Белая башня примыкала к северной, самой крепкой, стене Старой крепости; это было мрачное сооружение из выбеленного известняка, практически лишенное окон. Разумеется, девушка изъявила желание на нее посмотреть.
Солдаты отдали честь офицеру и беспрекословно отворили скрипучую дверь.
Внутри было сыро; вода капала с потолка, гулким эхом отзываясь под низкими давящими сводами.
— Посмотрели? Давайте вернемся, это все-таки тюрьма.
— Ее здесь держат? — Она старалась запомнить каждую деталь: при попытке освободить кого-то не бывает мелочей.
— Кого? — не понял Сарид.
— Ту шпионку, которая так на меня похожа. Я хотела бы взглянуть на нее, если можно.
— В принципе, можно: ее еще не судили.
— Наверное, это глупо, но я никогда не видела шпионок, — улыбнулась Стелла. — Но если нельзя, я пойму...
— Ладно, одним глазком. Сюда. — Офицер помог девушке дойти до узкой винтовой лестницы и, обменявшись парой слов с еще одним часовым, поднялся вместе с ней на два пролета.
Они прошли мимо трех массивных дверей; у четвертой он остановился.
Тусклый свет факелов освещал коридор, выхватывая из темноты связки ключей и стул тюремщика; сам он куда-то отлучился, может, отошел по нужде.
— Айрис, Вы действительно хотите ее видеть?
— Да.
Дакирец молчал; Стелла видела, что его терзают смутные подозрения, но, видимо, не такие сильные, чтобы, не дождавшись тюремного смотрителя, не отпереть дверь.
На принцессу пахнуло сыростью.
Сарид прошел вперед и встал между той, что была в камере, и принцессой.
Выглянув из-за его плеча, Стелла увидела деревянный лежак, покрытый тонким тюфяком. На нем, спрятав лицо в ладонях, сидела девушка; две тугие рыжие косы змеились по плечам.
— Ну вот, собственно, это она.
При звуке его голоса узница вздрогнула и подняла голову; в глазах читались смятение и страх.
— Пойдемте. — Сарид прикрыл дверь.
— Вы говорили, она грандванка...
— Во всяком случае, так она говорит.
— Тогда я могу помочь Вам. Вы ведь ее уже допрашивали?
— Да, и не раз. — Он пока не понимал, к чему она клонит.
— И она молчит, все отрицает?
Дакирец кивнул.
— А можно мне поговорить с ней?
— Зачем? Айрис, пойдемте, мы и так здесь задержались. Я не должен был Вас сюда приводить.
— Разве к узникам не пускают посетителей? — удивилась девушка.
— К узникам Белой башни — нет.
— Ну, Сарид, всего на одну минутку! Может, она мне что-нибудь скажет, как женщина женщине.
— Ровно одну минуту, пока не вернулся тюремщик. Если что, я рядом.
Едва за ним закрылась дверь, принцесса проскользнула к узнице и сбивчивой скороговоркой зашептала:
— Я хочу помочь Вам! Вы не должны ничего говорить, только слушать меня и делать, как я скажу. Сейчас мы обе подойдем к двери, я кое-что сделаю, и мы запрем здесь Вашего мучителя.
Убедившись, что девушка ее поняла, Стелла достала из-под одежды меч.
Все было сделано быстро и тихо: дакирец был так удивлен поведением своей знакомой, что и не подумал сопротивляться. Девушка разоружила его и позаимствовала часть одежды, в которую тут же, в камере, облачилась узница.
— И перевязь надень, — приказала Стелла, не спуская глаз со связанного Сарида.
Заперев за собой дверь, принцесса шепнула:
— Встань на носки: так ты будешь казаться выше. И волосы спрячь, а шляпу надвинь на лицо. Главное, иди быстрым уверенным шагом чуть позади меня, так, чтобы моя тень падала на твое лицо.
Воспользовавшись плохим освещением, ротозейством солдат и сгустившимися сумерками, девушка вывела узницу из крепости. У нее бешено колотилось сердце, прыгало, уходило в пятки, но они беспрепятственно миновали все кордоны.
Девушкам повезло, что грандванка оказалась высокой, а часовые расслабились после вечерней порции эля; их гораздо больше интересовала игра в кости, чем две одинокие фигуры, покидающие крепость. Входили двое: офицер и девушка — и выходят двое, та же девушка и, вроде бы, офицер, а тот или не тот — разве упомнишь?
Глава IV
Миссифа, рыжая грандванка, спасенная Стеллой из застенков Белой башни, тихая, большеглазая, бежала из города вместе с принцессой. Собственно, другого выхода у нее не было: освобождение сообщниками из-под стражи отрицательно сказалось бы на сроке ее заключения.
Несмотря на то, что девушке было за двадцать, в ней было что-то детское, возможно, потому, что она настойчиво искала в ком-то опоры. Вот и теперь слепо доверилась Стелле, попросив проводить ее до Камора; Миссифе хотелось избежать еще одной неприятной встречи с военными или внутренними войсками.
Но простота и наивность оказались обманчивыми, уже на следующее утро превратившись в сухой расчет, когда грандванка исчезла, оставив принцессе кошелек и коротенькую записку:
Умоляю, помогите тетке! Ей необходимо переправить через границу младшую дочь, хотя бы в Родезу. Понимая, чего это будет Вам стоить и какие неудобства может причинить, оставляю Вам деньги.
Они живут в Каморе на улице Савины, в доме у петуха.
Миссифа
— Просто замечательно! — пробормотала девушка, скомкав записку. — Я ей, кто, нянька или наемница? Я спасла ее от виселицы — и что в итоге? Благодарность? Как бы ни так, она решила меня использовать! Спасать, ее, разумеется, стоило, но провожать было явно лишним. У меня самой забот по горло.
Нужно было оставить просьбу без внимания, несмотря на минутное негодование, Стелле почему-то захотелось помочь "неблагодарной грандванке". Может, она не такая уж неблагодарная, может, у нее были веские причины для того, чтобы внезапно исчезнуть, попросив позаботиться о двоюродной сестре. Те деньги, что она оставила — на самом деле, небольшая сумма, может статься, последнее, что у нее было.
Так или иначе, она не проигнорировала эту просьбу, не проехала мимо Камора, а на свой страх и риск въехала в город.
Девушка боялась столкнуться с солдатами внутренней армии или городской стражей, но в этом водовороте, похоже, никому не было ни до кого дела, даже до разыскиваемой по всей стране шпионки. В Каморе мог спрятаться кто угодно и от кого угодно.
Город одновременно напоминал муравейник и склад: улицы запружены людьми, как штатскими, так и военными, чинившими амуницию и заправлявшимися вином в ожидании погрузки на корабль или отправки части на север, через границу. Повсюду сложены ящики, мешки, бочки — будущий армейский провиант.
Глядя на город из-под низко опущенного капюшона, принцесса удивлялась, насколько разительно он отличается от прочих дакирских городов, в которых ей приходилось бывать. Везде была дотошная стража, ночные караулы, проверки документов — а здесь ничего, будто никому не приходило в голову , что кто-то посмеет появиться здесь, в самом сердце сборного пункта дакирской армии.
Осторожно лавируя в этом хаосе, девушка боязливо сторонилась скопления солдат и каждый раз при виде генров юркала в первый попавшийся проулок. Прятаться приходилось часто, но, к счастью, те, от кого она пряталась, не спешили искать ее по темным закоулкам.
— Во мне дремлет самоубийца, — мысленно ядовито пошутила Стелла и, еще раз сверившись с приметами, свернула в нужный квартал. Она сама не понимала, как решилась заехать в Камор и обратиться к кому-то с вопросом. Ей казалось, что подсказавший дорогу мужчина уже со всех ног спешит к генрам, чтобы сдать подозрительную незнакомку.
Девушка нервничала, постоянно бросала косые взгляды через плечо и мечтала скорее вырваться на волю, прочь из скопления домов. Там, посреди полей, проще, там меньше людей, а, значит, меньше шансов быть узнанной и, как следствие, пойманной.
Улица Савины, разбитая грузовыми повозками, узкая, петлявшая между портовых складов, заставила Стеллу пожалеть о том, что она взялась кому-то помогать. Вот где живет беднота, вот что скрывается за задворками дворцов и особняков.
Дом с фигуркой петуха под кровлей, деревянный, выкрашенной дешевой зеленой краской, двумя ненадежными этажами с мезонином нависал над мостовой.
Не решившись войти, девушка остановилась напротив и крикнула:
— Мне нужна тетка Миссифы.
В окне второго этажа появилась голова простоволосой женщины. Одарив Стеллу подозрительным взглядом, она дрожащим голосом поинтересовалась:
-Что Вам угодно?
Девушка объяснила, что приехала по просьбе Миссифы.
Женщина сразу засуетилась и через пару минут вывела девочку лет семи в теплом шерстяном платье с потертой шалью на плечах; в руках она сжимала скромный узелок.
— Вот, это моя дочь. — Женщина говорила на грандванский манер, отчего ее речь приобретала вид театрального представления. — Прошу Вас, я не знаю как, но отвезите ее в Родезу! Я надеялась на Миссифу, но раз она не смогла... Скоро могут начаться гонения, мы живем тут на птичьих правах, и я не хочу, чтобы моя девочка видела, что здесь будет твориться. В Родезе, по возможности, посадите ее на корабль до Фуэрто. Моя Ойвин тихая и послушная, она не доставит Вам хлопот. Если с кораблем ничего не выйдет, найдите кого-то из грандванцев или сиальдарцев, кого угодно, только не дакирцев, и оставьте ее у них. Скажите им, что мою дочь зовут Ойвин, Ойвин Адалло, и родом мы из Рошана.
Вот так на руках у Стеллы оказалась маленькая Ойвин Адалло — дочь некогда богатого рошанского купца, ныне прозябавшая в нищете. Это было умное не по годам создание с очаровательными кудряшками, задумчивое и молчаливое.
Помня о близости границы, принцесса старалась избегать крупных дорог, предпочитая передвигаться по скрытым от посторонних глаз проселкам. Ей повезло: маленькая спутница неплохо знала местность; на вопрос, почему, она ответила, что они сами пробирались в Камор подобным образом.
— Но почему вы оказались в Дакире, почему не бежали в Сиальдар? Там, конечно, тоже неспокойно, но на севере еще можно жить.
— Потому что мы не могли. Те, кто не успел сбежать до прихода новых властей, вынуждены бежать сюда. Нам повезло, мы смогли пробраться через границу, не попались генрам. У мамы оставались деньги, мы дали немного гендас, и они нас пропустили.
— Все равно не понимаю. Зачем вам в Камор?
— Здесь издавна живет много грандванцев, местная община нас приютила. Они нас прячут.
— Вы планировали переждать войну в Каморе?
— Нет. Мама хотела попытаться уплыть в трюме какого-то корабля, нам обещали помочь, но это опасно, если нас поймают...
Ойвин замолчала и плотно сжала губы.
— А вы не могли остаться жить в Рошане?
— Нет. Там страшно.
Замечательные реалии войны! Беженцы мечутся, пытаются выбраться из этого котла, готовы на все, даже прятаться на территории врага, лишь бы остаться в живых.
— Неужели так страшно, что лучше было уехать?
— Очень! На площадях стоят виселицы... Тимми пытался пробраться в дакирский лагерь, чтобы увести лошадь, и его повесили. Я не хочу, чтобы меня тоже повесили, Вы ведь не отдадите меня им?
— Нет, не отдам.
Страшное лицо войны: здесь тишина и покой, лавки, пирожные, вино — а там виселицы. Вот оно, двуличие мира!
Дорога плавно сбегала вниз; позади остались виноградники, обнесенные живой изгородью.
Стелла придержала Палеву, дожидаясь, пока кляча Ойвин, существо неизвестной породы и масти, взберется на гребень холма.
Ехали быстро, насколько позволяли физические кондиции средства передвижения девочки, останавливались редко, зато часто сворачивали с дороги и, опасаясь быть пойманными, объезжали задворками деревни и маленькие городки. Передвигались преимущественно в темное время суток, благо на юге темнело рано, а светало поздно, дни же приходилось коротать в какой-нибудь рощице, моля всех богов, чтобы какому-то деревенскому мальчишке или солдату не пришло в голову заглянуть туда.
Недавно взошло солнце, но, так как местность казалась пустынной, они решили проехать еще немного.
Принцесса скользила глазами по долине с яркими островками деревьев, распростершуюся позади них, у подножья холма; ее взгляд приковал странный предмет, блестевший на солнце. Он двигался. Присмотревшись, девушка поняла, что это вовсе не предмет, а всадник. Теперь он не шевелился, замер чуть в стороне от дороги.
Стелла жестом приказала Ойвин остановиться и съехала ниже по склону, чтобы очутиться под прикрытием зарослей шиповника.
Всадник, очевидно, заметив ее передвижения, рысью поехал к холму, но потом, резко осадив коня, повернул назад, галопом поскакав к виноградникам.
— Это генры, — вдруг сказала Ойвин. — У их лошадей черные перья, а на крупе — стальные пластины.
— Как ты это разглядела?
— Просто если бы перья были красными, Вы их заметили, а пластины блестели на солнце. Они скоро будут здесь.
— Ты их уже видела, Ойвин?
— Да, — девушка вздохнула. — Они приехали в Рошан поздней ночью месяца три назад и убили Эвроса, нашего соседа: он пытался помешать им. Они хуже гендас!
— Почему?
Страшно представить, что видела эта девочка! Тогда понятно, почему у нее такой взгляд. Если бы ей было семь, и на ее глазах убивали, грабили, насиловали, она бы тоже стала такой. Нет, наверное, не такой, она бы превратилась в испуганное замкнутое существо, зверька, навсегда забившегося в свою норку.
— Генды кормили нас, сочувствовали, позволили нам уехать, а генры убивали и держали в страхе. Если ты не откроешь дверь — они убьют. Попытаешься им перечить — убьют. Они страшные люди!
— Вот что, поезжай вон к тем деревьям и затаись, а я попытаюсь увести их отсюда. С тобой останется Шарар.
Пес возмущенно посмотрел на нее, но Стелла безапелляционным тоном подтвердила:
— Да, ты останешься с Ойвин и будешь ее охранять.
Генры появились на дороге уже после того, как девочка и собака затерялись среди зелени; их было трое, но от этого легче не стало. Генры как кровожадные вороны: они не отпустят жертву, — их учили ловить и убивать.
Они стремительно приближались, в свете холодного осеннего солнца все яснее вырисовывались угрожающие доспехи их лошадей.
Скрыться, затаиться? Но они видели ее, значит, будут искать и найдут Ойвин. Нет, это не выход. Тогда бежать, уводить их от холма. В идеале они должны были исчезнуть.
Принцесса достала меч и затаилась за шиповником. Дождавшись, когда рельеф ненадолго скрыл ее от врагов, она стремительно спустилась к подножью холма и галопом понеслась прочь от злополучного места.
Стелла помнила, что неподалеку дорога раздваивается, и решила свернуть на левую, хотя, по логике вещей, должна была воспользоваться правой.
Лошадь шумно дышала, напролом пробираясь через кустарник.
Принцессе нужно было одно: выиграть время, не столкнуться с генрами на перекрестке.
Вот оно, до нужного места рукой подать, но девушка не спешила выезжать на дорогу, предпочитая оставаться под прикрытием акаций. Она прислушалась: тихо. Принцесса осторожно выглянула, готовая в любой момент отразить удар. Но отражать было нечего, преследователи куда-то исчезли.
С облегчением вздохнув, Стелла свернула на нужную дорогу. Постепенно она начинала успокаиваться, сердце перестало биться, словно молот о наковальню, но дыхание опасности все еще дышало ей в спину.
