Аромат лимонной мяты. Книга вторая

Там, не сказав приоткрывшему дверь Слагхорну ни 'Добрый вечер!', ни — что было бы более актуально, ведь это была их первая встреча! — 'Как дела!(3)', прямо с порога зарядил последнему Инкарцеро прямо в лоб и, любезно улыбаясь, толкнул плотно спеленатую тушку в первое попавшееся кресло. Затем помахал журналом со статьей перед лицом побледневшего то ли от ночной прохлады, то ли от акульей ухмылки визитера Горация и поинтересовался, какого собственно Мордреда этот знаток котла и поварешки тут понаписал и как — Джеронимо потыкал собственным пальцем с длинным, заостренным когтем собственный же треугольный зуб — вот это исправить.

— И как же? — нервно поинтересовался тогда Флетчер, вливая в Джеронимо очередное кроветворное: многочисленные порезы на теле плевать хотели на бадьян и продолжали кровоточить.

— А никак, — закашлялся старик Джерри, подавившись зельем. — Крысюка он. Вор. Пацанчик ему эссе сдал, а этот идейку стырил, вроде как доработал, сварил бурду, превратил школьного эльфа в русала да и тиснул статейку. Да ни дохлого флоббер-червя он не дорабатывал! Просто выдал краткий пересказ сочинения студента, присыпав словесной шелухой, чтобы объем получился побольше. У них там в 'Зельеварении сегодня' оплата пословная. А этот все пыхтел: какие, мол, ко мне претензии? Я же черным по белому написал: зелье не исследовано полностью. Я уж думал, лопнет от натуги. Ну, узнал я адресок пацанчика. А этого приложил — не поверишь! — Обливиэйтом, зенки его наглые черным шарфиком замотал, да и нашептал ему в ушную раковину, что я, мол, от Того-Кого. Мол, хочет его Тот-Кого, гения этакого, аж дрожит от нетерпения. Иди, говорю, мол, под руку Того-Кого. Будешь яды варить, грязнокровок травить, галеоны заколачивать. Жить будешь красиво и счастливо, правда, недолго. Этот аж с лица сбледнул.

— Ты прям поэт, шеф! — хмыкнул Мундунгус, действительно с трудом веря в то, что старик Джерри, ярый противник Обливиэйта, воспользовался этим заклинанием. — На фига такие оргии?

— А нечего ему в школе делать, плагиатору дешевому. Он детишек плохому научит. Пусть валит, — Джеронимо снова закашлялся, на этот раз кровью, и хрипло продолжил. — Не уверен, правда, что подействует сразу и навсегда. Не в форме я, шкет.

— Пацанчика-то навестил? — спросил Флетчер, промокая губы Джерри не слишком чистым носовым платком.

— Пацанчик — чума. Лет семнадцать всего. А меня — прикинь, МЕНЯ! — на тот свет определил! Целых два раза! — несмотря на многочисленные раны, восхитился Джеронимо.

Настоящего автора новой вариации оборотного Джерри нашел в магловской вонючей дыре под названием Коукворт. Нашел с трудом. Его развалюха — а судя по соседним домам, юный гений от зельеварения обитал именно в развалюхе! — была скрыта под маглоотталкивающими чарами и Фиделиусом такой силы, что Джеронимо не видел даже малейшего шва, соединяющего пространство, даже намека на неровность. Нет, разумеется, тогда он все списал на свое ухудшающееся с каждой минутой состояние, но после встречи лицом к лицу понимал, что и в лучшие свои дни вряд ли бы вскрыл этот дом.

Если бы черноволосый подросток в застиранных джинсах и ковбойке не выполз в ближайший супермаркет за продуктами, Джерри, несомненно, так и окочурился бы, обозревая заводские окрестности. Дальше пришлось импровизировать. Проводив пацанчика до магазина и прикинув маршрут, Джеронимо пристроился за углом заброшенного здания, а когда пацанчик с пакетом молока и пачкой хлопьев в руках возвращался домой, резко схватил его за плечо и воспользовался порталом. На аппарацию сил уже не хватало.

Впрочем, портал тоже сработал некорректно — магия опять выкинула коленца. Вместо того чтобы очутиться прямо в одном из лесных схронов, их выбросило на поляне, недалеко от входа.

Едва Джеронимо почувствовал твердую землю, как на его голову обрушился сильный удар, сбивший с ног, а следом полилась какая-то белая жидкость. Проморгавшись, старик Джерри поднял голову и обнаружил, что его держат на прицеле волшебной палочки, а на земле валяется треснувший пакет молока. Подняв руки в примирительном жесте, Джеронимо швырнул пацанчику под ноги 'Зельеварение сегодня'.

Тот, не опустив палочки, на кончике которой огоньком повисло какое-то заклинание, и не сводя настороженных глаз с Джерри, свободной рукой невербально притянул к себе журнал, посмотрел на статью и выругался:

— Вот козел! Мало того, что поставил мне за эссе 'Слабо'. Это все ненаучно и бездоказательно! — передразнил он, судя по всему, Слагхорна. — Мало того, что присвоил себе мой состав! Так еще и заключение опустил. А ничего, что там побочных эффектов как блох на оборотне?

Потом подросток, словно сообразив что-то, внимательно посмотрел на Джеронимо, препарируя каждую черту лица собеседника, отмечая и необычный цвет кожи, и изменившуюся форму ушей и зубов, и длинные узловатые пальцы зеленоватого цвета. Через несколько секунд глаза подростка изумленно расширились:

— Вы это пили? Вы идиот? Сколько раз? Колдовали при этом?

— Колдовал. Держал личину по восемь-десять часов в день в течение почти двух месяцев, — ответил старик Джерри, даже не возмущаясь, и лишь спросил. — Почему?

— Да потому что у каждого вида волшебных существ своя магия. Эльфы, русалки, гоблины, люди — все колдуют совершенно по-разному. Можно сказать, фонят в своем диапазоне. Многократными превращениями вы изнасиловали собственное магическое ядро, извратили его. Это все равно, как... — подбирая сравнение, подросток сбился с менторского тона. — Вы знакомы с магловскими автомобилями? Как если бы вы залили солярку в бензиновый двигатель. Да, пару метров проехали бы, а потом кранты. То, что вы продержались столько, говорит лишь о том, что вы были очень сильны. И вот так! Своими руками!

Подросток потрясенно покачал головой. Какое-то время они молчали, а потом пацанчик вновь кивнул на журнал и продолжил:

— В отличие от Слагхорна, я однократным экспериментом не удовлетворился и мучил не эльфа, как этот вивисектор, а руноследа. Поил змею зельем на основе волос домовика ежедневно в течение недели. На большее мне бы все равно не хватило денег, бумсланг — дело затратное. Так вот, через три дня каждая голова руноследа обзавелась остроконечными ушами, которые отказывались исчезать, через пять — головы срослись, а хвост превратился в некое подобие рудиментарной левой ноги, спустя же неделю этот мутант попытался аппарировать на манер домовиков и его просто разорвало на несколько неаппетитных кусков. Скажу больше, теперь я почти уверен: маги, злоупотребляющие оборотным зельем с частицами маглов, рискуют в конечном итоге стать сквибами. Правда, — тут он несколько замялся, — я не знаю, смогу ли это доказать. Вряд ли кто-то из волшебников рискнет здоровьем во имя науки. Я бы, например, не стал.

— Обратимо? — спросил побледневший Джеронимо одними губами. — Любые деньги!

— Единственное растение, которое, по моему скромному мнению, теоретически может, ну, или не может — тут надо экспериментировать! — хоть как-то стабилизировать ваше состояние, цветет раз в восемь лет. И использовать его надо в течение пяти часов, после того, как цветок был сорван. Все экземпляры этого вида учтены, а очередь на них расписана на сто миллионов лет вперед. Да и цена соответствующая. Так что, не ваш случай. К тому же вам осталось... — подросток вновь оценивающе посмотрел на Джерри и уточнил. — Когда пальцы перестали возвращаться в первоначальное состояние?

— Дней пять как.

— Тогда неделя или дней десять, — скучающим тоном констатировал подросток. — Точнее не скажу, но конечности — основные проводники магической энергии, и если они изменились, то...

Джеронимо, взбешенный тем, с каким спокойствием собеседник говорит о его скорой кончине, договорить ему не дал и швырнул в подростка Круцио, а через секунду его словно разрезала сотня ножей одновременно и он рухнул на землю, истекая кровью.

А пацан... Пацан аппарировал в неизвестном направлении.

— И чем он тебя так, шеф? — спросил Флетчер, приманивая очередной флакон с бадьяном.

— Самопал. На слух что-то вроде Секусепра Минима. Как-то так. Минима, мать его! Прикинь, что бы сделала Максима! — протянул старик Джерри, отпихивая руку Мундунгуса, и возмутился. — Да перестань ты поливать меня этим бадьяном, шкет! Я ж тебе не фикус. И вообще, я тебя не за этим звал.

— А зачем? Глазки тебе закрыть? — Флетчер попытался за грубостью спрятать собственную тревогу за жизнь старика.

— И глазки тоже.

Оказалось, позвали Мундунгуса за тем, чтобы вручить ему ключ от сундука, стоящего в том же самом схроне. Там Флетчер нашел дневники Джерри и планы почти всех когда-либо посещаемых стариком мэноров с указанием слабых мест, слепых зон, реальных и возможных мест размещения ловушек, а также подробнейший чертеж системы безопасности Гринготтс.

— Тебе гоблинов ломануть не по силам, знаю, — слабеющим голосом произнес старик Джерри. — Но пообещай, что найдешь какого-нибудь самородка, который покажет этим зеленомордым, что на каждую хитрую задницу...

— ...всегда найдется хрен с винтом, — закончили они хором.

Джеронимо вновь закашлялся, но все же успел прохрипеть между приступами:

— Главное, напишите там на стеночке: 'Здесь был Джерри!'

* * *

В дневниках Джеронимо, помимо всего прочего содержались весьма полезные примечания ко многим заклинаниям. Включая и те, которые старик Джерри маниакально вдалбливал и в Мундунгуса. Учителем он был, как и все талантливые люди, плохим, потому что искренне недоумевал, как можно не понимать то, что ему лично ясно как день. Тем не менее, к концу обучения в арсенале Флетчера все же были и снимающие охранные чары заклинания, и защитные, и даже парочка ментальных.

Да, ментальных. А что еще остается, если ненавидишь кровь, крики, насилие? Не легилименция, нет, и не — Мерлин упаси! — Империо с Обливиэйтом. Флетчер в принципе не понимал магов, которые считали заклятие, стирающее память, чем-то безобидным и частенько применяли его хотя бы даже и к маглам.

Тот же Джеронимо объяснял ему, что относительно безопасно использовать Обливиэйт сможет только легилимент, способный выделить нужный фрагмент памяти, иначе это будет не точечный удар, а ковровая бомбардировка, и далеко не факт, что попадешь, куда планировал. И вообще, зачем отягощать себе карму и уголовную статью, если и с помощью разрешенного законом Конфундуса, который, если честно, не запретили только потому, что он не влиял на свободу воли, можно горы свернуть!

И Флетчер сворачивал. Из всех передряг и неудач, которых, кстати, было так немного, что хватило бы и пальцев одной руки, чтобы их пересчитать, он выбирался с помощью этого заклинания.

Конфундусом Мундунгус выводил из строя охранные магические артефакты домов, в которые забирался. Почти всегда срабатывало, и почти всегда он приходил в щенячий восторг и изумление, не понимая, почему вообще ментальное заклятие действует на какой-нибудь медальон или барельеф. Только после смерти Джеронимо, прочитав пояснения в его дневнике, он понял: Конфундус действует лишь на артефакты, обладающие неким подобием разума и сортирующие людей по какому-либо признаку. Хотя бы по половому. Или 'свой-чужой'.

Тем же Конфундусом Флетчер вносил сумятицу в мысли волшебников, ненароком заставших его в своих спальнях или кабинетах, иногда даже получалось убедить ограбленных в том, что они сами пригласили Мундунгуса, а теперь просто жаждут презентовать ему безделушку-другую. Все зависело лишь от силы заклятия, актерского мастерства Флетчера и его умения убедительно нести чушь в те несколько минут, пока чары действуют.

Основная же прелесть этого заклинания заключалась в том, что, хотя оно считалось сложным и не входило в школьный курс, его — и его беспалочковый вариант, кстати, тоже! — при должной практике прекрасно осваивали даже маглорожденные, не говоря уже о полукровках — таких, как Флетчер. Что-что, а свободные руки в его профессии значили очень много.

Кроме того, Конфундус выгодно отличался от тех же Империо и Обливиэйта тем, что ни авроры, ни колдомедики не могли определить, подвергался ли человек его воздействию. Применение Конфундуса можно было лишь предположить, но не доказать. Если, конечно, кто-то вообще захочет довести до сведения общественности, что его облапошили.

Разумеется, некоторые ограбленные Флетчером пытались разобраться с ним своими, не всегда законными средствами, вроде нанятых головорезов, но Мундунгус словно чувствовал, когда следует сделать перерыв и залечь на дно. Хотя, конечно, было до слез обидно: он же к своим клиентам относился так, как его учил Джеронимо, — по-человечески, можно сказать, с душой. Даже бардака после себя никогда не оставлял и, хотя сам чистюлей не был, взял себе за правило перед уходом минуты две-три махать палочкой, рассылая во все стороны Репаро и очищающие заклинания.

Флетчер исходил из того, что ему не сложно, а людям не так обидно. В конце концов, магическая Британия — это большая деревня, где особо не зажируешь, поэтому определенная, где-то положительная, репутация вежливого и аккуратного вора будет не лишней, когда ему придется отправляться по второму, а то и по третьему — если доживет! — кругу.

В общем, так и жил: не слишком шикарно, но на маленькие радости хватало всегда. За многолетнюю трудовую деятельность на криминальной ниве лишь один провал он сам считал фатальным. Самое смешное, что именно с него и началась его карьера в Ордене Феникса.

Произошло это во время первой войны с Тем-Кого, через пару лет после смерти старика Джерри. Надо сказать, то время Флетчер всегда вспоминал с чувством светлой ностальгии. Как же тогда легко работалось! Одна половина достойных внимания волшебников — к этой категории нетребовательный Мундунгус относил всех, у кого было больше трех мантий и наручные часы, — закрыла свои дома и рванула на континент. Другая же хоть и осталась на Альбионе, но весьма основательно покопалась в своих гринготтских сейфах, резонно опасаясь, что, кто бы ни пришел в итоге к власти, начнет он с экспроприации столь необходимых после войны денежных средств. И неизвестно, как себя поведут гоблины: сразу поднимут лапки вверх или еще минуты две будут пафосно рассказывать о независимой политике банка.

Разумеется, монеты — это не бумажные купюры маглов, все не унесешь, да и в носке под матрасом их держать неудобно: ни носков не напасешься, ни матрасов. А вот фамильные драгоценности, дорогие безделушки и антикварные вазы дружно, как журавли осенью, перекочевывали в домашние сейфы и тайники, а некоторые даже в буфеты, гардеробы и чуланы, запиравшиеся лишь щеколдой и Коллопортусом.

Тогда же Флетчер, оценив масштаб этого броуновского движения, вихрем пронесся по информаторам в Лютном, составил полный список волшебных и смешанных населенных пунктов и двинулся по алфавиту. На седьмой букве Мундунгус очень неудачно зашел в гости в один брошенный с первого, и со второго, и с третьего — да он неделю наблюдал за этим коттеджем, не было там никого! — взгляда дом в Годриковой Впадине(4).