Море в огне

'Читосе' лёг на курс параллельный курсу 'Баяна', и открыл огонь по русскому флагману. Тот немедленно отозвался, за ним загрохотали своими бортовыми залпами 'Аскольд' и 'Диана' с 'Палладой'. Японцам сразу стало несладко — восьмидюймовый с 'Баяна' вынес сразу половину орудий стреляющего борта на 'Читосе', его шестидюймовые снаряды сбили первую трубу на японском флагмане и расхреначили вентиляторы на палубе, 'Аскольд' вообще превратил 'Кассаги' в пылающий остров, 'Диана' и 'Паллада' дружно не обратили внимание на 'Нийтаку', но дружно же прошлись огнём по 'Иосино'. И огонь из двенадцати шестидюймовых орудий и 'трёхдюймовый пулемёт' из двадцати семидесятипятимиллиметровых не прошёл для ветерана японо-китайской войны даром. Крейсер вышел из строя, и, забегая вперёд, сообщу, что до берега ему догрести не удалось.

Русские крейсера тоже наполучали попаданий, но некритичных. За исключением одного — восьмидюймовый снаряд с 'Кассаги' угодил прямо под основание средней трубы на 'Палладе'. Труба свалилась на правый борт, своротила при этом ствол трёхдюймовой пушки, и, оборвав своей тяжестью остатки стали удерживающие её на корабле, рухнула за борт. Дымоходы завалило обломками и корабль резко снизил ход. Пришлось отказаться от прорыва к вражеским транспортам и вернуться к своим броненосцам.

Но основная часть отряда Моласа всё-таки вырвался на оперативный простор. За ним же рванули в 'открытую калитку' и 'Новик' с отрядом эсминцев...

* * *

— А вот и сам Того, — удовлетворённо сказал Макаров, наблюдая наплывающие с востока дымы. Ему давно, очень давно хотелось схватиться в бою с достойным противником. Чтобы на практике отыграть свою теорию правил ведения морского боя. А противника более достойного и умного на то время вообще не имелось во всём мире.

— 'Микаса', 'Сикисима', — чеканно озвучивал имена японских броненосцев сигнальщик, — 'Асахи', 'Ясима' и 'Фудзи', трёхтрубный броненосный крейсер. Трубы низкие и толстые — вероятно 'Якумо'.

— Держать курс навстречу, — приказал Щенсновичу Макаров.

Два грозных кильватера сближались. Предстоял бой на контркурсах, что устраивало Макарова, но категорически не устраивало Того. Японский флотоводец прекрасно понимал, что в этом случае артурская эскадра имеет шанс в полном составе прорваться к транспортам, ведь придётся обменяться с нею залпами на этих самых контркурсах с весьма призрачными шансами нанести русским какие-то критические повреждения, потом разворачиваться и догонять. А преимущество в скорости у Первого боевого отряда не так уж и велико. Резать курс противника и попытаться сделать 'кроссинг Т'? Так Макаров просто возьмёт пару румбов влево и снова получатся те самые контркурсы. Начать разворот на шестнадцать румбов в зоне огневого контакта? Так это вообще форменное самоубийство — русские пристреляются по точке разворота и устроят такой 'горячий коридор', что половина японских броненосцев могут вступить в ой 'линия против линии' в полуинвалидном состоянии. Что делать?

* * *

— Японцы решили пострелять на противоходе, ваше превосходительство, — обратился к командующему командир 'Ретвизана'. — Нас ведь это устраивает?

— Разумеется, — отозвался Макаров. — Поднимите-ка сигнал: 'Быть готовым к повороту влево на два румба'.

— Есть! — немедленно отозвался Щенснович, и тут же отдал необходимые приказания.

Сближались две колонны броненосцев, которые вели два, пожалуй, самых совершенных представителя этого класса кораблей в мире: 'Микаса' и 'Ретвизан'. И на их мостиках стояли два, пожалуй, лучших в мире адмирала.

— Однако, пора в боевую рубку, господа, — вежливо приказал Макаров офицерам, находившимся на мостике, — негоже нам дожидаться здесь случайного японского снаряда. Всем разойтись по местам предписанным боевым расписанием.

Офицеры штаба и броненосца немедленно поспешили выполнить приказ командующего, а сам вице-адмирал уже через минуту мог рассматривать окружающее пространство только через полуторафутовую 'щель' боевой рубки 'Ретвизана' — крайне неудобно по сравнению с мостиком, но значительно более безопасно.

Вице-адмирал Того остался на мостике 'Микасы', офицеры его штаба и командир броненосца находились при нём.

Когда с дальномеров сообщили, что дистанция до головного японца пятьдесят кабельтовых, с 'Ретвизана' начали пристрелку. Рано начали — снаряды легли серьёзными недолётами. 'Микаса' хладнокровно молчал. Но старший артиллерийский офицер русского флагмана так же хладнокровно продолжал пристреливаться. Хоть это было и архисложным делом: корабли сближались со скоростью железнодорожного экспресса, дистанция менялась за секунды, но всплески от русских шестидюймовых снарядов всё-таки вставали всё ближе и ближе к борту японского флагмана. А уж когда блеснуло искрой на борту 'Микасы', Макаров приказал просигналить: 'Бить по врагу по способности'. Эскадра загрохотала бортовыми залпами. Японцы не замедлили ответить. Класс кораблей был примерно равный, выучка экипажей — тоже. Желание победить, разумеется, имелось по обе стороны пространства, разъединяющего кильватеры. Адмиралы, которые вели корабли в бой вряд ли уступали друг другу как флотоводцы...

'Микаса' успел получить двенадцатидюймовый кормовую рубку, два шестидюймовых в броневой пояс... И ещё один фугасный шестидюймовый с 'Цесаревича'. И разорвался он прямо на мостике японского флагмана. Килограммы пироксилина превратились в горячий газ, который разорвал стальную оболочку снаряда на крупные осколки. Крупные и тяжёлые. Одним из таких у вице-адмирала Того оторвало ногу ниже колена, другими убило командира 'Микасы' Идзичи, и офицера штаба командующего капитана второго ранга Арима, покалечило адъютанта капитан-лейтенанта Нагата и лейтенанта Мацамура. Остальных находящихся на мостике просто контузило взрывной волной. То есть, практически всё руководство Первым боевым отрядом и его флагманом было выведено из строя. Но это уже ничего не решало в данный момент: расходящиеся броненосные колонны продолжали засыпать друг друга снарядами со сравнимым, но не критичным успехом, когда Макаров приказал поднять сигнал 'Исполнять поворот'.

Русский кильватер стал склоняться в сторону хвоста японского, который замыкал 'Якумо'.

'Бить по концевому' взлетел очередной флажный сигнал на 'Ретвизане'.

Броненосцы несущие андреевский флаг, расцепляясь со своими прежними визави, дружно стали перенацеливать свои орудия на японский броненосный крейсер. Ну и врезали. Со всей широтой русской души.

'Якумо' просто засыпало снарядами, его командир, капитан первого ранга Мацути, просто по-человечески не успевал осмысливать информацию о повреждениях крейсера и отдавать приказы о необходимых действиях.

Сначала по творению немецких корабелов прошёлся своими пушками 'Ретвизан' — два двенадцатидюймовых и восемь шестидюймовых попаданий, пробит броневой пояс, смяты вентиляторы левого борта, уничтожено одно из орудий среднего калибра. Почти одновременно добавил огонька 'Цесаревич' — подводная пробоина, сбита третья труба и выведена из строя носовая башня главного калибра, 'Победа' и 'Пересвет' тоже внесли свою малую толику пробив дважды броневой пояс японца, а шестидюймовым градом вызвав пожары почти на всей площади от фок-, до грот-мачт. А 'на закуску', или, правильнее будет сказать, 'на посошок', за 'Якумо' взялись артурские чемпионы по стрельбе: 'Петропавловск' и 'Полтава' — именно эти броненосцы всегда показывали наилучшие результаты на учебных стрельбах Тихоокеанского флота. Судьба японского крейсера была решена — ещё пять двенадцатидюймовых попаданий, которые на пятнадцати кабельтовых не могла отразить никакая броня, взрыв боезапаса кормовой башни, и 'самый броненосный' из броненосных крейсеров Японии взял курс ко дну.

Если бы Первым боевым отрядом по-прежнему командовал Того, то весьма вероятно, что он ответил бы 'любезностью на любезность' — тоже охватил бы хвост русского кильватера, и обработал бы огнём своих броненосцев концевую 'Полтаву'. Утопить вряд ли бы удалось, но выбить из строя вполне себе был шанс. Однако, пока Симамура принимал командование, эскадры уже разнесло в противоположных направлениях. Японцам оставалось только развернуться, и на всех парах нагонять русский кильватер, чтобы хотя бы отомстить... И японский ВРИО командующего уже придумал как это сделать: выйти на траверз третьего с конца русского броненосца, уровнять скорости, и весь огонь отряда обрушить на ту самую 'Полтаву'...

Так себе удалось... Вернее: не удалось вообще: русская линия при приближении японцев сделала два подряд поворота вдруг и теперь, ведомая той самой 'Полтавой', стала поворачивать влево, рисуя японскому флагману ту самую 'кроссинг Т'.

Симамура, естественно, не повёл 'Микасу' в потенциальный 'огневой мешок' и отвернул с курса преследования. Макаров не настаивал на продолжении битвы — его вполне устроили её результаты. Тем более, что крейсера и миноносцы прорвались к японским транспортам.

А именно этого японские броненосцы не могли допустить. То есть прорыв-то уже состоялся, но какое-то время Пятый, Шестой и Третий боевые отряды смогут прикрыть конвой от русских крейсеров и истребителей, а там подойдёт и Первый... Поэтому японский кильватер ушёл даже от боя на контркурсах и, не открывая огня, устремился к точке высадки десанта. Артурским броненосцам, естественно, отпускать противника в такой ситуации было нельзя. И следовало разворачиваться в погоню либо поворачивая последовательно на шестнадцать румбов, что было более надёжно и легко, но занимало много времени которого не было, либо опять выполнить два подряд поворота 'вдруг', что требует максимальной сплаванности отряда, имеется риск дружественных таранов, но здорово экономит время...

Макаров уже верил в свою эскадру тем более, что сегодня его броненосцы уже успешно выполняли данный манёвр, и совсем недавно.

* * *

Уже было можно выйти из тесноты боевой рубки на ветерок. Левое крыло мостика 'Ретвизана' японские снаряды раскурочили вдрызг, а вот правое оказалось вполне себе в порядке.

Макаров, Щенснович, офицеры штаба командующего и прочие офицеры вышли из-под брони, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом.

— Запросите корабли о потерях и повреждениях, Эдуард Николаевич.

— Уже делано, Степан Осипович, ждём ответа...

Ответы очень скоро стали поступать.

Но перед этим на мостик взобрался старший офицер 'Ретвизана' лейтенант Скороходов.

— Разрешите доложить о повреждениях и потерях ваше превосходительство?

— Да что вы с титулованием во время боя на самом деле, — поморщился Макаров, — Докладывайте своему командиру, а не мне, Иван Иванович.

— Есть, ваше превосходительство, — не до конца понял командующего лейтенант, — Большая пробоина в корме, в метре от ватерлинии, попадания и пожары в адмиральском салоне и кают-кампании. Успешно гасятся. Разбито шестидюймовое орудие номер четыре, разнесло в щепки все шлюпки левого борта. Убиты мичман Столица и одиннадцать матросов, ранены мичманы Гурячков и Изенбек, два кондуктора и тридцать матросов.

— Здорово нас Того потрепал, — усмехнулся Макаров. — Но на войне не без потерь.

— С 'Цесаревича' передают, — стал озвучивать флажные комбинации сигнальщик: 'Вышла из строя носовая шестидюймовая башня правого борта, пять убитых, восемнадцать раненых, из них два офицера, 'Победа': заклинена кормовая башня главного калибра, пробоина в основании средней трубы, пожары на средней палубе. Тушим. Восемнадцать нижних чинов и два офицера убито, раненых двадцать четыре. 'Пересвет': Пробоина в носу, ход более тринадцати узлов держать пока не могу. Убитых нет, раненых пять.

— Повезло 'Пересвету', — буркнул под нос Макаров. — Придётся без него пока повоевать. Запросите: 'Когда сможете починиться и дать хотя бы пятнадцать узлов?'

— 'Петропавловск', — продолжал сигнальщик, — повреждён ствол носовой двенадцатидюймовой пушки. Попадание в батарею шестидюймовых орудий левого борта. Батарея вышла из строя. Пробоина во второй трубе. Максимальная скорость — четырнадцать узлов. Убито двадцать шесть нижних чинов и два офицера. Раненых — сорок три. Три офицера. 'Полтава': Большая пробоина в корме, затапливает рулевое отделение, пробоина в носу, вышли из строя левая носовая шестидюймовая башня и батарея левого борта. Тридцать два убитых (один офицер), сорок восемь раненых (четыре офицера). Максимальный ход — четырнадцать узлов.

— Иметь ход в четырнадцать узлов. Держать за мной! 'Пересвету' — исправить повреждения, и, по возможности, догонять эскадру.

— Ваше, превосходительство, — взлетел на мостик лейтенант Развозов, — радио с 'Паллады'.

— С повреждениями справился, могу иметь ход в пятнадцать узлов, — читал Макаров, — прошу дать указания по поводу дальнейших действий.

— Передайте: 'Присоединиться' к эскадре, — мрачно выдавил из себя адмирал, а потом представил свой разговор с Сарнавским по поводу погон на плечах, и ответственности офицера, штаб-офицера, командира корабля первого ранга в конце концов, по поводу самостоятельного принятия решений...

* * *

'Баян', 'Аскольд' и 'Диана' уже вышли на тот 'забор', который организовал вице-адмирал Катаока, прикрывая японские транспорты с солдатами, пушками, снарядами и прочим от атаки артурской эскадры. 'Итсукусима' под флагом самого Катаоки, 'Мацусима', 'Хасидате' и 'Чин-Иен', а также отряд контр-адмирала Того-младшего в составе 'Идзуми', 'Акицусимы' и 'Чиоды' перекрывали единым кильватером все подходы к своим судам с юга.

А контр-адмирал Молас, командующий крейсерским отрядом, и не собирался со своими скоростными крейсерами влезать в бой с японской медленной линией — раз противник подставляется под 'кроссинг Т', то пусть его и получит. Тем более, что главной задачей крейсерского отряда и было вывести свои миноносцы в атаку на транспорты. Что, вроде-бы, и удалось: Елисеев со своим отрядом в двенадцать истребителей уже огибал всю эту тучу транспортов и кораблей охранения с запада, и уже никто не будет способен остановить его атаку на суда, везущие своих солдат на территорию России.

Но нашлись и такие: Того давно уже вытребовал из Второй эскадры Четвёртый и Пятый отряды истребителей.