А дальше дело не пошло — машина стояла таким же трупом, как и ее водитель, повороты ключа ничего не давали. В таинственном нутре машины ничего не отозвалось. Попытались найти возможные тайные секретки — не нашли ничего и по-прежнему ни одна лампочка даже не загоралась, как ни вертели ключем в замке зажигания. Только еще больше замерзли и перемазались — с мертвяка натекло кровищи на сидушку, там она подмерзла или подсохла — а мама с дочкой то ли разморозили, то ли потревожили сохлую пленку, садясь и меняясь местами.
Ирка сумрачно подумала, что вот, попали фифы даже не в реальную жизнь, а куда похлеще. Тут и злорадствовать не хотелось. И серьезные люди в хаосе Беде не выжили, а эти две куколки балованные вообще шансов не имели.
Правда, дослушать все более путанное повествование все же стоило — и из вежливости, завтра не хотелось бы получить мстительную пулю в спину, да и может пользы какой найдется. Кудлатая все-таки вот лежит, живехонькая. Вроде засыпает только, слаба она на выпивку. А может и перенервничала, вспоминая и снова переживая тот кошмар.
Но еще бормочет, все путанее и путанее... Ириха успела еще из вороха обрывков понять, что все-таки одна из машин, перших по трассе метеорами, все же остановилась, подобрав двух чучел с размазанным макияжем в драных чулках, чужой мужской одежонке и обувке с чужого плеча. Ирина представила, какой запашок от мамиты с дочкой был после ночевки в куче мусора, тихонечко про себя хмыкнула.
Хороши были богачки, чисто немытые плечовки после неудачной ночи. Ан все же их подобрали и даже подвезли аккурат в нужное место. Повезло, конечно, что хоть кто-то остановился и не те люди в машине оказались, что веселились на новосельи. На свою беду мамита с дочкой выбрали не самый лучший стиль поведения, добросердечные попутчики, оказавшиеся весьма простецкими парнями 'не их круга' были сильно удивлены накатившей на обеих женщин волне высокомерия и в общем, видно, посчитали их слегка тронувшимися умом.
Да оно и впрямь так было, после веселых развлечений-то. Короче говоря, их высадили в нужном месте, сделали ручкой и поехали по своим делам, сказав наверное потом 'с дурами поведешься — сам дураком станешь!' Двор был пустым, никто по нему не таскался. Подъезд дома был на счастье мамиты с дочкой тоже совсем безлюдным. Правда, лестница была густо завалена всяким барахлом — видно потерянным в ходе эвакуации — но и живых и мертвых не было.
Дверь в дочкину квартиру была аккуратно взломана, внутри был хаос, но что странно — водопровод работал, электричество было, и даже по городскому телефону удалось связаться с одним из дочкиной компании. Не самым лучшим. Чего уж, совсем не самым лучшим, бывшим в компашке на самой низкой ступеньке. Сдуру кудлатая даже обрадовалась знакомому голосу и тому, что вот — человек из их круга, не быдло какое-то... Вот он потом и приехал с дружками...
Как раз тогда, когда и мамита и дочка успели буквально с оргиастическим восторгом вымыться, сдирая с себя омерзительную грязь прошлого дня, радостно переодеться в чистенькое и наконец-то вздохнуть с облегчением. Самое жуткое осталось позади! Выпили по бокалу вина, оказавшегося не замеченным грабившими квартиру мародерами — дешевенького, всего за пять тысяч евро, нашлись какие-то закуски и заедки, вроде бы и пустяковые, но показывающие — жизнь налаживается! Мамита еще пошутила, что больше не будет никогда выговаривать дочке за хаос в жилище — потому что именно благодаря ему мародеры не нашли и вино, стоявшее почему-то за шторой, ни заедки, лежавшие в платяном шкафу — а шмотки как раз не очень были интересны шарившим, вот из холодильника было унесено все подчистую. Так было прекрасно вздохнуть с облегчением! Сейчас приедет старый приятель, который тоже выжил, да еще и с друзьями, которые тоже выжили и значит — знают, что надо делать. Они помогут, хоть конечно и не того круга люди, а низшие. Ну да и от низших можно принимать услуги.
Кудлатая внезапно захлюпала носом и, горько поплакав пару минут, вдруг вырубилась.
Словно ее выключили.
Ирка не слишком удивилась, она помнила, что сама так вырубалась в детстве после плача. Подумала немного, потом накинула покрывало на спящую. Та вдруг отчетливо произнесла, не открывая глаз:
— Поспорили они, как — лопнут силиконовые имплантаты в груди от ударов или нет.
— Лопнули? — удивившись такому внезапному ходу событий ляпнула Ирка.
— Нет. Один лопнул, а второй загнали подмышку, а не лопнул — удивительно серьезным и трезвым голосом ответила, по-прежнему не раскрывая глаз, кудлатая и и тут же опять вырубилась.
— Забавники, однако, у тебя в друзьях были — неприязненно подумала Ириха.
Потом встряхнулась.
Своих проблем хватало, нечего чужие еще себе заморачивать...
* * *
60. Радио.
Думать у меня не слишком получается. Не, в теории я про допросы немного все-таки знаю. И Дима-опер, помнится много чего толковал, и братец тоже делился всякими пустяками.
Да и надо сказать, что после спонтанной расправы с предыдущим ментовским начальством в Кронштадте довольно быстро и жестко сорганизовалась недурная следственная группа. Во всяком случае воровства стало куда как мало. До незапирающихся дверей дело еще не дошло, но про квартирные кражи я давно не слыхал, хотя люди остаются людьми и для ментов дел все равно хватает. Так что широко распространенного во всяких дурацких фильмах мордобоя мне пока наверное не стоит опасаться, допрос с мордобоем — это признак круто непрофессионализма допрашивающих.
Есть гораздо менее суетливые способы развязывания языка, типа полевого телефона, крути себе ручку, вырабатывай ток... Тоже не радость, хотя и это не обязательно, серьезные дядьки умеют при допросе оказывать такой моральный и психологический прессинг, что и телефон без надобности. Черт, не о том думаю. К чему готовиться? К спокойному и методичному опросу, когда и сам не заметишь, как тебя оплетут грамотно расставленной сеточкой, в которой и запутаешься.
Или не до того им тут будет?
Или это все-таки провокация и меня начнут экстренно потрошить? Или все же просто настучат по сусалам, как давно предлагал мрачный и злобный дядька? Нет, скорее всего будут увозить отсюда, тут не их вотчина, тут им неуютно будет.
Хотя нафига меня увозить, если это не организованное мероприятие? С другой стороны вербовать заляпавшегося в чем-то нехорошем субьекта — всегда полезно, это только дураки полагают, что агентура сейчас никому не нужна, всегда была нужна и сейчас ровно то же... Вот надавал бы себе по морде сейчас — рация-то у меня есть, только хрен ее знает, на какой она волне.
Включить я ее успею, сказать пару слов. А вот кому и куда? На деревню дедушке, Константину Макаровичу!
Поза неудобная, но зато рацию подаренную я смогу сразу же взять в руку. И когда в комнатку вваливается сразу несколько человек я выдергиваю эту самую 'ежитсу' из кармашка, успеваю поднести к лицу и четко — ну надеюсь, что оно так вышло — говорю о том невидимому партнеру (хорошо если он есть, а не вообще в мировой эфир, догонять первое сообщение Попова), что арестован ржевскими по надуманному предлогу и нахожусь в домике рядом с отштурмованным коттеджем.
Рацию у меня тут же выдергивают. Заодно получаю невзначай чьим-то коленом в ухо. Не очень больно, но очень обидно. Ну все. Настало время петь арии.
Собственно вошедших четверо — двое мне знакомы — тот самый старлей и злобный сукин сын, норовивший мне все время в портрет заехать. Двое других свеженькие, одного вроде бы видел раньше. Тоже, черт их дери, такие обыкновенные, что потом и словесный портрет не составишь. Только и смогу потом сказать, что один европеоид, а другой — азиат.
— И кого же это вы по нашу душу вызвали? — вполне мирно вопрошает один из свеженьких. Тот, что азиат.
— На мой взгляд это неважно — по — возможности ровно отвечаю я.
— Значит, неважно, ну-ну. А они в курсе того, что вы обвиняетесь в сотрудничестве с людоедами? — уточняет второй вошедший.
— Уже и обвиняюсь? Я к слову — арестованный или еще задержанный? — наглею в ответ.
— Собираетесь требовать адвоката? — равнодушным голосом осведомляется первый.
— Нет, пытаюсь понять, что тут со мной происходит.
— Мы это тоже хотим — радует меня второй совпадением наших интересов.
Странно. Они вообще-то по канонам допроса должны бы уточнить, кто я и откуда, начать вести протокол или, если спешат — то начать записывать разговор на диктофон, но этого нет и в помине. Впрочем, диктофон может быть и не на виду, да и допросы в полевых условиях несколько отличаются от канонических. Опять же я про МВДшную методику наслышан. А они могут быть и из смежных с МВД контор.
— В таком случае вы должны меня спросить, где я был тогда-то и тогда-то и что делал, а потом сравнить с наветами этих двух пленных мерзавцев.
— Приятно иметь дело с грамотным человеком — иронизирует азиат. И действительно спрашивает именно это, называя какую-то совершенно для меня незапомнившуюся апрельскую дату. Совершенно для меня не отложившуюся в памяти. С неудовольствием отмечаю про себя, что в таком состоянии мне не вспонить, что я неделю назад делал...
— Не помню — совершенно искренне признаюсь. Вспоминать еще мешает то, что какая-то зеленая жестянка подъехала и встала совсем рядом с дверным проемом, отчего в помещении потемнело. Что ли для меня карета подана? Все таки повезут?
И раздавшийся вдруг с улицы, заданный довольно неприятным голосом вопрос:
— А что здесь происходит? — вызывает у меня бурную радость, потому как в сварливом этом голосе я узнаю куда как знакомый голосок нашего майора Брыся! Как говорится в американских фильмах — кавалерия из-за холмов!
— Я здесь! — кричу я своему командиру.
Но парочка остается совершенно невозмутимой когда красный и злой Брысь вваливается в комнату. Он видит меня, но обращается к Ржевским с требованием объясниться. Те, не выражая эмоций заявляют, что я опознан двумя пленными, как субьект, отвезжий их, этих самых пленных, как раз в лапы ропшинским сектантам. У меня что-то начинает проясняться в связи со сказанным.
— Как вы понимаете, майор, такая ситуация требует самой тщательной проверки — снисходительно заявляет покрасневшему Брысю азиат.
— Я отлично понимаю. Особенно то, что захватывать моего подчиненного, не ставя в известность меня, вам совершенно непозволительно! — заявляет майор.
— И вы будете жаловаться — утвердительно кивает головой европеоид.
— Возможно — рубит Брысь и наконец обращает внимание на мою скромную персону:
— Вы так и собираетесь рассиживаться дальше? Или может быть соизволите встать при разговоре со старшим?
Я довольно радостно вскакиваю. Отряхивая сидевшую на полу часть от пыли и всякого мусора.
— Где ваше оружие и снаряжение? — строго спрашивает меня Брысь.
— Они отняли... — растерянно заявляю я. Вообще-то я не рассчитывал на такой тон со стороны командира, мог бы он и того... повежливее.
— А вы так все и отдали? Молодец! Героическая личность! — ядовито отмечает мой позор майор и тут же переключается на ржевских:
— Потрудитесь вернуть незаконно изъятое.
— Для начала неплохо бы, чтобы ваш подчиненный опроверг выдвинутые против него обвинения — меланхолически парирует азиат. На него вид злого Брыся не производит никакого впечатления. Вот старлей явно занервничал, а эти оба двое — спокойны как в зоопарке.
— Что вы можете этим гражданам ответить? — поворачивается ко мне майор и внимательно смотрит.
— Лучше бы Ильяса спросить, он тогда был командиром. По интересующей этих граждан дате — получается, что как раз дело было во время захвата танкоремонтного завода — сваливаю я на свое начальство груз проблемы оправдания. Брысь некоторое время на меня смотрит, потом окликает Ильяса — снайпер явно был у дверей, потому как появляется тут же. В комнатенке уже тесно от кучи народа. Вот ему и задают вопросец касаемо той самой даты.
Широкая рожа Ильяса становится еще шире от сияющей улыбки.
— В указанный вами день я и доктор убыли с территории завода для оказания медицинской помощи тяжелораненому. За отсутствием своего транспорта поехали на попутном автобусе с группой лиц, высланных по решению руководства лагеря за всякие проступки, одновременно выполняя функции охраны и обороны данной группы. Группа была высажена в поселке Узигонты в полном соответствии с приказом.
— То есть вы хотите сказать, что действовали не самостоятельно? — осведомляется равнодушно азиат.
Ильяс улыбается еще шире:
— Так точно! И у меня есть письменный приказ на доставку этой группы до Узигонтов.
— И кто же отдал этот приказ? — интересуется азиат.
Тут мне становится страшно, что у нашего снайпера рожа треснет, настолько широченную улыбку он выдает на этот раз. По-моему улыбка эта шире его физиономии и я подозреваю, что она так и останется висеть в воздухе, если Ильяс, например, выйдет из комнаты. Ну точно, как у чеширского кота.
— А вы и отдавали этот приказ — заявляет снайпер.
Если он думал смутить этим следователя, то зря. Тот ни глазом не моргнул, ни ухом не повел.
— Может быть закончим балаган? — сердито спрашивает у Ржевских Брысь.
— А это не балаган. Тут ничего веселого нет — отзывается на этот раз европеоид.
— Тебя они били? — не обращая внимания на эти слова, спрашивает меня Ильяс, внимательно оглядывая.
— Нет. Физического воздействия не было — заявляю я уверенно, только потом вспомнив, что вообще-то руки крутили и в ухо коленкой попали. Не так больно, как обидно.
— Уже хорошо. Значит им морды вареваре бить тоже пока погодим — как бы в сторону заявляет Ильяс.
— Не зарывайтесь — одергивает его азиат.
— Да тут пол бетонный, как зарываться? — парирует наш снайпер.
— Возвращаюсь к уже заданному вопросу — что здесь происходит? — зло повторяет майор.
Парочка переглядывается, приходит к какому-то общему решению, и европеоид заявляет, что они не обязаны отдавать отчет кому попало.
— Не, все же наруходу четко, что китсунегари неминуема — загадочно, но уверенно заявляет Ильяс, достаточно плотоядно ухмыляясь.
— Шахты-вархан делай — парирует азиат.
Ничего не понимаю в их ахинее. Перепалка бесит майора еще больше и он не долго думая тут же связывается с самым главным — замначразом. Я это слышу — голос у того знакомый, хотя и искажается рацией. Брысь докладает, что врач его команды был похищен мутными людьми из команды полигона Ржевки, в последний момент это дело предотвращено и пока смысл этой Ржевской провокации ему неясен. Замначраз тут же заявляет, что уже едет. Я ожидаю, что азиат или европеоид начнут названивать своему начальству, но они этого почему-то не делают, да и старлею не дают. Я точно вижу, что старлей из всей их банды выглядит самым растерянным. Вспотел даже, вон капля катится мимо уха. Злобный чувак, все мечтавший пересчитать мне зубы, выскальзывает на улицу, но судя по отрывистым звукам его там встречает и принимает кто-то более сильный или многочисленный.
Шума добавляется еще больше, когда за дверями раздается наглый и настырный голос, оповещающий о прибытии прЭссы, я узнаю этого, радиоведущего Чечако. Ишь и его нелегкая принесла. От слова прЭсса всех присутствующих передергивает в той или иной степени. Ильяс бурчит:
