Ощущение близкой смерти дает покой. Я много раз сама порывалась написать это письмо, но не находила слов. И теперь не могу выразить, все, что чувствую, все, что мне хотелось бы вам передать. Впрочем, вы из тех редких людей, которые поймут молчание лучше слов. Надеюсь на вашу мудрость и выдержку более, чем на вашу силу. Вы знаете, каково это любить годами, не имея надежды на встречу, вы поймете меня лучше, чем кто-либо.
Ради будущего. Горячо любящая Вас Диана.
P.S. Я передаю вам вещь, которая все годы была при мне, я купила его в день, когда Дмитрий исчез из Вены. Это талисман. На память обо мне. Передайте его, если сочтете нужным".
Франсин заметила, что Эл дочитала письмо и достала что-то из сумочки. Она протянула руку и поставила переел Эл статуэтку оловянного солдатика, потертую временим со следами краски.
— Она часто называла его "мой стойкий оловянный солдатик". Вспоминала, как он читал сказки Андерсена Хельге в день, когда она натерла ноги. Если вы хотите знать подробности, я попробую рассказать. Дело не в том, что у меня плохо с памятью, боюсь, что придется глотать пилюли.
— Как она умерла?
— Зимой 1916. На севере Франции. Мы попали под обстрел. Ранение было серьезным, медицина того времени была бессильна. Ей было шестьдесят два года, большой возраст для тех времен. Будь мы близко от базы или в Париже ее могли спасти силами отделения. Я убеждена, что она не хотела, чтобы ее вылечили. Знаете, когда не можешь приблизить смерть, живешь надеждой на возможность.
— Знаю, — слишком уверенно кивнула Эл.
Франсин посмотрела удивленно.
— Значит, вы не поехали в Америку. А как же Тесла?— спросила Эл, заметил отчаяние и волнение своей пожилой собеседницы. Терзать ее она не хотела. Эл самой хотелось отвлечь свой ум, оттянуть не наступившее еще понимание.
— О, тот план, который мы набросали с Грэгом, оказался универсален, я применила его для других исследований. И это лучшее, что я могла сделать. Что Тесла? У него довольно историков. Я осталась из-за Дианы. Моя симпатия к Грэгу сделал меня настолько чуткой, что я не могла оставить полную отчаяния Диану, я разделила ее переживания. Мы подружились. После выходки Карла она отдалилась от него и при первой же возможности переехала работать сначала в Германию, потом во Францию. Она собиралась изучить, как изменились люди во время Первой Мировой войны. Через три года после вашего ухода умер Ванхоффер, сердце не выдержало. История с Дианой сама собой выплыла наружу. Знал Лукаш, ассистент Дмитрия, я. Карла стали презирать в отделении. А это груз на душу. У него случился инфаркт. Новый руководитель без возражений разрешил мне переехать к Диане.
— А как же наука?
Франсин слабо улыбнулась.
— Дальше было самое интересное. Я же была в аналитической группе, которая проверяла ваши расчеты. Вы тогда ничуть мне не солгали, вы просто не сказали всей правды. А Карл не признался, что расчеты аналитиков не сошлись с вашими. Расхождения были столь значительными, что я в ужасе ждала вашей отправки. Но вы были слишком уверены. Когда Лукаш на следующий день сообщил, что патрули и вы прошли успешно, на базе было настоящее ликование. Мы пили шампанское. Я и заподозрить не могла, что у Карла Ванхоффера это не вызвало восторга. Он притворялся, пока не ушла вторая тройка. Вместо Дианы уходил Эрик, я знаю от Дианы, но тогда мы даже дня не знали. Они просто исчезли. В тот день Диана чуть не выпила яд, я на счастье появилась рядом. Так и узнала обо всем. Потом Карл приказал уничтожить все расчеты ваши, наши, все таблицы. Я была довольно глупой и не понимала, зачем он так делает, говорилось, что это нужно в целях безопасности. Я набралась наглости и сохранила все данные, все выкладки, все, что могла добыть. К тому же я когда-то выклянчила у Грэга куски из ваших расчетов.
Уже во Франции пять лет спустя, получив статус свободного наблюдателя и доступ к архивам службы, я нашла ту работу, о которой вы мне сказали. Самадина Бхудта. Я прочла эту книжицу и изумилась. В отличии от классической теории, его выводы были наивно простыми. На вашем опыте я видела, как работает иная теория. Вы ею пользовались. Я была легкомысленной тогда, а вы подозрительны. Попроси я у вас, Грэга, Александра Константиновича, у Дмитрия разрешения проверить расчеты с вашим участием, я была бы знакома с методом гораздо раньше. А мне потребовалось десять лет, чтобы свести воедино все работы и доказать, что метод которым пользовались вы действенный и не противоречит существующему. Он просто более точен. И тут я столкнулась с противодействием более сильным, чем давление Ванхоффера когда-то. Мне не удалось опубликовать свои выводы. Это трагедия для ученого. Я помогала справляться Диане с ее горем, а потом она помогала мне. Когда она погибла, меня перевели в Латинскую Америку, где я проработала до 1937 года, к тому времени я так усовершенствовала теорию Самадина Бхудта, что могла до секунд рассчитать переброску. Я поняла, что из прошлого я не могу влиять на ход событий. Тогда я применила свою теорию и стала рассчитывать ключевые временные зоны, как сделали вы, спасая патрульных от провала. Вы показали мне пример, я повторила ваш опыт, точно рассчитав время вашего возвращения, командор. Я понимала, что в покое вас не оставят, поэтому я появилась здесь на три дня раньше вас и тут же поместила в архив мои расчеты. Я точно указала, когда появится Эдвин со своим патрулем и вы. Сейчас большой совет службы времени начал реорганизацию патрульной службы. Теперь в этом не будет нужды, спасать никого не потребуется, так же как и следить за наблюдателями. Расчет позволяет прогнозировать событие с точностью до минуты. Иначе Эрик вас бы не прикрыл. Понимаете о чем я?
— Еще как понимаю! Что-то тихо было при моем появлении. И Хёйлера стремительно вернули. Из-за вас. Значит, это вы.
— Не без вашего участия. Я лишь остановила операцию под кодовым названием "Охота на Лисицу". Эл, вы же постоянно ощущали, что происходит, что-то сверх ваших задач. Признайтесь.
— Вы меня переоцениваете. Впрочем, это правда. Но я устроила это приключение не доказательства теории ради и не ради свитков. Я не была внимательна должным образом, Ванхоффер меня перехитрил, как девочку.
Эл грохнула кулаком по столу.
— В отличие от вас он имел полную информацию о ситуации. Как поборник старой теории он защищал ее, как мог, включая нечистые способы. Он получил неверные расчеты и не остановил вас. Ваше исчезновение было бы кстати, потому и Диану не отпустил. Он был уверен, что вы не попадете по назначению, ведь при входе в наше временное пространство вы ошиблись на две недели. Третье октября 1887 стало вашим триумфом. Вы здесь — это лучшее фактическое доказательство. Я тоже здесь, как видите. Так что мы еще потягаемся.
— Это свитки? — кивнула на сундучок Эл.
— Да. Вы их не взяли. А они ваши. Заслуженно. Вы отдали их Диане. Когда умер барон фон Лейдендорф, его жена без трудностей продала Диане вторую часть свитков. Потом в суматохе после выстрела в Сараево мы изъяли из Хофбурга остатки. Теперь они все вместе. Диана мечтала передать их вам. Пересылать по официальным каналам мы не решились. Так и возили их при себе.
— Вам они в отличие от многих не навредили.
— Мы видели в них только память о вас и не ждали никаких открытий.
— Я знаю, как мы поступим. — Эл поднялась. — Вы очень заняты?
— Нет, что вы. Свою задачу я выполнила.
— Хотите познакомиться с Самадином Бхудтом лично?
— С радостью!
— Летим.
Эл подняла сундучок и деловито сунула его подмышку.
— А пилот? — спросила Франсин. -Мы должны были заказать катер.
— К вашим услугам, мой капитанский катер.
— Я забыла, называя вас командором, я не проводила параллелей с космосом. Вы мне другого командора напоминаете. — Франсин смутилась. — Не знаю, как буду привыкать к этому времени.
* * *
Франсин стояла рядом с Нали. Эл тут же препоручила гостью жене Самадина, а сама с сундучком исчезла в саду.
— Я — Нали Бхудт, — представилась хозяйка.
— Эл забыла нас представить, — смутилась гостья. — Зовите меня Лайза. И не смущайтесь, что Эл называет меня Франсин. Можете называть и так, мне одинаково приятно.
Нали вежливо поклонилась.
— Эл каждый раз привозит сюда кого-нибудь. Каждый раз люди все интереснее. Я покажу вам дом. Хотите чаю? Эл и Самадин не виделись довольно давно, дадим им поговорить.
Эл нашла Самадина Бхудта в беседке. В жаркий день он прятался там от солнца.
— Здравствуй, Лисица. Что нашла другой выход? — с радостным выражением на лице сказал он.
— Добрый вечер, мастер. Присмотрите за моими сокровищами? — Эл поставила перед ним сундучок.
— Хочешь превратить меня в дракона? Мне понравился вензель. Вот верно, что случайностей не бывает.
— Я привезла твою заочную ученицу. Примешь?
— Конечно.
Эл не улыбнулась.
— Самадин, мне нужна твоя помощь. Я знаю, что есть возможность для экстренного прохода. Надави на свои рычаги, мне нужно вернуться назад. На один день. На третье октября. Пожалуйста.
— Эл. — Самадин многозначительно замолчал.
— Мой друг может умереть, если я этого не сделаю.
Самадин встал со скамейки.
— Девочка моя. Это не возможно. Не нашли того, кто в тебя стрелял, в руководстве службы сумятица. Венское отделение на полтора года изолировано, контакты перекрыты. Тебя никто не пропустит. Тебе самое лучшее — побыстрей оказаться в своей Москве.
— Неправда. Ты можешь. Я могу.
— Не можешь. И я не могу. Вчера я подал в отставку. Я же всегда знал, что не существует аномальных временных явлений. Это для меня такая же норма, как беседовать с тобой. В моем отделении службы времени, больше нет нужды. Эл. Я уверен, что умолять тебя бесполезно и все же попробую. Я видел. Я знаю. Этот вариант — спасительный. Не меняй. Ради всего, что тебе дорого.
— Я так не могу. Я их единственная надежда. Я в глаза ему не смогу глядеть! Ты же знаешь, что случилось.
— Эл. Ничего не поделаешь. У тебя в кармане письмо, и ты знаешь волю той девушки. Уважай ее. Все не случайно. Я сохраню свитки, сколько потребуется. Тебе нужно домой.
Эпилог
Моя душа разделена
На две враждующие части:
Одна, увы, рабыня страсти,
Другая — разуму верна.
И не потерпит ни одна,
Чтоб верх взяла над ней другая, —
Нет распре ни конца, ни края...
Но им ни той и ни другой-
Не выиграть смертельный бой:
Обоих ждет погибель злая.
Хана Инесс де ла Крус (1651-1695)
исп. поэтесса.
Алик нервно соскочил с дивана и бросился к двери, как только расслышал слабое шуршание снаружи. Эл вошла и с порога остановила его жестом.
— Я все знаю.
Алик, мягко обхватив ее за плечи, потащил в комнату, не дав снять верхнюю одежду. Посреди комнаты он остановился.
— Ты пыталась что-нибудь сделать?
— Меня отрезали от работы, до выяснения обстоятельств покушения на меня. Я хотела тайком прибегнуть к помощи другого патруля. Эдвин мне по гроб жизни обязан, нашел человека. Ванхоффер нас обставил, каналы были перекрыты полтора года после нашего ухода. Умно.
Алик смотрел на нее печально. У Эл тряслись губы. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза, не моргая пока слезы не выступили.
— Я ничего не могу сделать для него. Я бессильна, Алик. Ужас какой. Димка, Димка. Он опять научил меня чувствовать, все через себя. Больно как. Что проку, что я знаю эти законы, лучше бы не знала. Кинулась бы как в девятнадцать лет сломя голову, да только знаю, что не получится. Она собрала для нас все свитки в оригинале. Она написала мне письмо. Я хотела его сначала Димке отдать, только не смогу.
Он увидел, как она стиснула зубы, и взгляд остекленел. Эл задавила свои чувства и слезы высохли. Ее била дрожь, она прижалась к нему.
Они постояли так немного, пока она взяла себя в руки.
— У тебя синяк на скуле.
— Дмитрий. Эрик накануне мне сказал, что она не придет. Он не лгал. Дианы в нашем будущем не было. Таким не шутят. Мы с Эриком силой затолкали Дмитрия на платформу. Эрик крепкий парень оказался, один бы я не справился. Едва мы тут оказались, Дмитрий въехал мне в челюсть, думал голову оторвет. Поезжай к нему. Ты ему нужна, — сказал он.
— Он один?
— Да. Он меня чуть не побил. У тебя получиться. Ты для него — спасение. Тебя он не посмеет обидеть. Эл спасай. Ты его таким не видела еще. И я не видел. — Алик тяжело вздохнул. — Живи у него сколько потребуется. Вечером я привезу тебе одежду и продукты на неделю. У двери оставлю.
Он отошел, из-за двери достал небольшой рюкзак.
— Это спиртное. Он бы давно в стельку напился, только из дому не может выйти. Боится, что убьет кого-нибудь. Он пока еще вменяемый, три дня прошло. Дальше будет хуже. Он совсем не спит, а это его немного успокаивает. У него точно есть в квартире оружие. Найди и выведи из строя. — Потом он подошел к столу и из ящика достал два пятикубовых шприца. — Снотворное. Не все сразу. Доза нечеловеческая. На крайний случай. Машина внизу. Звони.
Он сунул ей в карман ключи.
— Это будет долго, — у двери добавил он.
— Я знаю, как это будет, — мрачно сказала она.
* * *
Холодно. Сквозняк холодил шею. Нужно закрыть балконную дверь.
Он встал. Балкон засыпан крошкой снега. И тихо. Не слышно тиканья часов. Они всегда висели на стене, не давая ему заснуть. Теперь их не было. Он осмотрелся, глаза болели, ноги ватные, тошнит. Он почесал заросший до невозможности подбородок.
Откуда снег? Он не помнит снега.
Босые ноги свело, едва он вышел на балкон. От холода странным образом стал проясняться ум. И следом пришла, кажется, знакомая и волнительная своей притягательностью мысль: перекинуть ноги через перила и прыгнуть вниз. Седьмой этаж. В самый раз. Кажется, он что-то такое помнил. Он взялся руками за ограждение, но ноги не слушались. С минуту он решал, как ему поступить, вниз не смотрел. Его внимание отвлек падающий снег. Он проследил, взглядом провожая пушистые комочки. Внизу во дворе под облетевшими кленами он увидел человека. Он стоял и смотрел на него. Рядом притулилась собака.
Пес был спущен с поводка. Поводок висел на шее у хозяина. Эл так делает.
Он со всей ясностью ощутил пса. Он гулять явно не хотел, ему тоже было холодно и неуютно. Разлечься дома на коврике и попросить у хозяйки вкусное — мечта. Он слышал, как пес вздохнул. Он посмотрел на собаку внимательно. На Байкала похож. Это и есть Байкал.
Снизу на него смотрел не просто человек. Это была Эл. Она замерла испуганно. Эл не боится, ее просто так не напугаешь.
Она махнула ему, что-то говоря. Могла бы не говорить. И так понятно. Это "уйди" с тонким налетом тревоги и приказа. "Уйду", — подумал он и зашел обратно в комнату, и даже дверь за собой закрыл. Он посмотрел в окно Эл метнулась ко входу в подъезд, как на пожар. Байкал неохотно поплелся на ней. Он думал о другом доме, поэтому команда: "домой" — не слишком точная.
Он прижал замерзшие пальцы к батарее. Постоял и направился в прихожую. Дверь нужно открыть. По дороге он замер у зеркала. Лицо он увидел странное. Седой, обросший человек, худющий и бледный, как покойник. Он коснулся пальцами стекла, отражение ответило тем же.
