И мне эта идея нравилась все больше и больше. Да, за бортом оставались те же евреи, цыгане, китайцы, но даже и поляки под нее могли бы подстроить свой менталитет, особенно те, которых записали в эту национальность по ходу дела, только чтобы увеличить количество "титульной" нации. Откуда тут цыгане и китайцы ? Ну, цыгане-то понятно — кочевой народ, а китайцы, скорее всего, еще с революции и гражданской, точнее — завезли-то их сюда раньше, еще при царе, когда русских уже стало не хватать, так как многие были на фронте, а ведь кому-то надо и трудиться, хотя бы на неквалифицированных работах — вот и везли китайцев через весь континент на запад. Ну а потом их прибрали к рукам большевики — деваться китайцам все-равно было некуда — вот и вступали массово в ЧОНы и прочие большевистские отряды — латыши с прочими прибалтами и китайцы гораздо проще относились к убийствам местного населения — они тут чужие, есть куда сбежать. А после Гражданской прошло уже слишком много времени, чтобы возвращаться обратно — вот многие и оставались. В Восточной Белоруссии вообще были организованы китайские колхозы и — кто бы мог подумать ! — даже цыганские !!! Ну да ладно — приспособились к белорусизации, приспособятся и к западнорусизму, тем более что по-русски разговаривать как-то уже могли все.
Сама идея возникла здесь чуть ли не в начале восемнадцатого века, во времена походов Петра Первого, причем в качестве реакции на постановление Замойского церковного собора Униатской церкви, постановившего приблизить грекокатолическое служение к римско-католическому. Хотя этот собор, пусть даже и не православный, был уже просто последней каплей в так называемом диссидентском вопросе — вопросе дискриминации неримскокатолического населения Речи Посполитой. Дискриминации не только православных — поляки притесняли и протестантов, и кальвинистов, и лютеран — а ведь Польшу окружали страны, в которых эти течения были как минимум сильны, а то и просто основными. Это как дразнить гусей — до поры весело, а потом ... В общем, Польша сама напросилась на разделы — не только этим, но и этим тоже.
Причем само название "белорусы" было не распространено еще и в начале двадцатого века. Как в 1903 писал этнограф Евфимий Карский:
"Въ настоящее время простой народъ въ Б?лоруссіи не знаетъ этого названія. На вопросъ: кто ты? простолюдинъ отв?чаетъ — русскій, а если онъ католикъ, то называетъ себя либо католикомъ, либо полякомъ; иногда свою родину назоветъ Литвой, а то и просто скажетъ, что онъ "тутэйшій" (tutejszy) — зд?шній, конечно противополагая себя лицу, говорящему по-великорусски, какъ пришлому въ западномъ кра?."
В общем, в дореволюционной России западнорусистские взгляды были доминирующими среди белорусского населения, хотя советская историография утверждала обратное. Правда, непонятно с чего — русские националисты и октябристы на выборах в III и IV Государственные думы получили в белорусских губерниях абсолютное большинство мест. Впервые же тезис о белорусском народе был сформулирован Ластовским в 1910 году. А звали Ластовского Вацлав — не очень белорусское, зато очень даже польское имя. "Все понятно". Этот "белорус" был активистом "Белорусской социалистической громады" — левой партии начала двадцатого века, потом — Председателем Кабинета Министров Белорусской Народной Республики, когда она почила в бозе — смотался на запад, где агитировал за независимую Белоруссию, потом каким-то образом — при таком-то послужном списке ! — работал при советах директором Белорусского государственного музея, и даже секретарем Белорусской академии наук. Хотя с его попытками агитации, то есть призывов к развалу СССР, он по идее должен был быть расстрелян сразу по прибытии в СССР. Но нет — видимо, кому-то он был нужен. Ну, понятно кому — в то время активно шла белорусизация, так что западнорусизм у советской власти был не в чести. Возможно, тогдашние руководители СССР хотели расколоть русскую нацию, чтобы она не стояла единым фронтом против нацменов, которых в высших эшелонах власти и репрессивных органах было уж слишком многовато. Как там говорил Бухарин на ХII съезде РКП(б) в двадцать третьем — "Русские должны искусственно себя поставить в положение более низкое по сравнению с другими, чтобы тем самым искупить свою вину перед угнетёнными нациями". Ну-да ну-да. Да взять ту же Громаду — кто там в руководстве был из белорусов — непонятно. Разве что Алесь Бурбис. А так — Вацлав Ивановский — он "Вацлав", понятно. Карусь Каганец — "каганец", ага ... к тому же полное имя — Казимир-Рафаил Карлович Костровицкий — ну чистокровный "белорус", да ...вот еще разве что братья Луцкевичи, да и те — из масонов. Кто там еще ? Алоиза Пашкевич — из польской шляхты, Франциск Умястовский — тоже под вопросом, потому как "Франциск". В общем — все как часто бывает и у нас — в националистах числятся какие-то левые люди — цыган, еврей, еврей — "все ж наши !". Да и остальные — вроде и свои, но надо бы и разобраться с их "истоками". Это как Кудрин (уже в сторону) — вроде русский, но по вере — иудей, а для человека такого уровня это не просто вопрос свободы вероисповедания — это уже политическое заявление, сразу понятно — с кем он.
А Ластовского-то убили. Сначала в тридцатом арестовали по делу "Союза Освобождения Белоруссии", отправили в ссылку в саратовскую область, в тридцать восьмом арестовали повторно, и уже с концами.
Так что с идеей белорусской нации в это время все было непросто — и продвигали ее сомнительные люди, и слишком многие все еще считали себя частью русской нации. Это уже в мое время все вроде как приняли сложившийся порядок, а здесь ... Поэтому-то меня все больше и привлекала идея западнорусизма. Под ее эгидой можно было отлично объяснить, почему мы ввели общение на русском, да и в дальнейшем ... в общем — надо было крепко думать.
Крепко думать надо было и по другим вопросам. Так, на нас вдруг свалилось много мощного оружия, но с его освоением были проблемы — людей не хватало. Прямо как в советское время — мало урожая — беда, много урожая — тоже беда.
ГЛАВА 9.
— Да, пятый ... да, слышу. Квадрат 17-4-улитка-2 ... длина триста метров ... на северо-восток ... десять-двенадцать километров в час ... Принял ! Отбой !
Лейтенант крикнул:
— Первое орудие ! Осколочным. Заряд три ! Азимут двадцать ! — и склонился над картой — как раз пока он считает более точно доворот и угол подъема ствола, орудие будет заряжено и примерно наведено в нужную сторону. Он выставил линейкой и транспортиром директрису от первого орудия до нужного квадрата, пересчитал все это в углы горизонтальной и вертикальной наводки, скомандовал точные угловые наводки, после подтверждения готовности — команду "Огонь !", сразу же, чтобы уменьшить интервал между выстрелами — "Зарядить !", и прокричал уже в рацию:
— Пятый ! Ловите выстрел !
Прошла почти минута, но "Пятый" выстрела не увидел. Видимо, упал куда-то в лес, причем далеко — батарея еще не делала с этой позиции выстрелов, а данные метеорологов были не слишком точные, поэтому лейтенант взял поправки с запасом, чтобы не задеть своих.
— Давай сейчас доверну на тебя ... да не сильно, не боись ... — и прокричал уже заряженному орудию — Первое орудие ! право пять огонь зарядить ! Второе, третье орудия — азимут двадцать, зарядить !
Вот, после второго выстрела от "Пятого" пошла информация о месте падения снаряда — взрыв встал метрах в трехста слева от двигавшейся по дороге немецкой колонны. Лейтенант пересчитал доворот для каждого орудия, так, чтобы они накрыли начало, середину и конец колонны соответственно — да еще учесть ее движение ! — скомандовал поправки и проорал — "Батарея ! Беглым по три с доворотом влево один огонь !".
Первые выстрелы ушли почти сразу — орудия были заряжены и только ждали команды. А последующие выстрелы пошли уже вразнобой, особенно отставало третье орудие, где расчет был пока еще слабо натренирован. Тем не менее, уже через пять минут от корректировщика пришла информация, что колонна разбита. Теперь предстояло еще больше работы — несмотря на нелетную погоду, требовалось перевести орудия в походное положение и быстренько смотаться с засвеченной позиции. А может, и не засвеченной, но лучше подстраховаться, хотя округа радиусом пятнадцать километров и останется на полчаса без артиллерийского прикрытия. Но за это время к ним не подберется ни одна колонна фрицев, поэтому риск невелик. В крайнем случае, ДРГ притормозят, а там уж и батарея снова будет готова открыть огонь. Еще хорошо, что стволы смотрели примерно в нужный сектор, а то бы снова пришлось доворачивать сами орудия, делать привязку — муторное это дело, менять сектор огня. Скорее бы уж остальные подтягивались. Хорошо хоть теперь поправки на ближайшие два-три часа примерно известны, так что можно будет тратить меньше снарядов на пристрелку, да и потом, если еще придется пострелять хотя бы в ближайшие два часа, их можно будет уточнить по ходу дела. Ну а если не удастся, там уж погода может измениться и придется снова нащупывать поправки пробным выстрелом "наобум". В наших бы не попасть — сейчас-то повезло, но всякое может случиться ...
А на дороге, проходившей через небольшое поле, стоял плач и стон. Еще при падении первого, пристрелочного снаряда калибра 152,4 миллиметра грузовики начали тормозить, а зольдаты выпрыгивать из кузовов. Но от небольшого доворота рукояток наводки не убежишь, хотя два первых грузовика и попытались. Но их выстрелами по колесам стреножила ДРГ, которая и навлекла на колонну немецких грузовиков эту беду. А потом на поле и дороге начали вздыматься огромные столбы взрывов. Даже если снаряд падал в сотне метров, это было хоть и относительно безопасным для немцев, но все-равно невероятным зрелищем, жаль только они вряд ли что-то видели вокруг, так как более близкие падения стеной осколков решетили грузовики и тела. Один из снарядов, упавших прямо на дорогу, смахнул с нее два грузовика, один из которых отлетел в поле, а другой, переворачиваясь через спину, впечатался в сзади идущую машину. Но больше всего поразило прямое попадание в грузовик, шедший в колонне пятым — грузовика просто не стало — вспышка, столб земли — и дымящаяся воронка. Только переднее колесо длинными скачками усвистало горящим шаром через поле.
И, пока оставшиеся в живых фрицы не пришли в себя, ДРГ вышла в поле двумя группами и провела зачистку — дострел, пленение оглушенных, сбор оружия. Было немного боязно ходить по месту недавнего обстрела, но артиллеристы вроде толковые, работали с ними уже не первый раз. Вон — даже второй пристрелочный положили аккуратно, не на головы ДРГ, как было у соседей. Кто только назвал это "дружественным огнем" ... ? Их бы под такой ... Хорошо хоть обошлось без жертв. Ладно, пора за работу — тут немцы в ближайшие два часа не сунутся.
Но они сунулись. Следом за пехотой шла танковая рота и еще одна пехотная — их передовой дозор выскочил из леса, когда ДРГ уже ушла с поля. Вид полного разгрома колонны грузовиков произвел на немцев тяжкое впечатление. Еще тяжелее им было видеть огромные, по три-пять метров, воронки от снарядов. "Опять сталинские молотки" — шептались солдаты. Они, конечно, рассредоточились по полю, выставили дозоры, пока несколько групп искали среди обломков и в поле выживших. Таких не было. А тем временем ДРГ уже наводила на новеньких "свою" батарею, которая успела сменить позицию и даже пострелять по заявкам другой ДРГ, из-за чего смогла открыть огонь не сразу — пришлось разворачивать пушки на старую цель. Зато стреляли сразу залпом, без пристрелки, с приличным накрытием — пехоту, что была вокруг разбитой колонны, просто снесло потоками осколков. Грузовики, что еще не выехали на поле, пятились обратно в лес, а танки стреканули вбок от смертельной дороги. Вскоре на поле уже не было живой души, поэтому корректировщик дал координаты в лесу — авось парой залпов кого и достанем.
Я ведь почему еще затронул проблему производства двигателей для тракторов — нам надо было не только поднимать сельское хозяйство. Нам надо было таскать технику. Тяжелую. Которой у нас стало вдруг очень много. Целых 438 гаубиц. Четыреста тридцать восемь. Гаубиц. Калибра 152-и-4 мэ-мэ. И по шесть боекомплектов к каждой.
Я сам обалдел, когда мне сообщили о захвате полигона с гаубицами и складов. Я еще подумал — ну, гаубицы и гаубицы. Пригодятся. Даже когда мне сказали, что их там много, я не особо насторожился — мы как раз сортировали освобожденных военнопленных — дел было по горло — каждого просветить, пристроить ... Но на всякий случай спросил:
— Сколько ?
— Более четырех сотен.
— Эм ... ?
— Точнее пока не посчитали.
— Да не — сколько Вы сказали ?
— Более. Четырех. Сотен.
— Оп-па ...
Этот полигон находился в десятке километров на юго-запад от Барановичей, и к началу войны там стояло четыреста восемьдесят гаубиц МЛ-20 — их предполагалось распределить по дивизиям ЗОВО. Но не успели. Не успели даже взорвать — ни сами гаубицы, ни боеприпасы. Так они немцам и достались — почти все и почти целехонькие — так, с десяток повредило — и все. Немцы их уже начинали понемногу разбирать — наверное, на пробу. Но вскоре движение по дорогам почти встало и гаубицы ждали нас. Но мы про них узнали только тогда, когда прорвали окружение и вышли к Барановичам. Точнее, непосредственно к гаубицам вышли наши ДРГ, когда о нашем прорыве немцам еще не было известно. Поэтому наши перещелкали из бесшумок полроты охраны, когда зашли на территорию в немецкой форме, остальная половина была добита в ходе боя — и гаубицы стали нашими.
А, на минутку, один снаряд гаубицы кроет площадь сорок метров по фронту и восемь — в глубину. Триста двадцать квадратных метров. Сплошного — с вероятностью девяноста процентов — поражения стоящих целей. Действительного, с вероятностью поражения в пятьдесят процентов — в четыре раза больше. Тридцать снарядов — и живого на гектаре остается немного. С учетом того, что каждый боекомплект содержит шестьдесят снарядов, из которых пятьдесят — осколочно-фугасные — мы можем одним орудием с его шестью б/к покрыть десять гектаров, а все 448 покроют более сорока квадратных километров. Это срыв, а то и отражение примерно четырехсот атак. Ну или накрытие четырехсот колонн — как получится. Да пусть даже двухсот атак — в первой половине сентября немцы и столько-то не смогут произвести — у них и на основном фронте проблемы. А дальше видно будет.
Да и против танков эта бандура вполне так ничего — даже при взрыве на расстоянии в десять метров осколки их снарядов могут пробить броню до тридцати миллиметров. То есть — почти у любого танка этого времени. А уж прямые попадания ... мне смутно вспоминалось, что примерно такие, а может и эти самые гаубицы и стояли на "Зверобоях" — советских самоходках СУ-152. Наши механики с военными, кстати, уже начали пытаться установить пушки на какие-то шасси. Уж не знаю, что у них получится — Т-26 этого монстра и не выдержит, наверное — съедет с катков после первого же выстрела. Разве что КВ, которых у нас было штук двадцать разной степени боеготовности, да может еще Т-34, если ей какие-то сошки приделать. Но и этого было бы немало. Да и без самоходного шасси эта гаубица, точнее — гаубица-пушка — имела угол горизонтального поворота в 58 градусов — почти по тридцать градусов вправо и влево, соответственно, вполне могла применяться и в качестве ПТО — сколько ни маневрируй, а довернуть рукоятку все-равно будет проще, и одна надежда только на промах. Правда, ее сложновато замаскировать -высота орудия больше двух метров. Зато поражает танки, особенно легкие, на дальностях до пяти километров — главное если и не попасть, то хотя бы положить снаряд рядом — там уж осколки сделают свое дело — пробить броню, сорвать катки и гусеницы, повредить орудие и пулеметы — после такого дождя осколков дел ремонтникам будет много, если вообще будет.
