Странник

Ненависть у одних, трансформировалась в любовь у других. Опыт общения с противоположным полом в прошлой жизни был не обширен, поэтому я и совершил главную ошибку. Лена была красива, тщеславна и доступна. Стоит ли говорить, что у нас все получилось? Известие о беременности не ввергло меня в ужас, а зря... я был легкомысленным идиотом. Думал, что вся жизнь еще впереди. Дурак.

Партия многого не одобряла. Разгульную жизнь особенно. Так что пришлось жениться, как раз перед выпуском. В прошлом я был индивидуалистом. В этот раз пришлось вкусить, что такое оркестр и с чем же этого монстра едят. Содержимое бутерброда мне не понравилось. Люди были разные, совсем разные. И звезд здесь не любили.

Партия выдала молодоженам комнату в общежитии и моя первая семейная жизнь начала свой неспешный пробег. Вскоре начал понимать, сколь многое в прошлом значила для меня поддержка семьи. Домашний быт, я был в нем как заблудившийся путник. Протекция предков в этой жизни не сработала или я был слишком независим. Но прокладывать путь наверх в этот раз мне пришлось самому. И только гордыня и сознание собственного величия были моими спутниками.

Рождались дети, но между нами с Леной все так же не было ничего общего кроме общего тщеславия. Со стороны мы были идеальной семьей. Десять лет в оркестре доказали мне одно, оркестр это коллективный организм, не возможно достигнуть подлинного успеха в массе. Получив трехкомнатную квартиру по случаю рождения четвертого ребенка я ушел в свободное индивидуальное плавание.

Что сказать о дальнейшей жизни? Как пианист я был определенно талант, причем это был заработанный трудом прошлой жизни дар. В новой жизни мне не хватало тренировок и свободного времени. Семья стала грузом. Даже не ожидал подобного эффекта. Моим уделом были вторые и третьи места. Не сделав себе имени, нельзя было надеяться на звания заслуженного артиста или привычные в прошлом масштабные гастроли. И можно было только мечтать о щедрых гонорарах. Партия бдила и наблюдала, талантов в союзе как всегда было много. И у большинства был более подходящий для дебюта возраст.

К сорока годам я состоялся как профессионал высочайшего класса, можете поверить мне на слово, я объективен. Однако звезды сложились так, что моя карьера никак не хотела двигаться в нужном для меня направлении. Нужные чиновники от культуры внесли меня в черный список, думаю всему виной черная зависть. Тем более одну из ключевых должностей в министерстве культуры занял мой бывший одноклассник, страдающий спазмами черной ненависти, бесталанная мразь.

Флейта, гитара, саксофон, арфа — этого богатства оказалось мало. Я так и не бросал занятий со скрипкой. Думаю с ней, я легко выиграл бы пару конкурсов... детских конкурсов. Зрелый возраст не лучшее время для развития новых навыков. Увлекся органом, немного уделил внимания аккордеону. Музыка был знакомым злом, сейчас я понимаю, что слишком боялся неизвестности. Наверное, это была вторая по значимости моя ошибка.

К пятидесяти пришлось проститься с последними надеждами и начать хоронить свои амбиции и мнимые идеалы. В семье был порядок, так казалось со стороны. Хотя возможно Ленка была счастлива. В финансовом плане мы были самодостаточны, более чем самодостаточны, социалистический союз процветал, всего хватало.

— Ты счастлив сын?

Отец задал этот вопрос на рыбалке.

— Не знаю, жизнь пролетела как... миг, как молния. Иногда жизнь как пламя костра, стоит лишь влететь, сгораешь как паутина...

— Хорошо, что ты это понял. Но я горд, что ты пытался сын...

Эта рыбалка прошла далее в молчании, но так приятно мне не было за всю свою долгую вторую жизнь. Как будто мне открылось что-то очень важное и ценное.

Родители в этот раз жили дольше. Кажется, в прошлой жизни они отдали мне слишком многое. Рад, что они хоть немного смогли пожить для себя, уделив драгоценное время своим увлечениям. Мать в этот раз добилась большего, став лауреатом госпремии. Как многое зависит от наших решений.

Следующие двадцать лет я преподавал в родной консерватории. Профессор, доцент. Можно сказать я многого достиг. Пусть не того, к чему по глупости и неуемной гордыне стремился. Но эта жизнь была другой. И умирал я в окружении детей и многочисленных внуков. Стоило ли это второго шанса? Не знаю... я все так же, был не доволен. Жаль Ленку, думаю, я действительно испортил ей жизнь...

1980-ый год.

— Что? Опять...

Родиться и начать жизнь в детском теле в третий раз — повод попасть в дурку. Психбольница не самое страшное, что может грозить моей психике.

Я пришел в себя на теплых руках матери. Испуганной матери. Вокруг все гремело и пылало. Именно тогда я и понял что это такое...

Это не старая новая жизнь. Нет. Я рождался снова и снова, но каждый раз это были восьмидесятые. И каждый раз это была немного другая реальность.

— Это параллельный мир?

Помню читал что-то похожее... Во второй жизни удалось немного почитать развлекательную литературу. Так сказать для развития.

— Гражданка пройдите с ребенком в бункер, тут опасно.

В этой реальности шла война. Страшная война. Воевали с Китаем. Воевали недолго, и с треском проиграли. Население было загнано в резервации. Жили голодно, и без прежнего комфорта. Но это не мешало народу строить планы.

Китайские буржуа, как много в этом слове. Вспоминаю, как посещал в прошлом эту отсталую феодальную страну с концертами. Тогда они не казались такими кровожадными. Впрочем, тогда это был видимо другой народ и другое прошлое.

— Сынок, учи китайский язык и культуру. Это единственный выход...

Смотрю на мать, на ее черные круги под глазами. Не знаю где отец, бабушка и дед. Скорее всего, не выжили в пламени войны. Жертв много, их миллионы. В этом мире союз был карикатурно слаб, он не был даже тенью тех союзов, о которых я помнил. Те союзы были монстрами, легкого окрика министра иностранных дел другие страны боялись до дрожи в коленях. Даже нового короля Англии не выбирали без одобрения генерального секретаря союза.

— Я выучу мам. Обещаю.

Моим пропуском в новую жизнь стал Ча Линь. Старый солдат, что выполнял в нашей резервации функции участкового. Наверное, это было еще то зрелище. Маленький пятилетний мальчик и невысокий китаец. Тем не менее, детская память была способна на многое.

— "Что есть моя память, вот что интересно?"

Где хранятся воспоминания моих прошлых жизней. Эти воспоминания так красочны и доступны. Я помню уже две свои жизни, будто все это было еще вчера. Но и новые знания впитываются сознанием, будто великолепной губкой.

Говорить, читать и писать на китайском языке нас учили и в школе. Но я и тут смог стать лучшим. Это был мой шанс. Шанс улучшить условия жизни моей матери. В возрасте 10-ти лет во многом благодаря Ча Линю, мне удалось получить рекомендации в школу пансион углубленного изучения китайского языка. Оставлять мать одну не хотелось, но другого выхода не было.

В китайских школах нужно было учиться 11 классов. Кураторы и по совместительству классные руководители ввели армейскую дисциплину. Даже в туалет приходилось испрашиваться. Постепенно жизнь стала налаживаться. Где-то по стране бегали партизаны, с которыми, тем не менее, успешно боролись. Провинция "Западный Край" великой и вечной поднебесной республики.

В качестве иностранного языка учили японский язык. Понятное дело готовились к конфликту с Японской империей. Что подразумевалось после раздела Филиппин и Малайзии с Индонезией. Родным языком на занятиях шел китайский хань и его многочисленные диалекты.

Диалектов было больше семидесяти, нет смысла перечислять все поименно, это будет интересно лишь отпетым китаистам. Могу лишь сказать, что после изучения этих диалектов смог понять главное — из нас готовили чиновников. Своего рода колониальную администрацию.

На самом деле, вот что я скажу о китайском языке — это не единый язык, а семейство языков, которые по недоразумению называют диалектами. Не могу сказать, что к концу школы знал все диалекты в совершенстве. А ведь я старался. Но нормативным официальным путунхуа владел на отлично. Каждую неделю задавали для чтения нехилую кипу книжек, так сказать для развития. Лексика от такого времяпровождения прирастала страшными темпами. Скоро мы уже думали на китайском. Кстати в школе не было среди учащихся ни одного китайца, одни только представители покоренного народа.

Своеволие выбивали из нас быстро. Было несколько ребят призывавших к восстанию и борьбе. Этих показательно расстреляли перед строем учащихся. Как сказали — в назидание и урок будущим чиновникам будущей великой Империи.

После школы большинство перешло в училище колониальной администрации. Да-да, именно так все и называлось. Определяли в училище на основе долгого собеседования с членом приемной комиссии. Не знаю, что потом случилось с теми, кто не попал в набор. Надеюсь, что они все еще живы, так как китайцы вообще очень скоры на расправу.

Раз в год был родительский день. И к нам приезжали родители. Мать год от года все больше сдавала, но не подавала виду. Кормили их нормально, но работа которую назначили, была изнурительной. Чтобы получить нормальную работу нужно было доказать знание китайского языка. Такое положение дел вызывало печаль.

— "Нужно закончить училище в числе лучших".

Цель не казалась такой уж невыполнимой. Спустя три года, мне предоставили слово, как одному из лучших представителей выпуска. В остальном жизнь была серой и не несла оттенков бурных изменений. Китайцы не были сторонниками веселого образа жизни, по крайней мере в этом заведении. А дальше моя учеба продолжилась в университете имени великого Конфуция. По специальности администрирование рабочего процесса. В числе характеристик особо отмечалось знание большинства диалектов государственного языка, совершенное владение основным официальным диалектом, и высокий уровень знания иностранного японского языка.

Администрированию учили всего два года. В основном обучали особенностям русской психологии и то, как правильно управлять настроением толпы. Из чего понял, управлять будем родными туземцами. Однако в конце учебы, перед самым выпуском имел разговор, оказавший далеко идущий эффект.

— У вас великолепные способности послушник Ли...

— Благодарю, господин, — церемониальный поклон вышел автоматически, даже не приходилось сильно думать. Сильно вбили в нас восточное послушание. Каждому из нас дали новое имя. Мое имя произошло от созвучия. Олег — Ли. Я не противился, возражать опасно, да и какая мне разница как меня зовут. С годами на человека нападает определенная апатия и равнодушие.

— Предлагаю вам продолжить обучение в академии Хань Си, по специальности китайская лингвистика. Нам нужны качественные переводчики. Признаться мне редко приходится встречать людей с вашим уровнем владения нашим языком. У вас очень четкое произношение, я бы сказал — вы имеете великолепный слух. Вы не увлекались раньше музыкой?

— Моя мать музыкант. Она арфистка.

— Примите мои поздравления, у вас отличная наследственность.

— Благодарю, господин.

— Так вы согласны? Вам придется выехать в Пекин. Полное обучение займет семь лет. Если покажете себя, сможете заняться научной деятельностью. Поступите в аспирантуру, возможно даже получите научную степень кандидата и доктора наук.

— Спасибо, но как же моя мать? Я хотел бы работать где-нибудь поблизости.

— Не считаю это проблемой. Вы можете взять свою мать с собой. Наша Империя ценит квалифицированные кадры. А у вас позвольте отметить, определенно присутствует талант к языкам.

— Я согласен, господин, — раздумывать я не привык, такой шанс мог выпасть лишь один раз. Тем более жить дальше здесь было опасно. Европа засылала многочисленных диверсантов. Взрывы самодельных устройств и различных смертников учащались день ото дня. Не думаю, что в этих условиях от меня что-то может зависеть. Я может быть музыкант или знаток японского языка, но я не герой.

— Вы не пожалеете. В следующий раз я назову вас господином Ли.

Надо сказать, что обрисовывая мои будущие перспективы, он не соврал ни слова. Наши кураторы были подлинными архитекторами судеб, как узнал я гораздо позже — это были сплошь дипломированные кадровые военные психологи.

Жизнь шла по накатанной колее, академию я закончил в числе лучших и был одним из пяти выпускников-представителей европейской расы. Последнее начинало вызывать определенный дискомфорт. Местные жители нас не любили. Но нас все же терпели, как странную диковинку. Обеспечивали нас по высшему разряду. Мать выглядела гораздо моложе своего возраста, вот что делают обильное питание и отсутствие бытовых проблем.

Кандидатская и докторская выстрелили как по плану, темы для защиты выбирал тривиальные, во многом это был плагиат. Но тратить время на оригинальную тему не было большого настроения. Все чаще вспоминал свою семью, отца, бабушку и деда. Неужели они погибли от рук этих...

Сохранять благодушие и показное рвение становилось все сложнее. Но я старался. У меня было ради кого жить. Моя мать была заложником принятых мной решений. Выхода не было. Так, я стал представителем, так называемой колониальной интеллигенции. Нас показывали на ток-шоу и телевидении, приглашали на международные симпозиумы.

— "Видите? У нас соблюдаются равные права. А вот доктор лингвистических наук, между прочим, не китаец. Так что — вот они... равные возможности для всех народов империи".

Информацию в сети отчаянно фильтровали, но однажды все же удалось краем глаза прочитать другое.

— Предатель с русской рожей. Убить суку...

Не скажу, что сильно радовался, прочитав это. Интересно, что я могу противопоставить в одиночку нации численностью в три миллиарда человек? Я тут практически один, в 15-миллионном городе, за тысячи километров от родной земли. Другие соотечественники здесь тоже есть. Но каждого из нас обложили толстыми кордонами помощников, заместителей и псевдо друзей.

— "Они не правы, как же они не правы..."

Но жизнь продолжалась. Читать сеть с прежней настойчивостью разонравилось. Не было тяги вновь откопать что-то о себе. Между тем, я становился все более важной мишенью. Список регалий рос вместе со званиями и титулами. Почетный профессор нескольких десятков известных мировых вузов. Проректор национального университета Пекина.

На вручении грамоты и звания почетного профессора Массачусетского технологического института случилась некрасивая ситуация. Группа молодежи из числа местных русских выкрикивала лозунги с призывом — умереть или застрелиться.

— Он лидер. Он символ. Таких как он миллионы. Предатели нации...

— Вершина айсберга. Знамя в руках врага...

Настроение было паршивым. И даже разговор с матерью по приезду, не сделал душевные ощущения лучше.

— "Что я могу сделать?"

Я даже научные работы уже сам не пишу. Все пишут многочисленные помощники, а выдают все потом за мои достижения. Так работает система. Что изменит демарш одного ученого? Ничего. Убьют. Закопают. И на этом все. Нас учеников школ и училищ миллионы. Они правы. Вытащат на передний край другого. И не будет никакой разницы. Ни для кого.