Скиталец

За два дня они прочитали половину записок прославленного предка Бертрама, оказавшегося веселым малым. На третий день чтение в самом начале было прервано громким стуком в дверь. Оба насторожились, потому что прислуга из особняка стучала не так, а посторонние посетители на памяти Эрвина не заглядывали сюда ни разу. Возможно, и на памяти Бертрама тоже.

Они переглянулись, и Бертрам кивком послал Эрвина открывать. За дверью оказался немолодой и невысокий, довольно-таки щуплый по местным понятиям субъект. С первого взгляда Эрвин отметил только его принадлежность к зажиточному сословию, но затем определил как принадлежащего к тем частям государственного организма, которыми регулярно пользуются, но никогда не выставляют напоказ. Назвавшись придворным ардалаша Трегора, субъект оттер его в сторону и вошел в комнату Бертрама. Эрвину не осталось ничего, кроме как последовать за ним.

По неприязненной усмешке Бертрама он понял, что хозяин хорошо знаком со своим незваным гостем. Тот приветствовал Бертрама с почтительной любезностью, сделавшей стойку точнехонько на границе с наглой издевкой. Несомненно, его придворное обращение прошло великолепную дрессировку.

— В такое время, и в постели? Признаться, я не ожидал застать вас дома, почтенный идаш Бертрам, — позволил он себе вежливое удивление, выделяя обращение "идаш" ровно настолько, чтобы к этому нельзя было придраться. — Я полагал, что вы давно на военной службе.

— Не следует ли из этого, что вы надумали забраться ко мне в дом в мое отсутствие, почтенный Сайфуш? — Бертрам изобразил подобие светской улыбки, чтобы сбыть ответную издевку за шутку.

— Ха-ха, а вы шутник, почтенный идаш Бертрам! — охотно принял его попытку гость. — Разумеется, я не пошел бы к вам, но я здесь не по своей воле. Высокочтимый ардалаш Трегор весьма озабочен тем, что вы четвертый день не ходите на службу. Его можно понять — он ведь платит вам воинское жалование, не так ли?

— Что-то я не припомню, чтобы он посещал занятия идашей, — иронически фыркнул Бертрам.

— Ардалаш не может заниматься низшей знатью лично. На это есть доклады военачальников.

— Значит, я не такая уж важная персона, чтобы поднимать шум из-за нескольких пропущенных дней. Многие и больше пропускают из-за случайной раны или запоя.

— Простите мне излишнее любопытство, почтенный идаш Бертрам, но ардалаш Трегор потребует с меня отчет о вашем здоровье. Поэтому осмелюсь спросить — а что у вас, случайная рана или запой?

— Ни то, ни другое, почтенный Сайфуш. Неделю назад я подцепил легкую простуду и надеялся, что справлюсь с ней на ногах, но переоценил свое здоровье. Простуда разыгралась, и теперь мне нужно несколько дней, чтобы отлежаться.

— Простуда, говорите... — Острый взгляд Сайфуша прошелся по фигуре Бертрама. Видимо, осмотр не подтвердил его ожиданий, потому что хитрые темные глазки недовольно угасли.

— Да, простуда.

— Надеюсь, она не слишком тяжелая? Может, прислать вам хорошего лекаря, чтобы он осмотрел вас?

— Нет, пустяки, мне уже лучше. Несколько дней — и я снова буду на ногах.

— Это просто замечательно, почтенный идаш Бертрам. Через неделю ардалаш Трегор намерен развлечься оленьей охотой, и он выражает настоятельное пожелание, чтобы вы приняли в ней участие в качестве загонщика. Излишне говорить, что он будет весьма недоволен, если вы пренебрежете его пожеланием, поэтому желаю вам скорейшего выздоровления!

Высмотрев и высказав все, для чего он сюда явился, незваный гость откланялся и пошел к выходу. Эрвин, как положено слуге, пошел проводить его наружу.

— Выйди-ка сюда на пару слов, — поманил его Сайфуш, когда они оказались на пороге.

Эрвин вышел за ним на двор. Дождавшись, когда слуга закроет за собой дверь, Сайфуш вытащил золотой и повертел им перед его носом.

— Хорошие деньги для слуги, — сообщил он, доверительно наклонившись к Эрвину. — Ты их получишь, если расскажешь мне, что твой хозяин делал накануне дня, когда он не пошел на службу. Надеюсь, тебе это известно?

— Конечно, — охотно подтвердил Эрвин. — Утром он жаловался на головную боль, но все-таки пошел на учебное поле. Там он провел бои как обычно, но к вечеру раскашлялся и его начало лихорадить. Он лег в постель сразу же после ужина и рано уснул.

— И это все?

— В тот вечер — все, а на другой день он никуда не пошел и послал меня в лекарскую лавку за средством от лихорадки. Там не нашлось ничего подходящего, и я вернулся ни с чем. Он обругал меня, но затем сказал, что ладно, так обойдется. С тех пор он четвертый день лежит в постели, кашляет и ругается, что долго болеет.

— При мне он ни разу ни кашлянул.

— Ему уже лучше. — Эрвин протянул руку за монетой. Нужно было сделать вид, что он честно заработал эти деньги.

— Обойдешься!

— Вы хотите, чтобы хозяин узнал, что вы расспрашивали меня?

— Тебе не за что платить, наглец!

— А чего ж вы тогда спрашивали?

Сайфуш возмущенно фыркнул ему в лицо и чуть ли не бегом выбежал со двора на улицу. Эрвин вернулся в комнату.

— Ты почему так загадочно улыбаешься? — незамедлительно поинтересовался Бертрам.

— Не удалось мне раскрутить его на этот золотой, — хмыкнул Эрвин. — Впрочем, моя байка про то, как вы три дня назад слегли с простудой, и впрямь не стоила ни медяка.

Их взгляды встретились, и они расхохотались. Однако Бертрам тут же оборвал смех и начал громко и отчаянно браниться.

— Эти дворцовые интриганы, прах их побери — они наверняка что-то пронюхали! Несомненно, муж моей красавицы догадался кое о чем! Если меня разоблачат, бедняжка будет опозорена, а за меня возьмутся святые отцы — они давно ждут подходящего случая.

— Но причем тут оленья охота?

— Дело в том, что он как раз — распорядитель придворных развлечений. Ясно, он подстроил мое назначение на охоту, чтобы накликать на меня гнев ардалаша — как будто мне мало немилости Трегора! Он прекрасно понимает, что с такой раной я не смогу через неделю сесть в седло! Не говоря уже о том, чтобы управляться с копьем загонщика!

— Я смогу вылечить вас к этому сроку, если вы будете выполнять все мои указания, — поколебавшись, сказал Эрвин.

— Да я и так их выполняю... постой, ты сказал, что через неделю я смогу держать в руках копье? Сначала я думал, что оправлюсь от раны самое малое через месяц. Но я неплохо себя чувствую и стал надеяться, что смогу выйти на учебное поле недели через две. Там могут найтись желающие свести со мной счеты, воспользовавшись моей слабостью, но пришлось бы рискнуть. А ты говоришь, что через неделю я смогу целый день провести в седле, да еще с копьем в руке!

— Конечно, вам придется нелегко, но если это так необходимо...

— Если ты это сделаешь, ты будешь лучшим лекарем во всей поднебесной, а я — твоим вечным должником!

— Не берите на себя слишком большие долги, ваша милость. Мне будет достаточно, если вы закроете глаза на некоторые мои... странности.

Бертрам ничего не ответил, но его испытующий взгляд уперся в лицо Эрвина.

— Вы показались мне человеком наблюдательным, ваша милость, — добавил тот.

— Не знаю, какие у тебя причины скрываться, но у меня пока нет никаких причин выдавать тебя, — заявил напрямик Бертрам.

— Я знаю. Но мне хотелось бы заручиться вашей снисходительностью на случай, если они появятся. От вас не потребуется слишком много — только не обращать внимания и не рассказывать другим лишнее... или предупредить при случае...

Какое-то мгновение Бертрам размышлял, и эта задержка не укрылась от Эрвина.

— Ты не похож на негодяя. Значит, негодяи — твои враги. У меня нет никого и ничего, что я мог бы поставить выше твоей услуги. Считай, что мы договорились. Но я вправду смогу выдержать эту дурацкую охоту?

— Если бы вы взяли меня с собой, я оказал бы вам помощь в случае чего...

— Это можно устроить. Я одолжу для тебя коня у хозяина нашего флигеля. Тебе какого выбрать?

— Ну... резвого, чтобы я не отставал от вас на охоте.

— Ты хорошо держишься на коне?

— Вроде бы... — Эрвин вдруг застыл от внезапного осознания — все началось с того, что он не удержался на лошади!

— Ты что, парень — у тебя столбняк? — услышал он откуда-то издали голос Бертрама.

— Нет, я просто отвлекся... не обращайте внимания, ваша милость.

— Уже? Ладно, не буду. — Бертрам осторожно повернулся на локте, устраиваясь в постели поудобнее. — Ты владеешь каким-нибудь оружием?

— Кинжалом, — произнес Эрвин, даже не успев вникнуть в вопрос хозяина.

— Ладно, хоть кинжалом. Лучше бы копьем, но я и сам вижу, что копейщик из тебя никакой. Возьми у меня в шкафу денег, сходи в оружейную лавку и выбери себе подходящий кинжал или два, если ты привык управляться с двумя. На охоте нельзя быть безоружным.

Оружейная лавка находилась за два квартала от особняка, где Бертрам снимал жилье. Когда Эрвин вошел туда, к нему не поспешили с предложением товара и услуг. Опытный глаз лавочника сразу же определил в нем случайного зеваку или слугу, посланного с мелким поручением, на котором много не заработаешь. Заметив, что посетитель разглядывает оружие, торговец насторожился — это мог оказаться и воришка из тех, что крадут в лавках, а затем по дешевке сбывают товар с рук.

На стене за прилавком были развешаны топоры и алебарды, какие Эрвин видел почти у каждого воина. Он не раз держал их в руках, начищая до блеска для Бобура, а затем для Бертрама, но эти блестящие железки ничего не говорили ему, оставаясь в его руках чужими и мертвыми. Кроме них, здесь висели мечи, но кинжалов не было.

— У вас есть кинжалы? — обратился он к лавочнику.

Тот наконец сообразил, что это возможный покупатель, и поспешил к нему.

— Есть, но я не выставляю их напоказ. Изволите посмотреть?

В ответ на кивок он разложил перед Эрвином боевые ножи из тех, которыми пользуются охотники и грабители. Эрвин перебрал их, но ни один не показался ему подходящим, хотя он не мог бы сказать, для чего именно.

— Это у вас все? — разочарованно сказал он. — Мне хотелось бы что-нибудь получше.

Торговец сгреб ножи в охапку и сунул под прилавок.

— Понимаю, вам нужно что-то из господского оружия.

Он шустро слазил в один из ящиков и извлек на прилавок груду кинжалов. Эти были с богато отделанными рукоятками и в дорогих ножнах. Эрвин вынул каждый из ножен, взвесил и подбросил на руке, закрутив при этом машинальным движением, которое заинтересовало и его самого. Он с любопытством глянул на свою руку, то же самое сделал и лавочник.

— Что же вы сразу не сказали, что вам нужно! — воскликнул он и полез в другой ящик.

Мгновение спустя перед Эрвином появилось еще несколько кинжалов. Небольшие и легкие, чуть изогнутые в лезвии, с тщательно заточенным острием, они лежали на прилавке, словно кучка осенних ивовых листьев, готовых пуститься в полет по малейшему дуновению ветерка. Едва прикоснувшись к одному из них, Эрвин понял — да, то самое. Тем не менее, он перебрал их все и выбрал один, показавшийся ему наилучшим.

— Этот, — сказал он лавочнику.

— Как, всего один?

— Хозяин велел мне купить не больше двух кинжалов. Но второй должен быть другим.

— Понимаю, понимаю, — суетливо закивал тот, почуяв знатока. — Я сейчас достану то, что подойдет вам.

Он полез куда-то в угол и загромыхал ящиками с товаром, а затем вернулся с кинжалом. Это было простое, даже невзрачное оружие — длинный обоюдоострый клинок хорошей стали и превосходного баланса, сильно потертая рукоять с иссеченной перекладиной гарды, вогнутой к лезвию.

— Его трудно продать, — пояснил торговец, выложив кинжал на прилавок. — Глядя на него, никто не верит мне, когда я называю цену. Здесь в ходу топоры и алебарды, но в кинжалах здесь не разбираются.

— И сколько же он стоит? — поинтересовался Эрвин. — Но вы же сами сказали, что его трудно продать! — возмутился он, услышав цену.

Между ними пошел торг, сопровождавшийся клятвами и заверениями торговца, что такого оружия и на всем континенте не сыщешь. Наконец Эрвин расплатился за оба кинжала и покинул лавку. Вслед ему неслись причитания лавочника, что он отдал бесценное оружие задаром, но Эрвин уже не слышал его. Он ломал голову над тем, что сказать Бертраму, когда тот узнает, что кинжал куплен по цене лучшей алебарды.

Но время оправданий еще не настало, потому что, вернувшись, он застал хозяина спящим. Он уселся в прихожей на тюфяк и стал рассматривать покупки, заодно удивляясь себе, что заставило его выбрать именно эти кинжалы и не пожалеть на них немалые деньги.

Длинный кинжал напоминал меч и наверняка использовался против них в поединках. В то же время он был не настолько длинен, чтобы его нельзя было всадить в бок зверю на охоте. Эрвин слегка оттянул пальцами кончик упруго дрогнувшего клинка, попробовал прямой хват, затем обратный, затем убрал оружие в ножны, такие же потертые и невзрачные. Несмотря на изношенность, кинжал был превосходного качества и в точности по его руке.

Покрутив в пальцах маленький кинжал, Эрвин сообразил, что тот был метательным. Он взял оружие в правую руку, затем почему-то переложил в левую. Его ладонь сама сложилась определенным образом, принимая рукоять, и ему внезапно подумалось, как же долго бился над этим жестом его учитель. Да, у него был хороший учитель...

И вдруг оно выплыло в памяти — лицо учителя и друга. Имя не приходило Эрвину на ум, но лицо стояло перед ним как живое — крупные черты хорошей лепки, такие привычные и знакомые, аристократическая серовато-голубая кожа и озорные рыжие глаза под шапкой непослушных волос цвета старой ржавчины. Затем воспоминание как бы отодвинулось, показав и широкие плечи этого мужчины, небрежно откинувшегося к стене. Слева от него на бревне, на котором он сидел, лежали несколько кинжальчиков, похожих на купленный.

Мужчина взял один из них в руку — в левую — и швырнул перед собой. В считанные мгновения вслед за первым кинжалом отправились и остальные. Эрвин невольно глянул в ту сторону — и увидел рисунок руны огня, образованный впившимися в стену кинжалами. Затем он снова увидел голубоватое лицо и веселый вызов, пляшущий в огненно-рыжих глазах. "Видел, Эрвин?" — раздался в его сознании насмешливый голос. — "А теперь повтори..."

Эрвин стиснул метательный кинжал в кулаке и помчался на задний двор особняка за сараи, где никто не мог увидеть, чем он занимается. "Я повторю" — шептал он, не осознавая, что бормочут его губы. — "Я повторю, Хирро, я повторю..."

Загонщики выехали за город накануне охоты и встали лагерем неподалеку от места, где была выслежена дичь. Местность под городом была холмистой и полуоткрытой. Обширные поляны на возвышенностях перемежались с извилистыми полосами леса на низменных участках — невысокого и густого на склонах, поросшего непролазным кустарником на дне оврагов и лощин, в которых водились олени, обычно группами по нескольку голов. Егеря выбрали среди них голову матерого самца, рога которой выглядели достойным украшением дворцового охотничьего зала.

Чуть свет они проверили, не ушла ли за ночь будущая добыча, затем вернулись в лагерь к загонщикам и стали расставлять их вокруг лощины, где находился олень. Эрвин, исполнявший обязанности оруженосца при Бертраме, ехал за ним с хозяйским копьем в руке, верхом на жеребце, одолженном у старика идаша. Жеребец оказался не только резвым, но также злым и горячим, и Эрвину пришлось повозиться с ним, чтобы заставить слушаться.