Я встала и со стоном погладила набитый живот.
— Да, — сказала я птице. — Ты права, моя вина. Пожалуй, стоит пройтись.
В кухне между двух окон была еще одна дверь, низкая, широкая, из необработанного дерева, которую могли использовать для доставки продуктов или как вход для слуг. Я взялась за ручку, покачала ее, надавила, но дверь не поддалась. Я посмотрела в окно на сад, видневшийся за железными прутьями. Цветы были яркими, именно такими, как я себе представляла: розовые и темно-синие, белые с темными завитками внутри и снаружи. Деревья оказались очень высокими, а стволы — такими широкими, что обними я их, мои пальцы не смогли бы соприкоснуться. Вокруг стеклянной дорожки росла густая трава; я подумала, как было бы здорово пройтись по ней босиком, и вновь повертела ручку, словно теперь это могло сработать.
— Ладно, — сказала я, убедившись, что дверь действительно заперта. — Вернемся в главный зал.
Входная дверь тоже оказалась закрыта, как и боковая, к которой меня вывела птица. Я села в холле на нижней ступеньке и прислонилась к перилам. Птица смотрела на меня, склонив голову, и я вздохнула:
— Если я не могу выйти наружу, буду ждать его здесь. Темнеет. Скоро он придет.
Я не заметила, как уснула. Когда я проснулась, вокруг была темнота и мерцающий огонек, на секунду ослепивший меня. Я протерла глаза и увидела лампу. Лампу и державшую ее руку.
— Госпожа Усталая Провидица, — сказал Орло, — нет никакой нужды спать на лестнице, когда у тебя есть превосходная постель.
Я быстро встала. Ноги запутались в складках, и Орло подхватил меня под руку, чтобы я не упала.
— Прости, — сказала я, надеясь, что в полумраке он не видит, как я краснею. — Я неуклюжая. Хозяйка всегда ругала меня за это.
Орло слегка улыбнулся.
— В таком случае хорошо, что провидцам не обязательно быть грациозными. Впрочем, надо будет сделать так, чтобы ты не споткнулась о платье, когда прибудешь в замок.
"Когда, — подумала я, и мне стало жарко. — Не "если".
— Рад, что ты немного поспала, — сказал он, поднимаясь со мной по лестнице. — Привыкай отдыхать днем, потому что наши уроки почти всегда будут ночью. — Он обернулся; я надеялась, что он не заметит, как неловко я держу платье над щиколотками. — Тебе понравилась еда?
— Еще как! Я съела слишком много и слишком быстро, решила прогуляться, но все двери оказались заперты.
Мы добрались до вершины лестницы. Орло поднял лампу так, что она осветила оба наших лица. Его было скрыто полумраком; в провалах — щеки, глаза, рот, — собрались тени.
— Наверное, ты хочешь знать, почему, — сказал он.
— Да, — ответила я, хотя днем чувствовала только слабое раздражение.
— Прандел — умный человек. Боюсь, он знает, что я за ним охочусь. Боюсь, он однажды выследит меня. Что если он узнает, где я живу?
— Да, это ужасно, — ответила я, — но если двери заперты снаружи, разве этого не достаточно? Если он не может пробраться в дом...
— А если он проберется в сад? Ты выйдешь, когда меня нет, пойдешь в сад, а он будет тебя ждать... — Орло стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. Он пах чем-то крепким и сладким, медом или вином. Я должна была отвернуться — этот запах напоминал о мужчинах, которые хватали меня в коридорах борделя и пытались целовать. Пьяные мужчины в борделе. Вместо этого я представила, как приближаюсь к Орло, поднимаюсь на цыпочки и ловлю губами его дыхание. На этот раз я покраснела до ушей, даже до шеи, но мне было все равно.
— Я уберегу тебя, Нола, — тихо сказал он. — Если хочешь погулять в саду, мы пойдем вместе, но когда меня нет, ты будешь внутри. Ты останешься внутри. И только я смогу к тебе приходить.
— Да. — Это был ответ, хотя он не задавал вопроса. Мой голос был хриплым.
— Хорошо. — Он отступил. — Теперь дальше. Ты заходила в учебную комнату?
— Нет. Я видела, что дверь приоткрыта, но хотела дождаться тебя.
Он нахмурился. Мы дошли до нужной двери, которая теперь была плотно закрыта.
— Странно, — сказал он. — Я ее не открывал. Никогда такой не оставляю. — Он посмотрел на свою ладонь, лежавшую на дверной ручке, и пожал плечами. — Неважно. Моя бабушка говорила, в этом доме полно тайн, а в таких вещах она всегда оказывалась права.
"Птица", подумала я, когда он открыл дверь. Я обернулась, но за моей спиной был пустой коридор.
— Входи, — сказал Орло, и я последовала за ним.
В холле он зажигал лампы, а здесь стояли два огромных подсвечника. Я ожидала увидеть множество мебели и украшений, но эта комната не походила на другие. Она была больше моей, а из-за своей пустоты казалась огромной. В каждом углу стояло по подсвечнику. В центре находилось то, что я приняла за чашу фонтана. Круглая и неглубокая, она стояла на низкой каменной плите. Я подошла ближе, и от поверхности отразился свет, поскольку чаша была не каменная, а металлическая. Я приблизилась, ловя на себе внимательный взгляд Орло, и остановилась, разглядывая золотую поверхность. Золотистая рябь, золотистые волны, грани и небеса открывались и затягивали меня в свою глубину.
— Ты увидишь в этом зеркале много вещей, — сказал Орло, встав по другую его сторону.
— Это зеркало? — Я чувствовала головокружение и вялость. — Такое большое, и из настоящего золота. Я никогда... — я сглотнула, подумав о медном зеркале Игранзи, маленьком и тёплом от ее распухших пальцев, — никогда не видела ничего подобного.
— Знаю, Нола. Ты представить себе не можешь, как я рад, что показываю его тебе, и что здесь ты обретешь свою истинную силу. Здесь. — Он протянул руку, и я проследила за ней взглядом, обернувшись через плечо.
У дверей стояла клетка. Она тоже была золотой, ее прутья доходили почти до потолка, сложным образом переплетаясь наверху. В клетке я увидела настоящий древесный ствол с короткими и редкими голыми ветвями. На самой верхней ветке сидела птица. В свете свечей ее перья казались шелковыми, а глаза — янтарными, твердыми и прозрачными.
— Это Уджа, — сказал Орло, подходя к клетке. — Разве она не красавица?
— Да, — сказала я. — Да, я видела... — Я хотела сказать, что уже встречала ее, что это она разбудила меня и привела на кухню, но тут Уджа раскрыла крылья и пронзительно закричала.
— Уджа! — резко произнес Орло. — Тихо! Нельзя пугать гостей.
Она медленно опустила крылья. Ее голова склонилась, и она ровно, не мигая посмотрела на меня.
— Видела? — спросил Орло, поворачиваясь ко мне.
— То есть... слышала. Я что-то слышала, как будто птицу, но решила, что это сон. — Не знаю, почему я солгала, однако Уджа, кажется, все поняла: она выпрямила шею и проворковала, как раньше, когда мы были одни.
— Уджа не сон, хотя это не обычная птица. Я использую ее, чтобы вызывать видения, чтобы видеть Узор в следах ее когтей и иногда клюва. — Он сунул палец между прутьями и попытался коснуться ее серебристого когтя. Она слегка попятилась, чтобы он не смог до нее дотронуться, и он скривился.
— Когда она полностью здесь, а не в Ином мире, то бывает не слишком вежливой. Попытаюсь убедить ее быть с тобой дружелюбнее.
— Хорошо, — сказала я. На этот раз моя скрытность не показалась ложью — это было что-то вроде игры или странной, безобидной тайны.
Я отвернулась от Уджи и посмотрела на стену с другой стороны двери. (Думаю, именно в тот момент меня запоздало осенило, что в комнате нет ни одного окна). Здесь стоял единственный предмет мебели, шкаф с деревянными ящиками внизу и стеклянными дверцами наверху. За дверцами были полки со знакомыми вещами: чаши и кубки, стеклянные баночки с зернами, разноцветные палочки воска. Я улыбнулась их привычности, а потом перевела взгляд выше и увидела ножи.
С крюков над полками свисало шесть ножей. Они располагались по размеру. Самый большой напоминал тот, которым Бардрем резал кочаны капусты и салата, но лезвие было иным, изогнутым, как когти Уджи, с выемками с обоих краев. У самого малого лезвия было столько выемок, что оно напоминало крошечную пилу.
— А это для чего? — спросила я, хотя мне не слишком хотелось знать.
Орло прищелкнул языком, а Уджа издала звук, похожий на ворчание собаки.
— Дорогая моя, — сказал он, — у тебя не было еще ни одного урока, а ты уже хочешь знать самые глубокие вещи? — Он встал так близко, что его рука почти касалась моей. Я чувствовала жар, идущий от его кожи, и захотела положить на нее свои прохладные пальцы — захотела так внезапно и так сильно, что мне пришлось сжать их в кулак.
— Еще рано, — серьезно произнес он. Слыша эти слова от Игранзи, я возражала, но ему только кивнула. Глаза Орло, которые, казалось, всегда были в движении, пригвоздили меня к полу. — Но, — продолжил он, с улыбкой отходя назад, — есть многое, чему я могу тебя научить прямо сейчас. Давай приступим?
Глава 10
Поначалу уроки напоминали те, что были в борделе: много лекций и никакой практики. В первые недели я едва замечала происходящее и еще меньше беспокоилась. Орло приходил вечером или с наступлением ночи и говорил, говорил, а темнота сближала нас, словно мы были одни во всем мире. Он много рассказывал об истории прорицания, и это должно было казаться мне скучным, но я слушала его, затаив дыхание. Я смотрела, как он ходит вокруг зеркала (мы никогда не сидели), или как расхаживает перед одним из больших деревьев в саду, и каждый шаг, каждое движение губ или бровей оживляло его слова. Я помню, как он разыгрывал "Предательство провидца Алдиниора" — все части, каждого иностранного посла к фрейлине королевы, которая на самом деле была провидицей-ученицей, замаскированной мятежницей. Помню, как смеялась до слез, а потом, когда история превращалась в трагедию, плакала так, что металл зеркала и перья Уджи расплывались перед глазами.
Он велел мне читать книги из его библиотеки (еще одна огромная комната с деревянной и кожаной мебелью) после того, как с удивлением обнаружил, что я умею читать. Но какими бы прекрасными и таинственными не казались те книги с золочеными страницами и запахом старой бумаги, его слова были лучше.
Я тоже говорила, и он не возражал. Он терпеливо относился к моим вопросам о замке и сам спрашивал то, чем больше никто не интересовался.
Сегодня эти уроки-разговоры перемешались: я помню фрагменты, их цвета и текстуру, но по отдельности они не существуют. Один долгий разговор без перерыва, который тянулся все лето.
* * *
— Сколько в замке учеников-провидцев?
— После ухода Ченн осталось четверо.
— Сколько им лет?
— Десять, двенадцать, четырнадцать и восемнадцать. И прежде, чем ты спросишь, я отвечу: два мальчика и две девочки.
— А сколько учителей?
— Помимо меня, еще двое.
— А мастер Телдару, он учит?
— Иногда он посещает занятия, смотрит. Иногда что-нибудь говорит.
— Сколько ему лет?
— Ты сама должна это знать, Нола. Если ему было пять, когда он попал во дворец, если он служил королю Лоранделу четырнадцать лет, и если он служит королю Халдрину шестнадцать, то ему...
— ... тридцать пять? Но это так мало, он такой...
— Да, да, легенда наделила его возрастом большим, чем на самом деле, и говорят, что он мудр не по годам...
— Ты злишься. Он тебе не нравится?
— Он мне очень нравится, но если ты не перестанешь задавать о нем вопросы, мне будет трудно сказать то же самое о тебе.
— Ты ревнуешь!
— Совсем немного. Мы с ним почти ровесники — и я не скажу, сколько мне лет. Я знаю его со времен нашей юности. Иногда сложно быть рядом с таким величием и не обладать ничем подобным. Но хватит об этом. Скоро ты его увидишь и получишь все ответы, какие тебе нужны. А до тех пор ты моя.
* * *
— А король?
— Мы говорили о характеристиках вина. Причем здесь король?
— Он должен быть ровесником Телдару, и твоим. Ты хорошо его знаешь? Они с Телдару должны быть как братья...
— Да, они вместе росли, но Телдару на несколько лет старше, и король доверяет ему свою жизнь. Оба они невероятно симпатичные, хотя я еще симпатичнее, и они страшно мне завидуют. Этого вам достаточно, госпожа Чересчур Любопытная Провидица?
В тот день он впервые привел в дом своего пса Борла. Помню, что Борл выпрыгнул из кустов за спиной Орло, когда тот сказал "госпожа Чересчур Любопытная". Он уронил к ногам Орло кролика и замер в ожидании; его гладкие бока ходили вверх-вниз, а язык свисал из пасти, открывавшей пятнистые коричнево-розовые десны. Я попятилась — мне никогда не нравились собаки.
Кролик был маленький, коричневый и все еще дрожал. Орло хмыкнул:
— Он притворяется мягким, принося их живыми. — Собаке он сказал:
— Молодец!
Борл заскулил и опустил в траву длинную узкую морду.
Орло поднял кролика, свернул ему шею, и я услышала хруст. Я много раз видела, как это делают Рудикол и Бардрем, и не вздрагивала, но сейчас все было иначе. Когда шея кролика сломалась, у меня перехватило дыхание.
Орло взглянул на меня.
— Ах, Нола... такая мягкосердечная. Ты будешь радоваться таланту Борла, когда отведаешь кроличьего рагу. Впрочем, для этого нам понадобится повар. Я могу сделать суп и хлеб, но рагу... — Он встал, задумчиво глядя на тени деревьев. — Повар, — вновь повторил он.
На следующий день он привел Лаэдона. Разговоры кончились, начались дела.
* * *
Поначалу я была в восторге.
— Есть кое-кто, с кем ты должна познакомиться, — сказал Орло. — Он будет готовить тебе настоящую еду и поможет с уроками.
Я выбралась из своего любимого библиотечного кресла. Целый месяц я садилась в кресло, похожее на трон, и хотя меня никто не видел, из-за его великолепия я чувствовала себя немного глупо. Впрочем, не так давно я пересела в другое, низкое и круглое, сплетенное из толстых стеблей тростника — странная вещь, которая казалась привезенной из другой страны. Однако на его сиденье лежала глубокая мягкая подушка, и я дремала в нем не меньше, чем читала.
— Что? — Я закрыла книгу — тонкий том о прорицании с помощью воробьиных костей, распространенном во времена правления Мальчика-Короля. "Здесь появился кто-то еще, — подумала я, и за этой мыслью устремились другие. — Мы больше не будем одни, как жаль... нет, не жаль, мне здесь одиноко, когда его нет... помощник и повар; Узор и Путь могли привести Бардрема..."
На кухне пахло кипящим вином, мясом и ароматным бульоном. Стол был уставлен тарелками, на которых лежали овощи и кости. Теперь это было похоже на кухню и также пахло. В последний раз я подумала "Бардрем" и услышала, как Орло произносит:
— Лаэдон.
Из теней в дальнем конце кухни, шаркая ногами, вышел старик. Вероятно, старик: на нем было столько одежды, столько разноцветных тряпок, что его тело казалось бесформенным. На голову была натянута плотная кожаная шапка, из-под которой выбивались пряди желтоватых волос, свисая на покрытые щетиной впалые щеки. Его глаза были голубыми, подернутыми белой пленкой, и бесцельно блуждали по кухне.
— Лаэдон нас слышит, — сказал Орло. — Правда, Лаэдон? Но он немой уже много лет, а слепой еще дольше.
