На берегу как обычно было столпотворение — кто-то ликовал и радовался тому, что родич вернулся живым и здоровым. Другие — как мать Сокола, с ужасом в глазах, молча смотрели на раненых. Некоторые женщины голосили, узнав о постигшей их семью потере — хотя были и те, которые просто молча осели на землю и сидели, отречено покачиваясь, не произнося при этом ни звука. Последние, отсутствующим взглядом смотрели в одну точку, не обращая никакого внимания на тех, кто старался хоть как-то их утешить.

А немногим ранее, молодой Ободрит, хоть и сошёл на берег своими ногами, но сделать это самостоятельно у него не получилось — голова кружилась настолько сильно, что земля уходила из под его непослушных ног. Благо его соратник — сверстник Заяц, заботливо подставил своё плечо и помог Соколу дойти до капища стоящего немного на отшибе от города, где все бойцы должны будут пройти обряд очищения. Правда это вызвало на суше ненужную мини панику в семействе Ободритов — засуетилась Светозара. Она всё время порывалась подойти и помочь раненому Соколу, но немного приблизившись, неуверенно останавливалась, не доходя нескольких шагов. Причиной этих остановок были то чей-то грозный оклик, то строгий взгляд. Вот так и шли все прибывшие воины: а за ними — на некотором отдалении, следовали их родичи, в том числе и внешне спокойная Умила. Но это спокойствие у матери было только показным: в её груди подобно загнанной птице отчаянно трепеталось сердечко, разрываемое страхом и болью за жизнь сына. Немного поодаль этого шествия еле дыша от переживания за сердечного друга, шла Беляна. Она следовала за прибывшими воями со слезами на глазах, неотрывно смотря на своего любимого человека и в этот момент, она была совершенно не похожа на себя — обычно всегда весёлую и бойкую девицу. Сейчас она больше походила на обыкновенную, заплаканную девчонку.

Вскоре все прибывшие варяги вошли на территорию капища, и его ворота закрылись. После чего снаружи был очерчен круг, отрезающий от внешнего мира всех людей обагривших свои руки чужой кровью. Также на капище остались жрецы и ведуны, которые сразу же стали врачевать раненых. Один из этих жрецов — Чурила, вскоре склонился и над Соколом, дав ему испить какой-то отвар, от которого юношу быстро потянуло в сон, и он, несмотря на свои попытки этому сопротивляться, вскорости крепко уснул...

Великдень (Масленица) день ее окончательной победы над зимою и смертью — точнее третья закличка. На самом высоком холме, дружина князя Годслава, обнажившись по пояс, под мерные звуки заговора, извлекала священный огонь. Был среди добывающих огонь и сам князь, по его поджарому и сильному телу — несмотря на холод, струился пот: впрочем, как и у всех участников этого священнодействия. Вскорости, из-под вращающегося тяжёлого ворота появился первый дым становясь всё гуще и гуще, самый старший ведун, подложил под специальный желобок гнездо из сухой пакли. Надо сказать, сделал он это как нельзя вовремя — ворот свершил ещё несколько движений и, в гнёздышко упало несколько небольших искр. Старый Тетыслав, тут же поднёс начавшую тлеть паклю к своему лицу и умело — в несколько дуновений раздул священное пламя. Не по возрасту проворно, ведун вложил набирающий силу огонь в небольшую пирамидку костра, где пламень, получив необходимую ему подпитку, начал обретать силу — символизируя этим окончательную победу жизни над Морой.

В свою очередь, княжьи вои зажгли от первого костра факелы и понесли молодой огонь к окружным кострам, наваленным из принесённой из жилищ ненужной рухляди и отслуживших своё вещей. Один за другим они возгорались, чтоб помочь красавице Весне победить стужу. И возле каждого нового очага начинали водить хоровод, восхваляя песнопением великое возрождение жизни сбрасывающей с себя белые зимние пелены. — '... Ой, замкни тем ключом зиму холодную, отомкни весну — красну-девицу, отомкни горлицу яснокрылую. ...‟ — Разносилась по округе песнь — выводимая женщинами рода Ободритов.

Меж костров, немного нелепо и косолапо забегали ряженые — изображающие пробудившегося хозяина. Они шутливо хватали всех зазевавшихся и страшно рычали, бегая за малыми детьми. Те же в свою очередь, хохоча, убегали от ряженых — эмоционально реагируя на эти игрища и, ради забавы дразнили тех, кто за ними гонялся.

Ждан, по возрасту ещё не мог участвовать в этих догонялках, поэтому стаял рядом с мамой, держащей на руках его младшего братишку и, открыв рот, с интересом наблюдал за всем, что происходило вокруг. С некоторым испугом он поглядывал туда, где начался кулачный бой и неосознанно крепко схватился за подол одежды своей матери.

— Ты это чего так испугался сынок? — Умила проследила за направлением взгляда её старшего ребёнка и, улыбнувшись, стала его поучать. — Не бойся глупенький, этот бой говорит о противостоянии Зимы и Весны, которое неминуемо закончится победой...

— А это кто у нас дрожит? — Послышался ласковый — немного насмешливый голос Годслава. — Ну-ка сынок, смотри ка, что тут тебе зайчик передал.

Ждан оглянулся на голос отца, и увидел что тот нежно улыбаясь, протягивает ему плошку (плоская глиняная посуда) с горячими блинами ...

Открыв глаза, Сокол с огорчением понял, что это был всего лишь прекрасный сон: а действительность его встречала головной болью и жутким чувством голода. Молодой воин лежал на деревянном настиле, расположенным под навесом, а рядом с ним лежали и сидели его раненые товарищи. Он не мог понять кто именно: но неподалёку — справа, кто-то, находился в беспамятстве и слабо постанывал. Чтоб удовлетворить возникшее любопытство, юноша, опираясь на локти приподнялся, и сразу приятно удивился — голова почти не кружилась. Осмотрелся вокруг и это тоже не вызвало былых неприятностей: хотя, разглядеть стонущего воина не получилось — его лицо прикрывала спина жреца склонившегося над бедолагой. Священнослужитель, время от времени макал в стоящую рядом с ним чашу небольшую тряпицу и то ли протирал ей покалеченного, то ли часто менял на его голове компрессы. От этого созерцания его отвлёк спокойный, заботливый голос Чурилы:

— С пробуждением тебя воин, ну и озадачил ты всех своим долгим сном.

Соколик аккуратно оглянулся на звук и увидел подходящего к нему ведуна. Тот неспешно шел, держа двумя руками глубокую крынку — источающую донельзя знакомый и очень приятный аромат. Двигался жрец аккуратно — стараясь не расплескать драгоценное содержимое глиняной посуды. Его взгляд из-под седых бровей, бегло 'пробежался по юноше', явно оценивая его физическое состояние: при этом он был уставшим и одновременно душевным — располагающим к доверию и желанию выговориться.

— А что, разве я долго спал? — Удивлённо поинтересовался юноша.

— Да вот, уже четвёртый день поди пошёл. — Ведун остановился рядом с Соколом и, удерживая сосуд только в левой руке, правой пощупал лоб молодого человека и заглянул в глаза. — Спал яки тот младенец, даже временами улыбался чему-то, видать что-то хорошее тебе снилось.

Готславович хотел рассказать о сне, но жрец его опередил — дав указание:

— Ну, раз проснулся, то пей этот отвар самостоятельно. Устал я тебя как дитя малое поить.— И протянул Соколу посудину, внимательно наблюдая, чтоб юноша не пролил ни капельки её содержимого.

Несмотря на приятный запах отвара, на вкус лекарство, оказалось несусветною горечью. Так что, каждый глоток давался с немалыми усилиями.

— Ну, вот и ладушки, вот и молодец: теперь пойди, прогуляйся по капищу. Твоё тело измучилось от вынужденного лежания и далее, без движения, будет только чахнуть.

Того же мнения был и Сокол: поэтому превозмогая слабость он поднялся и немного пошатываясь, мелкими, не очень уверенными шажками направился к Чурам — охраняющим вход в капище. А затем, достигнув входа, оглядевшись и справившись с начавшимся головокружением, продолжил свой путь вдоль изгороди — мимо деревянных изваяний богов. Все воины, мимо которых он проходил, приветствуя, кланялись ему — юноша как мог, отвечал на приветствие и упрямо продолжал идти.

— Здоров будешь Соколик, — послышался немного сзади и справа голос Ломоноса, — погоди маленько, сынок, давай вместе пройдёмся.

Молодой человек остановился и, повернувшись, насколько смог, отвесил глубокий поклон своему командиру. Отчего, у него снова закружилась голова.

— И ты будь здоров Дядька Ломонос. Ну что, я готов понести любое назначенное тобой наказание.

Сокол тоже удостоился уважительного поклона и после чего старый Варяг-Рус придирчиво осмотрел своего повзрослевшего воспитанника и немного откашлявшись, проговорил:

— Коль так, то наказание будет таким — в следующий поход я пойду без тебя. А ты же — чтоб не терять попусту время, этим временем будешь учить наших волчат ратным навыкам. Я сам подберу тебе учеников, а после — когда вернусь, посмотрю, что у тебя из этого получится...

Ратко Станимирович — князь Арконы, уже знал все подробности о том, как его варяги разбили обнаглевших разбойников, имевших наглость напасть на соседний остров. Трацкон и Ломонос подробно поведали ему обо всём. Доложили о том, как они подходили на своих ладьях к берегу; и о том манёвре — позволившим им почти без потерь высадиться на острове; и как полностью уничтожили неприятеля. Теперь его интересовало другое: — 'Почему Мурманы и другие воинственные соседи, в последнее время, забыв о страхе, участили свои набеги на земли, которые были под защитой Руяновичей? Не пора ли наведаться к ним в гости и хорошенько остудить их пыл'?

Томимый такими раздумьями, светлый князь сидел возле большого очага гридницы, а рядом — на длинной скамье, двое Варягов-Руссов, ожидали его дальнейших расспросов. Но, Ратко не спешил этого делать. По этому походу ему и без того всё было ясно.

— Эти двое, как всегда оправдали мои ожидания, преподав злодеям достойный урок. — Подумал князь и в очередной раз, рассеяно посмотрел на Варягов. — Слышал, что они сдружились сразу после появления Трацкона на острове: а если мне не изменяет память, то привёз его сюда покойный Бажен. И сейчас его, ватажкой правит этот Ободрит — лучший друг погибшего князя Годслава.

Ратко ухмыльнулся своим мыслям, на что отреагировали оба его гостя. Оба варяга напряглись и внимательно посмотрели на князя.

— Что же вы сразу не привели с собой Сокола? — Флегматично поинтересовался князь. — Долго же мне приходится ждать. Гадай теперь, как быстро он предстанет перед моими очами.

— Так кто же знал, что тебе княже, захочется увидеть этого молодого воина. — Поднявшись со скамьи, ответил Ломонос. — Думали, что ты как обычно, вместе с волхвами нас выслушаешь, уточнишь детали и, на этом всё закончится. Привыкли мы сами перед тобой ответ держать.

Ратко жестом указал, что говорящий может не вставать, но тот, пока всё не сказал, так и не присел.

— Так не каждый молодой боец в первой же сече умудряется победить Берсеркера. Тем паче...

Судя по шагам — доносившимся из-за двери, кто-то спешно шёл — почти бежал по клети. И князь замолчал на полу фразе, устремив свой взор на вход в гридницу. Вскоре, в нём показался худощавый и не очень высокий юноша. Его русые волосы, выглядывали из-под чистой повязки на голове, слабый пушок на лице, сформировал некое подобие бороды. А цепкий взгляд серых глаз, сразу устремился на Станимировича.

— Будь здоров княже. — С гордым поклоном поздоровался молодой воин. — Звал?

— Судя по вышивке на вороте рубахи, это и был родич Трацкона, и не просто родич, а сын его покойного князя. Тогда интересно, почему он не в дружине своего дядьки? — Мысленно подметил Ратко. — Хотя стой. Старый Велемудр, закрепил Ломоноса наставником к пришлым Ободритам и их детям: кажется особо к Соколу.... Ай да старый лис, ведь знал, что, в конечном счёте, дети привяжутся, прикипят к приставленному к ним дядьке, причём не меньше чем к своим кровным родичам. Да и приказы, советы привыкнут получать именно от наставника...

— Ну, здравствуй воин. Так вот ты каков, гроза обезумивших Берсеков. — Ответил князь вошедшему воину. — Как твоё здоровье после ранения; как родичи? Вот, сегодня я услышал сказы о твоём ратном подвиге и захотел тебя увидеть. Ну что стоишь? Проходи, присаживайся: да поведай мне, как это ты один на один, с таким грозным врагом справился.

Станимирович по-хозяйски — жестом, указал куда должен сесть юноша, а сам приготовился слушать ответы на все свои заданные вопросы.

Парень, нисколько не смутился от такого обилия 'обрушившихся‟ на него вопросов. Он внимательно всё выслушал — исподволь, украдкой посматривая на военные трофеи, выставленные вдоль стены расположенной напротив двери. При виде этого обилия оружия, у юноши от восторга 'загорелись‟ глаза: впрочем, как и у всех людей, впервые попадавших сюда. Знал князь, как нужно вербально демонстрировать мощь своей дружины и активно этим пользовался.

— С него может получиться отличный дружинник: к броне (оружию) не равнодушен, если даже тушуется передо мной — то это совершенно не заметно. А как, независимо держится — и вправду Сокол. — Размышлял Ратко, пристально рассматривая юношу. — И как это у него естественно выходит, ни вызывая никакого напряжения. Чувствуется княжья кровь, и кто-то его приучил так себя ощущать.

Тем временем, Годславович неспешно подошёл и с величественным достоинством уселся на место указанное князем и начал своё повествование. А Ратко, в свою очередь, 'в пол уха‟ слушая рассказ воина, продолжил пристально его осматривать:

— Жилист — хотя вряд ли ещё достиг своей полной силы; даже передо мной взгляд не опускает. — Мысленно подмечал князь. — А во взгляде что-то знакомое присутствует.... Тьфу ты, да он же меня оценивает. Как же я сразу не догадался. О-о-о как внимательно за мной наблюдает — тоже подмечает, как сижу; как хмурюсь. Готов биться об заклад, что старается сделать первые выводы о том, что от меня можно ожидать...

— Погоди, так ты говоришь, что сам виноват в полученной ране? — Поинтересовался Станимирович, услышав, как юноша на это посетовал. — Говоришь, что ты в этой схватке допустил грубейшую ошибку.

— Ну да княже. — Пояснил Сокол. — Нельзя пытаться лёгким оружием отражать удары более мощного. В этих случаях, нужно или издали стрелами бить, или, если нет такой возможности, в крайнем случае, уклоняться — подставляя щит так, чтоб удар по нему прошёл по касательной.

— Ты прав воин. Надобно уметь побеждать врага военной хитростью и сноровкой. — С этими словами князь снял со своей шеи серебряную гривну и протянул её Годславовичу. — Вот возьми и носи её в знак моего уважения твоих ратных успехов. И также того, что ты — несмотря на свою молодость, можешь признавать свои ошибки: и делать правильные выводы.

Не ожидая такого поворота событий, юноша немного растерянно встал, но быстро овладев собой, подошёл к Станимировичу: доверяя князю самому одеть гривну на свою шею.

— Живи так, чтоб я не пожалел что выделил тебя среди других воинов. Перун свидетель, не каждого даже бывалого воина я так привечаю. — Тихо сказал Ратко, застёгивая застёжку.

— Благодарю оказанную честь княже. Да пусть меня сразит моё же оружие и отвернуться наши боги, если я тебя подведу. — Глядя в глаза Станимировичу ответил юноша.