Убийственные болоньезе

'Как некстати, — подумал Браско, — теперь Ризио пришлют повестку в суд, и за неявку объявят розыск. Придется подтирать за этим говнюком! Подключать высшие чины и заминать дело. Пока не поздно'.

Витторио ежедневно докладывал о погоне за сумасшедшими девицами.

'Молодец, ни разу не ошибся в своих выводах, сразу предсказал их маршрут. Осталось лишь принудить их... Или... Может, вернее будет... Ах, как не хочется пачкать руки! Да и девица хороша...'

В дверь кабинета постучали. Сердце Браско сделало скачок, и тревожно забилось. Надо привести себя в порядок. Кроме Витторио, никто не знает о его соучастии, бояться нечего.

— Сеньор Браско! — послышался голос управляющего.

— Да-да, — ответил тот.

Управляющий приоткрыл дверь, и приглушенно сообщил:

— К вам полиция.

'Гранд Чероки' плыл по широким проспектам Ангельска. Тина выслушала криминальную историю с участием ее закадычных подруг. Ветка старалась не перебивать Ладу, ведь главным действующим лицом была та, но иногда вносила поправки, чтобы история была похожей на правду. Ладу слегка заносило: по ее версии, итальянец был безумно в нее влюблен, но тогда какого же черта он хотел расплатиться ее телом со своим кредитором?

Лада живописно рассказывала, как она чуть было не умерла от страха, когда Джованни обнаружил ее в кухне. Как не ожидала от любовника боксерских хуков, но когда дело дошло до убийства, она смешалась, сказала, что все происходило как во сне, что не помнит, как ударила его ножом, как порезала руки, видела только расплывающееся пятно на рубашке Джованни, и кровь на ладонях.

— Боже мой! Бедная Ладка! — ахала Тина. — Как ты это все пережила?

— Говорю же, была как во сне!

— Да еще и под кайфом. Эта сволочь Джованни, царствие ему небесное, пристрастил ее к кокаину, — вставила Виолетта.

— Шутишь? — переспросила удивленная Тина.

— Нет, не шучу. Всю дорогу она проспала, а когда не спала, трясло ее, как осиновый лист.

— Ветка, хватит представлять меня как законченную наркоманку! — вскипела рассерженная Лада.

— Я на тебе крест не ставлю, но считаю, что курс лечения ты пройти должна, — твердо ответила Виолетта.

— Уж лучше курс лечения, чем твоя геологическая экспедиция, — зло рассмеялась Лада. — Представляешь, Тин, наша супермодель убеждена, что лучшим прикрытием для нас будут 'СеверКварцСамоцветы'.

— Она не так уж и не права, — ответила Тина.

— И ты? — озлилась Лада и вдруг предложила: — Может, бросишь свое кино и рванешь вместе с нами?

— Я бы с удовольствием, в качестве смены обстановки. Но у меня школа, с первого сентября начинаю занятия в девятом классе.

— Не поздновато ли? — ехидно спросила Лада.

— Ветка, — обратилась Тина к подруге, — а у неё и в правду характер испортился. Тут есть частная клиника, недешевая, но ради здоровья подруги никаких денег пожалею, да и те из Бернса вытрясу.

— Подумаем над этим, — ответила Виолетта. — Сейчас мы куда направляемся? К тебе нельзя.

— Не ко мне. К одному молодому человеку. Живет он правда далеко от центра, но в данном случае это удача.

Тина вырулила на широкую улицу, среди пятиэтажек которой высилась современная жилая высотка, окруженная узкими стрелами кованой изгороди. Во въездных воротах светился маячками шлагбаум, и распахнула двери будка охраны. Тина опустила стекло и обратилась к охраннику:

— Вас должны были предупредить, мы к Давиду Коткину, пятьдесят девятая.

Охранник нажал несколько кнопок на пульте, поднял шлагбаум, и Тина проехала на стоянку.

— Выходим, — скомандовала она. — Лада, твою сумку возьму я, а ты спрячь ладони в рукава джемпера.

Та кивнула в ответ. Быстро темнело. На стоянке зажглись фонари, стилизованные под старину. Парадное сияло чистотой, а зеркало лифта отразило уставшее лицо Виолетты и сосредоточенное Лады.

— Мы похожи на уродин, — буркнула Лада, поправляя пряди волос.

— Отродясь не проводила за рулем столько времени, — пожаловалась Тине Виолетта, — кажется, усну на ходу.

— Не спать, — подбодрила их Тина, — еще душ и ужин.

— О, душ! — воскликнули путешественницы.

Она бежала узкими улицами какого-то старинного города. Расстояние между растрескавшимися стенами древних строений становилось всё уже и уже, и вскоре превратилось в щель. Острые края разрушенных веками зданий цепляли одежду и царапали кожу. Дикий страх толкал ее дальше. Она задерживала дыхание, в надежде протиснуться сквозь западню к свету — тонкому как игла, прошивающая края каменных одеяний. Она становилась такою же узкой, вытянутой вверх в своем стремлении, и не чувствовала своего тела, лишь высокий навязчивый звук, напоминал ей, что плоть ее на грани разрыва. Она перевела дыхание, и снова устремилась вверх, дальше от того ужаса, что настигал ее, и звучал в ушах диким фальцетом. Голова ее на жирафьей шее протиснулась сквозь острые, как ячейки терки, края плоскости, и вынырнула на поверхность.

Лада открыла глаза, скинула с себя колючий плед, отмахнулась от писклявого комара. Постелью для нее служил диван в гостиной, Виолетте определили более удобную кровать в гостевой спальне, недаром столько часов она провела за рулем. Лада нащупала ступней вельвет мужских тапочек, окунула в них озябшие ноги, стянула со стула мужскую рубашку. Она пахла утюгом, и едва различимым запахом одеколона. Запах ей понравился. Пошаркав в полумраке гостиной, и раскрыв шторы на окне, она увидела редкий свет окон дома напротив, и решила, что на дворе уже ночь. Этот ужасный сон! Вряд ли получится снова уснуть, но поймать назойливого комара надо обязательно! Счастливая Ветка, дрыхнет и не заботят ее никакие проблемы, а тут! Надо бы поискать хозяйскую аптечку, вдруг повезет с таблетками?

С этой мыслью Лада вышла из гостиной, и увидела свет из открытых дверей столовой. Стараясь ступать тихо, она заглянула в просторную комнату, разделенную на собственно кухню и небольшую столовую. Молодой человек в пижаме стоял около огромного холодильника, и большими глотками пил молоко из стакана.

— Не спится? — невинно спросила Лада.

От неожиданности молоко выплеснулось на пижамную куртку, и юноша, захватив пальцами рукав, стал яростно тереть ее. Похоже, он не знал, как реагировать на незнакомку.

— Ох, простите, что напугала. Вы ведь в курсе, что у вас гости?

— Да, конечно, — наконец проговорил он. — Тина Андреевна попросила принять... на несколько дней.

— Это, наверное, ваша рубашка? — спросила Лада и, специально, чтобы смутить его подернула ее за ворот. В разрезе из расстегнутых пуговиц мелькнула смуглая грудь.

Давид сглотнул, и, не сводя глаз с девушки, проговорил:

— Моя, и тапочки...

— Мы вас, кажется, раздели, — хихикнула она, забавляясь ситуацией, и протянула ему руку. — Меня Лада зовут, Лада Кренникова.

— Давид Коткин, — представился юноша, и пожал забинтованную ладошку.

— Мою спящую подружку зовут Виолетта, она известная модель, — зачем-то приврала она, стараясь понравиться, — утром познакомлю вас, она красивая, ...блондинка. Вам нравятся блондинки?

— Да, — брякнул Давид, и замолчал.

— Какая жалость! Сколько раз в своей жизни я была в отчаянии от того, что родилась не блондинкой, но вы понимаете, как смешно бы я выглядела, вздумай покрасить волосы.

— Вы очень привлекательны, — выдохнул Давид, все еще держа в руках стакан с недопитым молоком.

— Ветка самая симпатичная из нас, — с уверенностью сказала Лада.

— Прекраснее Тины Андреевны? — спросил искренне изумленный Давид.

— Ах, вот оно что! Вы влюблены в Тину!

— Нет, нет, — запротестовал он, — я просто считаю ее красивой женщиной.

— Бедняжка, вам придется трудней, чем Парису, завтра мы посмотрим, кому вы отдадите первенство! — Лада забавлялась его смущением. — Ну, раз вы такой радушный хозяин, то, может быть, найдете из чего можно соорудить сэндвич? — спросила она.

— Да, да, — заторопился Давид и поставил стакан на столешницу, — сейчас я сделаю...

— Давайте так, — предложила Лада, — сэндвичи я сделаю сама, а вы пока принесете что-нибудь выпить... не молочное. Ну, так как?

— Шампанское?

— Не тот случай, — и тут же осеклась, — за знакомство, конечно, подойдет и шампанское, но в наших широтах любят напитки покрепче.

— Коньяк, виски, водка.

— Дама выбирает водку. А вы молодой человек?

— Я пью молоко.

— Вы пили молоко, — Лада вылила остатки молока в раковину, взяла поданную Давидом бутылку 'Столичной', и разлила ее по высоким стопкам. — А сейчас мой друг, разрешите вас так называть, мы выпьем на брудершафт.

— На брудершафт?

— Чтобы наша начавшаяся дружба была крепкой, как эта самая водка, — проговорив тост с грузинским акцентом, Лада притянула Давида за пижамный рукав, и поцеловала в губы.

Он пах молоком, и тем понравившимся Ладе одеколоном, которым благоухала ее рубашка. Губы его были по-детски мягкими, Лада снова коснулась их, но теперь уже кончиками пальцев.

— Нежные... — проговорила она.

Давид смотрел на черные, с необычным разрезом глаза, на ее тяжелые, прямые волосы, и изогнутую линию губ.

— Понравилось? — осторожно спросила она.

Мужчины в ее жизни никогда не вели себя так, как этот мальчишка, они не упустили бы случая, идущего прямо в руки. А этот... Похоже не знает, что бывает после поцелуев.

Давид промычал нечто нечленораздельное, и она снова поцеловала его, но это был не просто поцелуй двух незнакомцев. Лада положила руку на грудь Давида, и прижалась к нему соскучившимся по ласкам телом. Ее губы не отпускали мужские, и она почувствовала, что он стал отвечать ей — висевшие вдоль тела руки, наконец-то легли на ее талию. Не прерывая поцелуя, она взяла его ладони и положила на свою грудь. Давид вздрогнул, но рук не отдернул. Сначала он не давал им свободы, но когда согрелся ее теплом, то рискнул пошевелить пальцами. Лада наградила его легким постаныванием, и юноша осмелел. Лада уже ощущала его физическую готовность, но еще беспокоилась о моральной. Она отпустила его губы, поняла его сожаление и, запинаясь, предложила:

— Может... покажешь мне... свою комнату?

— Комнату? — переспросил Давид и, увидев ее кивок, добавил: — У меня там беспорядок...

— Я не буду смотреть на беспорядок, — пообещала Лада.

— Лада... — вскрикнул Давид, но она зажала его рот ладонью. Подняла голову, пробежалась губами по его животу, содрогнувшемуся, будто от боли, по левому соску, покрывшемуся тут же гусиной кожей.

— Лада... — прохрипел Давид в ее пальцы.

— Тсс... — она успокаивающе погладила его по голове, по лбу в испарине.

— Лада... — выдохнул он в ее волосы.

Теперь она поглаживала его плечо тонкими пальцами, нежно поцарапывая кожу кончиками ногтей. Давид стиснул ее сильными руками, подмял под себя, и нетерпеливо раздвинул ее ноги своими коленями. Она впустила его, забросила руки на его взбугрившиеся плечи, обвила упругие ягодицы смуглыми ногами, и немного подтянулась вверх. Давид задвигался быстрее. Девушка застонала, уронила руки на простыни, сжимая тонкую ткань забинтованными ладонями.

— Лада... — Давид резко сгреб простыню под ее выгнувшейся спиной, и посадил добычу на влажные бедра. Лицом уткнулся в маленькую грудь, обнимая ее спину дрожащими руками.

— Ну что ты, что ты, — прошептала Лада, — весь дом разбудил...

Он не мог поверить в происходящее: эта невероятно красивая девушка спала в его постели, закинув руку на его грудь. Из-за этого он боялся дышать. Вдруг она проснется, и уже в утреннем свете обнаружит, что это он — Давид, а никакой другой мужчина, коих в ее жизни было много: раскованных, обаятельных, и журнально-красивых. Он пока этих качеств не приобрел. Женщины говорили ему, что он симпатичен, мил, но ужасно стеснителен по поводу всего, что касается взаимоотношений между полами. Вот и Тина Андреевна заметила, что он совершенно неопытен, а проще 'девственник'. Она пообещала ему заняться его сексуальным просвещением и, сама того не ведая, обещание выполнила. Боже, откуда он мог знать, что просьба Тины Андреевны приютить ее подруг обернется для него невиданным экспериментом. Он сошел с ума, когда разрешил Ладе делать с ним все, что взбредет ей в голову! А девушка она одаренная, с изощренной фантазией... Единственная мысль отравляла Давидово счастье — эти немыслимые касания, движения, и позы были привиты ей кем-то, к кому сейчас он так неистово ревновал. Странно, но от этих вроде бы неприятных мыслей он возбудился, и лежал скованный своим напряжением, и этой, практически невесомой ношей, рукой прекрасного создания.

На следующий день, ожидая звезду в гримерной, Давид мучительно раздумывал, открыть ли Тине обстоятельства, побудившие его преступить черту гостеприимства и в первую же ночь сделаться любовником его гостьи? Но, не зная, как начать эту щепетильную тему, стушевался и промолчал.

Глава девятая

Полиция! С какой стати? Он исправно платит налоги, устраивает бесплатные вечеринки для высших милицейских чинов! Ресторатор неустанно зачищал ряды своих служащих — его персонал вышколен, ни одного пьяницы, наркомана и прочей нечисти. Слава Мадонне, желающих работать за хорошие деньги, пусть и под руководством тирана Браско, было немало. Не проходило и дня, чтобы к нему не шли бы с протекционными письмами и нижайшими просьбами пристроить сына, племянника или дальнего родственника. Несмотря на свою любовь к прекрасному полу, женщин Браско на работу не брал. Считал свой ресторан кораблем, а женщину тем демоном-искусителем, который способен совратить любую команду и потопить судно. Даже уборщики в ресторане Браско и те были мужчинами. Позарился старый дурень на девчонку Ризио, и вот что получил! А вдруг это по душу Джованни?

Эти мысли мгновенною вспышкою мелькнули в голове итальянца. Ровным, немного хрипловатым голосом он пригласил:

— Прошу.

В кабинет прошли двое неброского вида мужчин, в костюмах из блеклого, словно выцветшего бостона.

'Какое убожество', — подумал Браско.

Его врожденное чувство прекрасного было оскорблено этим преступлением против хорошего вкуса. Сам Браско модником не был, но всегда придерживался классического стиля, а главное знал, что хороший костюм, белоснежная рубашка и яркий галстук — верное средство обратить на себя внимание лучшей половины человечества. Данные экземпляры мужских особей явно были обделены женским вниманием. Взор за них не цеплялся, и ничто не выделило бы их из серой массы уличной толпы. Но стальной взгляд глаз, сразу напомнил Браско о том, с кем он имеет дело. В обыденной жизни эти мужчины не носят таких костюмов! Это их униформа, она призвана, не привлекать к себе излишнего внимания, и все, в чем упрекал их до этого Браско, вдруг обернулось преимуществом.

— Господин Браско?

— Прошу садиться, — проговорил Браско, все еще не понимая, чем обязан этим господам из полиции.

— Мы сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью, — сказал один из близнецов, и они, как по команде, достали свои удостоверения.

Браско уныло таращился на двуглавого орла, на кириллицу казенного шрифта и черно-белые фотографии. Близнецы дружно захлопнули удостоверения, и синхронно положили их во внутренние карманы пиджаков. Наконец они присели в удобные кресла за широченным африканского дерева столом Браско.