Финики

Посвящается таким

смелым и честным людям, как

Адам и Алекс.

Предисловие

Ешьте финики и будете здоровы. Это укрепляет смелость. Вот и все мои вам пожелания.

Часть I

Осень.

В детстве я прочел научную книгу о том, что лет через десять в космос запустят совершенно новый космический аппарат, который будет двигаться с помощью солнечных парусов. Когда мой возраст незаметно подкрался к восемнадцатилетней отметке, то научный прогресс изрыгнул из себя не космический парусник, а новые прокладки с обтекаемыми крылышками.

Так я впервые разочаровался в человечестве.

У меня никогда не было девушки, поэтому я не был высокого мнения о женщинах, но то, что случилось в начале одиннадцатого класса, поразило даже меня. Неожиданно, будто пройдя на каникулах обучающий курс по превращению в проститутку, примерно половина моих одноклассниц, которых я помнил еще по глянцевым фотографиям из начальной школы, по милым белым бантам и шоколадным подаркам в руках, вдруг стала похожа на шлюх. Разукрашенные животной косметикой рожи, заставляли думать, что план Даллеса не просто существует, но работает. Это приводило в восторг моих друзей, и они до потных притираний в туалете, могли обсуждать свои сексуальные подвиги.

— Какие у Нинки дойки!

На дискотеке, посвящённой началу учебного года, Нинка, белокурая девчушка с лёгким дыханием, упоролась джин-тоником до первобытнообщинной формации.

— Не, ну какие сиськи!

В тот вечер, вместо того, чтобы потрясти новым телефоном на дискотеке, я сидел дома и читал. Моему скромному телосложению больше нравилась умственная нагрузка, чем физическая. Когда дело касалось мероприятия, на которое я не хотел идти, я мог выдумать тысячу отговорок, но все мои умственные построения как всегда рушил наш заводила:

— Ну что ты! Ты посмотри, какие тёлочки вокруг ходят, а? Ну разве тебе не они не нравятся? Почему ты дома сидишь?

Расул был любимцем школы. За ним, точно за племенным быком, бегали почти все девчонки, то ли покупаясь на его белозубую улыбку и смазливое смуглое личико, то ли впечатлённые его чёрной машиной. Я любил читать и мечтать и мне, чтобы выжить, приходилось дружить с теми, кто был сильнее, хоть и намного глупее меня. В компании Расула я всегда чувствовал себя чужим. Была, правда, ещё неприкасаемая каста ботаников. Но единственное, что могло привести их в состояние возбуждения — это новая моделька "Lego-Bionical".

— А, Сеня?

Меня звали Арсением Духовым или просто Сеней, а с таким именем выжить в российской школе трудновато. Я отлично помню, как застенчивого парня из параллели обосcали в туалете только за то, что его фамилия по звучанию напоминала слово моча. Родители отдали меня в школу на год позже, поэтому в моем семнадцатилетнем теле, подкрадывающимся к совершеннолетию, раньше, чем у других, начала трепетать какая-то искра несогласия, словно в тлеющие угли моей обычной душонки нежно подул ветерок свободы.

Наверное, дело было в том, что я спускал излишек юношеской энергии, накопившийся от длительного воздержания, не на алкоголь, как это делали сверстники, а на книги. Тот факт, что я не пью, тогда мне казался весомым свидетельством протеста против мира. Но я хотел большего, а в глазах друзей не находил ничего, кроме телефонного мещанства и отрешённого безразличия. Когда они мечтали о машине, мне грезилась рыцарская сшибка или героическая смерть с зажатой в руках винтовкой. Как же мне хотелось стать значимым вместе с какой-нибудь прекрасной целью! Пока я неотрефлектированной животной любовью любил свою Родину, ставя знак равенства между страной и моим сердцем. Но для воплощения моих мыслей в жизнь не хватало самого важного — смелости.

Всё изменилось, когда в школу пришел Слава.

* * *

Это был скучный урок истории и учительница, которую я несколько раз сжёг и заколол на полях зеленой тетради, никак не добавляла привлекательности княгине Ольге.

— Записываем определение!

Расул, мой сосед по парте, писал сообщение очередной девушке. Он был также попу-лярен, как и чума тысяча триста сорок восьмого года в Европе. Ваньки и Серёжки молча завидовали ему и старались расположиться как можно ближе к Расулу, чтобы и им перепала хотя бы маленькая часть его поклонниц.

— Записали?

В коридоре кто-то заулюлюкал. Учебный год только вступал в свои права, и школьные шакалы всё еще разбужено рыскали по школе, пытаясь найти в ней новых и не опущенных изгоев. То, что я дружил с сильной компанией, спасало меня от охоты, и я платил за это небольшую цену: был доступной давалкой для списывания.

— Сеня, мне тут смс-ку надо отправить, запиши мне в тетрадь определение...

Урок безразлично убил четырнадцать минут жизни и уже приговаривал к бессмысленности восьмую секунду на циферблате, когда в кабинет отворилась дверь с потемневшей восьмеркой на белом горбу.

— Встать.

Класс напомнил марионеток, которых кукловод потянул к грязному потолку. В помещение вошли завуч и высокий широкоплечий подросток. От него веяло расслабленной покойной силой сулившей перемены в пищевой цепочке класса.

— Доброе утро, одиннадцатый "Г". Это ваш новый одноклассник...

— Слава Никитин, — скромно сказал парень и смешно поклонился нам своей бритой черепушкой, отчего поверг в смех некоторых девушек, — судьба занесла меня в ваши края.

— Да-да, спасибо, что так оригинально представился, — грустно сказал завуч, хотя я бы тоже был грустен, если бы был завучем, — Слава только сейчас переехал в наш район, поэтому приступает к занятиям с опозданием. Надеюсь, вы, гэшники, хорошо примите нового однокашника.

Судя по размаху плеч новенького, его бы приняли хорошо даже в компании культуристов. Коротко остриженные волосы и смеющиеся голубые глаза делали его лицо отроческим и добрым. Я заметил, как справа, будто собираясь отложить под себя баскетбольный мяч, напрягся Расул. Я шутливо толкнул его в бок и произнес обычную семнадцатилетнюю шутку:

— Да забей ты на этого клоуна, все девки и так твои.

Сосед, скрипя острыми молодыми клыками, будто пожевывая напильник, выпалил:

— Да ты ничё не понимаешь... это же скин!

И от злости прикусил себе верхнюю пухлую губу с тонкой прической-усиком. Слава же, одетый в высокие армейские ботинки с подкатанными джинсами, казалось, выражал само христианское милосердие. Про скинов на тот момент я не знал ровным счетом ничего, потому что у меня не было интернета. В те дни он был ещё сказочно прекрасен и сказочно дорог, и я, к счастью, думал о мире лучше, чем он есть на самом деле. Если бы кто мне сказал тогда, что мир состоит из кучи дымящегося дерьма, я бы ответил ему, что это исключительно его проблемы. Все мои познания о скинхедах заключались в том, что они били чёрных и что их, скинов, спонсировали спецслужбы Запада.

— Ну и что, что он скинхед?

Расул, во время, когда учителя распиналась у доски, а новенький недружелюбно и как-то по-ястребиному востро оглядывал класс, ответил мне:

— А я азербайджанец, понимаешь? А он — русский. Он таких, как я — ненавидит.

Так, впервые в моей жизни, каким-то гнойно-солнечным утром, когда город утопал в трупах березовых листьев, я задумался о национальности моего друга. Я как-то по-новому посмотрел на его цветастый пенал, выкрашенный в тон национального флага закавказского государства, на тетрадь, где гордой вязью было выведено: "Я — мусульманин!", а потом до меня, как до утопающего, дошло и другое. Как-то совсем по-дурацки я заметил то, что Расул и выглядит не так как я. Он смуглее и глаза у него, в отличие от моих синеньких, две сморщенные изюминки. Уголь черных волос Расула, не то, что мои русые патлы, пристыжено и сально льнёт к его черепу. Ей Богу, если бы Расул тогда не поставил такие разделительные акценты, я бы ни о чём не догадался.

— И что? — не понял я, — может он нормальный.

Я всегда думал о незнакомых людях лучше, чем они есть на самом деле. Но мои благожелательные надежды разрушил сам новенький, последовавший к своему месту. Я видел, как подобрался Расул, но скинхед, казалось, не замечал его. А затем, вдруг, так, что я тоже почти испугался, он, поравнявшись с нашим лидером, поддался к нему и, скопировав рожу Франкенштейна, буркнул:

— Бу-у! Бойся меня!

Расул в ужасе отпрянул назад, чуть не свалившись со стула, а заинтригованный класс заржал, как пьяные гог и магог. Учительница в ярости обернулась к хохочущему стаду, но вычленив из него лишь бледное, как воображение либерала, лицо азербайджанца, крикнула:

— Расул, ещё одно замечание и ты вылетишь из класса!

Севший прямо за мной Слава, тихо и раскатисто, как далёкий гром, захохотал. Наша компания, осторожно посматривая на застывшего Расула, не знала, что и делать.

Учебный год обещал быть интересным.

* * *

На большом перекуре Расул отсосал у дорогой сигареты. Горький дым хлопчатобу-мажным облаком выел мне глаза и дал по роже, но я вынужден был стерпеть этот ритуал. Единственный некурящий в полностью дымящей компании. В принципе, небольшая плата за безопасное существование, которое было неожиданно нарушено пришествием Славы.

— Не, я ему отомщу. Сука! — горячился парень, — он мне за всё ответит. Моего брата однажды скины избили, не жить этому говнюку.

— Да-да! — поддержали его, и я будто услышал свой голос со стороны, — это не по-пацански так поступать, — все были поражены наглым поступком новенького, — не как пацан он себя повел. За такое братва на районе разматывает по углам ваще.

Когда мы ввалились в класс, чьи стены переболели сифилисом, Слава Никитин по-прежнему сидел за последней партой правого ряда. Он с неземным наслаждением по-сасывал коричневый финик, выглядевший в данной ситуации так же несуразно, как и моё желание драться. Мне стало стыдно, как это всегда происходило, когда дело пахло жаренным, и я остался как-то в стороне, у зелено-малахитовой доски, на которой за наше отсутствие проявилось глубокомысленное меловое послание: "Долой Кавказ!". Разговор начал Расул, озабоченно поглядывая на высокий армейский ботинок скинхеда, зашнурованный белыми червяками.

— Ты значит скин?

Слава задумчиво откусил вязкую плоть финика, так, что обнажилась гладкая, как морской голыш косточка и флегматично ответил:

— Я не исключаю такой возможности.

Нападающие пришли в замешательство. Тут я решил поддержать своего друга и плеснул масла в огонь:

— Эй, Расул, смотри, что на доске написано.

Он медленно, точно стиральная машинка "Урал", проанализировал считанную с доски фразу.

— Ты значит против Кавказа?

— Тебе-то какое дело до Кавказа? Ты же азер.

— И чё?

— Как что?

— Чё?

Слава, довольно причмокивая от поглощения финика, резюмировал:

— Получается, ты даже не знаешь, где расположена твоя страна, но носишь её флаг? Азербайджан это закавказская, а не кавказская страна. Ха-ха!

Этот ответ озадачил Расула, но он продолжил:

— Это ничё не меняет. Отвечай как пацан, ты — скинхед?

Слава сощурил ясные синие глаза:

— Ты — пацан? Значит и те, кто с тобой — это тоже пацаны?

— Ты что, нам предъявить пытаешься? Это все пацаны и за ними, даже за Сенечку, любой нормальный пацан с района подпишется, а я с тебя спрашиваю.

Слава переспросил:

— А Сенечка это вон тот шкет у доски?

Когда его палец уперся в мою грудь, даже на расстоянии я почувствовал, как растерялся. Но Расул вовремя помог мне:

— Сеня тоже пацан. Ещё раз уйдешь от ответа, я тебя в пиздаболы запишу.

Слава пожал рослыми плечами, пережатыми триколорными подтяжками, и явно ожи-вился:

— Жаль, я думал, у вас хотя бы один человек есть нормальный. Ладно.... То есть ты прилюдно называешь своих друзей маленький половой член? Ведь каждому известно, что слово пацан произошло от еврейского "поц", что означает половой член. Понял? У меня не существует привычки говорить с детородными органами.

Я как привратник стоял у закрытой двери, и у меня по заведённой схеме было ответ-ственное партийное задание — никого не впускать и никого не выпускать. Стандартное клише, по которому отливается большинство школьных насильственных актов. Скоро должна была пролиться кровь, и я чем-то напоминал девственную плеву.

Расул был так озадачен, что сменил тему:

— Ты скинхед. Ты за Гитлера. Ты ненавидишь таких, как я.

— Вполне возможно, — повторил Слава, и с наслаждением доел финик, вернув на руку гладкую косточку палевого отлива, — я бы даже сказал, что твоя наблюдательность вас не подвела. Я действительно скинхед и я уважаю Гитлера.

— Тогда пойдём, поговорим за школу, — поменял тактику Расул, — будем драться.

Наверное, он ожидал, что новенький откажется от этого, как под потолком отказалась спариться с хилым самцом жирная муха. Так уже было однажды, но парень всё равно избил наглеца, посмевшего оспорить его авторитет, просто напав на него сзади. Он профессионально занимался борьбой, и схлестнуться с ним в драке было крайне опасно. Но Слава, бодро подскочив и, достав под ошалевшими взорами своры, старый нож с длинным мутным лезвием, задорно ответил:

— Пойдём. Чур — я на чурку, а?

Это было не по правилам, это было не по понятиям. Так никто не поступает. Мало того, что Слава, презрел словесную прелюдию, которая по всем канонам должна вестись гораздо дольше, гораздо агрессивнее, обязательно приправленная матным соусом, пацанскими понятиями и упоминаниями корешей из тюряги, так новенький ещё совершенно неожиданно добавил в разговор стали.

Ватага, взвизгнув, отпрянула, и даже я, стоявший от них вдалеке, по-крысиному вжался в облезшую и шелудивую дверь. Пространство стало липким от пота и, убегая от Славы, сместилось на пару шагов влево. Никто не был так бесшабашен, чтобы грозить кому-то ножом. Да и ножей у нас не было, и сам факт того, что одноклассник может носить холодное оружие и, более того, готов его применить, мне показался чуть ли не святотатством.

— Ты это... — промямлил Расул, — ты это чё?

Скинхед, казалось, его не услышал:

— Так, получается, драться со мной ты не будешь?

Задира сказал, как сплюнул:

— Да пошёл ты! У тебя нож, говнюк!

Слава широко раздвинул губы, и я впервые увидел его сияющую, как посеребренная луна, улыбку.

— Значит, я спокойно могу сделать так.

И он с силой запустил гладкую, слюнявую финиковую косточку в лоб опешившему Расулу. Та врезалась в него, как камень из пращи, на миг воспроизведя известную библейскую историю. На лбу обозначился красный след, и Расул, делая балетное па назад, еще не поверивший в случившееся, как-то жалобно вскрикнул:

— Тебе конец, мои кореша тебя порешат!

Скинхед пожал плечами:

— Не исключено.

И, казалось, безразлично опустился за парту, да посмотрел в окно. Там в золото и красный бархат перерождалась природа. Я невольно поразился его спокойствию, и также перевел взгляд за окно, где оголившиеся кленовые кости, почти доставали до окна. На миг мне показалось, что мы со Славой смотрим в одном направлении.