Странник

Командно-штабные учения — это веселый праздник. Провести в лесу неделю с пользой для здоровья и психики. Почесать кулаки об настоящие суровые лица...

— Может, останешься служить, что думаешь — Хорек?

— Не мое это командир. Не мое...

Те учения мы выиграли, впервые за пять лет. Но служба и постоянный надзор начальства — это повторяюсь не мое. Настоящий егерь любит лес, любит свободу... домой возвращался, смакуя свое предвкушение.

— Молодец, — коротко бросил дед и легким кивком позвал за собой.

Рыбалка прошла в тишине, как приятно просто сидеть вот так у реки, не боясь, что над ухом начнут орать очередной срочный приказ очередного военачальника.

— Завтра ухожу в лес.

Дед продолжал поглощать наваристую уху. Задумчиво следя глазами, за проплывающими над головой облаками.

— Ружье и патроны возьмешь в ухоронке.

— Спасибо.

Сумерки встретили у костра, как будто и не было этих лет. Как будто я все еще в детстве.

— "Спасибо дед..."

Дни жизни, года жизни, десятилетия...

Я всего лишь странник. Свидетель бытия. Не помню, когда еще я так плакал. Могилку деда Паши сделал под его любимой березой.

Люди как блики света уходят и приходят, остаюсь только я, всегда один, всегда в тени. Предлагали стать лесником, но я отказался. Союз опять распался. Видимо клей был плохим.

— Ась...

В ловушке притаилась мелкая лисичка.

— Беги отседова мелкая.

Возвращаясь домой, заметил на тропе огромное количество новых следов. Человеческих следов.

— "И кого это нелегкая принесла?"

Запах у этих людей был плохой, не хороший такой запах. Пахло кровью и желаниями.

— "Эдак, они придут к моей хижине".

Смешно бояться смерти и испытывать страх в моем положении. И дело тут не в возрасте. Семьдесят лет — это даже и не возраст по современным меркам.

— Эй, дедуля. Давай сюда свое ружье, — они сидели у моего домика с наглыми лицами, будто имели на это какое-либо право. Пятнадцать человек, все в тюремных робах. Истощенные фигуры, и злые взгляды. Большинство вооружены ножами, но у двоих в руках карабины.

— "Здесь недалеко Степановна живет с внучкой..."

Сколько той внучке лет, тридцать или тридцать пять...? Неважно, я и так прекрасно понимаю, что эти скоты могут сделать с молодой женщиной, с таким беззащитным человеком.

— Вот, — старик бросил ружье человеку с карабином. На не обезображенном интеллектом лице мелькнула тень радости. Возможно, это был самый глупый его поступок.

— Внимание. Активация функции — скорость. Пятикратное.

— Осторожно. Возможны кровоизлияния. Разрыв хрящевых тканей. Износ костного аппарата. Присутствует летальная вероятность.

— "Чипы?"

Но как? Разве могут улучшения одной жизни переноситься в другую реальность? Ладно, потом все обдумаю.

Движение было словно в киселе, но мой добрый старый нож, вообще не встречал препятствий. Он резал черепа и кости, словно хорошее масло. Пятнадцать взмахов за секунду, совершенно точно — не больше. Выход из скоростного режима был полон боли. Признаюсь — я банально потерял сознание. Я не умер тогда, хоть и долго и мучительно болел. Но силы воли и упорства хватило, дабы взять себя на время в руки и прикопать прохожих в верном месте.

— "Надеюсь, это было доброе дело", — возможно среди них могли быть хорошие люди, кто знает, я ведь не бог, могу и ошибаться.

— Добрый день отец, — спецназовец ждал меня у дома, лениво ковыряясь в ногтях, — не видел здесь разных людей? Недавно из зоны сбежало два десятка урок. Может вы видели какие-нибудь следы?

— Нет, не видел.

В этих краях люди не многословны. Знать бы, откуда повелась эта традиция, но все чаще замечаю, что слова несут в себе тягучую плотную энергию. Чем меньше говорю, тем меньше устаю и наоборот. Хороший разговор может оставить без сил, словно тот самый вампир.

Не знаю, как я умер, хорошо помню тот последний день. Сварил грибную похлебку, заправил чесночком. Сидел в теньке под деревом, наблюдая, как играют и разбегаются круги на воде.

— "Жизнь... неповторимо и больно... прекрасна, сколько не живи".

1980-ый год.

— Почитайте Сторожевую Башню. Это бесплатно. Только Свидетели Иеговы спасутся...

Не успел закрыть дверь как новый звонок.

— Харе Кришна, Харе Рама... знаете ли вы что такое карма? Это знание изменит вашу жизнь!

— О чем это вы?

— Вся наша жизнь пронизана смыслом. Это колесо перерождений — Сансара. Слышали о реинкарнации? Люди рождаются с памятью прошлой жизни, могут вспомнить, где жили, кем были, что делали.

Нечестный народ эти буддисты, ко мне в прихожую набилось сразу пять человек. Все говорят вразнобой, перебивая друг друга, едва не брызгая слюной.

— "Знали бы они обо мне... я не только — все помню, я еще и многое умею..."

— Извините, я не могу пускать домой незнакомых людей. Родители советовали звонить сразу в милицию, — один из лысых аж побледнел.

— Вот вам журнал почитайте — не пожалеете...

— Постараюсь.

На самом деле это не следующая по порядку жизнь. Ту жизнь мне не хочется вспоминать. Если коротко, то все было не весело. Старший брат, играясь, опрокинул на меня пятилетнего огромную кастрюлю с кипятком. Мало того что ожог на 50% кожного покрова, так еще и на лицо с глазами попало.

Пришлось учить шрифт Брайля, кто не знает — это алфавит для слепых. Всю молодую жизнь мыкался по интернатам для слепых. Потом распался союз. Научили шить вслепую, хоть какой-то заработок. Шил наощупь и вроде не плохо. Лет до 45 кормил не только себя, но и родителям помогал. Потом заболел птичьим гриппом и быстро угас. Не жизнь, а сплошной мрак — даже и вспомнить нечего. В общем, давайте забудем, и не будем вспоминать эту неприятность.

Вечером стало шумно, с работы пришли родители, с учебы пятеро братьев и сестер. В этой жизни пришлось прогнуться под общество. Закончил среднюю школу экстерном. Сейчас же все больше сижу дома, и злостно бью баклуши.

— "Надо делать ноги..."

Еще три года маршировать строем — увольте. Нужно быстро найти запасной вариант.

— Сегодня буддисты опять приходили.

— Сколько раз тебе говорила, не открывай дверь незнакомым людям...

— Да знаю я...

Это даже смешно, кто кого здесь учит, я все это для информации сообщаю, а не как повод для своей экзекуции.

— "Нужно будет сходить в этот ашрам", — меня всегда привлекали люди, настолько зараженные энергией позитива. Для нашего общества — это не нормально. Россия страна хронической депрессии и затаенного негатива. Мы привыкли, что все всегда плохо, и худшее что может случиться с нашим человеком — это узнать, что все это впитанное с молоком матери коренное видение жизни в чем-то может быть ошибочно...

Это был коктейль. Во всех смыслах. Сначала всем пришедшим подали индийский коктейль. И мы его выпили. Но также это был коктейль — в части пропорций плохого и хорошего. Хорошо, что судьба столкнула меня с этим учением. И в то же время — плохо, что это со мной случилась.

Наркота, что была добавлена в напиток вышибала мозги в полном смысле этого слова. Хотелось обнимать мир, и любить людей.

— "Это не нормально, ты ведь это понимаешь?"

Конечно, я все понимал, но все так же покорно отдался течению судьбы. Посмотрим, что покажет мне жизнь в этот раз.

Уже через час собрание буддистов превратилось в хорошую такую оргию... качественная была групповуха. Уж я-то в этом знаю толк, в бытность своей работы в Эпл, чего только не видел.

— "Амфетамин?"

Тяжело отличить, раньше не пробовал этой дряни. Домой я так и не вернулся. В себя пришел только в самолете. Салон был полон людей с безумными взглядами. Здесь завязаны большие интересы, иначе как им удалось вывезти столько молодежи без документов и разрешения родителей.

Как и ожидалось, нас привезли в Индию. Ашрам находился в провинции Ассам. При разгрузке адепты учения уже не были так добры к новичкам как ранее, избивая не подчиняющихся людей ногами, и я понял главное...

— "Пора валить".

Егерь во мне проснулся, стоило только сделать шаг в сторону. Дорога от ашрама была пустынной и пыльной, но меня это не волновало. Может мне и показалось, и они не такие уж плохие люди, и на органы там не разбирают, видимо я слишком люблю свободу.

Несколько месяцев бродил по Индии, переходя из провинции в провинцию. Еды было вдоволь, воровал еду в кладовках и кухнях, мало какой замок мог меня остановить. Терзаниями совести не страдал, когда желудок урчит — совесть молчит.

Солнце спалило кожу дочерна, и теперь я не сильно отличался внешне от местных жителей. Хороший способ выучить неизвестные диалекты Индии. Моя бродяжническая жизнь длилась долгие 20 лет. Мне нет оправдания, знаю, что родные маются в тревоге и неведении. Но не могу себя заставить написать письмо или позвонить.

— "Я давно чужой в том доме..."

Жить в путешествии — этот стиль жизни затягивает. Начинаю понимать цыган и бродячих артистов. Желание сменить место проживания становится навязчивой идеей.

— "Красивая страна", — добрая земля, и не ее вина, что люди используют ее в своих корыстных интересах. Простые индийцы очень человечны и отзывчивы. Обидчивы как дети и непосредственны. Не вижу ничего плохого в буддизме, это мы европейцы сделали его инструментом обогащения. Вспоминаю, сколько тысяч раз мне подавали милостыню, сколько лепешек разламывали эти почерневшие от грязи и загара руки.

— Здесь свободно?

Старик, сидящий у берега Инда, молча подвинулся. А может и не старик вовсе, вижу эта худоба следствие долгих истязаний плоти. Здесь много аскетов и отшельников, следующих пути Будды в одиночестве.

— "Хорошее место дабы погреть свои кости", — дальше я уже не пошел.

Мы сидели на теплом камне, как приклеенные. В солнце и под дождем. Голодные и сытые. Иногда прохожие делились с нами своей едой, мой молчаливый спутник никогда не отказывался, а я все так же молча следовал его примеру. Так началось мое послушание.

Иногда он начинал выполнять странные физические упражнения — йоговские асаны, я так понимаю, чтобы окончательно не развалиться на кусочки, растягивал связки, немного напрягал мышцы, укреплял кость.

Мы просидели там десять лет. Иногда забывая питаться неделями, без еды и воды, без отправления каких-либо потребностей тела. Там, мы добивались окончательной свободы. Со временем даже стали чем-то вроде местной достопримечательности. Однажды к нам заехали какие-то туристы. Это были англичане.

— Глядите, какие они худые.

— Кошмар...

— Так жалко, — она не договорила, возможно, потому что ваш покорный слуга изволил встать и оглянуться.

— "Они смеются и жалеют, ненавижу такое", — индийцы всегда уважали наше уединение. Не могу и не хочу становиться развлечением для снобов.

— "Пожалуй, мне пора уходить..."

Следующим пунктом моей жизни стал монастырь. Здесь тоже можно было сидеть на солнце. Созерцать.

Однажды один монах присел неподалеку и медленно раскачиваясь, начал бубнить наизусть текст древней Веды. Я уже понимал индийские языки, где-то на уровне обывателя, а где-то вполне прилично изъясняясь. Но санскрит был для меня тайной за семью замками.

— Научи...

Мой бенгальский был хорош. Монах разве что не пробил головой потолок старого храма. Конечно же меня всему научили.

Вспоминаю те дни, когда учился санскриту и так легко на душе. Мало кто знает все веды наизусть, таким людям везде в Индии почет и уважение. Более полумиллиона текстов и свитков. Знать всю Веду — значит быть уникумом. Быть отмеченным самим Буддой.

— Далай лама здесь...

Шепот вокруг. Наш монастырь посетил сам Далай лама. Земное воплощение Будды. Что он скажет, что он знает?

— Подойди, — я уже не мальчик, скоро тридцать лет как я пребываю на стезе посвящения. Этот Далай лама на вид словно мальчишка, физически ему всего 12 лет. Но я-то знаю, сколь обманчива бывает внешность.

— Благослови...

— Мое благословление на тебе.

Его глаза чуть насмешливые и такие добрые. Он такой же, как и я? Или всего лишь ребенок, которого лишили детства и нормальной жизни? Не знаю... он просто улыбнулся и ушел. Может я смогу прояснить этот вопрос в другой жизни.

— "Хочу верить что это — правда", — иначе вся моя жизнь в этой реальности будет ни о чем. Кому нужны эти тысячи книг, и молитвы... коли воплощенный Будда всего лишь элемент маркетинга и пиара? Точно не мне.

— Простите. Далай лама просил вам передать, — молодой монах уважительно потянул мне сложенный вдвое листок. Открывал послание с трепетом в душе.

— "Терпение", — вот что там было написано. Всего одно слово. Но я смог его прочитать. Странно. Этот язык я учил, когда заканчивал свою жизнь в тибетском монастыре. Вспомнился Ваня и мои мытарства у суровых якудза.

— "Неужели он знает...?!?"

— ОН знает...

Наверное, я был рад обмануть самого себя. Это страшно — быть настолько одиноким в мире людей. Только он смог меня понять...

В древних трактатах говорится, что легкие при надобности можно отключить. Душа способна питаться энергиями мира напрямую. На старости лет решил проверить эти слова на собственном примере.

— "Или это способ уйти..."

Сознание угасало, но я все еще был в медитации. Контроль сознания, контроль дыхания. Убрать дыхание...

Когда-нибудь у меня все обязательно получится. Я знаю. А пока медитация, словно по плану перетекала в безобидную и привычную смерть. Тьма встретила знакомой прохладой.

— "Он сказал терпение?"

Создатель жесток, как же все это трудно принять. Мой главный враг — это не желания и амбиции, я понял — мой враг... это усталость духа. Впервые за долгие жизни я увидел впереди нечто похожее на свет.

— "Неужели там рай?"

Иногда мы слишком хорошо думаем о высших силах. Конечно, это был никакой не рай. В конце тоннеля меня ждала... новая жизнь.

1980-ый год.

— Здравствуйте, проходите пожалуйста, — выглядело это мило и товарищ Романов с женой, не переставая улыбаться, покинули нашу просторную прихожую, проходя в полный гостей актовый зал.

Товарищи Андропов, Ельцин и Горбачев тоже были здесь, конечно с женами, а как же иначе, это ведь партия. Родители стояли чуть позади, с умилением следя, как их дорогое чадо вежливо раскланивается с очередными партийными бонзами.

— "Такой жизни у меня еще не было..."

Опять я один как перст, без братьев и сестер. Отец большая шишка в ЦК КПСС, и это единственная хорошая новость. Тяжело жить с деспотом такого уровня, даже матери это дается с трудом.

Детство мое изобильное. Столько еды, самой разной и изысканной я не видел даже в мою бытность долларовым миллиардером в Эпл. Казалось, что мне везут все вкусности, какие только могут быть на свете. Не удивлюсь, если для этого дела задействуют целый самолет, или на худой конец военный истребитель.

Дом огромный, фактически дворец, с площадью далеко за пять тысяч квадратных метров. Более десяти человек прислуги. Вся бытовая техника и мебель исключительно дорогая и импортная, боюсь представить, сколько все это стоит.