Чуть-чуть попев, с переменным успехом, под своё музыкальное сопровождение, он принялся измышлять новые мелодии. Сперва Ёж записывал всё на бумажку, для чего приходилось откладывать гитару, в то время как он решил сегодня полностью посвятить себя ей. Да и, как выяснилось, в записях не было смысла: единожды придумав гитарные или вокальные партии, автор не мог забыть их — столь глубоко отпечатывались в мозгу фантазии.

Под конец упражнений Ёжик попытался отрегулировать громкость; попытки с десятой удалось передать желание гитаре, и она послушалась. Прозвучала ещё пара-тройка песен, где присутствовал чистый звук ММММ (так его назвал лесной гитарист), а после несколько вещей с драйвовым ЖЖЖЖ.

"Странно, что Ведро не прибежал, — кладя гитару обратно на кресло, подумал Ёж, — не мог же не слышать моего "концерта"".

Легонько усмехнувшись, зверёк поднастроил гитару (снова помогло таинственное наитие), поднялся со стула, потянулся, зевнул и посмотрел на висящие над входом квадратные часы. Начало второго ночи! Ничего себе он засиделся... давно пора на боковую. Он лёг в постель, укрылся одеялом и, стараясь выгнать из головы мешающие спать образы, закрыл глаза. Теперь заснуть не давало жжение в подушечках пальцев левой руки, которой он зажимал струны.

"Нарабатываю профессиональные мозоли", — пошутил про себя Ёжик.

Сладко улыбнулся и, расслабившись, наконец уснул.

Наутро Ёжик быстренько поел и так же, в темпе, собрался, чтобы с утреца прийти к Дубнеру. Колючему нужен был совет, а лучше — много советов, поскольку ситуация вырисовывалась малопонятная.

"Надеюсь, Дубнера заинтересуют мои успехи и он что-нибудь посоветует, когда я поиграю".

Бобёр, по мнению Ёжика, не выглядел как самое доброе существо в мире, но его не овевал и ореол враждебности.

"Да что рассуждать? Скоро на месте узнаю".

Однако добраться до хижины психолога-мастера не удалось — только зверёк подошёл к двери, как раздался вежливый, однако настойчивый стук. Открыв парадную дверь, Ёж с удивлением обнаружил за порогом Дубнера.

— Можно войти? — не злобно и без привычного сарказма спросил бобёр.

— Да-да, конечно, — ответил приятно удивлённый Ёжик, отступая в сторону, чтобы не преграждать путь консультанту.

Дубнер огляделся с видом умудрённого экскурсиями зверя.

— Играешь? — осведомился он затем.

— Пытался.

— И как результаты?

— Не то чтобы очень... То есть кое-что получается, но не всё. Гитарные партии не удаётся продумать и исполнить целиком. Нет и целых песен, только намётки.

— Всё правильно, всё правильно... — пробормотал бывший электрик.

— Что именно?

Он вздохнул, как будто умудрённого зверя повезли на бесконечную по счёту экскурсию.

— Присяду? — Он указал на стул.

— Располагайся, чувствуй себя свободно, — радушно отозвался Ёж.

Дубнер то ли воссел, то ли плюхнулся на стул, своей массой заставив его жалобно скрипнуть, хлопнул ладонями по коленям и снова обратился к Ёжику:

— Настала пора приоткрыть тебе ещё одну тайну, до которой, впрочем, ты мог и сам додуматься.

Колючий уместился в кресле напротив загадочного парапсихолога.

— Как ты понимаешь, — начал Дубнер, — эта гитара не просто гитара и не только музыкальный инструмент, она нечто большое, производное небесных сфер.

— То есть? — не понял новорождённый музыкант.

— В моей речи будет достаточно сложных слов, так что готовься. — Дубнер всхохотнул, ещё раз ударил руками по коленям. — Инструмент, сделанный мной для тебя из дуба, вообще не должен бы звучать, по крайней мере, как электрическая гитара, техника производства которых давно утеряна. Но она всё-таки звучит. Почему?

— Э-э. — Ёж задумался. — Её что-то заставляет звучать.

— Всё так. Или почти так. Если бы ты верил в сверхъестественные возможности шестиструнки — а тебя придётся в них поверить, уж извини, выбора нет, — чем именно ты объяснил бы её... назовём это "фантастичность".

Ёжик ненадолго задумался.

— Звуком ЖЖЖЖ? И ММММ?

— Верно. — Дубнер степенно кивнул. — А откуда они взялись?

— Появились в моей голове.

— А с чего вдруг?

— Ну, я... ударился о дуб, по-моему, и головой тоже. И молнии сверкали, прямо рядом со мной, и жутко напугали. Одна вроде бы даже в линию электропередач попала.

— Угу. Понимаю, что ты не электрик, но всё же: если бы через твоё тело прошла молния, что бы от тебя осталось?

Ёж пожал плечами.

— Да ничего, кучка пепла.

— Точно. Но ты ведь жив.

— Эм... Хочешь сказать, молния меня не убила, из-за чего в моей голове зародились звуки ММММ и ЖЖЖЖ?

— Примерно так. И больше скажу: есть вероятность, что молния тебя искала, нашла, однако ей помешали воплотить план в действительность.

Глаза Ежа расширились от ужаса.

— Спалить меня?

— Ага. И что тебя защитило — главный вопрос. Меня-то, как помнишь, тоже защитило нечто неизвестное.

— Но ты, кажется, не можешь играть на этой гитаре? — вспомнил иголка.

— Мне под силу подёргать несколько струн, более-менее воспроизвести довольно простой рифф из тех, которые играют в голове, но и только. И мощный звук, жжжжужжащий и ммммычащий, мне вытолкнуть в реальность не под силу. Вначале это немного печалило, но потом я свыкся с мыслю, что искали не меня.

— Кто искал? — недоумённо спросил Ёжик. — Или что?

— Во-от. Правильные вопросы задаёшь. Хотел бы я знать. Есть пара предположений, но они палкой по луже писаны. — Дубнер замолчал, задумался не надолго, а потом добавил: — Самая вероятная версия — судьба.

— Судьба тебя спасла?

— И меня. И тебя. И наверняка ещё какого-нибудь бедолагу, у кого в голове рождаются мелодии. Только бедолага и я не подходили на роль тех самых гитаристов, а ты вот подошёл.

— Что во мне такого особенного? Я же вроде как самый обыкновенный, ну, в смысле, никогда не чувствовал в себя ничего экстраординарного.

— Это бы неплохо выяснить. — Третий удар раскрытыми ладонями по ногам. — Позволишь? — Он указал на гитару.

— Бери-бери.

Игольчатый передал инструментальную музу Дубнеру. Тот вновь плюхнулся на стул, опять вынудив несчастного поскрипеть, положил левую лапу на лады близко к грифу, а правой ударил по струнам над декой. Раздался приятный, что-то удивительно напоминающий и отчего-то едва ли не волшебный аккорд, потом ещё один и ещё. Дубнер играл боем, неплохо, но заметно хуже Ёжика, и звук слышался не громкий, не сочный.

— А теперь попробуй ты сыграть эту партию, но до конца — я её не доиграл, -предложил, протягивая гитару, изготовитель инструментов.

— Но как?! — опешил Ёж. — Я ведь не знаю, что играть.

— А ты всё же попробуй.

— Ну ладно, попытаюсь.

Он положил руку приблизительно как Дубнер и постарался воспроизвести его манеру игры; гитара оказалась настроена на звук ММММ, величественный и чистый, однако, помимо звука, ничего не получилось, Ёжик сбился.

— Нет-нет, не пытайся повторить меня, играй сам, по-своему, просто ту же партию.

— Хорошо. Кхе-кхе. — Ёж зачем-то откашлялся и, изгнав из головы посторонние мысли и вслух досчитав до четырёх, предпринял вторую попытку.

Это было волшебно: гитара или рубила, или пела, или всё вместе, но вместе с почти что громогласным звуком ММММ простая заводная мелодия раскрыла свой немалый потенциал. Ёжик притопывал в такт ритму, Дубнер — тоже.

— А теперь, — сказал бобёр, — попробуй уменьшить звук. Не сосредотачивайся — лишь попробуй.

Услышав совет, Ёж перестал отвлекаться на что-либо, "приказал" гитаре петь тише, и, о чудо, уровень звука уменьшился раза в полтора.

Дубнер довольно хрюкнул.

— Прекрасно, не то твоих соседей перепугаем, хе-хе. Ну а сейчас отключи ММММ и подключи ЖЖЖЖ.

— Так же? — продолжая играть, поинтересовался молодой музыкант.

— Да, точно так же.

Ёжик послал мысль гитаре, и мелодия внезапно преобразилась, ошарашив коротколапого; энергичная музыка стала чуть более грязной и агрессивной, но и более ритмичной, драйвовой.

— Во-от, — сызнова протянул Дубнер.

Доиграв партию до конца, Ёж, часто дыша, уставился на гитару; он повернул её к себе "лицом", чтобы лучше рассмотреть, понять, что она такое, но это было ему не под силу. Возможно, пока.

— Почувствовал, как мелодия в голове приобретает окончательные очертания? — полюбопытствовал бобёр.

— М, — выдавил ошилелый Ёжик.

— То же самое происходило и со мной. Но ты — ты — можешь играть!

— А откуда... откуда ты узнал?!

— Ну, во-первых, я потомственный электрик, знать многое об электричестве — моя обязанность. А во-вторых, знаком с предначертанием.

Казалось, нельзя было удивить больше, но Дубнеру это удалось.

— С предписанием?! — чуть ли не выкрикнул игравший.

— Или так: у него может быть много названий.

— Но где...

— Ладно, чем меньше ты будешь знать о предначертании, или предписании, если тебе угодно, тем лучше всем.

— А, — только и смог вымолвить Ёж.

— А теперь последняя вещь на сегодня, хотя не по значимости.

Ёжик тут же приготовился к новым открытиям.

— Не кажется ли тебе, что погода за окном слишком облачная, что малой толики солнца и его тёплых лучей не помешало бы твоему лесу?

— Ну-у... может быть. А что...

— Вот и сыграй что-нибудь спокойное, светлое, мажорное с мыслью об этом.

— А именно?

— Не-эт. Сам, без моих дальнейших подсказок.

Слегка растерянный, Ёж перевернул гитару.

— А как играть мажор?

— Думаю, ты уже знаешь — или знал с самого начала. Со мной происходило примерно так же, если сделать скидку на то, что я не ты.

— Понятно.

Озадаченно пожевав губы, Ёжик исполнил с помощью арпеджио короткую мелодию, буквально секунд на тридцать-сорок; потом его пальцы соскользнули со струн, и он едва уберёг гитару от падения. А за окном, словно бы откликнувшись на призыв или на самом деле отозвавшись, разошлись облака, проступило солнце. Грядки, поляна, лес заиграли радужными золотыми красками, все зацвело, принимая и отдавая солнечный свет.

— Погода... — выдохнул Ёж. — Она изменилась...

— Её изменили. — Дубнер назидательно воздел указательный палец вверх.

— Кто? Я?!

— И потому, — продолжил бобёр свою мысль, — по праву создания, нарекаю гитару именем Dubner Weathercaster. А то, что обрело имя, — обрело жизнь.

Ёжик решил внести ясность:

— Ну, почему "Дубнер" — понятно... А "Везеркастер" — это заклинатель погоды, получается?!

Дубнер спокойно, даже не улыбнувшись, кратко кивнул.

Ёж пребывал в прострации, силясь понять вещи, которые пониманию, может, и не поддавались.

За окном светилась погода. Чуть-чуть погорев, солнце вновь ушло за облака, только ведь это вовсе не означало, что его не было.

5/5

Ещё несколько раз колючий клал пальчики на струны "Везеркастера", но почему-то так ничего и не сыграл: ни мелодии, ни музыкального отрывка, ни единой ноты. Стыдно и неприятно было признаваться в этом (хотя бы и самому себе), однако он боялся. Только чего? Гитары? Инструмента, задуманного, чтобы дарить радость исполнителю и слушателям?.. Да, похоже, именно её, и подобное несоответствие тем более усиливало страх; а если уж вспомнить о необычайных возможностях деревянного произведения искусства, голова не просто шла кругом — отказывалась верить в происходящее.

И, тем не менее, он верил; он играл на гитаре, он слышал звук ЖЖЖЖ, он видел, как менялась погода, и он разговаривал с Дубнером, знавшим намного больше него. А потому, хочешь или нет, от изменившейся действительности не спрятаться. Нет, можно, конечно, попытаться, вернуть музыкальный инструмент, сказать, что обманул бобра, подшутил над ним и что он теперь волен морочить мозги кому-нибудь другому, выпроводить гостя, вернуться в дом и, попив горячего чайку и расслабившись, обо всём забыть. Заманчивая идея! Только забудется ли?

— Ёжик, ты что притих? — позвал задумавшегося иглокожего Дубнер.

— А, — встрепенулся тот. — Да так... понимаешь... — Ему стало не по себе от собственных же мыслей: ладно, проявить трусость. Но предать друга, пусть они и знакомы какие-то часы?! Ну уж извините! Кто бы ни руководил его судьбой или не пытался в неё вмешиваться, если вообще существуют какие-либо высшие силы, он не позволит пятнать своё имя и портить жизнь тем, кем дорожит.

А странный бобёр, надо признать, оказал на Ежа немалое влияние, и, быть может, именно необычностью поведения и характера — сложно жить в Лесу, среди животных наподобие Ведра, и время от времени где-то глубоко внутри ощущать себя одиноким. Непонятым, забытым, брошенным. Естественно, то лишь мысли, а всё-таки, найдя родственную душу, нельзя её терять, грех, причём, пожалуй, ещё больший, чем предательство.

— Догадываюсь, о чём ты думаешь, — мягко произнёс Дубнер. — Когда меня шибануло, в голову столько неожиданных вопросов налетело. А потом ответов, а затем они смешались. — Он потрепал Ёжика за плечо, ойкнул сквозь сжатые губы, уколовшись, но руки не отдёрнул. — У тебя появились трудности — это веселья не добавляет; но без трудностей нет успехов, нет нас, нет самой жизни. Понимаешь? Раньше было проще, раньше ты кушал, выращивал, общался и развлекался — теперь же у тебя есть цель. Хорошо это или плохо? Не знаю, — честно сказал экс-электрик. — Что мне известно абсолютно точно: сложностей не избежать, больших ли, маленьких ли. Тебе выпали большие, да, увы. Хотя вдумайся, насколько расширилась твоя стезя. Не веришь мне?

Ёжик неопределённо пожал плечами.

— В любом случае, твоё право, — продолжил монолог Дубнер. — Если не хочешь ответственности, заяви прямо, я не обижусь, пойму, заберу гитару и уйду. Но если же в тебе есть смелость и желание пройти неизведанным путём, чтобы в конце... — Он недоговорил.

Слушатель аж встрепенулся.

— Почему ты замолчал? Что ждёт в конце? Нечто жуткое, верно? Потому ты меня уговариваешь?

— Я тебя не уговариваю, соглашаться либо отказываться — твоё решение. А что наступит в конце, я не в курсе. Да и существует ли на свете тот, кто прозрел тайны бытия? Сомневаюсь, иначе бы о нём давным-давно говорила вся округа. И жить такому созданию наверняка тяжелее и грустнее, чем нам с тобой.

— Отчего же?

— Он познал очень многое — чем заниматься дальше?

— Жить? — предположил пушистик с иголками.

Дубнер поджал губы, обдумал Ежиную фразу и наконец уважительно кивнул.

— Лично я согласен. Ну, что решил? Бросаешь музыку к Ведровой бабушке?

Ёжик задорно рассмеялся.

— Нет уж! Надо глянуть, что случится после.

— Молодец, только тренироваться не забывай: талант талантом, а куда он без тебя?

— Никуда?

— И снова ты прав.

Новоявленный гитарист притянул к себе рабочий инструмент, провёл коготками по струнам: сначала сверху вниз и снизу вверх, а потом в произвольном порядке. Оба зверя тут же обернулись на звонкие стуки, раздавшиеся с улицы; крупный, но редкий грибной дождь выбивал неспешный ритм по крыше домика, падал в пахучую, сочную зелёную траву, растворялся в лужах, а полнеба, если смотреть из окна, заняла чёткая, будто нарисованная кистью, дуга-радуга.