Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Злость пропитала каждое слово вейнгара.

"Злость, замешанная на страхе", — мысленно поразилась девушка, все также прислушиваясь к разговору.

Ее отец боялся кого-то! Это было неожиданное открытие.

— Нельзя допустить, чтобы эта тварь добралась до Лурасы, — последние слова, которые смогла разобрать Таирия, прежде чем шум шагов и голоса вейнгара и его собеседника потонули в легком шелесте листвы.

Сотрясаемая нервной дрожью, невольная слушательница покинула оранжерею и, никем не замеченная, проскользнула в свои покои.

В ее голове роились разнообразные мысли, неизменно заканчивающиеся вопросами. Что это было? О чем говорил отец? Кто эта Тварь, что не должна добраться до тетушки?

Таирия совсем запуталась в происходящем и злилась оттого, что не имела возможности ни с кем поговорить.

* * *

Миновав подолье, мужчины оставили за спиной последние приграничные поселения, все дальше углубляясь в Трисшунские горы. Чем ближе они подходили к Артаунскому перевалу, тем более нервным становился Сарин и все сильнее замыкался в себе Лутарг. Он уже не задавал вопросов, ничем не интересовался, лишь только хищной птицей смотрел по сторонам и крепко сжимал в руке увесистый посох с остро заточенной рогатиной на конце, сделанный им из дубовой ветки еще в предгорье.

Чем выше путники забирались в горы, тем нелюдимее становились места. Ни срубленных деревьев, ни выжженной костром земли уже не встречалось на их пути, словно ни одна живая душа не поднималась сюда ранее. И от этого тихого безлюдья смутное беспокойство поселилось в умах спутников, заставляя еще внимательнее вслушиваться в долетающие до них звуки леса, подозревая за каждым невидимую глазу опасность.

Замок карателей предстал перед путниками, когда мужчины забрались на седловину Артаунского перевала. Предстал во всей красоте и неприступности, казалось, созданный самими богами.

Запрокинув голову, Лутарг разглядывал Шисгарскую цитадель, понимая, отчего тэланцы когда-то захотели сделать ее своим горным аванпостом. Более подходящего для этих целей сооружения найти было невозможно.

Замок не просто располагался на скале, а оказался высечен в ней. Его защитные стены плавно перетекали в скальную породу, а округлые у основания башни вырастали в остроконечные пики зубчатого кряжа. Отполированные до блеска стены крепости сверкали, озаряемые лучами закатного солнца, поигрывая разноцветными бликами так, что казались усыпанными драгоценными камнями на фоне зеленоватой серости каменного массива.

Шисгарский замок представлял собой впечатляющее зрелище, волшебное и монументальное в своей почти природной суровости. От него захватывало дух и рождалось ощущение присутствия чего-то предвечного, находящегося совсем рядом, наблюдающего за тобой.

Лутарг никогда такого не видел и не ощущал. Даже в Эргастении, считающейся самой каменистой местностью по эту сторону гор, не было такого великолепия — все больше пещеры и тоннели, уводящие глубоко под землю, подальше от жгучего опаляющего солнца.

— Как же высоко! — выдохнул старец, с восхищением во взоре оглядывая цитадель.

Сарин читал о замке в хрониках, но никакие, даже самые подробные описания, не могли сравниться с тем, что открылось его взгляду.

Крепость просто поражала воображение.

— Я пойду поищу тропу, а ты выбери место для ночлега, — сказал Лутарг, оторвавшись от созерцания цели их путешествия. — До ночи так и так не успеем подняться, даже если мне повезет.

Старик озвучил его мысли вслух, молодой человек также задавался вопросом, как же взобраться по почти отвесной скале и попасть за каменные стены. Со своего места он не видел ворот, моста или какого другого хода ведущего во двор крепости. Замок казался неприступным во всех отношениях и необитаемым, если бы не белый стяг, развевающийся на шпиле одной из башен.

— Хорошо, — отозвался все еще завороженный Сарин, даже не взглянув на молодого человека.

Старцу казалось, что любоваться этим чудом можно бесконечно долгое время, что он и делал, пока глаза не стали слезиться от пристального всматривания.

Лутарг вернулся, когда стемнело, и старик уже начал волноваться. Он то и дело кидал обеспокоенные взгляды в негостеприимно притихший за световым пятном костра лес, но это все же не помогло ему заметить приближение молодого человека. Он словно дух появился из-за ствола ближайшего дерева, и только глаза его на мгновенье полыхнули синевой, отразив дрожащие языки пламени.

— Долго ты, — укорил своего спутника Сарин, когда тот опустился рядом на поваленное дерево.

— Едва нашел. Не видать, заросло все. Ниже вход, и лестница внутри скалы, — как всегда оставив без ответа то, на что не считал нужным обращать внимания, сообщил старцу Лутарг.

— Лестница? — удивился Сарин.

Насколько он помнил, к замку должна вести крутая, но пригодная для повозок дорога. Именно по ней когда-то тэланские воины попали в крепость, если верить летописям.

— Да, — ответил Лутарг, протягивая старцу бутыль. — Чистой набрал, там источник есть. — Он неопределенно махнул рукой куда-то за спину. — Крутая, но целая вроде. Я далеко не поднимался. Факел бы нужен. Темно, ты не пройдешь, — продолжил делиться открытием мужчина. — Не получится, будет другой путь искать.

— Дорога быть должна, — поделился знаниями Сарин и сделал жадный глоток.

Они весь день экономили воду, так как запас был маленький, а чистых источников по пути не встречалось уже давно.

— Должна, — согласился Лутарг, поигрывая зажатой в зубах сухой веточкой. — Здесь не выйдет, тогда поищу.

— Тарген, ты уверен, что хочешь этого? — задал Сарин мучающий его вопрос. — Вдруг там будет совсем не то, что ты хочешь?

— А что я хочу, старик? Ты знаешь? Я нет.

Лутарг поймал блуждающий взгляд пожилого человека и приковал его к себе сияющей глубиной необычных глаз в данный момент требующих ответа.

Сейчас Сарин готов был испугаться. То ли нечто новое появилось во взгляде молодого человека, то ли сама обстановка и близость Шисгарского замка так влияли на старика, но от этой пронизывающей застывшей глубины, каковой являлись глаза Лутарга, по его телу прокатилась дрожь, а может быть это ночная прохлада и странная тишина подействовали.

— Нет, не знаю.

— Вот и не спрашивай, — Лутарг наконец моргнул и отвернулся, Сарин с облегчением выдохнул. — И не бойся, — добавил молодой человек, поднимаясь. — Я пройдусь.

— Обидел, — ругая себя, проворчал старик, не понимая, что вдруг на него нашло.

Конечно, Тарген заметил! С его-то способностями малейший испуг учует.

— Нет, — раздалось за его спиной. — Просто не бойся больше.

Это была долгая бессонная ночь, как для Лутарга, так и для старика, но если Сарин хотя бы пытался задремать, свернувшись клубочком у костра, то молодой человек даже не ложился, продолжая следить за огнем и всматриваться в темноту, словно ожидал чего-то.

Когда клубящаяся ночная мгла сменилась предрассветными сумерками Лутарг поджог один из смастеренных им факелов, с помощью хвойных поленьев, ненужных уже бинтов и древесной смолы. Надолго их не хватит, но мужчина надеялся, что большую часть пути они успеют преодолеть.

Он провел своего спутника крутой невидимой тропой и, остановившись у густой поросли молодого кустарника, раздвинул колючие ветви.

Сарин только и смог, что в очередной раз подивиться, как Тарген отыскивает подобные укромные уголки.

— Иди за мной, — гулко позвучал голос молодого человека, скрывшегося за естественной завесой. — Осторожно, пригнись.

Старец послушался и, низко склонив голову, шагнул сквозь зеленую преграду в каменный желоб.

Там было тихо. Все звуки — их дыхание и треск огня. Вереница неравномерных ступеней, устремляющаяся ввысь и теряющаяся в темноте, поглощающей неровный свет факела. Эхо шагов и запах вековой пыли, взметнувшейся из-под ног. Здесь много лет никто не проходил, если не читать вечернюю вылазку Лутарга.

— Жутковато, — слово произнесенное полушепотом, нескончаемо долго повторялось, преобразуясь и искажаясь, многократно отскакивая от стен. Сарин пожалел, что сказал.

— Незамеченным тут не подобраться, — усмехнулся молодой человек, наделав еще больше шума. — Но, мы же не скрываемся.

Это было похоже на вызов. Во всяком случае, Сарин воспринял бы именно так, относись это обращение к нему, но оно адресовалось другим, находящимся где-то наверху, в замке. А что те подумают, старик предпочел бы не узнать никогда, хотя и сомневался, что им настолько повезет. Волчонок лез на рожон.

Сейчас упруго шагая по каменной лестнице, Лутарг как никогда напоминал хищника, чье имя носил долгое время, вот только глаза его вспыхивали не зеленоватым светом, а голубым.

"И свечение это стало ярче", — отметил для себя старец.

И вообще в последние дни молодой человек преобразился. В его движениях появилась несвойственная ранее тягучесть, чрезмерная плавность, будто он сознательно растягивал действие. Сперва Сарин списывал это новшество на выздоровление — мол, рана сковывала, а потом понял, что и в Эргастении Тарген был резок и быстр, как бушующий поток, теперь же мужчина напоминал старику неспешно продвигающуюся к цели лозу, что методично обвивает ствол.

Подъем был долгим и трудным. Сарин совсем потерялся во времени и пространстве, не представляя, как долго они карабкаются в гору и на какой высоте находятся. Утро сейчас или день он определить не мог, но склонялся ко второму варианту. Лутарг уже давно запалил последний факел, но наверху еще не показалось даже намека на солнечный свет, и старец чувствовал себя погребенным заживо.

Вопреки опасениям Лутарга, что проход может оказаться непреодолимым, мужчины не встретили на своем пути ни одного крупного обвала, только несколько единичных осколков оторвавшихся от скалы и сиротливо лежащих на ступенях. В остальном потайной лаз был таким же, каким его соорудили и оставили для потомков творцы.

В том, что это тайный ход, старец не сомневался. В каждом тэланском городе был такой, ведущий из дворца вейнгара за пределы городских стен. Кому, как ни Сарину знать об этом, не раз поджидавшему Кэмарна у неприметного выхода, держа под уздцы Синарка, любимого скакуна своего друга и господина. А так как, прибывшие из-за моря тэланцы предпочитали занимать и восстанавливать уже имеющиеся на новой земле города, то и в Шисгарской цитадели обязательно должен был быть скрытый лаз, ведущий в центральные покои замка, и сейчас они пробирались по нему.

— Приготовься, сейчас погаснет, — предупредил своего спутника Лутарг, когда обмотка на деревянном остове почти выгорела. — Дальше в темноте.

Сарин испустил усталый вздох, подумав: "В темноте я вообще наверх не залезу", — но вслух этого не сказал, не хотел расстраивать молодого человека. Да и знал Лутарга, за тем не станет, может и на руки подхватить, чего старик допускать не собирался. Он все еще переживал о недавнем ранении своего товарища, хоть тот и настаивал на своем полном выздоровлении.

Но им все-таки повезло, факел, выпустив сноп искр, погас в тот момент, когда бесчисленная вереница ступеней закончилась, упершись в деревянную дверь.

Сарин чуть было не застонал от радости, увидев ее. Ноги уже не шли, а дыхание со свистом вырывалось из легких. Насколько бы годы путешествий не закалили его тело, многочасовой подъем по лестнице давал о себе знать.

Передав бесполезную уже деревяшку своему спутнику, Лутарг налег на дверь. Со второго раза она с громким скрежетом поддалась, и мужчины оказалась в ярко освещенных покоях. Как и предполагал Сарин, потайной ход вывел их в центральную башню Шисгарского замка.

Это была большая овальная комната, когда-то выдержанная в нежно-розовых тонах и, вероятно, принадлежащая хозяйке замка. Во всяком случае, запыленный балдахин над кроватью и выгоревший рисунок драпировки на стенах говорили об этом. Большой сундук для одежды, стоящий возле стены и покрытый узорчатой материей, также намекал на участие в оформлении покоев женской руки, а туалетный столик с искривленными ножками и треснутым зеркалом и вовсе кричал о своей принадлежности прекрасной даме.

Дверь, через которую мужчины попали в комнату, была завешана гобеленом с изображением девушки и молодого человека, который нежно обнимал ее. Светловолосая головка доверчиво покоилась на мужском плече, а легкая улыбка на губах и сияющие глаза говорили о глубине чувств и переполняющем ее счастье. Во взгляде мужчины наоборот отражались печаль и тоска, с которыми он смотрел на свою возлюбленную, а руки, обхватившие тонкую талию, были напряжены, будто боялись упустить свое счастье. Судя по всему она находились в этой комнате, стояли на фоне одного их узких длинных оконцев, через которое за влюбленными подглядывал полный лунный диск.

Пока остолбеневший Сарин рассматривал искусно выполненную вышивку, Лутарг методично обходил покои по периметру, рассматривая каждую деталь. Здесь было чисто прибрано, вещи аккуратно разложены по местам, кровать идеально заправлена, но комната все же казалась нежилой, будто кто-то приходил следить за порядком, но никогда не задерживался надолго. Подойдя к туалетному столику, мужчина повертел в руках гребень, украшенный драгоценными камнями, заглянул в несколько выдвижных ящичков, а затем увидел в зеркале отражение своего спутника. Сарин был мертвенно бледен, а губы его предательски подрагивали. Лутарг сделал глубокий вдох.

— Что с тобой? — остановившись рядом с пожилым человеком, осведомился Лутарг.

Сарин кинул беглый взгляд на своего спутника и вновь вернулся к полотну. Его рот открывался и закрывался, словно старец хотел что-то сказать, но не находил слов, и заинтригованный Лутарг перевел взгляд на гобелен.

Глава 10

Спрятавшись от всех в теплице, Лураса бессмысленно смотрела на единственный пока распустившийся бутон белой розы, даже не замечая его изящной, хрупкой красоты. Она не боялась, что здесь ее потревожат. Еще было слишком рано для того, чтобы дворцовый садовник направил своих помощников в оранжерею, да и просто рано — замок вейнгара спал, ведь на предрассветном небе пока не успели погаснуть зажегшиеся на ночь звезды.

Ей же в эту ночь поспать не удалось, несмотря на все старания. Сон изгнали тревожные мысли, рожденные разговором с отцом и намертво вцепившиеся в девичье сердце.

Со дня собрания в покоях вейнгара Лураса беспрестанно прокручивала в памяти слова отца, воскрешала его расстроенный вид и молящий о прощении взгляд. Отчего-то она ощущала вину перед родителем, словно сама огорчила его чем-то, что теперь не дает ему обрести душевный покой.

Раса прекрасно понимала, что подобные мысли глупы и противоестественны, но ничего не могла с собой поделать, какая-то тяжесть непрерывно давила на девушку, заставляя постоянно слышать отцовское — "Прости".