Александр. Продолжение похода 6

Используя возможность катапульты вести настильный обстрел, царские механики за короткое время буквально залили створки ворот адской смесью, которая немедленно приступила к пожиранию дубовых створок, на чью особую стойкость так надеялся архонт.

С ужасом наблюдала стража, как огонь расползается по всей поверхности главных ворот, легко плавя полоски железа и уничтожая дерево. Напрасно многие ольвийцы пытались самоотверженно сбить пламя, опрокинув вниз чаны с водой. Многие из них становились жертвами македонских лучников, а та вода, что попала на огонь, к ужасу и удивлению воинов совершенно не тушила его, а лишь способствовала его большему распространению по обреченным воротам.

Македонцы внимательно наблюдали за деянием своих рук, не забывая время от времени, выстреливать из катапульт новые огненные снаряды, не давая огню потерять свою силу.

Прошло чуть менее часа с начала обстрела, а главные ворота уже были полностью объяты пламенем и громко трещали, хороня в сердцах защитников последнюю надежду.

Лакротид уже давно понял ошибочность своих прежних расчетов и лихорадочно искал спасительный выход из этого смертельного противостояния с македонской осадной техникой, о которой много говорили, но мало кто мог похвастаться, что видел её в действии.

От идеи возведения напротив ворот новой стены, что обычно применяли осажденные при угрозе прорыва противником внешних стен, очень быстро пришлось отказаться. Осадные механики Александра видно хорошо знали свою работу, поскольку едва только горожане по приказу архонта начали возводить стену, как они были обстреляны из баллист огненными снарядами.

Большинство горшков с зажигательной смесью упало на зубцы и гребень стен, поразив при этом несколько защитников Ольвии и основательно залив жидким огнем камни внутренней кладки, ступени лестниц ведущих наверх, а так же каменные плиты мостовой возле главных ворот.

К огромному ужасу воинов и горожан, камни под воздействием ужасного огня начали трескаться, лопаться и крошиться, но самое ужасное было в другом. Известь, используемая строителями в растворе, цементирующем камни стен, неожиданно стала гореть, выделяя едкий удушливый дым, который под угрозой отравления, заставил ольвийцев искать спасение вдали от ворот.

Архонт яростно кусал губы от осознания, что у него остаётся только один шанс, встретить врага на улицах города и попытаться выиграть хотя бы один день жизни для Ольвии. Гнев и злоба душили его от осознания своего бессилия перед силой войска Александра, который воюет совершенно не так, как того ожидал Лакротид.

В этот трагический момент к архонту сквозь толпу воинов прорвался Мирсил, пользуясь статусом старейшины.

— Где она твоя хвалена оборона!!? — гневно выкрикнул он Лакротиду с налившимся от крови лицом. — Где твои спасители скифы, которым ты посулил сто талантов!!? Где...

Что хотел спросить Мирсил у архонта, так и осталось тайной, поскольку тот прервал его гневную речь резким ударом кулака, отбросивший незадачливого обвинителя на воинов, стоявших за его спиной. Лакротид вложил в удар всю ненависть и злость которую он питал к Александру и ему сразу полегчало на душе.

— Унесите это паникера домой! — грозно приказал он войнам, подхватившим, потерявшего от удара сознание Мирсила — а не то я его пришибу ненароком.

— Македонцы строятся! — донесся с наблюдательной башни голос дозорного, и все разом позабыв о Мирсиле, сжимая оружие, бросились поближе к воротам.

Александр действительно подвел к стенам города свои вооруженные отряды, но от активных действий по штурму стен Ольвии воздерживался, ожидая, когда горящие ворота рухнут к его ногам. Что бы ускорить этот момент, царские механики вновь задействовали катапульту, заменив, на этот раз огненные заряды тяжелыми камнями.

Мерно застучали метательные снаряды по горящему дереву и вскоре, одна из створок ворот рухнула от удара камня, открыв тем самым вражеским солдатам путь внутрь города. Зазвучали трубы и македонские воины, под прикрытием лучников ринулись на штурм города рискнувшего когда-то противостоять потрясателю Вселенной.

Словно огромные металлические змеи, вползали отряды македонцев внутрь обреченного города, невзирая на летящий, на них со стен Ольвии огонь, камни и стрелы. Ничто в мире не могло остановить этот яростно ревущий людской поток, бросившийся в смертельно опасный бой по приказу великого царя Александра. Македонцы и греки, фракийцы и галлы, персы и скифы, все устремились вперед, желая первыми ворваться в Ольвию и заслужить милость своего любимого монарха.

Уже к вечеру Ольвия пала. Ещё корабли Александра не могли войти в гавань порта из-за сопротивления береговой стражи, так и не убравшей защитные цепи перед ними. Ещё в некоторых городских кварталах возникали спорадические схватки между уцелевшими защитниками города и воинами Эвмена грабивших Ольвию и насиловавших её жителей. Но уже была занята базарная площадь и взяты штурмом и разрушены здания ареопага и арсенала, где принял свой последний бой архонт Лакротид с остатками гарнизона.

Забаррикадировавший входную дверь арсенала, и судорожно глотая воздух пополам с клубами удушливого дыма от горящей крыши, Лакротид напрасно надеялся услышать весть о появлении в тылу у противника орд скифов. Он так и умер, задохнувшись от гари со слабой надеждой, что все в самый последний момент может измениться. Всё было напрасно, царь Теродам так и не появился под стенами Ольвии со своими конниками. Однако старания ольвийского архонта были не напрасны.

Скифы появились вблизи разграбленной Ольвии ровно через три дня от момента её падения. Их было около двух тысяч и больше половины из них, имели тяжелые доспехи. Маленькие металлические бляшки были искусно нашиты на кожаную подкладку и покрывали защитным слоем не только грудь и спину всадника, но даже и его кожаные брюки. Ударь эта конная сила в спину македонцам во время штурма, и тогда было бы очень трудно предсказать исход, несмотря на всё воинское искусство солдат Александра. Сам царь, произнес эти слова вслух, внимательно разглядывая кавалеристов появившихся под стенами Ольвии с того берега Гипаниса.

Почти каждый воин имел шлем, который был сделан либо местным умельцем и имел круглую форму, либо куплен у греков и, как правило, с беотийским гребнем. Щиты у царских скифов были деревянными, но укрепленные металлическими пластинами, что позволяло выдержать удар вражеского копья или меча. Все всадники были вооружены копьями и дротиками, которыми они забрасывали врага, находясь на средней дистанции боя, чтобы затем, в ближнем бою поразить противника мечом или боевым топором, в зависимости от ситуации или предпочтения самого всадника.

Металлические наплечники надежно защищали скифских воинов от ударов вражеских мечей, а так же палиц или двубортных секир, которым скифы часто отдавали предпочтение в ближнем бою. Кроме этого у каждого из всадников имелся традиционный лук и полный стрел колчан.

Благосостояние того или иного воина можно было безошибочно определить по его доспехам. У многих из всадников металлические пластины были позолочены, ровно, как и наборные пояса, на которых весели короткие мечи акинаки. Некоторые из скифов, имели на ногах греческие поножи, которые прикреплялись прямо на кожаные штаны, что придавало им несколько комичный вид, но имело очень большую пользу в бою.

Скифских вождей можно было узнать по золотым браслетам на руках, а так же по массивным золотым гривнам и металлически ожерельям, которые украшали их грудь или шею. Кроме этого их деревянные щиты, покрытые кожей и металлической окантовкой по бокам, украшали золотые олени или пантеры, укрепленные мастерами оружейниками прямо в центре.

Самого царя Теродама отличало от его вождей только широкий кожаный шеврон на груди, выкрашенный в красный цвет и покрытый золотой фольгой. На голове властителя скифов не было шлема, и лоб его украшала широкая кожаная лента, богато украшенная изображением оленей, пантер и прочих степных животных.

Подойдя к македонскому лагерю на полтора пролета стрелы, они внимательно разглядывали чужестранцев, которые лишили их возможности заработать сто талантов золотом.

Видя разрушенные ворота Ольвии, её закопченные каменные стены, скифский вождь не рискнул атаковать лагерь Александра с ходу и тем самым совершил роковую ошибку. Уже через тридцать минут, после появления кавалерии противника, македонское войско уже было полностью готово к бою, хищно ощетинившись стройными рядами копий и щитов, надежно прикрытое по бокам своей кавалерией.

Слишком поздно понял Теродам свою ошибку, но упущенной возможности было не вернуть и после небольшого совещания, скифы направили к Александру для переговоров, царского сына, молодого Орика.

Выказывая македонцам своё полное превосходство, скифские парламентеры чинно приблизились к воротам лагеря и на хорошем греческом языке, потребовали себе переговорщиков.

— Я Орик, уста своего отца Теродама, великого вождя скифов, хочу видеть вашего вождя, чтобы получить от него ответы на вопросы моего отца — выкрикнул скиф гордо подбоченясь в седле, демонстрируя стоявшим в воротах македонцам свой богатый золотом доспех.

Александр, находившийся в передних рядах своего войска, немедленно выехал вперед и, подняв вверх правую руку, произнес.

— Я, Александр, царь македонский и всей Ойкумены, слушаю тебя Орик, сын царя Теродама.

Услышав, что чужестранец отказывает его отцу в титуле великого царя, гневно блеснул глазами, но не стал вступать в словесную перепалку.

— Великий царь скифов, извещает тебя царь Александр, что архонт Ольвии Лакротид обещал ему сто талантов золотом, если тот приведет всё войско скифов к стенам города. Войско прибыло и хочет получить свои деньги.

Слова царевич Орика вызвали легкую усмешку на губах Александра. Все степняки с кем ему приходилось ранее общаться, занимались элементарным вымогательством. Показывая не извлеченный из ножен меч, они неизменно предлагали купить его спокойствие, придавая своему шантажу различную словесную форму в зависимости от обстоятельств.

Сейчас, слушая задиристые слова Орика, царь решал для себя непростую задачу. С одной стороны, он был готов заключить мир со скифами Теродама, чтобы иметь спокойный тыл во время пешего похода в Таврию. Ради этого, он был готов поделиться своей боевой добычей в разумных пределах, не ущемляя при этом долю простых солдат и командиров. Но с другой стороны, зная от Нефтеха и скифского царя Таксакиса, что царство Теродама переживает не лучшие свои времена, не собирался особо миндальничать со степными попрошайками.

— Может мои слова, несколько разочаруют царя Теродама, но архонт Лакротид мертв, и не сможет выполнить своего обещания по выплате золота. Если царю будет угодно, я охотно отдам ему голову этого человека, как ту малую плату, на которую он способен в своем нынешнем состоянии.

Гнев и ярость, промелькнули по красивому смуглому лицу царевича, и он не собирался скрывать свои эмоции.

— Ты видно плохо понял царь Александр, слова моего отца. Он привел своих всадников к стенам Ольвии согласно просьбе грека и ему все равно, кто заплатит скифам сто талантов золотом. А голова Лакротида не стоит таких денег, к тому же уже порядком протухшая.

Скифы царского конвоя позволили себе улыбнуться шутке Орика, не обронив при этом ни единого слова.

— Я готов заключить с царем скифов договор о мире и дружбе, как я заключил его с царем Таксакисом и другими правителями племен живущих по эту сторону Истра. И в знак уважения и признательности, я готов послать царю Теродаму богатые подарки, аналогичные тем, что были посланы другим правителям.

— Мой отец Теродам, повелитель могучих царских скифов, от стрел и клинков которых позорно бежал перс Дарий. И ему не нужны твои подарки царь Александр, как прочим правителям. Он уже сказал свое слово и не намерен его менять. Сто талантов золотом — громко и жестко выкрикнул Орик, властно поигрывая золоченой плеткой.

Дерзкие слова посла всколыхнули гнев в сердце великого полководца. Уже много лет с ним никто не позволял себе так говорить. Александра очень подмывало отдать приказ поднять дерзкого мальчишку на копья, но эллинское воспитание Аристотеля, не позволили царю отдать этот приказ в отношении посла.

Уже приняв для себя окончательное решение, македонский монарх все же продолжил переговоры с молодым скифом.

— Сто талантов золотом, это слишком большая цена даже для царя Теродама. Никто из скифских правителей не получал таких денег, за то, что он не сделал.

— Это цена того, что он может сделать! — пригрозил Орик, — посмотри как огромно наше войско.

— Войско скифов действительно велико, но я, повелитель Ойкумены привык брать и даровать, а никак не платить. Если царю Теродаму не угоден мир и дружба со мной, это его выбор, но я хотел бы услышать последнее слово от него самого, а не от его говорящих уст.

Кровь гнева прихлынула к лицу царевича, он очень хотел ответить македонцу дерзкими словами, но отправлявший его послом Теродам, зная вспыльчивый характер Орика, сильно ограничил волю своего сына и тот не посмел перечить воле отца. Поборов приступ гнева, стараясь быть как можно спокойнее, Орик произнес

— Я передам царю Теродаму твоё желание царь Александр. Скоро, совсем скоро, ты услышишь его ответ.

Был ли это явный вызов македонскому правителю или что иное, никто не успел понять, поскольку из-за спины Александра, неожиданно выехал царевич Спараг, на шеи коня которого красовалась целая гирлянда отрубленных кистей воинов противника.

Орик моментально узнал в Спараге, кавказского скифа, от чего волосы на его загривке буквально приподнялись. Неистово сверля Спарага яростным взглядом, сын Теродама выкинул вперед руку и выкрикнул, обращаясь к Александру.

— Отдай мне этого человека! Он мой раб по своему рождению!!!

Ни один мускул не дрогнул на лице Спарага, презрительно глядя в лицо скифского царевича, он крикнул Орику как равный равному человеку.

— Никто не смеет ничего требовать от великого царя, даже ты сколот!

— Как ты смеешь пес открывать свой грязный рот в присутствии своего хозяина! На колени!!! — неистовал Орик, но в ответ получал только презрительные ухмылку Спарага. Не помня себя от гнева, царевич схватил приторенный к седлу боевой топор и без размаха с силой метнул его в ненавистное лицо. Подобно золотой молнии сверкнуло на солнце скифское оружие, но Спараг был начеку и вовремя успел прикрыться металлическим щитом. Острый наконечник топора, гулко ударив по железной пластине смог, пробить её, прочно завяз в дубовых досках, не причинив Спарагу особого вреда.

Отбросив на землю поврежденную защиту, царевич сам перешел в атаку и, схватив лежащий поперек седла коротки арбалет, разрядил его в сторону обидчика. Сын Теродама продемонстрировал не менее искусную сноровку, чем его противник, быстро прикрывшись щитом, но арбалетный болт разнес его в щепки и, пробив царский доспех, засел в груди Орика.

Увидев, что царевич зашатался и его доспех окрасился кровью, старый царский телохранитель Фидал перешел к решительным действиям. Метнув в обидчика тяжелое копьё, он одновременно ухватил под уздцы жеребца царевича и стремительно поскакал прочь, от македонского лагеря.