Основной закон

Дом — это, несомненно, некое магическое место. Конечно, если это не съемная квартирка, не комната в общаге, а то самое место, где ты родился и вырос. Возможно, здесь жили и отец с матерью, дед с бабушкой и, очень может быть, будут жить твои дети, внуки, правнуки... Конечно, бывает и такое, что дом приходится создавать с нуля — наполнять чужое помещение собой, своими вещами, привычками, мыслями, чувствами. Главное — чтобы не было ощущения временности, непостоянности, иначе это не дом, а всего лишь место для ночлега. У каждого дома есть свой характер, свои привычки, свой особый запах и, несомненно, своя особая магия. Ведь ничем больше нельзя объяснить тот факт, что стоит лишь перешагнуть порог, как синяки и шишки болят намного слабее, глобальность проблем падает на порядок, а мелкие досадные происшествия начисто стираются из памяти. Вот и сейчас Валерик забыл обо всем, едва перед ним открылась дверь, и на пороге появилась улыбающаяся мать в фартуке поверх нарядного платья.

— Мам, а почему ты не на работе? — спросил он, получив должную порцию объятий и поцелуев.

— Я сегодня отгул взяла, специально, чтобы испечь твой любимый пирог. Ты проходи, умывайся, садись за стол. Скоро будет готово.

— Я чувствую, пахнет даже на улице. Народ мимо дома ходит, слюной давится.

— Все шутишь? Ну, дай я тебя еще разок обниму, и побегу на кухню. Не дай Бог, подгорит!

Валерик прошел в свою комнату, скинул рюкзак, растянулся на своем диванчике. Хорошо! Просто здорово! Сегодня будут весь день забегать мамины подружки. Будут глядеть на него, ахать, задавать обязательные вопросы об учебе, деланно удивляться тому, как он вырос, сообщать, что он завидный жених и, конечно, каждая слопает как минимум один кусок маминого пирога со сладким чаем. Впрочем, не жалко: ели уж мать начинает стряпать, она одним пирогом никогда не ограничивается. Вечером, когда поток гостей иссякнет, он вручит матери свой подарок. Ну а завтра... Завтра будут друзья, те, что остались еще со школы. И можно будет на два месяца забыть про город, про институт, про события последних дней. Ну и потихоньку можно будет заняться собой. Хотя бы просто потому, что это ужасно интересно.

В это же время...

Веронику буквально трясло от негодования. Вчера она повелась на Иркины уговоры, назанимала денег, поперлась на этот вокзал, а этот... этот... Да она готова была там же на месте и растерзать подонка! Запиликал телефон: звонила Иринка.

— Привет. Ну что? Как все прошло?

— Привет. Нормально. Встретились, я деньги отдала.

— Вот и замечательно! А то у меня с утра были какие-то нехорошие предчувствия.

— Не переживай, все в порядке.

— Ну ладно, пока.

— Пока.

Кто бы знал, чего ей стоил этот беззаботный тон! Но в главном она не соврала. Встретились? Встретились. Отдала? Отдала. А остальное — это уже никого не касается. Она как-нибудь переживет. И постарается, чтобы больше этот ублюдок в ее жизни не появлялся. Вероника остановилась у киоска с мороженым, купила себе порцию эскимо: надо уже приводить себя в порядок, получать положительные эмоции. А для этого лучше всего прямо сейчас пойти к брату.

Семен уже пару лет жил в собственной квартире. Даже удивительно, как он при своей работе и холостяцком быте умудрился организовать в доме такой уют. У Вероники был свой ключ, и она порой заскакивала к брату просто так, успокоить нервы и привести в порядок мысли. Понятное дело, предварительно спрашивала разрешения: все-таки Сема человек взрослый, и нежданный визит вполне мог поставить его в неловкое положение. Нынче ничего такого не намечалось, и это было хорошо.

Самого брата дома не было, но он скоро ожидался. Вероника купила в ближней кулинарии большой пакет любимого печенья и поднялась на верхний этаж. Вошла, скинула у порога легкие босоножки, пробежала на кухню. Шторы на окне были благоразумно прикрыты, чтобы не пускать в дом летнюю жару, и сейчас на кухне царил такой легкий зеленоватый сумрак. Он подействовал на нее успокаивающе, даже мысли об этом... недостойном представителе половины человечества, которую почему-то принято считать сильной, уже не выводили из себя. Она включила телевизор и принялась готовить кофе. Автоматических кофеварок она не признавала. Смолола ручной мельницей горсть зерен, высыпала порошок в турку, залила водой (брат специально привозил из родника за городом), добавила кусочек корицы, пару зернышек кардамона и поставила на слабый огонь. Теперь можно было минут на пять расслабиться, пока нет нужды контролировать процесс.

По телевизору гнали новости. Кого-то где-то ограбили, кого-то где-то убили, полиция объявила план-перехват, начальство заявило, что приложит все силы... Знакомо, и до крайности удручает. И расстраивает. Вероника уже взяла пульт, чтобы поискать что-нибудь более интересное, но остановилась. Показывали их город, тот самый автовокзал. На экране были люди в форме, карета скорой помощи, закрытое простыней тело на носилках, врачи в зеленоватых медицинских костюмах. Она добавила звук. "...молодой человек, возраст — примерно двадцать лет. Причины и обстоятельства его гибели выясняются." Сюжет закончился, пошла реклама, и Вероника отключила звук. Пора было обратить внимание на кофе.

Семен появился сразу же, едва она сняла турку с огня после третьего закипания.

— Привет, сестренка! Ты, я вижу, уже похозяйничала.

— Ага! А ты чего в форме? У тебя же, вроде, выходной.

— Служба такая. Накрывай на стол, я сейчас переоденусь. И сделай мне пару бутербродов с сыром. Больших, как я люблю.

— Без проблем.

Через пять минут стол был сервирован: бутерброды — на тарелке, печенье — в вазочке, кофе — в кофейнике и, само собой, сливочник и сахарница. Только чашки были не особо кофейные — пить из наперстков никто в семье не любил.

Брат появился, натягивая на ходу футболку.

— О, круто! Наливай.

И, не успев приземлиться за стол, цапнул с тарелки бутерброд и впился в него зубами.

Вероника разлила кофе по чашкам, добавила себе сливок, уселась напротив и ухватила из вазочки печенье.

— Рассказывай, что там у тебя такого стряслось, что тебя в выходной день на службу выдернули.

— Ты уверена, что хочешь это услышать?

— Ну а что тут такого? Если, конечно, это не служебная тайна.

— Да нет, не тайна.

Семен вздохнул.

— Вчера вечером у меня на участке мужичка одного подрезали. Он зашел в мелкую кафешку поужинать, а когда с официантом рассчитывался, не то сдуру, не то спьяну засветил пачку денег. А через полчаса его в кустах за углом этой кафешки нашли. Уже остывающего. Вот меня и выдернули, показания очевидцев добывать.

— Так ведь следаки должны были кого-нибудь из младших чинов заслать на обход квартир.

— Они и заслали. Только тут такое дело: есть в доме напротив несколько вредных старух, которые весь день только и делают, что в окна пялятся, но вот открывать двери и беседовать с незнакомыми полицейскими отказываются наотрез. А у меня с ними налажен контакт. Они тем самым младшим чинам так и заявили: мол, ничего не знаем, пусть, мол, участковый приходит, с ним, мол, и говорить будем.

— Да ты у себя там в авторитете!

— Вроде того. Вот и ходил, беседовал.

— И что?

— Они татей видели, приметы описали.

— А почему в полицию сразу не позвонили?

— Боятся.

— А тебе вот так все сразу выложили? Нелогично.

— Чего ты от них хочешь? Старые люди. Погляжу я на тебя, когда до восьмидесяти доживешь, да припомню тебе этот разговор.

— Это когда еще будет!

— Раньше, чем хотелось бы. С возрастом у людей всякое случается. Вот есть у меня на участке одна тетка лет пятидесяти, просто необъятных размеров и с премерзким характером. Так вот, с ней на днях такая история вышла...

Разговор прервался телефонным звонком. Вероника взяла трубку.

— Иринка, ты чего? Ты можешь не реветь и внятно объяснить, что случилось? Что автовокзал? Да, смотрела. И что? Какой молодой человек?

Тут у нее в голове словно щелкнуло: засветил деньги... подрезали... автовокзал... примерно двадцати лет...

Сердце пропустило удар, в груди похолодело. Вероника трясущейся рукой положила телефон на стол перед собой.

— Ника, что с тобой? Что случилось? Да скажи же ты наконец!

Вероника продышалась и, превозмогая навалившуюся слабость, ответила склонившемуся над ней напуганному брату:

— Сёма, сегодня утром я совершила самую большую глупость в своей жизни.

— Все мы время от времени совершаем глупости.

— И она мне обойдется очень-очень дорого. Скажи, у тебя в доме есть водка?

Глава 7

Поток гостей иссяк только под вечер. Валерик с тоской поглядел на большое блюдо, на котором еще недавно высилась изрядная горка щедро нарезанных кусков пирога. Сам он успел ухватить только один, а теперь от былого великолепия остались одни крошки.

— Что, не наелся? — подмигнула мать.

— Ну-у... я рассчитывал на большую долю.

— А что, салаты да котлеты уже не по нраву?

— Почему же? Все вкусно, ты ведь сама знаешь. Но твой яблочный пирог — это что-то особенное. С корицей, с брусничкой... весь ум отъешь!

Мать подошла сзади, приобняла.

— Не журись, сына.

Она легко взъерошила Валерику отросшие волосы.

— В духовке стоит еще один, нетронутый.

— Да ты что!

Валерик аж подпрыгнул на стуле. Подскочил, обнял, чмокнул в щеку.

— Мам, ты — чудо! О, я же тебе подарок привез!

Он метнулся к себе в комнату и через полминуты вернулся с пакетом.

Женщина глянула на эмблему. — Ого! Солидная фирма. Она заглянула внутрь.

— Ты что, с ума сошел? Это же сумасшедших денег стоит!

— Ерунда. Распаковывай, примеряй.

Мать разорвала целлофан упаковки, и ей на колени выпали два кусочка ткани. На ее лице радостное предвкушение сменилось гримаской разочарования.

— Валер, ну ты же знаешь!

— Знаю, конечно.

— Ну и зачем тогда это?

Она приподняла пестрые тряпочки. Голос у нее звучал расстроенно.

— А это не столько подарок, сколько его упаковка.

— Это как?

— Сейчас объясню.

Все заготовленные заранее слова вдруг напрочь выскочили из головы. Валерик помедлил, пытаясь вспомнить заранее подготовленную речь, но скоро сдался и мысленно махнул рукой: как получится, так получится.

— Мам, тут такое случилось...

— Что? — обеспокоилась она.

— Не переживай, ничего такого страшного. Просто я стал ну-у... вроде экстрасенса.

— То есть как это?

— Да я и сам не знаю, как — увильнул от ответа самоназванный экстрасенс. — Просто в один момент обнаружил, что могу всякие такие вещи.

— Какие такие вещи?

— Например, шрамы убирать. Вот, смотри, помнишь, операцию делали? И даже следа не осталось.

— Действительно... Но там у тебя был маленький шрамик, а у меня-то...

— Ну, подольше поколдую, посильнее напрягусь.

— Что значит, "поколдую"?!

— Это я так, к слову. Я просто не знаю, как это толком назвать.

— Ну ладно.

Мать сменила гнев на милость.

— И как ты будешь делать эти свои... манипуляции?

— Это контактная методика. Мне нужно положить руки тебе на живот, на то место, где рубец.

— И как ты это себе представляешь? Чтобы я перед тобой в трусах фланировала?

— А я зря, что ли, тебе купальник привез? Надевай и ложись, вон, на диван. А я займусь непосредственно мануальной терапией.

— О, слово-то какое выискал, — хмыкнула мать, но все же взяла подарок и удалилась переодеваться.

Она вернулась через пару минут. Старательно избегая смотреть в зеркало и явственно стесняясь, проскочила к дивану и улеглась на спину, прикрыв живот руками. Купальник и вправду был хорош. Но вот открывал он...

Валерик уже подзабыл, как это выглядит. Широкая белесая полоса тянулась сверху вниз от пупка, заходя нижним концом под резинку трусиков. Рубец стягивал кожу рядом с собой, отчего она казалась безобразно скомканной. Вид был самый что ни на есть удручающий.

— Ну что, налюбовался на красу писанную?

Матери было неловко, и она пыталась скрыть это такой вот бравадой.

— Расслабься, все будет в порядке. Где у тебя влажные салфетки?

— В верхнем ящике комода, слева. А зачем?

— Для улучшения контакта. Помнишь, как электрофорез делают?

— Помню. Но там-то электричество. А тут что, тоже током бить начнешь?

— Током бить я тебя не буду, но в самом конце будет больно.

Валерик подошел к дивану, опустился на колени, протер салфеткой свои руки, живот пациентки...

— А у тебя точно получится?

Понятно, у матери начался легкий мандраж. Как бы ее успокоить?

— Не бойся. У других получилось и у тебя получится.

Родительница чуть не подскочила с дивана:

— Кому это ты такие вещи делал?

Ну вот, хотел как лучше, а получилось, что по-глупому спалился.

— Это неважно. Главное — опыты на лабораторных мышах прошли успешно.

— А теперь начинаешь ставить опыты на людях?

— Мам, успокойся, ляг.

Валерик мягко уложил женщину обратно на диван, положил руки ей на живот и закрыл глаза.

— Все, я начинаю. Не отвлекай меня.

Повреждений здесь было намного больше, чем у Венедиктовны. Да и повод был особо постараться. Чай, не чужого человека омолодить собрался, хотя бы и внешне. За силы Валерик не беспокоился. В холодильнике оставались котлеты, в духовке — пирог, а если пошукать по сусекам, так можно и на полный стол еды насобирать. Энергия пусть и не быстро, но ровно перетекала через руки в тело матери, расходясь по всем уголкам. Он отважился направить немного золотистого тумана к лицу. Вдруг удастся пусть не убрать, но хотя бы уменьшить морщинки, которые стали уже чересчур заметны.

Процедура была, вроде бы как, опробована, но все равно некоторый мандраж присутствовал. Но по мере того, как процесс шел уже знакомым образом, Валерик постепенно успокаивался и расслаблялся.

— Валер, какие у тебя горячие руки!

— Это нормально. Сейчас начнет пощипывать, придется потерпеть.

— Скорее, не щиплет, а щекотит, — отозвалась мать.

Валерик озадачился: может, это из-за того, что он не так быстро гонит энергию? Время процедуры возрастает, а болевые ощущения снижаются. В принципе, это возможно.

Он присмотрелся к залитой золотым сиянием полосе рубца. Ему кажется, или она действительно стала поуже?

— Ай! Валерик, ну так же нельзя! Я же щекотки боюсь. Ай! Ну хватит уже, перестань.

— Это твой организм так реагирует на лечение. Терпи, осталось немного.

— Я... Ай! Постараюсь.

А ведь действительно, рубец потихоньку истончается. А вот, кажется, и...

— О-о-о-ох!

— Вот и все. Процедура закончена. Можешь посмотреть результаты, а я на кухню. Что-то жрать захотелось.

Желудок громким рычанием подтвердил его слова.

Валерик разрезал вдоль холодную котлету, разложил половинки на краюху хлеба и откусил изрядный кусок. Помимо голода, он ощущал изрядную усталость, намного большую, чем тогда, в первый раз, с Венедиктовной. Правда, нынче он и выложился сильнее. Интересно, а результат тоже будет более впечатляющим?