Светоносная Плесень. "Нехорошее Место" (часть первая)

— За что простить? — сдерживая нарастающую горечь, спросила Лускус.

Он съежился еще больше и, закрыв глаза, стиснул голову ладонями. Она подошла и села рядом.

— Я ведь и правда забыл, — ответил он через несколько секунд. — Забыл про осторожность. Расслабился. Я не понял того, что ты на самом деле имела в виду. Я дурак. Я ведь даже почти не сопротивлялся...

— Чего уж сейчас-то об этом? Мы оба промахнулись. Я сама слишком долго тебя искала.

— Да нет же! Все не так! — его зрачки сузились, а радужка стала прозрачной как стекло. — Виноват лишь я один. Я только теперь все понял. Мне нужно было бороться, а я сдался. Мне казалось, что это ерунда, нелепый затянувшийся сон... Я так перед тобой виноват...

Его голос дрогнул, он скривился и прикрыл глаза ладонью. Лускус сглотнула и отвернулась.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — спросила она.

Инауро долго тер пальцами лоб.

— Будем сидеть здесь и по-очереди винить себя в произошедшем? — она покачала головой. — Этим делу не поможешь...

— Ты ведь уже крест на мне поставила... — он говорил так тихо, что она его еле слышала. — Я это чувствую...

Скрывать правду больше не было смысла.

— Да. Таковы правила. Ты больше не можешь быть моим подопечным.

Он кивнул и печально усмехнулся.

— Действительно. Теперь я штука бесполезная. Куда мне теперь?..

Они помолчали.

— Могу я с тобой остаться? — спросил он.

Его взгляд, казалось, проникал с большой глубины.

Она передернула плечами:

— Сама хотела предложить, но смысла в этом не будет никакого. Однажды тебе все равно придется уйти.

Инауро сморщился и отвернулся.

— Пойдем, — она поднялась на ноги и осторожно коснулась его плеча. — Там посмотрим...

В напряженном молчании дойдя до края леса, они остановились. В высоте плавилось ослепительное белое солнце, на небе не было ни облачка. Задумчиво пережевывая сорванную травинку, Лускус долго глядела на расстилающиеся впереди тусклые топи. Путь завершился там же, где начался. Этот путник должен был тогда умереть на Болотах и Зона настойчиво об этом напоминала.

— Что, все по-новой? — понял Инауро, прислоняясь спиной к дереву.

Лускус пожала плечами и выплюнула травинку.

— Какая идиотская, дрянная шутка... — почти равнодушно сказал он. — Я не пройду это место второй раз.

Над Болотами дырявой ветошью стелился белесый туман. Сквозь него проглядывали редкие, то и дело с тихим всплеском уходящие под воду кочки, везде валялись прогнившие стволы деревьев, мокрые целлофановые пакеты и рваное тряпье. Метрах в ста от берега булькнуло и, взрезав острами шипами туманную завесу, мелькнуло и исчезло в глубине гибкое полосатое тело.

— Ну что же, — излишне бодро сказала Лускус, — это действительно нехорошее место. Вполне вероятно, здесь мы оба погибнем.

— А что дальше?

— Дальше у меня начнется очередная жизнь. А ты переродишься. Наверное мне надо объяснить тебе, как связаться с Зоной...

— Но мы останемся вместе?

Лускус усмехнулась и покачала головой.

— Нет, нас раскидает в разные стороны и не факт, что мы еще когда-нибудь встретимся.

— Грустно, — отозвался он совсем спокойно, но Лускус видела, как больно ударили его эти слова.

Внутри все свело, словно сильнейшей судорогой. Ей казалось словно сейчас она теряла не только подопечного — пусть даже отмеченного Зоной — но и что-то куда более важное. Что-то особенное, редкое, удивительное. Она словно бы что-то прозевала, не заметила, не поняла.

— А мы можем здесь не ходить? Мы можем вернуться?

Лускус сняла со спины рюкзак и села.

— Нет. Возврата нет. Позади нас нет ничего, только этот этап. Если пойдем назад, погибнем оба и не сможем даже переродиться, — сказала она и почувствовала как по коже побежали мурашки. — Но не будем торопиться... Быть может... — она замолчала, не зная, как закончить начатую фразу.

Инауро устало осел на влажную землю. Он замерз, шея ныла, а все мысли занимал лишь один вопрос — неужели и правда может быть все настолько плохо? Он достал из кармана полупустую пачку, выудил сигарету и долго мял ее, глядя на свои чужие пальцы. Он понимал, если Лускус не станет, он не будет бороться за жизнь — просто нырнет в это мутное болото и заставит себя не всплывать. Пока весь воздух не выйдет из легких, пока желудок не забьет тиной, пока не отключится мозг. Теперь он знал — этот ужасный мир с самого начала хотел, чтоб именно так все и вышло.

"Ну чтож, ну и пусть будет, — подумал он. — Пусть я умру и стану проводником. Пусть заключу договор с Зоной. Пусть у меня вырастет хвост, рога, копыта, крылья... да пускай вырастает что угодно... Какая разница как я буду выглядеть? Но Ласка..."

Он оглянулся на нее и почувствовал, как засосало под ложечкой.

— У нас есть денек в запасе, — та смотрела на зыбкую муть впереди. — Может и найдется решение. Ожидание иногда идет на пользу...

Наступившие сумерки принесли с собой грозу. Они промокли насквозь, хоть Лускус и попыталась соорудить нечто вроде навеса. Обхватив замерзшими руками вздрагивающего от холода Инауро, она смотрела в бесцветное небо, распарываемое жгучими ветвистыми молниями, и думала, что видит зональную грозу второй раз за все время своего существования. Первая гроза случилась на шестые сутки после ее проникновения в пределы Зоны. Она помнила, как сильно тогда хотелось умереть от отчаяния и острого желания исчезнуть, раствориться без остатка, лишиться ощущений, мыслей, всего. Лишь бы покинуть это ужасное место, полное принуждения, безумия, бессмысленности и опасностей. Она так хотела стать свободной, хотела превратиться в холодный свежий ветер, в ничто, в пустоту... Но вместо этого была вынуждена бороться. Снова и снова. Став проводником, Лускус лишилась возможности покинуть Зону как обычный путник — просто дойдя до Зеркальной Башни и миновав Врата — хотя вместе с тем и заработала определенную фору. Впрочем, она помнила и о прописаных в Основных Правилах отступлениях, одно из которых всегда ее волновало. Она знала, что проводник может разорвать контракт с Зоной и попытаться выйти за Предел при наборе определенного количества баллов. Но этих баллов должно было быть слишком много — чтобы их заработать, пришлось бы набрать целую армию подопечных и постараться сохранить их всех до самого конца или же отыскать кого-то одного, но особо ценного, а именно отмеченного мертвеца, за каждый шаг которого давали в два-три раза больше, чем за рядового путника.

Десятки жизней прошли как один день. И вот теперь она его нашла... И тут же потеряла.

"Ну почему так всегда?" — подумала она.

Беспредельная тоска, что мучила ее в редкие моменты одиночества, нахлынула со страшной силой. Хотелось завыть от внутренней боли, но теперь она была другой, не такой как раньше. Она стала сильной, злой, терпеливой, она могла побороть ненужные эмоции. Она хотела найти выход. Она должна была это сделать. Инауро молчал, но она чувствовала — он испытывает нечто похожее. Лускус прижалась к нему покрепче и стиснула челюсти. Так они и просидели до самого рассвета. Два изуродованных изгоя на самом краю вязкой топи. Два пленника, что ищут ключ от своих цепей, но только затягивают их все туже и туже.

Решение проблемы пришло само собой. Как она и думала.

Сидя перед тлеющим костром, Лускус жарила пойманную днем костлявую птицу и изучала мрачную муть впереди, мысленно составляя схему наиболее безопасного перехода. Периодами в поле ее зрения попадал спящий Инауро. Ему, похоже, было холодно, и она переползла поближе, чтобы загородить его от пронизывающего насквозь влажного ветра.

Все эти двое суток у него был жуткий депрессняк. Несмотря на заверения Ритабуллы, в своей трансформации он с каждой минутой находил все больше и больше минусов. Неподготовленное к физическим нагрузкам тело никак не подходило для серьезного похода. Оно было чересчур слабым — вялые мышцы, тонкие кости, сухая как пергамент кожа, крошечные ступни и неразвитые кисти рук, нетренированные легкие и сердце. Становилось ясно — даже если после заключения договора с Зоной и проявятся мутации, наподобие имеющихся у Лускус, они вряд ли смогут компенсировать имеющиеся недостатки.

"Словно бы меня намеренно лишили последнего шанса пробиться, — размышлял он. — Что я теперь из себя представляю? Жалкая амеба..."

Он попытался было покачать пресс, но в итоге передумал. Надо было действовать иначе — если ты слаб физически, то можешь попытаться победить с помощью ума, силы воли и знаний. Инауро решил, что в первую очередь ему следует заняться именно последним, поскольку ни ум, ни сила духа не помогут, если ты просто не понимаешь, что происходит. В эти дни они разговаривали с Лускус редко и мало, однако она все же посвятила его в некоторые особенности здешней жизни. С ее слов он узнал, что большая часть населения создана Зоной и потому питает особое пристрастие к уничтожению путников. Что кроме проводников есть изыскатели — перерожденцы, согласившиеся служить Зоне за определенное вознаграждение. Узнал, что каждый здесь вынужден существовать и действовать строго по правилам, и что смерть зачастую только начало. Потом, сопоставив факты, он пришел к выводу, что ни одно из случившихся с ним событий не было случайным. Все это время его как бы вели, заранее просчитывая каждый шаг. Даже самое начало говорило о многом. Непонятно почему, но он так и не рассказал Лускус, что до нее на его пути уже появлялся потенциальный проводник. Ну или кто-то, кто тоже хотел помочь. Они встретились еще на Болотах. Инауро помнил широкую противоестественную улыбку, прозрачные, словно бы светящиеся лиловые глаза и бледные костлявые руки. Тот стоял у самого мостика и, когда Инауро атаковали слепые мухи, кинул ему толстую синтетическую веревку, однако спустя мгновение из-под ряски вынырнуло длинное ребристое тело, похожее на раздутый оживший кишечник, и заглотало спасителя целиком. Тогда происходящее еще казалось Инауро простым ночным кошмаром, и потому он не придал событию особого значения. Сейчас же все выглядело иначе.

"Быть может кто-то или что-то хотело, чтобы моим проводником стала именно Ласка, а не кого-то другой? Но почему именно она?" — гадал он. Инауро вспомнил, как чуть было не убежал, увидев бредущую по пустой улице странного города девушку, следом за которой волочился покрытый шипами хвост. Но ведь не убежал же, его словно что-то тогда остановило... В тот миг ему показалось, что он когда-то уже видел ее — в старом-престаром, полузабытом темном сне из далекого детства. На свой страх и риск он пошел за ней следом, а потом она сама с ним заговорила. И вот теперь, уже после всего случившегося, он ощущал, что их связывает нечто большее, нежели просто совместный поход неизвестно куда и неясно зачем. Теперь предстояло выяснить — что именно их связывает и хорошо это или плохо.

Лускус же занималась исключительно бытовыми делами — разжечь костер, добыть еду, поправить провисший после ливня навес — и лишь изредка подходила к краю топи, что-то подсчитывая. С Инауро она почти не разговаривала, хоть и понимала, как он мучается. Несмотря на острое желание ему помочь, она не могла принять однозначного решения. А часы тикали. Нужно было собираться и покидать насиженное место. Она уже чувствовала кишками отдаленный гул — еще не на физическом уровне, но тревога витала в воздухе. Зона пока тянула со стиранием этапа, однако так не могло продолжаться вечно.

"Пересекать Болота, когда путник в подобном состоянии, чистой воды самоубийство, — размышляла Лускус, яростно ощипывая пойманную дичь. — И сам не выживет, и меня утянет. А вообще, все это лишние эмоции. Горячее сердце, холодный ум... или как там правильно. Я слишком близко восприняла эту историю. Знаю парня всего... раз, два... четыре... пятые сутки, то есть меньше недели и уже готова грудью на амбразуру. Да подумаешь, мертвяк отмеченный! Что их, мало что ли? Холодное сердце, горячий ум... блин, мозги кипят. Нет, так нельзя. Я проводник, он проводимый. Я веду, он идет. Я за него в ответе... Тьфу, черт, он ведь уже не проводимый. Так и на фига ж я так заморачиваюсь?.."

Она стряхнула с колен прилипшие перья и насадила тушку на толстую ветку. Руки пахли кровью. Несмотря на все попытки рассуждать рационально, она знала, что не сможет повести себя в этой ситуации как подсказывает здоровый эгоизм. Лускус понимала, что ее стремление во что бы то ни стало помочь парню продиктовано не только врожденным упрямством и чувством сострадания. Они оба были лишены возможности покинуть Зону и оба не хотели с этим фактом мириться — уже одно это их объединяло. Инауро был "отмечен" и попал этот "отмеченный" не к кому-то, а именно к ней. На входе его пытались убить, но все пошло наперекосяк. А потом началась самая шизня, судя по которой от планов уничтожить его уже отказались. При этом он все равно остался при ней. Живой он, живая она. Но теперь они уже не связаны друг с другом договором и должны расстаться. Неужели Зона могла опасаться, что в соотношении "проводник — проводимый", эти двое сотворят что-то такое, чего не сумел еще сделать никто? Да, начиненный, словно взрывчаткой, энергетической силой путник и его целеустремленный проводник, готовый пойти на что угодно, могли наворотить дел — например, вместе проникнуть за Предел. Мечта, утопия, но все же...

"Впрочем, в этот раз Зона точно победила. Я ничего не могу ей противопоставить. Даже если заставить ведьму перешить ему сильное тело, баллы не вернутся и подопечным он числиться не будет. А без этого таскать его за собой бессмысленно. Все равно когда-нибудь мне встретится настоящий путник и колесо придет в движение. Жаль, что Инауро тогда придется оставить. А что если..."

Плавящийся жир закапал на угли, потухшее пламя вспыхнуло с новой силой. Жарящаяся на огне птица начала подгорать, запахло паленым, но Лускус даже не обратила внимания. Что-то внутри нее вздыбилось, сделало полный поворот и все встало на свои места. Она застыла, боясь вздохнуть. Идея витала в воздухе, постепенно проясняясь. Лускус почувствовала, как бесцветный и бездвижный мир в одну секунду пришел в движение — сумеречный воздух словно распался на миллиарды серых песчинок и каждая травинка, лист и букашка судорожно сжались, выдохнув разом "НЕ СМЕЙ!".

"Конечно! Что может быть проще! — Лускус до боли сжала липкие от птичей крови кулаки. — И чего до меня сразу не доперло?!."

Был еще один вариант. Сумасшедший вариант. Последний, поистине фантастический шанс.

Тушка над огнем съежилась, перекосилась и почернела, от нее повалил густой сизый дым и она загорелась. Инауро заворочался во сне, наморщился, повернулся на бок и сонно посмотрел на костер, потом, удивленно, на замершую Лускус.

— Ты чего? — спросил он.

Она поднялась и, не говоря ни слова, начала собирать рюкзак.

— Ну ты чего?! — повторил Инауро более настороженно и приподнялся на локте, вглядываясь в ее лицо.

Она закинула рюкзак за спину и принялась затаптывать костер. Он нахмурился, сел.