Нет и ненадо

болячек, все они внезапно активизировались. Фактически, я умирал.

— И что же ты сделал? — всем корпусом подаюсь к нему, мне жутко интересно.

— Я положился на удачу, — усмехается он. — Терять мне было нечего. Я пошел к той самой Арке — и прыгнул в нее. Понимаешь, в одной из неясных книг мне попадалось

упоминание о ней, как о воротах в иные миры или времена. Меня выкинуло в виде духа примерно в районе 86-го года. И я — ты уж прости — прилепился к тебе.

Я помог тебе разговориться с мисс Хантер — со мной у нее этого не получилось. А жаль. Оказывается, она очень умная женщина. Кто бы мог подумать, что проблему

Вернона так легко решить! Поддельные табели — и всем хорошо... А ведь она вложила в тебя замечательную идею, о будущем. Если бы у меня была такая идея,

я может быть, потрепыхался бы еще.

Собственно, долгое время это было все, на что я был способен: небольшие мысленные толчки в нужном направлении, пара наведенных мыслей на обдумывание. Еще

я строил стены вокруг твоего мышления, эту библиотеку. Большая часть ее, кстати, из памяти Тома. Сам я читал мало, да и многих предметов в школе не проходил.

А многие просто под запретом уже лет тридцать, с тех пор, как умный мальчик Том Риддл стал Темным Лордом.

Самое сложное было вытянуть крестраж из твоего шрама. Только когда мне в руки попала мантия-невидимка, я смог частично овладеть твоим телом. Один из Даров

признал своего хозяина и подпитал его силой. Одновременно с твоим крестражем, я вытягивал Дух Тома из Квиррела. Ну, и заточил обоих в третьем крестраже,

диадеме Ровены.

— А почему Дамблдор впал в кому? У него-то не было крестражей?

— А по Дамблдору ударила магия нарушенных клятв. Видишь ли, как только крестраж покинул твое тело, тут же активизировались магические обручи, которыми когда-то

опутывал тебя директор. А кровная защита мамы с ними вступила в борьбу. И поскольку нарушитель был прямо за дверью, по нему врезало откатом. А ты еще подобрал

его палочку, тут и второй Дар меня признал. В общем, директор получил свое, и с прибылью. Для Большей Пользы,  — удовлетворенно хмыкает он.

— Это ты тогда радовался его смерти, — доходит до меня. — Интересно, а чему радовался Снейп?

— Да тому же самому. Альбус никогда не был добрым хозяином для Снейпа. Снейп, конечно, брюзга и язва, да и Пожиратель бывший, но... как бы объяснить...

Вот, здесь Сириус вернулся из Мунго и начал лечить Кричера. А мой Сириус к моменту своей свободы уже немного съехал с катушек. Нет, я его любил, конечно,

но объективно говоря... Увы, в общем, и ах. И с Кричером они сразу оказались в контрах.Один съехал крышей на почве одиночества и болтовни старой ведьмы,

второй — от дементоров (и никакого Мунго, заметь, два года — по лесам, по болотам, питаясь крысами).  Ну и в результате озлобленный эльф предает хозяина,

хозяина убивают, эльф достается мне. Ты не представляешь, как я его хотел придушить! Потом-то сообразил, что к чему, и Добби, опять же, многое рассказал,

про эльфов, про их магию...

Да, так я о Снейпе говорил. Если собаку кормить и иногда пинать — это дрессировка. А если собаку пинать часто и не по делу, вырастет озлобленный пес. Снейп

и был таким псом Дамблдора. Старик крепко держал его на поводке и ошейник у пса был с шипами вовнутрь. Тут и пророчество, которое он донес Волдеморту.

Тут и чувства к маме, и невозможность ее спасти. И Долг Жизни отцу. И метка, в случае чего — сразу Азкабан...

И представь, такая радость: хозяин сдох! И поводок никому не передал! Свобода!!!

— А на что ты еще влиял, ну, кроме поиска "сувениров"?

— Да в общем-то ты жил самостоятельно. Я только дернул за веревочку, когда Рон пакет с мантией-невидимкой открыл, да так уверенно начал расписывать, что

это такое... Не мог Рон Уизли, сын бедных родителей видеть где-то мантию-невидимку. А он ее с полувзгляда опознал. Значит, видел недавно. Где? Догадайся

с одного раза.

— Дамблдор приставил его следить за мной?

— Скорее всего. Поэтому он был в таких растрепанных чувствах, когда директор исчез. Инструкций-то ему не оставили! Его предупредили, что ты не дождешься

подарков на Рождество, он позаботился, чтобы Молли прислала тебе свитер. Но что делать с тобой потом? В моем варианте событий — тащить в запретный коридор,

воевать с Малфоем, забить на учебу — "героям это не нужно!" — очень похоже передразнил он Рона.

— А тут ты — по запретным коридорам не шляешься, с Малфоем не воюешь, учишься, опять же, лучше всех... Как такого под героя стесывать? Да еще и ребята помогли.

Меня-то Рон от них с первого дня оттирал. Хуже Дадли. Тот бил всех, кто ко мне приближался, а этот... гиена в сиропе. В лицо тебе льстит, а за спиной такие

сплетни распускает — куда там слизеринцам! А припрешь к стенке — "Гарри, это враги! Оболгали, оговорили!" Тьху, мерзость. С Невиллом я до пятого курса

тремя словами обменялся. А Невилл десяти таких, как Рон, стоит.

— А Гермиона, — почему-то затаив дыхание, спрашиваю я.

Он улыбается.

— Ты же сам сравнивал, когда смотрел книжку про Философский камень. Помнишь? "Все наши худшие черты"... Похоже, моей Гермионе тоже память подчищали. Во

избежание.

Он потягивается, скрестив пальцы в замок, хрустит суставами.

— Ну что ж. Дело мы сделали — и сделали хорошо. Волдеморта больше нет. Дамблдора — тоже. Дары Кадмуса и Антиоха я вернул владелице, теперь твоя мантия —

просто надежная мантия-невидимка, не больше.Ты свободен от любых пророчеств. Живи — и радуйся, малыш.

— А ты? Разве ты не останешься со мной? — пугаюсь я.

— А мне, наверное, пора, — качает он головой.

— Останься, — прошу я, захлебываясь слезами,  — останься со мной, не уходи!

Он прижимает меня к себе крепко-крепко и гладит по голове.

— Гарри, я тут, я никуда не уйду, — слышу я и просыпаюсь.

Меня обнимает и гладит по голове Сириус. Реву, отчаянно, так, как я никогда не ревел в детстве.

— Ну что ты, малыш, — шепчет Сириус, — кошмар, да? Тихо-тихо, все пройдет, все... Я с тобой.

Эпилог

Я тосковал по потерянному двойнику, как по самому близкому и родному человеку. В какой-то мере так и было: незримым хранителем он присутствовал во мне почти

всю мою жизнь, а к тому же — он и был мной, таким, каким я мог вырасти. Более смелым, более сильным духом, да даже более сострадательным, чем я. Он подарил

мне больше, чем свободу, он подарил мне семью и вторую жизнь, прожитую с исправленными ошибками первой.

Конечно, я был ему безумно благодарен, потом, когда все это понял. Сначала я тосковал, потом злился на него, за то, что он оставил меня одного. Много лет

спустя я нашел в самом дальнем уголке "своей" библиотеки ту неясную книгу, о которой он упоминал, и понял, что он пожертвовал своей "жизнью" в виде незримого

ангела-хранителя, чтобы встретиться со мной лицом к лицу и поговорить, расставив все точки над "и". Поскольку мы по сути, являлись одним человеком, отторжения,

как у Квиррела с Волдемортом, между нашими душами не случилось бы, но явиться "во плоти", даже такой, только в моем сознании, он мог только ценой своего

последующего существования. Таковы законы мира Духов.

Вот тогда — из печали, обиды, злости, непонимания, принятия — и выросла моя бесконечная благодарность ему. И тогда я решил, что раз уж живу второй жизнью,

то буду жить ее за двоих.

Ведь он — это я.

"Бог любит тебя. Бог даст тебе новую жизнь", вспомнил я плакат у церкви в Эдинбурге. Бог? — рассмеялся я, и вспомнил его ехидный смешок. Сверх-Эго, скорее.

Настолько эго-истичное, что решил подстелить соломки самому себе. Ай да я... просто Санта-Клаус какой-то.