этим предателем делать? При условии, что он служит не в армии государства, а в частной армии, принадлежащей лично Гитлеру.

Сказав это Власов, обернулся к стоявшим рядом бойцам и командирам, и громко, что бы все слышали, произнёс:

— Отныне эсесовцев, в отместку за приказы Гитлера, в частности о комиссарах, да и прочих, по поводу уничтожения советских людей, в плен не брать. Это мой приказ!

— А как же теперь эти? — так же громко произнёс Мишинев, кивнув на дрогнувших и буквально сжавшихся пленных, большинство которых как раз и были эсесовцами. На что Власов так же громко, как и говорил перед этим, произнёс:

— К сожалению, приказ обратной силы не имеет. Они сдались под гарантии жизни, так что этих не трогать. Их народ судить будет, — после чего, повернувшись к Варзабу, Власов добавил, — А вас унтерштурмфюрер народ будет судить прямо сейчас. Причём именно ваш, еврейский, народ. Который вы предали.

И посмотрев, уже на бойцов своей охраны, командир корпуса добавил:

— Это, предателя еврейского народа, отделить от пленных и доставить его в Буск, равину, пусть соберёт людей на суд. И там уже народ и решит, что с ним он и сделает. Надеюсь они уже успели оценить перспективы для себя. Что им несут гитлеровские оккупанты

Охрана подхватила унтерштурмфюрера, затолкала его в кузов полуторки и повезла в сторону Буска. А Власов повернувшись к Седуновой и протянув руку, за картой, которую молодая женщина прижимала к груди, спросил:

— А это, у тебя, что такое интересное?

5

Командир четвёртого механизированного корпуса стоял на колокольне католического костёла, в посёлке, при станции Красное, и рассматривал трофейную карту. Вообще в этих регионах культовые сооружения располагались, подчиняясь определённым законам. Обычно на самом высоком месте селения находился католический храм. Частенько являясь несомненной доминантой над селением. Православный храм обычно тяготел к центру селения. А где-то на отшибе, обычно у реки, находилась синагога. Правда, в данном случае, у реки находился православная церковь. Ну что делать, под контроль русской цивилизации этот регион вернулся только в тридцать девятом. И вот сейчас самое высокое, в посёлке, здание генерал-майор и присмотрел, под свой наблюдательный пункт. Где и изучал трофейную, похоже, принадлежавшую командиру батальона, карту. Пусть она была и не очень-то интересной. Но какую информацию давала. В частности, если судит по карте, то вдоль немецкой панцерштрассе наступал четвёртый немецкий армейский корпус. Двадцать четвёртая дивизия, которого, должна была идти левее, от панцерштрассе, а двести девяносто пятая, правее от трассы. И если судить по отметкам, на карте, то находились эти дивизии гораздо ближе, чем хотелось Власову. Менее чем в двадцати километрам от Буска. К которому уже выходили пехотная группа девятой танковой дивизии. В помощь оборонявшимся там словацким частям. В том числе там появились не только словацкие, в пятнистом камуфляже танки, но и вполне себе серые немецкие. Правда их было не много, с десяток, да и были они в основном пулемётные[19], но тенденция как говориться была на лицо. Танковая же группа, этой дивизии, несколько отстала даже от немецкой пехоты. Но комкор не обольщался, их мобильность, да и то, что панцерштрассе была свободна, как для них, так и для их "чемоданов"[19] позволяла танкам обогнать немецкую пехоту на марше. И колонны немецких моторизованных войск постоянно подходили по дороге к Буску. Разворачиваясь против советских войск, в районе Буска и Красное. И судя по тому, что это была мотопехота и моторизованная, а не на конной тяге артиллерия, подходила девятая танковая дивизия немцев.

При этом комкор отдал необходимые распоряжения. Выдвинув бронепоезд вперёд, по направлению к Золочеву. Где на пространстве от болот и до района южнее станции Красное продолжало действовать под два десятка огнемётных танков противника, усиленных пехотой. В том числе и, судя по цвету формы, словаками. Ну а, к железнодорожной батареи, приказал прицепить захваченный бронепоезд противника. Установив на его платформы подбитые танки противника. Отремонтировав и передав, в батальон старшего лейтенанта Ткаченко, ту технику, которую можно оперативно вернуть в строй. По крайней мере, один средний и одни тяжёлый, и при этом огнемётный, танки должны были усилить роту бронетехники в этом батальоне. Хотя первоначально и планировалось их использовать, согласно приказу комкора, в помощь захватившему их бронепоезду. При этом доставленные охраной комкора пулемёты, миномёты и пистолет-пулемёты тут же ушли на усиление десантной роты бронепоезда. Оставшиеся стрелковое вооружение, за исключением одного "Суоми", который Власов взял с собой, просто навалили на одну из платформ, которую присоединили к железнодорожной батареи. Пленных и захваченное знамя, под конвоем части бойцов старшего лейтенанта НКВД Гончарова, отправили в штаб корпуса. Ну а оставшиеся бойцы и сам старший лейтенант занялись выявлением националистического подполья в Буске и на железнодорожной станции. К тому же Власов приказал подтянуть оба кавалерийских полка, в качестве резерва, в тыл своей восьмой дивизии.